Естественно, что фиксированного членства в иудейской или русской партиях не было. Партвзносы все платили в общую кассу КПСС. Но у каждого «крыла» были свои заведомо знаковые фигуры. Иудейское крыло, начиная с «Литгазеты» и т. п., курировал член Политбюро Юрий Владимирович Андропов-Файнштейн. «Литературную наковальню» (так «Литгазету» прозвали!) не случайно считали сливным отстойником гебешных спецматериалов. Рупором же иудейского крыла, его «репрезентативной» (представительной) фигурой стал «жидовствующий» Александр Николаевич Яковлев, первый зам при знаково отсутствовавшем много лет заведующем отделом Пропаганды ЦК КПСС (считалось, что заведующим должен стать человек из русского крыла, но Суслов все никак «не мог» подобрать достойно значимую кандидатуру - впоследствии на эту должность перевели Первого секретаря ЦК ВЛКСМ Тяжельникова, которого Андропов позже съел). Русское крыло, начиная с «Огонька» и т. п. по нисходящей, курировал ближайший друг генсека, «сидевший на кадрах и проверке исполнения» член Политбюро Константин Устинович Черненко. И «горбачевского хаоса» в партии при нем не было; как выполняются все решения и постановления ЦК, он проверял всегда «в нужном направлении» -скрупулезно, дотошно, умело используя своих людей в «Русской партии внутри КПСС».
Можно что угодно теперь задним числом говорить о низком уровне его образованности, хотя Андропов был, увы, абсолютно такого же, если не гораздо меньшего, - так мне по крайней мере показалось - уровня образованности. Формально Андропов-Файнштейн даже вообще ничего не закончил: корочки примитивной ВПШ на старости лет - смешно! А Черненко хорошее гуманитарное высшее образование имел ине с ходу, но мог вникнуть, когда ему объясняли даже самые тонкие идеологические дефиниции. Иногда бывало Суслов еще разбирается, еще в цитатах копается, а Черненко в «засеченной» идеологической операции «противника» уже схватил самую суть. А прямое свое дело Черненко твердо знал. Кадровые узды правления в руках крепко держал (ни одно назначение без проверки «на пархатость» у него не проходило!), и он мог даже перед великим демагогом Сусловым стеной стать - русскую точку зрения, русского человека, когда надо, таки отстоять.
Таков был куратор «Русской партии», хотя, как правило, за тенью «друга Кости» маячил сам Брежнев, который, не торопясь, стараясь сгладить, как можно, но таки решал все щепетильные русские вопросы. На русскую боль он всегда отзывался.
Рупором же русского крыла быстро стал главный редактор массового журнала «Человек и Закон» еще молодой Сергей Николаевич Семанов. Человек редкой энергии, он формально, конечно, имел неизмеримо меньше веса, чем Яковлев: тот все-таки инструктировал главных редакторов на летучках на пятом этаже в пятом подъезде Большого Дома (хотя всегда под надзором Суслова или другого секретаря ЦК - одного его никогда инструктировать не оставляли - не слишком доверяли!). А Семанов ухитрялся исподтишка «инструктировать» все наше общество. Он перевел «правозащитников», - традиционно еврейский конек - под Русское Знамя. Это была наша крупная идеологическая победа не только на внутреннем, но и на внешнем фронте, что признавал Андропов (он даже позвонил в «Голос Родины», посоветовал раскрутить эту тему «на зарубеж») и с особым удовлетворением отметили Суслов, Черненко и сам Брежнев. Вокруг «репрезентативных», «знаменных» фигур сразу же завязалась основная борьба. Скинуть «репрезентативную фигуру» противника, оставить без знамени - означало общую победу, по крайней мере, на несколько лет вперед. Как в военных играх, где борьба ведется вокруг Знамени. Ну, а саму «военную игру», естественно, определяли «штабы», которыми руководили в обеих закулисных партиях полководцы чрезвычайно мудрые - с обеих сторон форменные «гроссмейстеры», соответственно, Русской и Иудейской Идей - мыслители уровня знаменитых «сионских мудрецов».
Есть особая порода людей, которые как-то спонтанно к себе притягивают единомышленников. Не кодлу, не банду, не пьяную компанию формируют, а именно идейных единомышленников. В русской истории было две великих организационных группировки по Духу - «Могучая кучка» и «Передвижники». В «Могучей кучке» вождем-собирателем был композитор М.А. Балакирев. У «передвижников» - живописец И.Н. Крамской. Без таких «собирателей» невозможны крупные духовные прорывы. Они своими действиями определяют стратегию духовного развития на целые поколения.
В русско-иудейском противостоянии тоже спонтанно выявились свои вожди- «собиратели» В «Иудейской партии» начали верховодить популярные Симонов, Чаковский и Шатров; в «Русской» - не менее популярные Ганичев, Прокушев и Зубков. О, как разны были эти фигуры по своему менталитету! Сразу уже по ним одним была видна полярная разность внутренних духовных установок в еврейском и русском лагерях. Все шестеро в творческом отношении примерно одного уровня. Наши Ганичев, Прокушев и Зубков, пожалуй, даже покрепче. Константин Симонов, ловкий армянский еврей-полуграфоман, практически поэт одного стихотворения «Жди меня», написанного в войну. Все остальное очень средне, очень банально. Писал много. Но на поверхностную публику. Александр Чаковский и того слабее -автор слащавых, банальных повестей и нудного романа «Блокада», который ему писала вся «Литгазета».
Но боже, как, пользуясь своим положением, оба раскручивали себя, как заставляли своих единомышленников и, торгуясь, даже врагов писать про них! Как выбивали себе все мыслимые и немыслимые премии! Напротив, три русских богатыря-собирателя были всегда поразительно скромны. Ганичев писал нужные, «просветительские» исторические сочинения. Прокушев и Зубков были крепкими и умными, соответственно, литературоведом и театроведом, ничем не слабее, чем знаменитый музыковед В.В. Стасов в «Могучей кучке». Но себя никогда не выпячивали, говорили группировавшимся возле них и, естественно, горевшим желанием их прославить молодым литературным критикам:
- Зачем про меня? Напиши про Валентина Распутина. Его, его надо поднимать! А еще лучше найди молодое имя - вытащи на свет молодого автора. Это тебе на Божьем Суде сторицей зачтется.
Естественно, кроме «собирателей» были у «них» и у нас свои «теневики». Закулисную игру у иудеев вели их «сборщики» - держатели кассы еврейской взаимопомощи. Вот она знаменитая еврейская бытовая солидарность, у нас такой никогда не было. Да и попробовали бы у нас такую сделать? Много ведь русских людей попадали в беду, затравливались еврейскими лобби, лишались работы, оставаясь без средств к существованию. Но когда мы с моим другом критиком Святославом Котенко дернулись создать такую русскую кассу, на нас обрушилась ГБ: «Вы что, опозорить государство хотите? Вам что, советских профсоюзов не хватает? Подумаешь, евреи! -Они “малый народ». Нацменьшинства тут можно понять, что они собирают черную кассу. А вы - “большой народ”. У вас это будет выглядеть опасной мафиозной группировкой».
Нам любое «финансовое» объединение запрещалось. А вот евреи и на партсобраниях держались всегда «сворой» - мгновенно формировали свое «лобби», забывали про внутренние приязни и неприязни и терзали жертву. Вообще партийные собрания были самой удобной формой для еврейского самоутверждения, словно самой природой созданной для «сворного» манипулирования общественным мнением. Мы, русские, что-то на самом деле пытаемся обсудить, в чем-то разобраться. У нас соборное мышление, когда никого не обижают, всех выслушивают. А евреи? Выдвигают сворой «на верх» только своих, задвигают, дают выговора только «чужим».
Но конкретно о «сборщиках». У евреев многие годы им был Индурский, внешне невзрачный, но умнейший главный редактор «Вечерней Москвы», тесть будущего министра культуры при Ельцине Евгения Сидорова. Бездарного проходимца-зятька, полукритика-полуюриста, вон куда вытащил! Чтобы Кагал заправлял всей русской культурой!
С Индурским я никогда не сталкивался, хотя в его «Вечерке» часто печатался с рецензиями на фильмы и спектакли - активной идеологической «просионистской» позиции «Вечерка» осторожно не занимала, да и под Первым секретарем Москвы Гришиным это было бы затруднительно. А в отдельном еврейском городе внутри Москвы - останкинском Новом Тель-Авиве таким сборщиком был посредственный режиссер, но весьма активный организатор Леонид Пчелкин. Евреи ему поддерживали ореол «гонимого» -его черно-белый троцкистский «ленинский» фильм по Шатрову был положен на полку (хотя выплаты за него все получили сполна). Уже в «перестройку» фильм этот сняли с полки и показали, и все увидели, что это просто троцкистский «капустник» без малейших признаков искусства. Клеймо гонимого «полочника», однако, не помешало Пчелкину много лет переизбираться секретарем парткома. Такая вот вызывающе «протестная» была на ЦТ парторганизация. У Пчелкина был личный особняк аж на Садовом кольце. Генсек такого шика не имел. И деньги умел Пчелкин делать прямо из воздуха. Был, как уже говорилось, паршивеньким, совершенно бездарным режиссером. Но был блестящим сводней для артисточек, мечтавших получить благосклонность телевизионного начальства, чтобы показаться на голубом экране, и этим держал телевидение в своих руках. Умел не мытьем, так катаньем уговаривать «подхалтурить на телевидении» хороших актеров. Те морщились - сниматься у Пчелкина считалось дурным вкусом, его вечно осмеивала пресса. Но он умел выбить непомерно большие гонорары, и многие даже великие не удерживались - решались «подхалтурить» на жизнь у Пчелкина. Он снимал самые примитивные, с неподвижной камерой, как во времена рождения Великого Немого, самые дешевые фильмы-концерты, фильмы-спектакли, но по ведомостям выдавал их за полноценные и дорогие художественные фильмы. Оплата в разы выше, и практически вся себе в карман. В конце жизни он был полуслепой, еле передвигался, но делал себя художественным руководителем, пробивал тему в план и нанимал «кинорабов» попахать за него. Пронзительная по бесстыдству и проходимистости фигура.
Мне довелось поработать на телевидении главным редактором, и меня он таки достал. Сначала все пытался «наладить отношения» - предлагал конверты с деньгами, норовил подсунуть артисточку, пытался затащить на «отдых с дамами». Но я не клюнул и категорически отказался подписать ему гонорар за сценарий «Дети солнца», в котором он, механически переписав пьесу Горького, даже запятой своей не поставил, но деньги хотел по высшей ставке - разумеется, не покойному Горькому, а себе. Не прошел номер, тогда он приносит тот же сценарий, но уже за подписью исполнителя главной роли артиста Иннокентия Смоктуновского. И, не моргнув глазом, опять деньгу качает - заплати за пьесу Горького по высшей ставке как автору Смоктуновскому, мол, уж ему-то Лапин не откажет. Плати ему - он мне отдаст. Иннокентий Михайлович Смоктуновский - друг Святославу Котенко и мне. Охотно выступал в публицистических, очень русских диалогах с критиком Котенко, которые я еще в «Театральной жизни» печатал. Сколько раз делом он помогал русской партии! Например, когда закрыли за национализм документальный фильм Котенко «Русская изба», Смоктуновский взялся сам прочитать патриотический текст, не дал из него выкинуть ни строчки и затем приехал на Худсовет студии, где мы с ним на пару (я от ВООПИК - от общественности!) отстояли прекрасный русский фильм.
Но ты мне друг, а совесть дороже - яне подписываю разворовывать казну. Пчелкин пошел к Лапину. И Лапин... не отказал. А у меня сразу смертельный враг.
Вот такие напористые были «сборщики» у евреев. А у нас (хотя нам «русскую черную кассу» создать не дали!) теневой работой занимался всесторонне образованный публицист, блестящий переводчик романиста и будто бы агента контрразведки Сомерсета Моэма неутомимый и изощренный, стоически православный Святослав Котенко. Очень благородно, что Семанов в своей книге «Русско-еврейские разборки» о важной фигуре, к сожалению, рано ушедшего из жизни Святослава Котенко достойно вспомнил. Мы были со Святославом весьма близки, учились вместе на романо-германском отделении филологического ф-та МГУ, дружили семьями. Боец Святослав Котенко, как и я, был в любимцах у Самарина. Святослав Георгиевич - красавец с артистической внешностью, - он преподавал в МГУ, работал одновременно под крышей ВООПИК и редактором отдела критики «Молодой гвардии», где именно он заказывал и редактировал важнейшие статьи, практически определяя все «знаковое» направление журнала. Он остался, как и наш учитель Самарин, принципиально беспартийным (отказывался Котенко многажды, а партия была условием высокой должности - но он упорствовал: «Я в Бога верующий!») и был повсюду вхож и близок с самыми высокими академиками и выдающимися деятелями, как нашими, так и с Запада. Именно Святославу Котенко вместе с Петром Палиевским (он после смерти Самарина займет его место зама по научной работе в ИМЛИ) была доверена «русской партией внутри КПСС» изначальная организация «Русских клубов».
Поподробнее про «нас». У нас было несколько ключевых сборных организационных опорных пунктов. Во-первых, ВООПИК - Всероссийское общество охраны памятников истории и культуры с его бессменным лидером академиком Игорем Васильевичем Петряновым-Соколовым - на базе ВООПИКа возникли легально по всей России «Русские клубы».
Во-вторых, журнал «Молодая гвардия» незабвенного Анатолия Никонова и сменившего его популярного прозаика Анатолия Иванова. Прекрасный журнал. Самый русский из всех! Едва туда еще при Анатолии Никонове пришел заместителем главного редактора Виктор Чалмаев, мне он сделал предложение прийти к ним членом редакционной коллегии на ключевой отдел публицистики. Я потом всю жизнь жалел, что отказался. А ведь у меня была бы более счастливая, настоящая творческая жизнь среди своих. И «Молодая гвардия» - смею, может быть, слишком самонадеянно думать - не сделала бы некоторых своих лишних телодвижений; во всяком случае, я уж согласовал бы «на даче» и заранее обеспечил прикрытие для некоторых острых выступлений В. Чалмаева, М. Лобанова, С. Семанова. Но, к сожалению, тогда мне в переходе в «Молодую гвардию» в порядке партийной дисциплины категорически отказали - я уже был слишком повязан на закулису, а Брежневу тогда позарез нужно было разобраться с АПН - этим доставшимся ему логовом «младотурок»-аджубеевцев.
В-третьих, само издательство «Молодая гвардия» великого «собирателя» Валерия Ганичева.
В-четвертых, «Наш современник» Сергея Викулова, пришедшего туда из замов в «Молодой гвардии». Вокруг «Нашего современника» после цикла статей Владимира Чивилихина сформировались по всей стране острые храбрые боевые клубы «Память». Целая сеть «Памятей» - самые знаменитые из них три московские «Памяти» незабвенного Кости Смирнова-Осташвили, Штильмарка и Васильева.
В-пятых, издательство «Современник» во главе с нашим «гроссмейстером русского духа» Юрием Львовичем Прокушевым и главным редактором Валентином Васильевичем Сорокиным.
В-шестых, нашей крепостью стал Союз писателей РСФСР на Комсомольской, 13 под руководством сначала великого русофила Леонида Соболева, затем Сергея Михалкова, затем Юрия Бондарева, затем Валерия Ганичева. Про крепость я сказал не ради красного слова. В августе-сентябре 1991-го здание Союза писателей стало баррикадой. Писатели с помощью боевиков «Славянского Собора» во главе со Станиславом Карповым выдержали месячную осаду, отразив все попытки комиссаров-«дерьмократов» Ельцина с милицией ворваться в здание.
У СП РСФСР были энергичные отделения на местах. Особо выделялось Московское отделение Союза писателей во главе с мудрым критиком и «собирателем кадров» Феликсом Кузнецовым (теперь он академик, директор Института мировой литературы). На периферии организационной деятельностью выделялись журналы «Кубань» и «Волга» - русские бастионы. Весьма деятельным и влиятельным быстро стало Бюро Пропаганды русской литературы при Союзе писателей РСФСР, во главе с чрезвычайно энергичной Аллой Васильевной Панковой, эффектной брюнеткой южно-русских кровей, организовывавшей массу писательских выступлений перед читателями по всей стране. Она стала поистине душой русского национального движения. Знала широкую массу патриотов-читателей - вся и всех. К ней в очередь за билетами на встречи с писателями стекались руководители патриотических клубов со всей России. Она умела арендовать громадные дворцы спорта по всей стране, которые так битком заполнялись патриотической публикой, как не рвутся на эстрадных звезд. Благодаря моим связям она проникла даже в престижный зал Дома союзов, где прошел юбилейный вечер «Нашего Современника» и мой вместе с Федором Федоровичем Шахмагоновым творческий вечер. Оба вечера были показаны по Первой программе телевидения.
В-седьмых, у нас был свой крупный подпольный православный центр. Им стал «самиздатовский» журнал «Вече» поистине подвижника, «нашего катакомбного Сергия Радонежского», как мы ласково шутили, Владимира Николаевича Осипова. Андропов-Файнштейн вкупе с своим псом «Бобком» Осипова таки «вычислили» и арестовали снова в 1974 году, дали восемь лет, но он успел подготовить хорошо организованную конспиративную структуру. Отсидев, он уже в «гласность» вывел из подполья крепкое православное общественно-политическое движение - «Союз “Христианское Возрождение”».