4 элеинта—16 марпенота, год Голубого Пламени

Самас Кул подцепил ножом кусок колбасы из оленины, поднес его к носу и принюхался к исходящему от него острому аромату. Его желудок свело, и он осознал, что вообще не чувствует голода, несмотря на то, что уже наступил полдень, а после второго завтрака у него и крошки во рту не было. Это было необычно, и он удивился, как удивился бы, если бы опустил взгляд на свои руки и обнаружил, что они стали зелеными.

Похоже, именно сокрушительное поражение прошлой ночи послужило причиной его потери аппетита. А больше всего — тот ужасный миг, когда он отважился выйти из строя, чтобы расправиться с состоявшей из тумана тварью.

Ему не слишком–то хотелось это делать, но он понял, что подобная задача могла оказаться по плечу лишь зулкиру. Ни действия менее высокопоставленных красных волшебников, ни Пылающих Жаровен, которые поливали тварь потоками пламени, не возымели ни малейшего эффекта.

Поэтому он воззвал к своей силе и попытался превратить её в огромную глыбу камня. Но она не поддалась. Более того, в ответ она потянулась к нему и обволокла его темной бурлящей массой. В этот ужасающий миг Самас почувствовал, что и тело, и разум его вот–вот растворятся в небытии. Он с трудом смог активировать магию татуировки, чтобы перенестись в Центральную Цитадель.

Сразу же после этого там появилась Лаллара, постаревшая и выглядевшая скорее потрясенной, нежели сварливой, и другие Красные Волшебники, способные перемещаться через пространство. Если все они тоже покинули поле боя, значит, битва и впрямь была проиграна. Не то, чтобы Самас и раньше сильно в этом сомневался.

Хмурый Неврон вошел в покои Совета и занял свое место за столом. Он последним прибыл на это совещание, в котором, как они единогласно решили, не будет принимать участия никто, кроме самих зулкиров. Но и они присутствовали не в полном составе. Место Дмитры Фласс, как и место Ярпилл, осталось пустым. Никто не знал, что с ней произошло, но она не вернулась в Безантур вместе с остальными своими подчиненными.

— К делу, — прорычал Неврон. — Сегодня утром я вызвал к себе верховного священника Бэйна, думая, что он предоставит мне какие–нибудь объяснения по поводу вчерашних событий. Этот сукин сын выражает свои сожаления. Утверждает, что заболел.

На тонких губах Лазорила промелькнула тень мрачной усмешки.

— Звучит правдоподобно. Учитывая, что живет он в огромном храме, где ж ему отыскать целителя?

— Что это может означать? — спросил Самас.

— Либо он боится моего гнева, — произнес Неврон, — либо считает, что может без каких–либо последствий игнорировать мои приказы.

— Когда его, вопящего, притащат к тебе твои дьяволы, — сказала Лаллара, — сам у него спросишь.

— Надеюсь, этот день настанет, — ответил ей Неврон. — Но на данный момент у нас есть более насущные проблемы. Что за новое чудовище натравил на нас Сзасс Тэм?

Зола Сетракт прочистила горло. Её черно–белые украшения звякнули.

— Вместе со своими помощниками я изучала гримуары и записи, добытые наездниками на грифонах в убежище существа, известного нам под именем Ксингакс, — произнесла она. — В одном месте там встречается описание подобного монстра, хотя, кажется, сам Ксингакс не имел намерений его создавать. Он думал, что задача эта сама по себе будет непростой, а контролировать эту тварь окажется ещё сложнее.

— Однако, — произнесла Лаллара, — несмотря на нынешнее плачевное состояние магии, Сзасс Тэм, очевидно, осмелился предпринять такую попытку.

— Да. Ксингакс называл этого монстра «частица сновидения».

Самас фыркнул.

— Частица — не самое подходящее слово для описания чего–то настолько большого и опасного.

— И правда, — согласилась Зола. — Тем не менее, это так. Эта сущность похожа на кричащего во тьме, который представляет собой нескольких слившихся воедино духов. Частица сновидения — это сотни ночных кошмаров, соединенных вместе и пропитанных магией смерти. Это чудовище поглощает любых обладающих разумом существ и в результате увеличивается в размерах.

— У меня сложилось верное впечатление относительно его полной невосприимчивости к магии? — спросил Лазорил.

— Не совсем, — ответила Зола. — Хоть мы и способны его увидеть, оно не является физическим объектом во всех смыслах этого слова. Даже самый обыкновенный призрак бесплотен и поэтому частично неуязвим, а это существо вдобавок обладает и иной защитой. И, учитывая состояние магии… — она пожала костлявыми плечами, и её ожерелья с браслетами звякнули друг о друга.

— Повезло нам, — произнес Самас, — что вчера оно исчезло. Может, в следующий раз у Сзасса Тэма не получится создать подобную тварь или же она выйдет из–под его контроля. Может, она его даже сожрет.

Зола вздохнула.

— Мне жаль, но частица сновидений никуда не делась. Это существо способно свободно перемещаться между физическим планом и неким подпространством, чем–то вроде измерения снов, как я понимаю. Когда Сзасс Тэм решил, что более не нуждается в его помощи, то попросту отослал его туда.

— Чтобы он не вышел из–под контроля и не натворил бед, — произнес Неврон. — Подобным образом заклинатели запечатывают элементалей в кольцах и бутылках. Я понимаю, о чем речь. Итак, из твоих слов следует, что лич в любой момент способен снова призвать эту тварь, а с каждым следующим убийством она будет становиться все больше и сильнее.

— Боюсь, что так и есть.

— Нам сопутствует просто невероятная удача, — произнесла Лаллара. — У нас нет ни зулкира Прорицания, ни зулкира Иллюзии, а ведь это единственные школы магии, которые занимаются сновидениями. Ярпилл перешла на сторону лича, а Дмитра пропала. Подозреваю, что и она последовала примеру главы прорицателей. Не забывайте, в свое время она была первой приближенной лича, и ей же принадлежала идея принять бой у подножья скал.

— И её поддержал бог, — заметил Лазорил.

— Уверен? — спросила его Лаллара. — Дмитра является зулкиром Иллюзии. Возможно, она обманом заставила нас поверить в то, что с нами говорит Черная Рука.

— Надеюсь, это не так, — ответил Лазорил. — Ведь тогда окажется, что против нас выступает не один зулкир, а трое. Но давайте вернемся к новому слуге лича. Среди нас больше нет специализирующихся на сновидениях магов, но есть та, кто разбирается в нежити.

Зола поджала губы.

— Если вы, Ваше Всемогущество, хотите знать, известно ли мне, как остановить это существо, вынуждена ответить вам — нет.

Лаллара фыркнула.

— Зола Сетракт опять села в лужу. Просто поразительно.

— Есть шанс, — произнес Лазорил, — что, раз уж эта тварь является некой разновидностью нежити, наши священники смогут уничтожить или, по крайней мере, ослабить её.

— Не стоит на это рассчитывать, — вмешался Неврон. — Я видел, как Ифегор Нат с кругом своих подчиненных попытались сделать это, но потерпели неудачу. Хоть я на дух не выношу этого высокомерного сукина сына, у нас нет и не было жреца сильнее него.

— Мы в ордене Ограждения, — сказала Лаллара, — можем попытаться создать охранное заклинание, способное удержать чудовище. Хотя то, что эта тварь может перемещаться между измерениями, намного усложняет задачу.

— Возможно, — произнес Лазорил, — сейчас настало время задуматься, а стоит ли игра свеч.

Неврон смерил его сердитым взглядом.

— Ты предлагаешь именно то, о чем я подумал?

— Поверь, без особого желания, — произнес зулкир Зачарования. — Но кому–то все равно придется это сказать. Мы потеряли большую часть своих легионов.

— У нас остались и другие войска, — возразил Неврон.

— Которые находятся слишком далеко, чтобы остановить движущуюся на юг орду нежити, и, в любом случае, их слишком мало, чтобы эта задача оказалась им по плечу. Ведь каким–то образом Сзассу Тэму удалось сотворить ещё одну огромную армию, хоть это и казалось невозможным. И создается впечатление, что, в отличие от нас, он со своими некромантами все же отыскал способ снова заставить заклинания работать должным образом. Короче говоря, сейчас все преимущества находятся на стороне лича

— Да плевать, — бросил Неврон.

— А мне плевать на твою гордость, — ответил Лазорил. — Но я не собираюсь погибнуть, пытаясь отвоевать свой титул в государстве, которое уже практически уничтожено. Нет, если наше положение действительно безнадежно.

— Может, Сзасс Тэм предложит нам условия капитуляции? — спросил Самас.

Лаллара рассмеялась.

— Сейчас, когда победа уже у него в руках? Да ты и глазом не успеешь моргнуть, как он выпотрошит тебя и скормит твою жирную тушу гулям.

— Даже если бы он и согласился проявить милосердие, — произнес Лазорил, — я предпочту комфортную жизнь в изгнании, нежели служение ему.

Неврон покачал головой.

— Я не сдамся.

Но в первый раз за все долгое время их знакомства Самас услышал в голосе заклинателя оттенок неуверенности и сомнения.

— Незачем принимать решение прямо сейчас, — произнес Лазорил. — Пока мы ещё можем продолжать поиски способа переломить ситуацию. Но на всякий случай стоит также подготовиться к бегству. Утешает лишь то, что, какие бы ресурсы ни находились в распоряжении лича, кораблей у него точно нет, а некоторые виды нежити не способны пересекать открытые водные пространства.

— Хорошо, — сказал Неврон. — В твоих словах есть смысл. — Он перевел сердитый взгляд обратно на Золу, изучая её, и поджал губы. Дотронувшись до вытатуированного на своей ладони омерзительного рыла, он что–то негромко прошептал.

За креслом заклинателя возникло существо с рогатой бараньей головой, похожее на зараженного сатира. Его изможденное тело покрывали открытые раны, алые глаза слезились, а во рту виднелись острые клыки. Его змеиный хвост хлестал в разные стороны, царапая пол шипастым наконечником. В четырехпалых руках монстр сжимал большое копье. Повинуясь жесту Неврона, он повернулся к Золе.

Некромантка вскочила на ноги.

— Что вы делаете?

— Это всего лишь булезу, — произнес заклинатель. — Далеко не самый сильный тип демона. Настоящему зулкиру не составит никакого труда с ним расправиться.

Наставив на волшебницу копье, танар’ри бросился вперед.

Зола выкрикнула слово силы и взмахнула рукой, творя магические пассы. Отделявшее её от булезу пространство наполнилось изгибающимися струями тьмы. Наткнувшись на них, демон забуксовал на месте, словно животное, запутавшееся в зарослях ежевики. Зола схватилась за амулет из кости и оникса.

Булезу исчез из пут своей призрачной ловушки и материализовался прямо позади волшебницы. Почувствовав это, она начала поворачиваться, но не успела. Высоко вскинув копье, демон пронзил её насквозь. Зола упала. Набросившись на неё, он принялся когтями раздирать её тело, пожирая ошметки плоти. Украшения на её содрогающихся руках и ногах звенели, вторя хрусту костей.

Сглотнув, Самас задался вопросом, удастся ли ему нагулять аппетит хотя бы к ужину.

— Если это и правда конец, — произнес Неврон, — то будь я проклят, если встречу его в компании беспомощных слабаков, претендующих на то, чтобы быть соправителями наших разрушенных владений.

Самас заметил, что Кумед Хапрет сделался мертвенно–бледным.

* * *

Если война и научила жителей Тэя хоть чему–то, так это тому, что под покровом тьмы могли таиться самые разнообразные чудовища. Именно поэтому, прежде чем приблизиться к стенам Мофура, Аот окружил себя и Яркокрылую жемчужным магическим светом, а к наконечнику копья привязал развевающееся знамя Грифоньего Легиона.

И все равно с зубчатых стен в него полетели арбалетные болты. Один из них с силой ударил его в плечо, но не смог пробить кольчугу.

— Барерис! — крикнул он. У барда лучше получалось вести переговоры на большом расстоянии.

— Не стреляйте! — крикнул тот. — Мы сражаемся на стороне совета. Присмотритесь к капитану Фезиму повнимательней и вы сами все увидите.

В воздух поднялось ещё одно облако снарядов, и Яркокрылая издала злобный пронзительный вопль.

— Убирайтесь! — выкрикнул в ответ кто–то.

Направив грифониху прочь от стен, Аот взмахом копья приказал своим подчиненным последовать его примеру. Они приземлились рядом с Высокой Дорогой около конных всадников и солдат, вместе с ними бежавших на юг с поля боя. Грифоны были так измотаны, что даже не пытались покушаться на лошадей. Те же пребывали в гораздо более плачевном состоянии. Кони стояли, низко опустив головы, многие из них страдали от ран. На глазах Аота один из скакунов завалился набок, сбросив седока, содрогнулся и затих.

Во время полета овевавший боевого мага ветер помогал ему сохранять ясность мыслей, но, оказавшись на земле, он внезапно почувствовал, что вымотан настолько, что вот–вот свалится с ног. Он воспользовался магией одной из татуировок, чтобы прочистить голову. По его телу прокатился поток энергии. Это помогло, но не слишком. Он уже использовал эту уловку чересчур много раз.

— Что–то не так? — спросил возглавлявший колонну всадников рыцарь. Аот попытался вспомнить имя и звание этого человека, но не сумел.

— Да, — произнес он. — Аутарч города, очевидно, не желает нас впускать.

— Но он должен! — воскликнул рыцарь. — Теперь, когда стемнело, твари Сзасса Тэма снова пустятся за нами в погоню.

— Знаю, — ответил Аот. — Мы с Барерисом переговорим с ним. — Заметив на обочине клен, он отрубил одну из веток с растущими на ней листьями, чтобы использовать её в качестве белого флага. Вместе с бардом они направили своих грифонов к северным городским воротам. Зеркало, который выглядел, как вооруженный длинным луком орк, сделался видимым и устремился вслед за ними.

Когда они подошли достаточно близко, чтобы Аоту не пришлось орать во всю глотку, чтобы быть услышанным, на зубчатой надвратной стене появилась группа людей. Неверного света факела, который нес один из них, не хватало, чтобы осветить их полностью, но Аоту с его измененными пламенем глазами не составило труда разглядеть всех новоприбывших.

Одним из них был Драш Рурит, аутарч города. Аот встречался с ним раз или два. Костлявый и высохший, он хромал и опирался на палку. Драш выглядел таким хрупким, что, казалось, в любой момент мог рухнуть под весом висевшего на бедре меча. Но в хищном изгибе его губ не было ни намека на слабость или старческую немощь.

Стоявший за ним тип оказался моложе. Судя по темной латной рукавице и украшавшим его одеяния изумрудам и черному жемчугу, он, должно быть, являлся верховным священником мофурского храма Бэйна. В отличие от Драша, который производил впечатление человека не слишком довольного, но твердо намеренного побыстрее разделаться с предстоящим ему неприятным делом, жрец ухмылялся и в открытую наслаждался ситуацией.

Остальные восемь мужчин являлись стражниками, часть из них носила форму городских патрульных, а на одежде остальных красовалась эмблема церкви Черной Руки — изображение сжатого кулака на фоне изумрудного пламени.

— Милорд аутарч, — произнес Аот, — не могу выразить, как я рад вас видеть. Очевидно, здесь имело место недопонимание. Мы сражаемся на стороне совета и служим одним и тем же господам. Со мной ещё несколько человек, и нам нужен кров и еда.

— Очень сожалею, — ответил Драш, — но Мофур ничем не может вам помочь. Город уже переполнен деревенскими жителями, которые бежали сюда, когда их дома были уничтожены во время землетрясений, пожаров голубого пламени либо боевых действий. В первую очередь мне приходится заботиться об их нуждах.

— Я все понимаю, — ответил Аот. — Но вы, по крайней мере, можете поделиться с нами колодезной водой и предоставить нам какую–нибудь улицу, где мы сможем переночевать.

— Боюсь, что мне придется ответить вам отказом.

— Ладно. Вы меня вынудили. Именем зулкиров я приказываю вам исполнить мои требования.

Верховный священник сплюнул.

— Есть лишь один истинный зулкир, и зовут его Сзасс Тэм.

Аот уставился на Драша.

— Этот жрец говорит и от вашего лица? Вы перешли на сторону лича?

— Я могу сказать лишь одно, — ответил старик. — Мне жаль, но в данный момент Мофур не может позволить себе предоставить вам убежище.

— Надеюсь, вы знаете, что делаете.

— О да, — снова вмешался священник. — Неужели ты думаешь, что нам не известно о поражении армий юга? Известно! Повелитель Тьмы открыл своим прислужникам истину, и теперь мы можем быть уверены в том, что лич, согласно воле самого Бэйна, непременно одержит победу. Те, кто поможет приблизить наступление этого часа, восторжествуют, остальные же падут, и, когда Сзасс Тэм станет нашим повелителем, землетрясения прекратятся, а голубое пламя угаснет.

— Вы и правда считаете разумным прислушиваться ко всему этому бреду? — спросил Аот, обращаясь к Драшу. — Не стоит. Я своими глазами видел, как Бэйн появился на совете и одарил нас своим благословением. Южанам также покровительствует Коссут и остальные божества Тэя. Признаю, в этом бою мы и правда потерпели поражение, но такое случалось и раньше. Война ещё не окончена.

— Мне жаль, — произнес Драш, — но в данный момент Мофур ничем не может вам помочь. Желаю вам удачи в пути.

Шепотом, чтобы его не смогли услышать с ворот, Аот спросил Барериса:

— Сможешь ли зачаровать этого ублюдка, чтобы он нас впустил?

— Нет, — ответил бард. — Мои магические силы истощены. В любом случае, сомневаюсь, что мне удалось бы обмануть аутарча, учитывая, что за его спиной стоит священник, готовый отразить любое мое заклинание.

— Этого я и боялся. Проклятье, нам просто необходимо попасть внутрь, но я понятия не имею, как это сделать. У меня тоже не осталось ни одного заклинания. От рыцарей в сложившейся ситуации толку будет мало, учитывая, что их скакуны падают замертво прямо под ними. Грифоны находятся в лучшем состоянии и смогут перелететь через стену. Но, даже если бы они не были так вымотаны, наших наездников недостаточно, чтобы захватить город. У нас даже стрелы закончились.

— Забудь пока о городе. Давай возьмем ворота. Прямо сейчас. Втроем.

— Впятером, — поправила его Яркокрылая.

— Мы обнаружили себя совсем недавно, — продолжил Барерис. — Большинство городских стражников только–только вылезли из постелей. Да, они направляются к стенам, чтобы при необходимости встать на защиту города, но на место пока не прибыли. Нанесем удар, пока они ещё не готовы.

Зеркало, все ещё носивший личину орка с выступающими клыками, неодобрительно нахмурился.

— Мы стоим под этими воротами с белым флагом.

— Аутарч предал совет. Он не является человеком чести.

— Но мы являемся.

Нет, подумал Аот, мы — солдаты Тэя, а не последователи некоего древнего и бредового рыцарского кодекса. Хотя возражение призрака почему–то вызвало у него укол стыда.

— Если мы не попадем внутрь, наши товарищи умрут. Это соображение и вынуждает меня совершить преступление против того, что символизирует эта палка в моей руке. Но я не прошу тебя о помощи, если ты придерживаешься иного мнения.

Облик призрака изменился. Теперь он выглядел, как темное искаженное подобие Аота.

— Я останусь со своими братьями, а вину свою искуплю потом.

— Тогда к делу, — произнес боевой маг. С этими словами он бросил кленовую палку на землю, а измотанные грифоны взмахнули крыльями и взмыли в воздух. Зеркало, сжимая в руке меч, последовал за ними.

Кто–то из находившихся над воротами людей издал предупредительный вопль. В воздухе засвистели стрелы, и Яркокрылая напряглась, издав утробный рык. Равномерный ритм взмахов её крыльев нарушился. По соединявшей их мысленной связи Аот почувствовал, что переднюю лапу её пронзила боль.

— Я в порядке! — рявкнула она.

Они опустились на зубчатую крепостную стену. Клюв грифонихи вонзился в тело какого–то легионера. Повернувшись в седле, Аот проткнул копьем одного из солдат Бэйна. Судя по звукам, Барерис, Танцор и Зеркало тоже успели оказаться на крепостной стене и вступили в бой, но Аот был слишком занят, чтобы оглядываться.

Кто–то проорал боевой клич и бросился на него. Это оказался Драш Рурит, который отбросил трость и теперь сжимал в руках меч. Клинок окутывало болезненно–зеленоватое свечение. Возможно, именно находившаяся в нем магия и наделила старика такой силой и ловкостью — он двигался с грацией охотящегося кота.

Яркокрылая, уже сцепившаяся с ещё одним солдатом, не имела возможности повернуться к Драшу. Значит, Аоту придется рассчитывать только на свои силы. Сделав ложный выпад в голову, Драш попытался пронзить его грудь, и наездник парировал древком копья, почувствовав отдачу от инерции удара. В ответ он ткнул аутарча в живот, но Драш уклонился в сторону и снова перешел в атаку. Наконечник копья боевого мага сейчас находился у него за спиной, и он был абсолютно уверен, что сможет достать противника прежде, чем Аот успеет отвести свое длинное оружие обратно для следующего удара.

Но боевой маг попросту резко повел древко в сторону, используя копье в качестве дубинки. Стиснув зубы, он изо всех сил принялся толкать аутарча в бок, пока тот не потерял равновесие. Пошатнувшись он перевалился через амбразуру и упал со стены.

Сразу же после этого Аота атаковал городской стражник. Боевой маг вонзил копье ему в живот, и после этого у него наконец появилась возможность оглядеться вокруг.

Но открывшуюся ему картину нельзя было назвать особо воодушевляющей. Его товарищи успешно справлялись со своими противниками, но по стене к воротам уже бежали другие стражники, а ещё больше солдат находилось внутри города у подножья лестниц, готовые вот–вот взобраться наверх.

— Давай убьем тех, кто внизу! — предложила Яркокрылая.

— Полагаю, кому–то в любом случае придется этим заняться, — ответил ей Аот, и грифониха спикировала в толпу людей, пригвоздив к земле двоих или троих.

Она сражалась клювом и когтями, а боевой маг наносил удары копьем. Поначалу все шло неплохо, но внезапно вражеский клинок вонзился в переднюю, пострадавшую от стрелы лапу грифонихи. После этого она не смогла даже опираться на неё, не говоря уже о том, чтобы использовать её в бою.

На Аота также обрушился град ударов, и, хотя пока что броня защищала его от повреждений более серьезных, чем синяки, он понимал, что рано или поздно удача от него отвернется. Он слышал свое тяжелое дыхание, чувствовал жжение и тяжесть в груди. Каждый удар давался ему все труднее. Скользнув взглядом по окружавшим его вскинутым клинкам и искаженным яростью лицам, он решил, что его час наконец пробил. После все пережитых невзгод он с Яркокрылой погибнут под стенами грязного маленького торгового городишки, который вообще–то должен был находиться на их стороне.

Внезапно сзади появились какие–то темные существа. Они набросились на нескольких противников Аота, и он увидел, что это были огромные летучие мыши. Они впивались в людей когтями и клыками, и воины Мофура, которых это нападение застало врасплох, перестали атаковать боевого мага и принялись отряхиваться, пытаясь избавиться от кровососов.

В итоге все они либо упали замертво, либо пустились в бегство. Оставив их, летучие мыши закружились друг вокруг друга и превратились в бледную темноволосую женщину в черных доспехах. Слетев с надвратной стены, Зеркало встал рядом с нею.

Оставшиеся охранники увидели, что теперь перевес оказался не на их стороне, и тоже рванули прочь.

Таммит кивком указала на ворота.

— Давай их отопрем.

Аот слез с седла. Вдвоем они всем своим весом навалились на гигантский брус, и он со скрежетом начал смещаться в сторону. Охраняемые Яркокрылой и Зеркалом, они распахнули створки.

Аот кинул взгляд на стену над воротами. Судя по всему, кипевшая там схватка также подошла к концу, и, хотя отсюда он не мог разглядеть Барериса, боевой маг понял, что бард также одержал победу. Иначе уцелевшие стражники уже попытались бы прикончить находившихся на земле врагов и снова захлопнуть ворота.

— Труби в рог! — крикнул Аот, или, по крайней мере, попытался крикнуть. Его голос скорее походил на шепот.

Но, очевидно, Барерис все же его услышал. Он дал сигнал. Грифоны взмыли в воздух и двинулись по направлению к городу. По дороге застучали копыта — всадники также последовали их примеру.

Барерис, чей меч был весь покрыт кровью, спрыгнул со спины Танцора. Когда он увидел Таммит, глаза его широко распахнулись. Бросившись к ней, он заключил её в объятья.

— Я все ждал, когда же ты появишься. Если бы до утра ты меня не нашла, я бы повернул назад, чтобы тебя отыскать.

Наблюдая, как они прижимаются друг к другу, Аот ощутил укол зависти. Никогда в своей жизни ему не приходилось испытывать столь неистовой и яростной страсти, как та, которую Барерис питал к Таммит, а она — к нему. Единственной, к кому он чувствовал нечто подобное, была Чати, но она умерла много лет назад, и он полагал, что по этой причине в глубине души навсегда останется одинок.

Но, с другой стороны, ему не приходилось беспокоиться о том, что какая–нибудь из его случайных любовниц или шлюх вырвет ему глотку в порыве страсти, так что, возможно, одно другого стоило.

В любом случае, сейчас было не время об этом размышлять.

— Лучше бы нам уйти с дороги, — произнес он. — А то как бы рыцари нас не затоптали.

— Ага, — произнес Барерис. Они отошли в сторону.

— Я пыталась вас отыскать, — произнесла Таммит. — Но сейчас к югу направляется слишком много маленьких отрядов, некогда бывших частями нашей армии. Мне потребовалось немало времени, чтобы определить, в каком из них вы находитесь, в особенности учитывая то, что днем мне пришлось прятаться.

— Кроме нас, кто–нибудь из наездников уцелел? — спросил Аот.

— Да, я видела нескольких.

— Благодарение Огненному Владыке. И тебе спасибо — за то, что в нужный момент пришла мне на помощь.

— У меня не было выбора, иначе нам никогда не удалось бы открыть эти ворота, — произнесла вампирша, — Но… я и сама этого хотела. Мне было не все равно, — она говорила как человек, внезапно узнавший о себе что–то новое, хотя Аот не понял, чем это было вызвано.

Но прежде чем он успел задать ей вопрос, прибыли остальные члены его беглого отряда. Спустившись с небес, наездники на грифонах приземлились на крыши ближайших домов, а всадники въехали в ворота. Окинув взглядом лежащие на земле тела, предводитель рыцарей покачал головой и спросил:

— Что теперь?

— Возьмем, что нам нужно, и как можно быстрее, — произнес Аот. — Еду, воду, стрелы, свежих лошадей. Пусть каждый встреченный вами жрец или маг накладывает на вас все свои исцеляющие и восстанавливающие силы заклинания. А затем продолжим путь.

— Если бы нам удалось хоть немного поспать…

— Но это невозможно. Если за стенами появятся легионы Сзасса Тэма, в одиночку нам окажется не под силу отстоять город, а на помощь местных жителей рассчитывать не приходится. Поэтому у нас нет иного выбора, кроме как идти дальше. Привыкай. Скорее всего, подобный прием ожидает нас везде, или, по крайней мере, в любом месте, где есть святилища Бэйна.

* * *

Взмахивая крыльями, Тсагот в облике летучей мыши перелетел через стены Хурна, и его отряд, состоявший из вампиров, призраков и прочей способной летать нежити, последовал за ним. Стражникам хватило ума не открывать огонь.

Что же, иного он и не ожидал. Над городом развевались алые флаги с изображениями черных черепов, ясно различимые на фоне ночного неба из–за окутывавшего их магического свечения. Их, несомненно, пошили в большой спешке, и они не копировали ни одну из личных эмблем Сзасса Тэма в точности, но было вполне понятно, что горожане хотели этим сказать.

Опустившись на центральную площадь, Тсагот снова принял двуногий облик. Некоторые вампиры последовали его примеру, другие же превратились в волков. Призраки зависли на месте. Где–то вдалеке завыли собаки.

— Кто бы ни правил этим городом, — крикнул Тсагот, стоя лицом к центральной цитадели Хурна, — покажись!

Из крепости не последовало никакого ответа, хотя он чувствовал присутствие укрывшихся там презренных мелких людишек. Внезапно дверь здания, находившегося на противоположной стороне площади, распахнулась.

Это строение из черного камня являлось храмом Бэйна. Оно отличалось множеством шипастых зазубренных шпилей и узкими, похожими на бойницы окнами. Судя по черным и зеленым драгоценным камням, украшавшим её темные одеяния, благородная дама муланского происхождения, первой показавшаяся из дверей, являлась его верховной жрицей. Она держалась уверенно, на губах её играла улыбка, но четверо её подчиненных, с широко распахнутыми глазами робко следовавших за ней по пятам, выглядели бледными, и несло от них потом и страхом.

— Добрый вечер, — произнесла она. — Меня зовут Унара Анрак, — вблизи от неё пахло миррой, которую она, очевидно, жгла во время религиозных церемоний.

— Ты здесь главная? — спросил её Тсагот.

— На данный момент — да, — ответила Унара. — Пока Его Всемогущество Сзасс Тэм не назначит нового аутарча. Прежний оказался глух к гласу Бэйна.

Тсагот ухмыльнулся.

— И ты его убила.

— Неужели мне следовало позволить занимать эту должность тому, кто продолжает хранить верность совету? Думаю, что в этом случае ты и твои товарищи взяли бы Хурн в осаду и перебили бы нас всех.

Возможно, она переоценивала стратегическое значение своего городишки. И все же в её словах была доля истины.

— Или же мы попросту обошли бы его стороной.

— Но теперь в этом нет нужды. Мы перешли на сторону Сзасса Тэма и уже начали ему служить. Посети алтарь Черной Руки. Узри лежащую перед ним груду отрубленных голов. Каждая из них принадлежит южанину–легионеру. Аутарч дал им приют в городских стенах, и, когда он был убит, мы с ними расправились.

— Уверен, такое зрелище мне бы надолго запомнилось, — произнес Тсагот, не особо беспокоясь о том, сумеет ли она распознать сарказм в его голосе или нет. — Но я сомневаюсь, что вам удалось уничтожить всех южных легионеров, которые бежали в этом направлении.

Унара сморгнула.

— Так и есть. Чтобы вы по ошибке не атаковали нас, нам пришлось начать вывешивать флаги с черепами. Когда мы принялись это делать, южане стали обходить наш город стороной.

— В таком случае мне и моему отряду необходимо не мешкая продолжать путь. Если повезет, то ещё до конца ночи мы успеем разделаться ещё с несколькими легионерами совета. Но для начала неплохо было бы перекусить. Мне нужно сорок человек — по одному на каждого из моих последователей.

Жрица заколебалась.

— В своё время я… изучала призраков и им подобных. Разве они нуждаются в такой пище?

— Нет. Но их постоянно обуревает неутолимое желание причинять боль и убивать. Если я время от времени позволяю им выпускать пар, контролировать их становится гораздо легче.

— О. Понятно. Но, как я уже объяснила, теперь мы на стороне Сзасса Тэма, и я гарантировала жителям, что они будут в безопасности.

— Большей части горожан ничего не грозит, если, конечно, ты не перестанешь испытывать мое терпение. Пусть твои стражники передадут нам сорок человек из числа тех, кого ты сочтешь наименее ценными членами общества. Иначе я просто выпущу своих гончих на свободу и позволю им самим выбирать себе добычу.

Как он и ожидал, для того, чтобы предоставить ему требуемое, Унара приказала привести рабов и опустошить городскую тюрьму. И все же, наблюдая за тем, как призраки погружают темные руки в тела своих жертв, иссушая их, а тот или иной вампир, обезумев от жажды крови, вырывает горло какому–нибудь бедолаге, она периодически вздрагивала. Возможно, до неё дошло, что войска Сзасса Тэма могут снова пройти этой дорогой, а рабы и пойманные преступники когда–нибудь кончатся.

Тсагот позволил себе насладиться её беспокойством. Как она сама заявила, её бог велел ей признать своими господами лича, его некромантов и их прислужников из числа нежити. Что ж, это было только начало.

* * *

Не в первый раз Аот пожалел, что больше не является простым легионером. За исключением Зеркала, все остальные члены его потрепанного отряда, до предела вымотанные долгим бегством на юг, уже спали глубоким сном. Он же, в отличие от них, стоял навытяжку, отдавая честь.

— Во имя Великого Пламени, — произнесла Нимия Фокар, сидевшая за серебристым столом, который был отполирован до такой степени, что блестел даже в бледном дневном свете, проникавшем через окно. — Ты выглядишь ужасно. Неужели путешествие оказалось настолько изнурительным?

— Я просто устал и давно не мылся. После Мофура мы не встречали врагов. Но за все время нам не представилось ни единой возможности сделать привал. Я надеялся, что по дороге нам подвернется какое–нибудь безопасное местечко, где мы сможем немного передохнуть, но — увы. Некоторые города и крепости перешли на сторону Сзасса Тэма, некоторые оказались стерты с лица земли или находились в таком ужасном состоянии, что северяне взяли бы их в два счета. Их стены были разрушены землетрясениями или иными катастрофами. Даже Туратирос не годился для наших целей. При жизни Димон, разумеется, покровительствовал церкви Бэйна, и даже после его смерти священники там продолжают пользоваться всеми преимуществами своего привилегированного положения, — он встряхнул головой. — Я говорю лишнее? Если да, то прошу прощения.

— Не за что. В твоих словах есть резон, — Нимия указала на стол, заставленный бутылками с вином и тарелками, на которых лежал темно–коричневые ломти хлеба, белые и желтые сыры, яблоки и груши. — Все это в твоем распоряжении. Садись, пока не упал, и, пока будешь есть, дашь мне полный отчет о произошедшем.

Обычно Аот старался не принимать пищу во время разговоров с начальством. Он боялся, что при этом будет выглядеть ещё более неуклюжим и неотесанным — более рашеми — чем обычно. Но сейчас он слишком проголодался, чтобы забивать этим голову. Налив в бокал светлого янтарного вина, он наполнил тарелку и рухнул на стул.

Однако, несмотря на усталость и голод, большую часть своей речи он, по крайней мере, умудрился произнести не с набитым ртом, и тут было чем гордиться. Когда он закончил, Нимия произнесла:

— В отчетах остальных говорится то же самое. Ситуация — хуже некуда.

— Вы не видели этого собственными глазами?

— Я случайно оказалась неподалеку от круга заклинателей, когда они решили покинуть поле боя, и вместе с ними перенеслась в Безантур. Мне не пришлось проделать весь путь своими ногами.

Как мило с твоей стороны, подумал он.

— Я видел, что в гнездовьях есть грифоны, значит, хотя бы части моих людей удалось добраться до безопасного места. В любом случае, это уже что–то.

— Если бы это место и впрямь можно было назвать безопасным.

Аот сделал очередной глоток вина

— А это не так? Безантур — самый большой город Тэя. Стены его высоки и толсты, и все войска, что ещё остались у совета, готовы их защищать. Если, конечно, не считать тех нескольких отрядов, которые все ещё бродят где–то в глуши и, возможно, даже понятия не имеют о том, что мы проиграли главную битву за Элтаббар.

Нимия вздохнула.

— Я не знаю. Год назад я бы сказала, что взять Безантур не под силу даже Сзассу Тэму. Но теперь юг слабее, чем был когда–либо с момента начала войны, и я говорю не только о наших легионах. Мы потеряли ещё двоих зулкиров. Дмитра Фласс не вернулась с поля боя — погибла, попала в плен либо перешла на сторону лича. А затем скончалась Зола Сетракт. От полученных в сражении ран, как мне сообщили.

— Не могу отрицать, это скверно.

— Этим словом можно описать и состояние продовольственных запасов города. Нам не выдержать продолжительной осады. Сзасс Тэм способен вынудить нас сдаться, просто уморив голодом.

— К чему вы ведете? Совет принял решение капитулировать?

— Нет, но они могут бежать, бросив материковую часть Тэя на произвол судьбы. Их флотилия находится в порту, готовая взять на борт всех важных персон. Мы, легионеры, также получили приказ реквизировать в нуждах армии все суда, какие сможем.

Аот почувствовал дурноту.

— Значит, так все и кончится? После десяти лет сражений мы собираемся просто сбежать?

— Необязательно. Зулкиры ещё не приняли окончательного решения, — губы Нимии изогнулись в кривой усмешке. — Равно как и я.

— Что вы имеете в виду?

— Возможно, ещё не слишком поздно выбраться из Безантура и примкнуть к Сзассу Тэму. А после того, как он окончательно завоюет страну, в награду за мою службу он назначит меня на влиятельную должность и осыплет золотом.

Аот был поражен. Неужели она доверяла ему настолько, что рискнула поделиться с ним подобными мыслями? Разве она не осознает, что ему прекрасно известно о том, что она согласилась отдать его зулкирам для вивисекции?

А, может быть, подумал он с оттенком легкого удивления, она знает его лучше, чем он думал, и понимает — её бессердечный поступок не пробудил в нем жажду мести. Он до сих пор не был уверен, почему этого не произошло. Возможно, видя, как весь окружающий мир горит и рушится, он просто не находил в себе сил негодовать по поводу каждого разочарования и предательства, что встречались на его пути.

В любом случае, он произнес:

— Идите, если пожелаете. Я буду молчать. Но и за вами не последую.

— Почему?

— Если бы я не был столь измотан, то, возможно, смог бы объяснить это вам. Или себе. Мы так далеко зашли. Теперь я не испытываю желания менять сторону. Возможно, я просто не хочу походить на этого сукина сына Маларка.

— Думаю, тебе стоит найти более вескую причину — хотя бы ради себя самого. Даже если зулкирам каким–то образом удастся удержать эту часть побережья под своей властью или же, когда они отправятся в изгнание, Сзасс Тэм не бросится за ними в погоню, нам будет куда более богато и привольно житься в построенном личом государстве, чем в разоренных землях совета.

— Я в этом не уверен. Вы же видите, что он уже сотворил со страной.

— Этого требовала тактическая необходимость. Когда он победит, в Тэе снова будет светить солнце и зеленеть трава.

— Скорее всего, вы правы. Но, возможно, я так устал, что, клянусь, словно наяву могу услышать голос Маларка, задающего вопрос, над которым он столько бился: «Почему же Сзасс Тэм убил Друксуса Рима?».

Нимия покачала головой, и серьга в её носу заблестела.

— Вот теперь ты и впрямь городишь какие–то глупости. Это в любом случае не имеет значения. Он расправился с Римом ещё до начала войны. Прошло уже десять лет, так что какая разница?

— Полагаю, никакой. Однако это указывает на тот факт, что некоторые детали планов Сзасса Тэма до сих пор остаются для нас тайной.

— Может, это и так, но нужно быть идиотом, чтобы не догадаться, какова цель лича. Он намеревается стать единоличным правителем Тэя, и, когда это произойдет, начнет завоевательную кампанию, чтобы захватить весь восток.

— Конечно. Вы правы, а я несу чушь. Но есть одно соображение, которое чушью не является — на стороне Сзасса Тэма полно лордов и командиров, которые верно служили ему с самого начала войны. Даже если он примет вас в свои ряды, награды после победы в первую очередь достанутся именно им. Думаете, что получите тарч или хотя бы должность аутарча в каком–нибудь городе?

Нимия вздохнула.

— Вряд ли. Так что, полагаю, останусь ли я верна совету или нет — разницы никакой. Ах, если б только все эти презренные зулкиры перебили бы друг друга! Тогда бы я провозгласила себя королевой Пиарадоса, а тебя назначила маршалом своих легионов.

Аот улыбнулся.

— Прекрасная мечта, Верховная Леди.

* * *

В детстве Барерис любил бывать в порту. Морской ветер выгодно контрастировал с вонью трущоб, в которых он жил, здесь можно было услышать множество новых песен и историй, а разглядывая множество кораблей с высокими мачтами, замысловатой оснасткой и рядами весел, он мечтал о том, чтобы и самому отправиться за границу в поисках богатства и приключений. Таммит здесь тоже нравилось, или, возможно, ей просто было приятно его общество.

Как и в прежние времена, они прогуливались возле берега, хотя сейчас все выглядело иначе, чем в его воспоминаниях. Ночью в доках было гораздо меньше народу, чем днем, в особенности учитывая то, что стоявшие на страже легионеры не пускали горожан к пирсу. Вода казалась черной, а не голубой, в волнах не отражалось солнце, а пальцы Таммит в его руке были холодны на ощупь.

И все же хорошо было оказаться здесь.

Таммит принюхалась, раздувая ноздри. Он последовал её примеру, но почуял лишь запах соленого воздуха и рыбы, которую рыбаки сегодня привезли в порт. Он полагал, что она с её сверхъестественными чувствами ощутила что–то ещё.

— Жаль, — произнесла Таммит.

— Чта такое?

— Раньше в этой части доков пахло пряностями. Теперь нет.

— У тебя хорошая память.

— Когда мы были детьми из бедных семей, то любили мечтать о том дне, когда сможем позволить себе попробовать все эти яства с дорогими приправами и прочие роскошества, доступные в Безантуре лишь богачам. Теперь мы офицеры и, с одной стороны, можем получить почти все, что захотим, но война превратила наш дом в руины.

— Разве это имеет значение?

Она вздохнула.

— Возможно, я просто пытаюсь проникнуться серьезностью этой проблемы. Дело не в том, что я забиваю голову пустяками. Мне просто сложно осознавать, что есть в мире вещи, которые являются по–настоящему важными.

Барерис вымученно улыбнулся.

— Ты должна была сказать: «Нет, пока ты со мной, мне на все наплевать».

Её бледные губы изогнулись.

— Так было бы лучше, верно? Но это ты сладкоречивый и скорый на язык бард, а не я.

— Смогу ли я воспользоваться своими талантами, чтобы завлечь тебя за ту груду ящиков, где ты впервые позволила мне запустить руки под свою сорочку?

— Если она все ещё там, то, должно быть, лень безантурских докеров воистину не знает границ. В любом случае, не могу поверить, что ты так скоро вновь загорелся страстью.

— Нам предстоит наверстать целых шестнадцать потерянных лет любви. Уверяю, моё копье находится в полной боевой готовности. И, если хочешь, можешь укусить меня за шею.

— Нет!

Её горячность его удивила.

— Ты же знаешь, я при этом тоже получаю удовольствие.

— И от этого становится только хуже. Если уж нам предначертано быть вместе — быть парой — то наши отношения будут нормальными отношениями обычных мужчины и женщины. Извращениям в них не место.

— Хорошо. Воля твоя. Хотя, знаешь ли, извращения извращениям рознь.

Таммит склонила голову.

— Полагаю, за время, проведенное за границей, твой запас знаний о всяких странных и отвратительных обычаях изрядно обогатился.

— Разумеется, сам я хранил верность своей возлюбленной, но у лагерных костров чего только не наслушаешься! Однажды Сторик клялся мне, что дворфы любят…

Отвернувшись от него, Таммит устремила взгляд во тьму и произнесла:

— Там что–то происходит.

Барерис посмотрел в ту же сторону, но ничего не увидел. Однако его слуха достиг какой–то неразборчивый гул, а вскоре в желтоватом свете подвесного фонаря показались первые ряды многочисленной толпы людей. Большинство из них имели при себе оружие — либо обычное, либо рабочие инструменты вроде топоров и зубил. Многие несли в руках или тащили на плечах мешки, а один малый толкал тачку, полную увязанными в узлы пожитками. Её скрипящие колеса грохотали по камням мостовой.

На дальнем конце улицы должен был стоять стражник. Наверное, он пытался заставить этих людей повернуть назад. Барерис задался вопросом, сильно ли ему досталось.

Хорошо бы на нем и Таммит была броня. Хотя поддерживать общественный порядок или защищать флот не входило в их прямые обязанности, в чрезвычайной ситуации они не могли оставаться в стороне.

— Попытаюсь заставить их повернуть назад без применения силы, — произнес он. — Не причиняй никому вреда, пока не останется иного выхода.

Таммит кивнула.

— Мои способности отличаются от твоих. Я не в силах воздействовать на такое количество разумов одновременно. Но я постараюсь помочь в меру своих возможностей.

Бард тихо пропел заклинание, чтобы казаться более высоким, привлекательным и располагающим к себе. Затем с улыбкой на губах он направился навстречу толпе, словно все они являлись его закадычными друзьями. Таммит последовала за ним.

— Вечер добрый, уважаемые, — произнес он, вплетая в голос магию убеждения. — Что тут происходит?

Большой мужчина, стоявший в первом ряду, устремил на Барериса неприязненный взгляд. На обеих руках у него имелись татуировки в виде колец, а в кулаке он сжимал мастерок.

— Мы собираемся взять корабль. Или несколько, если на одном не поместимся.

— Зачем? — спросил Барерис.

— Скоро здесь будет голубое пламя.

— Вовсе нет. Не знаю, кто тебе такое сказал, но это лишь безосновательные слухи. Пусть на мне сейчас нет моих знаков отличия, я являюсь офицером Грифоньего Легиона. Я слышал рапорты разведчиков и прорицателей. Даю вам слово, на подступах к Безантуру никто из них не заметил ни следа голубого пламени.

— А что насчет Сзасса Тэма? — пронзительно выкрикнул кто–то из задних рядов. — Скажешь, что и он не собирается на нас напасть?

— Нет, — произнес Барерис. — Скорее всего, ты не ошибаешься, но даже ему окажется не под силу взять городские стены. Ни один враг не сможет этого сделать. Отправившись за границу, вы подвергнете себя куда большей опасности, чем оставшись здесь. На море бушуют огромные волны, вызванные теми же смещениями земной коры, которые являются причинами землетрясений на суше. А в глубинах вод зарождаются новые странные существа.

— Аристократы думают иначе, — произнес мужчина с мастерком. — Все знают, что они намерены отплыть и бросить нас, «грязных рашеми», на верную гибель.

— Они не собираются так поступить. В этом я тоже готов поручиться.

— Хватит с нас болтовни, легионер. Мы продолжим путь. Можешь к нам присоединиться, если пожелаешь. В ином случае лучше бы тебе отойти в сторонку.

Судя по всему, этот каменщик являлся у них кем–то вроде лидера, поэтому Барерис сосредоточил всю мощь своего заклинания убеждения на нем.

— Я этого не сделаю, ведь я пытаюсь спасти вам жизнь. Корабли хорошо охраняются. Их команды не сходят на берег даже ночью, а в прилегающих к пирсу складах расквартированы другие отряды, в составе которых есть маги. Если вы продолжите путь, вас непременно заметят и поднимут тревогу. И, когда эти солдаты вылезут из гамаков и спальных мешков, вам не поздоровится.

Здоровяк сделал глубокий вдох.

— Или же мы с ними расправимся.

— В задних рядах полно женщин с детьми, — прошептала Барерису Таммит. — Я слышу, как они переговариваются.

— Нет, — произнес бард, по–прежнему обращаясь к каменщику. — Не расправитесь. Вам не победить. Я понимаю, что вы храбры и полны решимости, но у солдат есть броня и качественное оружие, которым они обучены владеть. Вдобавок на их стороне будет магия. Попробуете оказать сопротивление — погибнете, а ваших жен и детей на ваших глазах изрубят на куски. Этого вы хотите?

Мужчина с мастерком сглотнул.

— Ты и сам говорил — в этот час большинство солдат спит. Если…

Таммит выступила вперед. Её глаза вспыхнули, и она издала рык, демонстрируя удлинившиеся клыки. Внезапно от неё повеяло настолько жуткой угрозой, что даже сам Барерис сделал шаг назад.

— Идиоты! — крикнула она. — Вам известно, на что способны Красные Волшебники. Какая судьба обычно ждет тех, кто осмеливается выступить против них! Вы знаете, какие существа сражаются на их стороне! Я — лишь первая из тех, кто может попасться вам на пути, и я в одиночку способна расправиться со всеми вами. Ваша глупость меня уже утомила. Выбирайте — жизнь или смерть, выбирайте, или я выберу за вас.

Пару мгновений толпа изумленно глазела на неё, а затем здоровяк выронил мастерок, со стуком упавший на мостовую, развернулся и устремился туда, откуда пришел, проталкиваясь сквозь ряды стоявших за ним людей.

Растеряв весь свой боевой задор, его товарищи также пустились в бегство.

Издав короткий неприятный смешок, Таммит бросилась вслед за ними. Барерис схватил её за предплечье.

Оскалившись, она обернулась к нему и ожгла его яростным взглядом, но затем вспомнила, что они значили друг для друга. Сияние её глаз угасло, длинные заостренные клыки снова превратились в обычные зубы.

— Извини, — произнесла она.

— Не за что тут извиняться. Ты прекрасно справилась.

Таммит улыбнулась.

— Не «ты», а «мы». Твоя магия сделала их восприимчивыми, и я подумала, что, если напугать их предводителя, то и остальные тоже дрогнут.

— Я рад, что нам удалось заставить их отступить, не проливая крови.

— Хочешь верь, хочешь нет, я тоже. Они просто перепуганные люди, которые пытаются выжить. Такой кары они не заслужили.

Послышался рев труб и чей–то вопль. Звякнули разряжаемые арбалеты.

— Проклятье! — воскликнул Барерис. Инстинктивно он бросился обратно к морю, и Таммит поспешила за ним.

Когда он обвел взглядом дощатый настил в конце улочки, где начинался причал, то увидел, что его худшие опасения оправдались. Да, они с Таммит заставили дебоширов на одной из улиц повернуть назад, но встреченная ими группа людей была лишь каплей в море по сравнению с теми толпами, что сейчас стекались к пристани. Горожане стремились прорваться к стоявшим в порту кораблям, а легионеры, выстроившись в линию, пытались сдержать их напор. Расквартированные в доках воины уже спешили на подмогу своим товарищам, а на палубы длинных изящных кораблей высыпали матросы.

Сражение кипело повсюду, и их небольшая победа, одержанная во имя мира и поддержания общественного порядка, показалась лишь горькой шуткой. Но у них не оставалось иного выхода, кроме как присоединиться к остальным солдатам.

Так они и поступили. По возможности Барерис пытался своими песнями сеять ужас в рядах противников, чтобы те бежали прежде, чем окажутся убиты. Хотя он все равно был вынужден обагрить клинок кровью. Нечасто ему доводилось выполнять свой долг с большей неохотой.

Позади что–то вспыхнуло, и его окатило волной жара. Бард рискнул оглянуться. Нос одного из военных кораблей был охвачен пламенем.

Но зачем бунтовщикам поджигать корабли? Они же хотели украсть их, а не уничтожить. Вдобавок никого из них поблизости не наблюдалось. Барерису пришло на ум, что в произошедшем мог быть виноват один из их собственных магов. Вероятно, он пытался поразить противников огнем, но из–за неполадок с магией заклинание обрушилось на него самого.

А, возможно, нет. За прошедшие годы Барерис стал неплохо разбираться в боевой магии. Обычно для создания огненных заклинаний требовалось, чтобы цель от мага ничего не заслоняло, а между стоящим на палубе волшебником и толпой находились легионеры.

Но, если кто–то пытался поджечь корабли стрелами или заклинаниями, он наверняка прятался на каком–нибудь возвышении. Прищурившись, Барерис обвел взглядом окрестности.

Поначалу он не увидел ничего, что подтвердило бы его внезапные полуоформившиеся подозрения. Но вдруг он заметил похожий на светлячка огонек — горящее острие лежащей на тетиве стрелы.

Также он разглядел темный силуэт державшего её лучника и его товарищей, затаившихся на крыше одного из пакгаузов.

Барерис запел, чтобы переместиться сквозь разделявшее их пространство, но, едва он довел заклинание до половины, как один из одетых в черное стрелков спустил тетиву. Стрела вонзилась в фок–мачту другого корабля, и ту моментально охватило пламя. Должно быть, на стрелы было наложено могучее заклинание, раз они мгновенно вызывали столь сильные пожары.

Мир рассыпался смазанными вспышками, и Барерис обнаружил себя стоящим на скате обитой гонтом крыши. Его заклинание перенесло его за спины троих лучников. Крыша была наклонной, но это не помешало барду быстро и тихо подкрасться к ближайшему врагу и вонзить меч ему в спину.

Лучник захрипел и повалился вперед. Несмотря на шум кипевшей внизу битвы, двое оставшихся стрелков расслышали этот звук и развернулись как раз вовремя, чтобы увидеть, как труп их товарища скатывается по откосу крыши.

Барерис устремился к ближайшему врагу. Этот лучник не был готов к выстрелу и верно оценил свои шансы. Отшвырнув лук, он выхватил из ножен короткий меч. Рука, в которой он его держал, была покрыта сплошной черной татуировкой — последователи Бэйна порой отмечали себя подобным образом в знак почтения к своему божеству.

Барерис поспешил сократить разделявшее их расстояние. Он хотел разделаться с ним побыстрее, прежде чем на него нападет третий лучник, оказавшийся сейчас у него за спиной. Но на этот раз наклонность крыши и спешка сыграли с ним злую шутку. Одна его нога подвернулась, и бард потерял равновесие. Мечник перешел в атаку.

Барерис тяжело рухнул на крышу, но отчаянным взмахом меча все же умудрился парировать удар, отведя вражеский клинок в сторону. Не вставая, бард воспользовался ситуацией и подрезал бэйниту подколенное сухожилие. Человек с черной рукой вскрикнул и упал. Поднявшись на колени, Барерис вспорол ему живот.

Этот противник теперь не представляет угрозы — но что насчет последнего врага? Бард развернулся, и в этот миг стрела его оппонента сорвалась с тетивы.

Барерис уклонился в сторону, и она просвистела мимо. Лучник поспешно потянулся за следующей. Бард сделал глубокий вдох, готовясь поразить его громогласным воплем.

Но прежде чем он успел это сделать, на лучника налетело облако летучих мышей, облепляя его со всех сторон. Он тут же упал. За такое короткое время он не успел бы умереть от потери крови, но его сердце не выдержало холодного ядовитого прикосновения кровопийц и остановилось.

Летучие мыши закружились друг вокруг друга и превратились в женщину.

— Ты в порядке? — спросила Таммит.

— Да, — он обвел взглядом коньки остальных крыш и увидел других людей в черном, которые крались по ним с луками в руках. — Но у нас неприятности, — и, до предела усилив голос магией, бард заорал: — Легионеры! Посмотрите наверх! На крыши!

Несмотря на то, что вопль вышел громким и убедительным, он вовсе не был уверен, что ему удастся привлечь хоть чье–то внимание. На земле творилась сущая неразбериха. Но, очевидно, его голос все же был услышан. С доков и кораблей в воздух устремилось облако стрел и иных летающих снарядов, и лучники в темных одеждах начали падать. Барерис издал облегченный вздох, и тут над ним пронеслась огромная тень.

Он вряд ли заметил бы её, черную на фоне черного неба, если бы она не закрыла собой несколько звезд, сиявших сквозь просветы между облаками. Этой тенью оказалось парящее над пристанью ночное крыло. Над другими районами города тоже кружили его похожие на летучих мышей собратья. Барерис ещё раз пожалел об отсутствии брони, своего грифона и о растраченных в прошедшей схватке силах. Но тварь не обратила на него никакого внимания. Внезапно все они дружно развернулись и полетели на север. Бард понял, что они просто шпионили, изучая лежавший внизу город.

Он был рад, что этой драки удалось избежать. Но радость его оказалась далеко не полной. Если эти чудовища осмелились появиться здесь сегодня ночью, это могло означать лишь одно — остальная орда Сзасса Тэма была уже на подходе.

* * *

Башня Откровений вызывала у Лаллары отвращение. Она всегда полагала, что предназначение крепостей волшебников состоит в том, чтобы скрывать секреты своих обитателей за мощными защитными укреплениями, а оплот ордена Прорицания, казалось, совершенно не подходил для этих целей. Акустика этого здания позволяла легко расслышать даже самый тихий шорох из всех соседних покоев, а в стенах имелось столько огромных дорогостоящих застекленных окон, что разделявшие их каменные перемычки казались слишком непрочными, чтобы служить каркасом столь большому строению. Большая часть оконных створок была распахнута, и в помещение вместе с утренним ветерком врывался слабый шум города, неестественно притихшего, словно задержавшего дыхание после восстания прошлой ночи и лицезрения парящих в воздухе слуг Сзасса Тэма.

Но, хотя в этой цитадели ей и было не по себе, Лаллара, являясь архимагом, специализирующимся в защитной магии, чувствовала, что все необходимые охранные заклинания здесь имелись. За пределы здания не проникало ни звука, и ни один убийца не смог бы метнуть в открытое окно кинжал или молнию. Похоже, ей придется смириться с текущим положением дел. Безусловно, зулкиры выиграли немало времени, самолично пожаловав к прорицателям вместо того, чтобы заставлять их тащить все необходимые для их ремесла магические принадлежности в Центральную Цитадель.

Лаллара, Неврон, Лазорил, Самас Кул и Кумед Хапрет прогуливались между хрустальных шаров и зеркал, в которые дюжина старших прорицателей, бормоча заклинания, направляли магическую энергию. Внутри каждого из артефактов постепенно проявлялись различные светящиеся образы. Зулкиры разглядывали ряды марширующих ужасающих воинов, отряды шустро ковыляющих гулей, ползущих гигантов с извивающимися щупальцами, похожих на тех, что возникли из–под земли рядом с крепостью Сожалений, и состоящих из одних костей лошадей, которые тянули закрытые повозки.

Спустя какое–то время Лазорил произнес:

— Вы неплохо поработали. Благодарю.

Один из прорицателей, на лбу и щеках которого было вытатуировано по паре дополнительных глаз, произнес:

— По правде говоря, Ваше Всемогущество, это оказалось несложно. Некроманты не пытаются скрывать от нас ни численности своей армии, ни её местоположения.

Неврон сплюнул.

— Конечно, нет. Зачем им это? Вы, гадальщики, выметайтесь отсюда. Вашим повелителям необходимо переговорить наедине.

Если прорицателей и задела его грубость, у них хватило ума этого не выказывать. Они послушно удалились.

Упав на стул, Самас вытащил шелковый носовой платок из кармана своей роскошной мантии и принялся вытирать пот с покрытого пятнами побагровевшего лица. Он выглядел так, словно небольшая прогулка вокруг покоев отняла у него все силы, и, взглянув на его огромную, тяжело хрипящую тушу, Лаллара ощутила привычное отвращение.

— Как Сзассу Тэму удалось собрать такую армию? — спросил тучный преобразователь. — Как некроманты смогли наплодить столько нежити за такое короткое время?

— Откуда нам знать? — рявкнула Лаллара. — Мы уже обсуждали этот вопрос и сошлись на том, что понятия об этом не имеем! Если не можешь сообщить ничего нового, лучше держи язык за зубами.

Самас одарил её гневным взглядом. Судя по всему, он пытался сформулировать по–настоящему уничижительный ответ, но Лазорил опередил его:

— Давайте не будем вымещать досаду друг на друге, — произнес зулкир Зачарования в своей нудной снисходительной манере школьного учителя, которым в глубине души он и являлся. — Нам предстоит принять непростое решение и сделать это быстро, потому что этот пункт сбора налогов мне знаком, — он указал на парившую в воздухе зеленоватую сферу. Внутри неё отражался светящийся образ: огромные гончие, чьи тела состояли из сплавившихся воедино изувеченных трупов, стояли рядом с придорожной крепостью, стены которой отличались тем, что были сложены из перемежающихся черных и белых камней. — Армия почти добралась до Первого Откоса.

— Как же у них получается передвигаться настолько быстро? — спросил Кумед.

— Мертвые не знают усталости, — ответил ему Лазорил. — А существа, неспособные переносить солнечный свет, днем прячутся в повозках. Вдобавок мы не делаем ничего, чтобы замедлить продвижение противника. У нас нет отрядов налетчиков, которые бы изматывали врагов точечными уколами.

— В начале войны этим занимались воины из Грифоньего Легиона, — произнес Самас.

— Сейчас Грифоний Легион — лишь тень себя прежнего, — сказал Неврон, — впрочем, как и остальные наши легионы. Сомневаюсь, что теперь подобная задача окажется им по плечу. Давайте не будем посылать их на верную смерть, если ничего от этого не выиграем.

— Итак, — заключил Самас, — скоро Сзасс Тэм будет здесь. Вопрос в том, стоит ли нам остаться и встретить его?

— Да, будь оно все проклято! — прорычал Неврон. — Это Безантур! Он выдержит осаду.

— Неужели? — спросил Лазорил. Он обвел рукой окружающие их светящиеся шары и зеркала, в которых отражались картины, свидетельствующие о военной и магической мощи лича.

— Если это не так, — произнес Неврон, — то мы четверо… — он оборвал себя, а затем одарил Кумеда холодной улыбкой. — Извиняюсь, Ваше Всемогущество, я, разумеется, хотел сказать — «пятеро», всегда сможем перенестись в безопасное место.

— Когда вокруг кипит сражение, — сказал Лазорил, — ни в чем нельзя быть уверенным. Непросто правильно прочесть заклинание, если в твою шею вцепится вампир. Кроме того, если мы затянем с бегством до того момента, когда армия Сзасса Тэма проломит стены и ворвется в город, сами–то мы, может, и спасемся, но, скорее всего, при этом потеряем все корабли с сокровищами и наиболее полезными слугами. Разве именно с этого мы хотим начать жизнь в изгнании?

Самас казался до глубины души задетым одной мыслью о том, чтобы бросить свои несметные богатства.

— Если уж речь зашла об этом, — сказала Лаллара, — то нам ещё повезло, что сгорело лишь четыре судна. Мы могли потерять всю флотилию.

Кумед прочистил горло.

— Что же именно произошло прошлой ночью? Кто за это в ответе?

— Церковь Бэйна, — ответил ему Лазорил. — Его последователи распаляли толпу, подначивая простолюдинов украсть корабли и сбежать из города. Они хотели воспользоваться поднявшимся переполохом, скрытно забраться на крыши и воспламенить суда зажженными стрелами, чтобы помешать нашему отплытию.

Кумед попытался изобразить на своем лице такую же свирепую гримасу, как у Неврона.

— Тогда мы должны вешать каждого бэйнита, который попадет нам в руки.

— Тех, кто действительно опасен, нам отыскать не удастся, — сказала Лаллара. — Они залегли на дно.

— И это означает, что они способны предпринять ещё одну попытку, — произнес Самас. В его руках возникла золотая чашка. Лаллара уловила запах бренди. — Вдобавок толпа может взбунтоваться снова, учитывая, что Повелители Ужаса уже вложили в головы простолюдинов идею о бегстве, и на этот раз нам, вполне возможно, окажется не под силу отстоять корабли.

— Ещё одна причина, по которой мы должны отплыть как можно быстрей, — сказал Лазорил.

Неврон покачал головой.

— Неужели ты и правда такой трус?

— Я не прекращу бороться против Сзасса Тэма, — произнес Лазорил. — Закрепившись в Пределе Мага, я собираюсь хорошенько подготовиться и подкопить силы, чтобы разобраться с личом, когда придет время. Но сейчас ситуация безнадежна. Если вы со мной не согласны, то можете попытаться доказать мою неправоту. Оставайтесь в Безантуре и возглавьте оборону города. Только не ждите, что в этом бою вам будут помогать маги из моего ордена или мои солдаты.

— Я отправлюсь с тобой, — произнесла Лаллара. Ей было неприятно это говорить, но мертвым гордость ни к чему.

— Как и я, — произнес Самас.

— И я, — добавил Кумед, словно до него хоть кому–то было дело.

— Значит, придется уехать и мне, — сказал Неврон. — Разумеется, в одиночку мне город не отстоять. Но, будьте вы прокляты, какие же вы все–таки бесхребетные слабаки!

Он выглядел в достаточной степени разъяренным, но Лалларе показалось, что его причитания звучат слегка наигранно. Возможно, на самом деле заклинатель был даже рад, что из ситуации, в которую они его загнали, не было иного выхода, кроме как бегство из страны.

* * *

Почесывая покрытую перьями макушку Танцора Ветра, Барерис стоял у борта судна, на котором теснились грифоны и их наездники, и наблюдал за отплытием зулкиров. Спину ему обдавало холодом — Зеркало держался неподалеку. Все когги, траулеры и баркасы, стоявшие в порту Безантура, теперь перешли в распоряжение Красных Волшебников и аристократов и служили для перевозки их имущества, войск и избранных членов их семейств. На то, чтобы все эти многочисленные корабли смогли успешно покинуть гавань, ушло немало времени.

Город окутывала пелена дыма. Когда бегство началось, воплотители подожгли пирс и верфи с висевшими в сухих доках недостроенными и неотремонтированными кораблями. Это было сделано для того, чтобы некромантам оказалось сложнее преследовать их по морю Аламбера. Хотя пожар и мог перекинуться на другие районы города, лордам, покидавшим страну, было на это наплевать.

От густого дыма на глаза наворачивались слезы и начинался кашель, но все равно сотни людей залезли на крыши или как можно ближе подошли к воде, чтобы пронаблюдать за отбытием своих повелителей. Барерису стало интересно, какое чувство они испытывают при виде этого зрелища — печаль или радость?

А он сам? На протяжении шестнадцати лет он был воином. Он не любил проигрывать, и, несмотря на самонадеянные заявления зулкиров о том, что через год или два они соберут могучую наемную армию и вернут себе власть над Тэем, он полагал, что именно это сейчас и произошло. Он сомневался, что ещё хоть раз увидит свой родной город.

Было непросто смириться с поражением после десяти лет непрерывных боев с Сзассом Тэмом. Он возненавидел лича с той самой минуты, когда обнаружил, что его подчиненные превратили Таммит в вампира, и с годами эта ненависть не уменьшилась.

Но теперь главным в его жизни стало иное чувство — любовь. Возможно, этот побег даже окажется для него благом. Теперь они смогут полностью посвятить себя друг другу и найдут способ снова сделать её человеком, не беспокоясь о том, что в очередной раз произойдет что–то ужасное и война их разлучит.

Да, все может обернуться к лучшему — если, конечно, им удастся беспрепятственно покинуть материк.

* * *

В последние годы жизни Азнар Трул велел построить для себя великолепный корабль, полный роскошеств, способных удовлетворить вкус самого привередливого сибарита. Сменив убитого зулкира на его посту, Самас Кул с нетерпением предвкушал, как в полной мере насладится всеми имеющимися на борту этого судна утехами, но оказалось, что на воде у него разыгрывается морская болезнь. С тех пор оно редко отплывало от причала.

Но сейчас этот корабль оказался весьма кстати, и Самас пригласил остальных зулкиров в гости — насладиться великолепным завтраком и зрелищем того, как рушится за их спинами Тэй. Он надеялся, что не потеряет лица, будучи вынужден внезапно поспешить к бортику. Пока что выпитое им зелье вполне успешно справлялось с дурнотой, но — кто знает?

Чтобы попасть к нему на корабль, Неврон призвал демона с головой прекрасной женщины и телом небольшого зеленого дракона, Лаллара прилетела, подобно птице, а Лазорил переместился через пространство.

Не хватало только Кумеда Хапрета. Самас подождал ещё немного, а затем спросил остальных зулкиров, не знает ли кто–нибудь, куда тот подевался.

Неврон улыбнулся.

— Боюсь, наш молодой коллега не сможет к нам присоединиться. Перед нашим отплытием с ним произошел несчастный случай. Мне самому пришлось приказать его подчиненным поджечь порт, иначе бы они этого не сделали.

Лазорил склонил голову, словно выражая одобрение.

— Полагаю, воплотители проведут новые выборы.

Неврон фыркнул.

— Пусть попытаются.