26 Миртула, год Возвышения Эльфийского Рода

Сегодня у Мари Агнех опять не было аппетита, поэтому она высыпала жареный хлеб, яйца и персики из тарелки в горшок и приступила к своему ежедневному ритуалу.

Сначала женщина провела ножом по предплечью. Лезвие, казавшееся довольно острым, смялось, словно восковое, так и не сумев прорезать кожу.

Затем она взяла ложку. Она тоже была сделана из металла и имела какие-никакие, а края. В руках умелого воина и такая вещь могла бы стать опасным оружием, но, когда Мари с силой надавила ею на протянутую руку, то не почувствовала даже боли, а столовый прибор согнулся вдвое.

Осталась только оловянная тарелка. Мари ударила ею по руке, но с тем же успехом она могла бы бить себя листом пергамента.

Все, как всегда. Стоит ей взять в руки какую-нибудь вещь с намерением использовать её как оружие, как из-за заклятий Трула она тут же приходит в негодность. Даже постельное белье и то немногое, что ей позволялось носить — наряды, которые скорее подошли бы какой-нибудь шлюхе, — распадались на нитки, стоило ей затянуть их вокруг шеи. Сами стены становились мягкими, как ватное одеяло, если она пыталась биться об них головой.

Мари задумалась о том, сколько ещё времени она будет искать хоть какую-то лазейку, прежде чем смирится с тем, что её похититель предусмотрел все. Прежде чем потеряет надежду.

Что тогда с нею произойдет? Лишится ли она остатков гордости? Сойдет с ума? Эта перспектива казалась женщине одновременно ужасной и соблазнительной. Возможно, тогда ей будет проще переносить все эти мучения, а Азнар Трул, устав от её общества, забудет о её существовании или убьет её.

Она все ещё боролась с недостойным желанием уступить и покончить со всем одним махом, когда заметила туман, струящийся через дверную щель.

«Неужели какой-нибудь злобный бог наконец ответил на мои молитвы, — подумала Мари, — и Трул приказал пустить в комнату ядовитый дым, чтобы наконец покончить со мной?» Она сразу же отказалась от этой идеи. Уж он-то не преминул бы лично пронаблюдать за её смертью, к тому же непохоже, что зулкир уже устал от своей игрушки. Нет, точно нет. Происходило что-то другое, что-то странное.

Дым сгустился, превратившись в высокое четырехрукое создание с пурпурно-черной кожей и волчьей головой, украшенной клеймом над бровью. Отступив назад, Мари схватила стул, приготовившись отбиваться им в случае опасности. Толку от этого все равно не будет, но демон, если это был он, возможно, этого не знал.

В любом случае, было бы глупо предположить, что подобное чудовище испугается полуобнаженной женщины со стулом, но это было все, что она могла сделать.

Он то ли улыбнулся, то ли оскалился. Мари не могла сказать точно — форма его челюстей слишком отличалась от человеческой.

— Приветствую, тарчион, — прорычал он. — Меня зовут Тсагот, и я тебя долго искал.

— Это ведь не Трул тебя прислал, верно? — спросила она, пытаясь, чтобы голос её не дрожал. — Он бы не отказал себе в удовольствии лично понаблюдать за моими мучениями. На твоем месте я бы дважды подумала, прежде чем переходить ему дорогу.

Тсагот фыркнул.

— Ты права. Зулкир понятия не имеет, что я здесь, так что зови на помощь, сколько влезет. Посмотрим, придет ли кто-нибудь. Давай сразу решим этот вопрос.

Оно — или, точнее, он, потому что это создание точно было мужчиной, — был прав. Она могла бы позвать на помощь, но не станет этого делать.

— Нет. Что бы ни произошло, я не стану умолять этих ублюдков о помощи.

Отвратительная ухмылка Тсагота стала шире.

— Мне это нравится.

Непохоже, что он собирается ей угрожать. Он вел себя… необычно. Хотя Мари все ещё оставалась настороже, она была здорово заинтригована.

— Нравится что?

— Твой дух. Зная, что тебе пришлось вынести, я ожидал найти тебя сломленной и раздавленной, но это не так. Это заметно упрощает нашу задачу.

— Какую задачу?

— Убить Трула, конечно. Осуществить твою месть.

Мари покачала головой.

— Непохоже, что ты нуждаешься в какой-либо помощи, если дело касается убийства.

— Вы льстите мне, тарчион. Да, большинству со мной не совладать, но Трул — один из самых могущественных волшебников вашего мира. Я не смогу справиться с ним в одиночку, да и никто не сможет. Трул всегда настороже, он превосходно защищен своей зачарованной одеждой, амулетами и прочим. Но, когда он их снимает, когда теряет бдительность в порыве страсти… Не думаешь, что тогда он становится уязвимей?

— То есть ты собираешься спрятаться тут и напасть на него, пока он… занят мной?

— Нет, так не пойдет. Неизвестно, когда он решит навестить тебя снова, а предполагается, что я тут раб — моё отсутствие могут заметить. В любом случае, Трул наверняка почувствует присутствие обитателя Абисса. Ты, и никто другой, должна сделать это. Я довольно мало знаю о людях, но, думаю, ты бы и сама предпочла прикончить его собственными руками.

— С радостью, — произнесла Мари, — но это невозможно. Трул знал, что делал, когда зачаровывал мою темницу. Мало того, что я ни один предмет тут не могу использовать, чтобы повредить кому-нибудь — себе в том числе — так ещё и вынуждена подчиняться всем его приказам. — Любым, как бы унизительны они ни были. Её до сих пор тошнило от воспоминаний о смехе наблюдавших за ней подхалимов Трула.

— Тебе не нужно оружие. Ты сама — оружие, — сказал Тсагот. — Перестань быть марионеткой в его руках, порви те нити, за которые он тебя дергает. Они не смогут удержать того, кто уже не будет являться человеком.

— Ты хочешь… изменить меня?

— Да. — Его клеймо тут же пронзило острой болью, и он почесал его верхней левой рукой. — Я кровавый изверг. Я выше смертных. Как вампиры охотятся на людей, так мой народ охотится на демонов. Мы и других можем наделить частью своей силы, если сочтем нужным.

— Обычно это существа с вашего родного плана, не так ли?

— Да, — произнес Тсагот. — Не знаю, сработает ли это в твоем случае. Вы, смертные, такие хрупкие. Выдержит ли твое тело ту силу, которую я тебе дам? Могу лишь сказать, что тот, кто меня сюда послал, поможет нам своими заклинаниями.

— О ком ты говоришь?

— Мне запрещено рассказывать. Тот, кто хочет помочь тебе отомстить. Разве что-нибудь ещё имеет значение?

Мари нахмурилась.

— Возможно. Ты собираешься заставить меня поставить на кон свою жизнь. Я воин и рисковала ею несчетное множество раз, но останусь ли я после твоего превращения той же, кем и была? Сохраню ли свою душу?

Кровавый изверг опешил. Необычное зрелище, учитывая его четыре руки.

— Понятия не имею. Я охотник, а не ученый. Но спроси себя, много ли пользы принесла тебе эта штука, которую вы, смертные, цените так высоко? Облегчила ли она твои страдания? Если нет, что она значит по сравнению с возможностью отомстить?

Возможно, он был прав. Женщина поняла, что, с её согласия или без, Тсагот все равно собирается изменить её. Он был таким же рабом, как и она. Но он все же дал ей возможность пойти на это добровольно, потому что… она не была уверена, почему. Возможно, они с Тсаготом и родственные души, но глупо было предположить, что кровавый изверг из-за этого почувствовал к ней симпатию. Возможно, его впечатлила твердость её духа.

Хорошо, если так. Даже слуга, приносивший еду, и тот презирал её; она уже забыла, когда кто-либо относился к ней иначе. Она не позволит Тсаготу разочароваться в себе, смалодушничав и вынудив его применить силу. Она станет его сообщницей, а не пешкой. Возможно, именно эта мысль её окончательно убедила.

— Да, — произнесли Мари. — Верни мне силу.

Тсагот ухмыльнулся.

— У тебя никогда не было силы, смертная, но теперь будет. — Вонзив коготь в левую нижнюю руку, он протянул её ей. — Пей.

Его кровь обжигала не хуже огня, но она заставила себя проглотить все.

#i_001.png

Барерис так и не понял, был он у гноллов пленником или гостем, и поначалу из-за проклятия слабости Со-Кехура юноша чувствовал себя так плохо, что ему было все равно. Обычно эффекты подобных заклинаний проходят довольно быстро, но, возможно, недавно перенесенная болезнь сделала барда особенно восприимчивым — или дело было в его тайной магии, непредсказуемой, словно сам хаос. В любом случае, силы начали возвращаться к нему только на следующий день.

Поэтому, когда рабы, подгоняемые кнутами и окриками охранников, продолжили свой путь, ему ничего не оставалось, кроме как лежать и смотреть. Лежать и смотреть, как хозяева Таммит уводят её прочь в сгущающиеся сумерки. Помешать им юноша никак не мог.

Когда процессия исчезла из виду, гнолл, затащивший его в один из оврагов, чтобы скрыть от глаз Красных Волшебников и их слуг, поднялся, взвалил его на плечо и направился на север. Это создание с гиеньей головой, жесткой гривой и пятнистым мехом было на голову выше даже долговязых мулан. Широко шагая, гнолл оставлял позади мили и мили, не выказывая никаких признаков усталости — похоже, запасы его силы и выносливости были воистину неисчерпаемы. Наконец они вышли к примитивному походному лагерю, устроенному им и его собратьями, — трем навесам и неглубокой яме для костра.

Очевидно, остальные обитатели этой небольшой стоянки сейчас были на охоте. Ночью они вернулись — поодиночке или парами; кто нес с собой тушку кролика, кто — какие-то съедобные коренья. Сложив все припасы в неглубокую сковороду, они приготовили еду на костре. Спаситель Барериса — или его пленитель? — настоял на том, чтобы юноше тоже досталась доля ужина. Он был самым большим и сильным из отряда, поэтому никто из гноллов не осмелился выступить против его решения, хотя они и начали недовольно рычать и скалить клыки.

С восходом солнца один гнолл остался стоять на страже, а остальные завалились спать. Когда силы начали к нему возвращаться, Барерис прикинул, сможет ли он застать часового врасплох — убить его или оглушить — и бежать, пока остальные все ещё дрыхнут без задних ног.

Возможно, стоило попробовать. У гноллов была не лучшая репутация. Кто знает, вдруг они вскоре захотят пожарить на своей сковородке немного свежего бардовского мяса?

Но до сих пор юноша видел от них больше добра, чем зла, и ему не хотелось нападать первым. Вдобавок из-за не желавшей проходить слабости и расстройства от провалившейся попытки освободить Таммит на него навалилась сильная апатия. Поэтому бард просто лежал и отдыхал до самого заката, когда гноллы наконец-то начали просыпаться.

Спаситель барда подошел и пристально уставился на него.

— Ты лучше? — спросил он. Как и натура этого существа, его голос был одновременно похож и на человеческую речь, и на гиенье рычание. Не обладай Барерис тренированным слухом барда, он бы вряд ли вообще его понял.

— Да, мне уже лучше, — согласился он, поднимаясь на ноги. — Проклятие наконец ослабевает. Меня зовут Барерис Анскулд.

Гнолл ударил себя в грудь.

— Веск Бэкбитер, я.

— Спасибо за то, что спрятал меня от врагов.

— Прятать легко. Всегда сновать между людей и вонючих кровавых орков. Они не видеть, — Веск рассмеялся, и, хотя его смех звучал более резко и грубо, чем человеческий, Барерис уловил горечь в его голосе. — Если видеть, то убивать. Мало гноллов, чтобы сражаться с ними. Мало и певца. Ты чокнутый, раз решить напасть на них.

Барерис вздохнул.

— Возможно.

— Но ты храбр. Драться хорошо. Как гнолл.

— Это высокая честь. Я видел, как вы сражаетесь. — Юноша решил не упоминать о том, что на протяжении своих странствий всегда бился на противоположной стороне. — Почему ты решил меня спасти?

— Ты отрезать пальцы Красного Волшебника, я помочь тебе.

— Он тебе чем-то досадил?

Веск фыркнул.

— Не только он. Все Красные Волшебники. Клан гноллов драться в легионе. Отец Веска. Отец отца. Всегда. Пока Красные Волшебники не сказать, не нужно больше войны. Торговля. Затем они взять кровавых орков и сказать, что кровавые орки лучше, чем гноллы.

Барерис решил, что понял его.

— Чтобы сэкономить деньги, кто-то решил уменьшить размеры армий, и ты со своими собратьями оказались не у дел.

— Да. Охотники сейчас. Воры по возможности. Нечестно!

— Я слышал, что легионам Гауроса и Суртэя нужны рекруты. На севере Тэй опять развязал войну с Рашемен.

— Рекруты? — прорычал Веск. — Приползать обратно и снова получать приказы от кровавых орков? Нет!

— Понимаю. Дело чести. — Барду на ум пришла сумасшедшая идея. — Если вы не хотите служить тарчиону, может, послужите мне?

Веск вздернул подбородок.

— Тебе?

— Почему нет? Я могу заплатить. — Мог бы, если бы гноллы не отняли у него пояс с большей частью сокровищ. Но юноша решил побеспокоиться о деталях позднее.

— Убивать Красных Волшебников? Хотим, но нет. Сказать, мало гноллов.

— Верно, мы не можем в открытую выступить против них, но, если действовать не силой, а хитростью, мы сможем спутать их планы. Кроме этого, может, нам и выпадет возможность прикончить пару-тройку кровавых орков.

Веск крякнул.

— Все должны слышать, но не все говорить, как ты говорить. Я… — он заколебался, подыскивая нужное слово.

— Перевод? Не нужно, — Чтобы понять их рычащую, отрывистую речь, Барерис мягко запел. Пока это заклинание будет действовать, гноллы смогут понимать его так же ясно, как если бы он говорил на их родном языке. — Давайте работать вместе.

Этот неожиданный призыв заставил их обратить на него внимание. Юноша отметил, что, когда гноллы собрались вокруг кострища, исходящий от них запах немытой псины стал гораздо сильнее. За исключением Веска, в их взглядах не было ни капли дружелюбия. Некоторые казались просто заинтересованными, но другие глазели на него с открытым презрением и враждебностью.

Но с помощью своей силы бард все же рассчитывал добиться их расположения. Пропитав голос магией, юноша представился и рассказал им свою историю. Интересно, сможет ли их тронуть рассказ о двух влюбленных? Никто и никогда не видел свидетельств, что гноллы вообще были способны любить. С другой стороны, раз они жили кланами, то, возможно, тоже чувствовали что-то вроде привязанности друг к другу.

Но ни на кого его рассказ не произвел большего впечатления, чем на него самого. Слова каким-то образом сделали все произошедшее более острым и до боли реальным. Дойдя до момента, когда он увидел и прикоснулся к Таммит только для того, чтобы тут же снова потерять её, юноша был вынужден приложить все усилия, чтобы не разрыдаться; он не мог позволить, чтобы гноллы заметили его слабость.

С горьким гневом бард закончил свою речь:

— Теперь вы видите, как все обернулось. Это казалось так просто — получить то, к чему я стремился всей своей душой. Я хотел щедро наградить любого, кто мне поможет, но в ответ получил лишь презрение, предательство и острую сталь в спину. Хватит с меня попыток решить дело миром. Теперь я собираюсь выручить Таммит силой, и хочу, чтобы вы, парни, мне помогли.

Гноллы глазели на него несколько секунд, а затем один из них, длинноухий и рыжий, рассмеялся сумасшедшим, кудахтающим смехом.

— Прости, человек. Это невозможно.

— Почему? — требовательно спросил Барерис.

— Потому что всех рабов отправляют в Дельхумид.

Сначала Барерис был озадачен словами гнолла. Они ведь уже были в Дельхумиде, не так ли? Затем он понял, что тот говорит не о тарче, а об одноименном заброшенном городе.

Двадцать три столетия назад Дельхумид был оплотом силы и одним из величайших городов государства Мулхоранд, колонией которого являлся Тэй. Восстав, Красные Волшебники уничтожили это место, пустив в ход свою самую темную и извращенную магию. Сейчас по разрушенному городу свободно разгуливали демоны, а человек мог сойти с ума или подхватить неизлечимую болезнь, всего лишь свернув на не ту улицу. Как считалось, земли эти ещё долго будут осквернены, и никто, кроме самых отмороженных искателей приключений, не отваживался соваться в Дельхумид. Возвращались оттуда и вовсе считанные единицы.

Слова гнолла прозвучали так неожиданно, что Барерис не удержался от идиотского вопроса.

— Ты уверен? — юноша не стал дожидаться ответа. — Почему?

— Понятия не имею, — ответил гнолл. — У нас хватает мозгов не соваться туда.

— Даже если бы мы могли, — добавил Веск. Барерис удивился, какой ровной и гладкой показалась ему его речь. Впрочем, ничего странного, что гноллу куда проще выражать свои мысли на родном языке, чем на мулхоранди, которым он владел довольно плохо. — Днем это место охраняют солдаты, а ночью… ночью твари выходят на охоту. Понятия не имею, кто это — демоны, всегда там хозяйничавшие, зверушки Красных Волшебников или и то, и другое. В любом случае — неважно. Они там, и они опасны.

— Понимаю, — сказал Барерис. — Но ведь вы умеете прятаться. Вы сами мне так сказали — и показали, когда ты спас меня от Красных Волшебников. Держу пари, что в своем легионе вас обычно использовали как шпионов и застрельщиков.

— Иногда, — произнес Веск.

— Ну, я и сам довольно неплох в этом деле. Если удача будет на нашей стороне, мы проникнем в Дельхумид и уберемся оттуда, не нарвавшись ни на одну драку.

— Чтобы украсть твою девку, — сказал тот гнолл, кто высмеял его ранее.

— Да. Пусть я никогда не бывал в Дельхумиде, вы наверняка неплохо изучили его снаружи. Вы сможете найти самый безопасный путь. Вместе мы спасем Таммит, и за это я награжу вас так щедро, что вы до конца дней своих сможете жить в Элтаббаре или Безантуре, не зная никакой нужды. Просто верните мне мой мешок и пояс.

Гноллы обменялись взглядами, а затем один из них принес требуемые им вещи из тени под одним из навесов. Как бард и ожидал, меча в ножнах уже не было, а, заглянув в сумку из свиной кожи, он обнаружил, что монеты тоже исчезли.

Но тайный карман в кошельке они все же не сумели отыскать. Юноша поднес мешочек ко рту, открыл его и выдохнул. Его дыхание активировало маленькое заклинание, и потайной шов стал видимым. Барерис вытащил несколько листов пергамента, развернул их и поднял так, чтобы гноллы смогли их хорошенько рассмотреть.

— Это кредитные бумаги торговых домов Турмиша и Имплитура. Немного истрепались, но все ещё в силе.

Веск фыркнул.

— Певец, никто из нас не умеет читать. Откуда нам знать, как эти бумаги вообще выглядят? Может, ты догадался об этом и решил нас надуть?

— Нет, но, если вы предпочитаете, я могу наградить вас по-другому, — юноша уже обнаружил, что потайные кармашки на поясе также остались нетронутыми.

Он вытащил оттуда несколько рубинов, сапфиров и гладких, сужающихся на конце королевских слез. Этого было слишком много, чтобы купить услуги полудюжины гнолов, но внезапно бард почувствовал жгучую ненависть к своим драгоценностям. Ради того, чтобы заполучить их, он покинул Безантур, а из-за этого Таммит оказалась в рабстве. И какую же пользу богатство в итоге принесло ему? Юноша едва сдержался, чтобы не отшвырнуть камни.

Вместо этого он разложил их на земле, словно готовящийся к выступлению жонглер.

— Вот. Все это ваше, если решите мне помочь.

Гнолл с большими ушами рассмеялся.

— Мы и так заберем их, а затем распотрошим мешок и пояс и найдем остальные твои сбережения. Интересно, как ты собираешься нам помешать? Да, Веску понравилось, что ты отрезал пальцы Красного Волшебника, и он притащил тебя сюда, чтобы выяснить, кто ты такой. Но мы не твои друзья, мы не друзья людей. Мы грабим и едим безволосых коротышек вроде тебя.

Барду стало интересно, возразит ли Веск своему собрату. Он промолчал. Впрочем, это неудивительно, ведь именно Барерису предстоит возглавлять отряд в этом рискованном предприятии. Хорош же он был бы, если простой член клана мог безнаказанно его оскорблять!

А, может, тот порыв, что заставил Веска спасти его, был всего лишь случайной прихотью, и теперь темные и дикие стороны гнолльей натуры взяли над ним верх. Какая разница? Барерис прекрасно понимал, что, продемонстрировав драгоценности, поставит их перед выбором. Сумеет он склонить их на свою сторону или нет — теперь все зависит только от него.

— Взять камни и ничего не дать в ответ? — ухмыльнулся он. — Именно это и пытались сделать Красные Волшебники и кровавые орки. Странно, ведь вы утверждаете, что лучше их.

Длинноухий гнолл оскалился.

— Мы лучше. Они не смогли убить тебя и забрать сокровище, а мы сможем.

— Нет, — произнес Барерис. — Не сможете. Пусть вас больше и я безоружен — это не имеет значения. — Конечно, имеет, но он постарался, чтобы его голос звучал как можно более уверенно. — Я бард, заклинатель, и мои силы позволят нам обмануть Красных Волшебников. Смотрите.

Спев несколько слов силы, он поднял одну из королевских слез. В кристалле вспыхнули и погасли маленькие огоньки, и в воздухе разлился сладкий аромат, похожий на запах ладана. Некоторые гноллы вздрогнули и потянулись за оружием, а остальные рванулись к барду, намереваясь скрутить его голыми руками.

Слишком поздно. Драгоценный камень ослепительно вспыхнул. Этот свет никак не мог повредить гноллам, но юноша и не хотел серьезной драки. Гиеноголовый народ был ночным по своей природе — вспышка ослепила гноллов, заставив на мгновение замешкаться, и Барерис легко увернулся от их атаки. Возможно, этот трюк произведет на них большее впечатление, чем он того заслуживал.

Пока они приходили в себя, бард подпрыгнул и со всей силы врезал кулаком в челюсть длинноухого гнолла. Тот отшатнулся назад, его зубы клацнули.

— Это, — быстро отчеканил Барерис, — тебе за наглость. Будешь мне ещё угрожать, я тебя на куски порву.

Взмахнув светящимся камнем, словно это был талисман невиданной мощи, бард продолжил свою речь, вновь наполнив её магией. Вместо того, чтобы надавить на гноллов, он опять попытался завоевать их доверие.

— Так и будет, — сказал он. — Убейте меня и заберите драгоценности — неважно. Хотите оставаться бесполезными отбросами армии в глазах всех, включая себя — пожалуйста. Я же предлагаю вам возможность отомстить тем, кто вас опозорил, возможность восстановить свою честь. Присоединитесь ко мне, и вы больше не будете презренными падальщиками. Вы опять будете солдатами, наемниками. Но, может быть, то, что говорят про вас люди, правда, — продолжал он. — Что для гноллов честь не стоит на первом месте, что само это слово значит для вас не больше, чем для помойных крыс. Подтвердите это или опровергните.

Сузив зрачки от яркого света, Веск кинул на него негодующий взгляд и прорычал:

— Убери свет, и мы поговорим ещё раз.

Мышцы Барериса обмякли от облегчения. Едва ли он мог полностью доверять гноллам, но бард понял: они последуют за ним — по крайней мере, сейчас.

#i_001.png