Юлий Буркин

МЕЛКИЙ

Как это все-таки славно - вернуться из полета домой. А еще славнее - сразу на дачу, потому что лето мои проводят за городом. Я специально не поехал в Кунцево на такси, а двинул, как в детстве, на электричке, от станции - по пыльной тропинке к лесу, потом через лес, и вот я уже шагаю вдоль дачного поселка, а губы сами собой растягиваются в счастливую улыбку.

- Гена! Сергей прилетел! - закричала мама, увидев меня, бросила стирку и пошла мне навстречу, вытирая ладони о подол. И лицо у нее сияет точно так же, как у меня, и руками она стирает не потому, что машинки нет - машинка есть, и ого-го какая, - а потому же, почему я не поехал сюда на тачке: здесь все должно быть как в моем детстве, то есть как в ее молодости.

Сколько в ней грации, сколько чего-то такого тонкого, женского, неуловимо-аристократичного, что так редко встречается на Земле, а тем паче в космосе. Необходимость всегда быть в форме диктует ей профессия, но, думаю, штука не только в этом… А синее клетчатое платье, оно и вовсе делает ее похожей на фею. Хотя не знаю, откуда я взял, что феи носят клетчатые платья…

И вот она идет мне навстречу, а ее светлые, крашеные, конечно, волосы падают на глаза, на золотистую кожу лица… И эдипов комплекс, ребята, тут ни при чем, просто за время полета я успеваю забыть, какая у меня красивая мама, и всегда этому радуюсь заново.

А вот и Генка! Он младше меня аж на пятнадцать лет. У нас разные отцы, но это не мешает мне любить его больше всех на свете. Сразу после мамы.

- Серега-а!!! - Он, обгоняя мать, мчится ко мне босиком. - Что привез?!

В десять лет люди, как правило, не страдают излишней сентиментальностью.

А я - да, привез ему кое-что. Конечно, привез. И он знает, что я о нем не забуду… Вот он уже висит на мне, и вот он уже лезет по мне, как по отвесной скале, а вот он уже сидит на моей шее, и гордости его нет границ.

- Сереженька, - говорит мама, уткнувшись лбом мне в плечо, - как вы все-таки подолгу летаете…

- Меня не было всего полгода, - возражаю я и глажу ее ровные тонкие волосы. - Как вы тут?

- Ты, наверное, есть хочешь?

- Нет, мама, вот спать…

- Ты не отдохнул после полета? Сразу сюда?

- Серега! Ну что ты мне привез?! - заколотил ногами мне по животу Генка.

- Отстань от брата! - застрожилась мать. - Если будешь так себя вести, я ему скажу, чтобы он ничего тебе не давал.

- Что приве-оз?! - ни капли не испугался Генка. - Что у тебя та-ам?! - И он застучал пяткой по моей правой руке, в которой я сжимал офицерский чемодан.

- Давай так, - предложил я, шагая к дому и держась левой рукой за мамину ладонь. - Я сейчас отдохну, посплю, потом сядем ужинать, и вот тогда я буду всем раздавать подарки.

- Да, да! - подхватила мама. - Как раз и папа приедет. Валерий Иванович будет часов в десять. - Это она уже мне, как будто оправдываясь. - У него сегодня премьерный показ “Леди Уиндермир”. А я как раз ужин соберу. Праздничный. Геннадий, слезь наконец с брата, видишь, он устал!

Когда же она привыкнет, что я ни капельки не осуждаю ее за разрыв с отцом и за то, что она вышла замуж за дядю Валеру. И никогда не осуждал, это не мое дело. Но она всегда оправдывается.

- Ах, так? - заявил Генка капризно. - Тогда опусти меня на землю, жестокий брат. И я до вечера пойду играть в футбол, томимый грустью и печалью беспросветной.

Нет, все-таки мать-актриса и отец-режиссер - это клиника.

Я стал медленно наклоняться, Генка, вцепившись мне в шевелюру, испуганно заверещал, потом пополз по мне вниз, но я, отпустив чемодан, перехватил его правой рукой поперек туловища, а ему, видно, стало щекотно, и он захохотал и задергал ногами в воздухе. И тогда я замер, и он тоже замер, и я наконец осторожно поставил его на землю.

Он отпрыгнул и сказал:

- Прилетают тут всякие из космоса, а потом ложки в столовой пропадают!

“Ну, не урод ли?” - Я сделал резкий выпад в его сторону, якобы пытаясь поймать, но он хихикнул и так вчистил от меня, что только пятки засверкали. Но тут же развернулся и побежал к дому, по ходу с притворной суетливостью крича:

- Бутсы! Бутсы! Я не могу играть без бутсов!..

- Вот сумасшедший, - улыбнулась мама.

А Генка уже мчался обратно к нам, за шнурки вертя ботинки над головой.

- Гигантский пропеллер! Опасно для жизни! - противно искажая голос, вещал он. - Эвакуация поселенцев с Рамады требует особой дисциплины и внимания!

Еще минута, и он уже улепетывал от нас в сторону пруда, на берегу которого была лужайка, где местные ребята испокон веку играют во всевозможные игры.

“Вот чертенок! То, что я служу на Рамаде, между прочим, государственная тайна. Неужели я сболтнул в прошлый раз лишнего или это простое совпадение? В принципе, про то, что на Рамаде есть поселения, и про то, что там трудно, знают все”.

Засыпать на настоящей земной кровати, дыша свежим-пресвежим дачным воздухом и слыша, что за плотно зашторенным окном почти как дождь шумят деревья и стрекочут цикады, это такое счастье!

Мама, как я ее ни отговаривал, отправилась на станцию, закупить продуктов для праздничного ужина. “Позвони дяде Валере, и он купит все, что надо, по дороге”, - попытался я вразумить ее. “Если это произойдет неожиданно, ему будет приятно, - возразила она. - Премьера ведь тоже праздник, так что у нас сегодня двойное торжество. И потом, я давно уже собиралась съездить туда на разведку. А главное, если я останусь и буду возиться с угощением, ты не сомкнешь глаз, а так - уснешь, пока я хожу, и я смогу готовить уже без всякой опаски. И вообще, я тут уже засиделась”. Я знал, что ее не переспорить. Это у нас фамильное. Меня, кроме мамы, никто не может переспорить. Перед самым уходом она потрясла меня еще раз.

- Мам, - позвал я, устраиваясь на свежайшем белоснежном белье. - Если сегодня премьера, то почему ты дома? Ты ведь эту леди должна была играть.

- А меня подменили, - отозвалась она.

- Почему? - по инерции продолжал задавать вопросы я.

- Потому что я беременна, - сказала она, стоя уже на пороге и открыв дверь.

- Кем? - тупо спросил я. Но она, в отличие от меня, отреагировала вполне адекватно:

- Твоей сестренкой.

Нет, нашим “поселенкам” до нее ох как далеко. Я услышал, как во дворе тихонько зажужжала “элка” - штука не самая скоростная, зато изящная и проходимая. Наши боевые подруги, они, конечно, бывают красивыми, и все бесстрашны и надежны, как андроиды… Но и в остальном, к сожалению, напоминают их же. Там, на Рамаде, никакой принципиальной разницы между мужчиной и женщиной не ощущается. Он или она - боевой товарищ, и этим все сказано. И на службе, и в постели. Большинству ребят это даже нравится, но я воспитан своей мамой, а она - воплощенная женственность, и пока я не найду такую же, не успокоюсь.

“С другой стороны, какое это все-таки с моей стороны свинство - так относиться к нашим девушкам, - думал я, засыпая. - Такие, как они, - лучшие жены на свете. Такие не обманут и не подведут. Как можно обвинять человека в том, что он смел и честен? Вот интересно, смогла бы мама пристрелить перепончатокрылого ядозуба, если бы он напал на меня? А Дана смогла. И если бы не она, не лежать бы мне тут на беленькой простыночке, а лежать бы мне совсем в другом месте…”

Я уснул, и мне приснилось, как перепончатокрылый ядозуб пикирует на меня с грозового темно-зеленого рамадского неба, а я лежу посередине пустыни на нашей старой дачной кровати, вижу это через дырку в балдахине и знаю точно, что свой обожаемый станковый плазмер я сдал в штабную ружейку еще перед вылетом на Землю, а вернувшись, почему-то не получил его обратно… И тут же вспомнил почему. Потому что я контрабандой провез на Рамаду эту роскошную ностальгическую кровать, и пока я ее как следует не заныкал, в штабе появиться не мог…

Ядозуб с жестяным грохотом рухнул на меня, я подпрыгнул и сразу понял, что грохот этот был не во сне, а наяву, и именно от него я проснулся. А донесся он со стороны веранды. И оттуда же, чуть погодя, раздался жуткий, хриплый, с замогильными интонациями голос:

- Э-э… Убрать старые ведра?

И дверь на веранду медленно-медленно приоткрылась, толкаемая кем-то снаружи. Я покрылся испариной и смотрел на дверную щель во все глаза, но никто там не появлялся. Мне не был виден из-за края стола лишь небольшой участок этой щели, возле самого пола, но вряд ли кто-то смог бы там проползти. Однако всеми фибрами души явственно ощущая угрозу, я, как мог бесшумно, приподнялся и почти сел на кровати. И заметил, как в том самом, невидимом до того, участке щели, все-таки что-то промелькнуло, что-то проструилось в комнату. И я, наверное, даже сумел бы в конце концов понять, на что это похоже, если бы еще через мгновение в этом не отпала необходимость.

Потому что, выскользнув из-под стола, передо мной во всей своей красе встал в боевую стойку настоящий рамадский тандемный червь. Да такой здоровенный, каких я еще не видывал. Я сразу расслабился и упал обратно головой на подушку. Потому что, значит, я все-таки не проснулся. Сон продолжается. Так бывает: кажется, что ты проснулся, а на самом деле это просто очередной виток сновидения. Кстати, “тандемным” его называют потому, что у него два параллельных тела с тремя перемычками и чем-то он напоминает старинную электропроводку. А “червем” называют, уж не знаю почему. Правильнее было бы назвать его удавом или даже анакондой. Но дело не в названии. Главное то, что более злобной, более беспощадной и коварной твари Вселенная, наверное, еще не порождала.

Червь поднялся метра на полтора над полом и, согнувшись надо мной под прямым углом, вытянулся еще немного. Его двойное безглазое рыло нависло прямо над моим лицом, и при слабом, пробивающемся сквозь штору окна свете я явственно видел, как непрерывно шевелятся короткие зелено-коричневые бородавчатые отросточки, плотно покрывающие все его тело. Два клоачных отверстия приоткрылись одновременно, и червь сказал:

- Э-э… Ведра съем?

Как я бежал… Конечно же, это сон, но умирать неохота даже во сне. Дверь я буквально вышиб в прыжке, падая со ступенек крыльца, сделал кульбит и помчался по дороге к пруду. “Но раз это осознанный сон, - думал я заторможенно, - я ведь господин этого сна. Я ведь могу просто взлететь и парить над землей, как птица!” И я даже подпрыгнул пару раз, но почему-то не взлеталось, и я вдруг все отчетливее начал понимать, что никакой это не сон, а самая что ни на есть явь. Что же касается тандемного червя, то или я сошел с ума, или опять же сошел с ума, потому что второго решения эта задача не имеет. Но эта мысль не успокоила, и я побежал еще быстрее, потому что если это не сон, то надо бежать, хотя убежать, конечно, вряд ли удастся.

Не успев и глазом моргнуть, я уже оказался на лужайке, где пацаны играли в футбол. И я явственно представил себе, как погнавшийся за мною червь переключает свое внимание на них, и через пять минут тут уже нет ни одного живого человека, только красные куски мяса и оторванные конечности на сочной зеленой траве… Я проклял себя и кинулся дальше, к берегу, надеясь, что он все-таки будет преследовать только меня, не отвлекаясь… Я нырнул, глубоко уйдя в мутную илистую воду, замер и продержался там сколько мог, потом, чувствуя, как болезненно начинает токать в ушах, направился к мерцающему свету, вынырнул, вдохнул полные легкие и огляделся.

Футболисты прекратили игру и вместе с болельщицами стояли на берегу, с недоумением глядя на меня. Я поискал глазами, но ничего опасного вокруг не обнаружил. “А что они, собственно, так на меня уставились? Они-то ведь не знают, что мне привиделось черт-те что. А тогда - чего особенного? Ну, решил человек искупаться… - Я поплыл к берегу, и тут только до меня дошло, что прибежал-то я сюда в чем мать родила. - Да-а… Хорош космонавт. Бедный Генка теперь не отбрешется. А вот и “он. Стянув с себя и скомкав потную майку, он с размаху запустил ею в меня:

- Держи!

“Спасибо, брат”.

Кое-как соорудив себе вызывающую набедренную повязку, я с независимым видом вышел на берег и, все еще тяжело дыша, помахал всем любопытствующим рукой. Мол, физкульт-привет. Продолжайте развлекаться. И двинулся обратно к дому.

Генка догнал меня.

- Ты че это, совсем офигел в своем космосе? - спросил он.

- Иди, играй! - огрызнулся я. Похоже, я и впрямь офигел. Не рассказать о случившемся на комиссии мне не позволит совесть. А значит, скорее всего, спишут. Или тестами замучают.

- Что случилось-то?

- Ничего не случилось, - бросил я. И вдруг понял, что возвращаться в дом мне сильно не хочется. - Так, - продолжил я, замедляя шаг. - Показалось кое-что.

- Может, ты там что-то увидел? - каким-то наигранно-легкомысленным голосом поинтересовался Генка.

- Что? - Я окончательно остановился.

- Ну, не знаю, - отозвался он, пряча хитрые глазки.

- Что я там мог увидеть?

- Ну, что-нибудь… или кого-нибудь…

- Кого?!

- Ну… Мелкого…

Я положил ему руку на плечо.

- Выкладывай, Гена. Выкладывай все как есть.

Шаткий стол вытащили на улицу и прислонили к столбу, а на вбитом в этот столб крюке болтался патрон с двухсотваттной лампочкой, и получилось очень уютно. Я смотрел на маму и радовался, какая она счастливая рядом с дядей Валерой. И еще радовался, что я живой, несмотря на то, что в этом дворе, в заброшенном колодце живет натуральный рамадский тандемный червь. И еще я подумал, что это все сильно усложняет, поскольку если бы не это, я бы завтра съездил в город проведать папу, ему это, наверное, даже нужнее, потому что он не такой счастливый и как-то у него все не так сложилось. Но съездить теперь не скоро получится, ведь теперь главное - эта зверюга, которую надо отснять на кристалл и, используя все мыслимые рычаги, как можно быстрее пробиться с этим материалом на самый-самый верх…

- Не знаю, - возбужденно и громогласно говорил Валерий Иванович, - всем, кажется, понравилось, все, вроде, даже в восторге. Но мне самому было как-то неловко. Не комфортно. В каждой сцене, каждый миг мне не хватало тебя, дружок. - Это он обращался к маме. - Варвара, конечно, молодец, и, в принципе, она неплохо сыграла, но с тобой, я - то знаю, это был бы настоящий шедевр…

Приятно было ощущать, что он ни капельки не льстит, а говорит действительно то, что думает.

- А так… - продолжал он, - сдал, и слава богу. Даже, наверное, критика хвалить будет. Но как только ты сможешь, я обратно введу в спектакль тебя, и вот тогда посмотрим…

- Напрасно ты так настроен, Валера, - улыбалась мама, накладывая всем свой замечательный сметанный салат из желтых помидоров с жареными кальмарами. - И ты не справедлив. Варя очень талантлива, и не надо ее обижать. А для меня роли еще найдутся…

- Да, кстати, - вскричал Валерий Иванович, - что это я все о себе да о спектакле! Сережа, дорогой, открывай шампанское!

- Дайте мне! Дайте я! - Запрыгал вокруг стола Генка и потянул руки к бутылке. - Чтобы стрельнуло!

- Пусть откроет? - предложил я.

- Да пусть, конечно, - согласился Валерий Иванович. - С прилетом, Сережа! С возвращением! Ну, и как там?.. - И тут же разочарованно махнул рукой: - А-а! Вам же ничего нельзя рассказывать!

Да, о Рамаде гражданским пока ничего конкретного сообщать нельзя. По идее, ему и маме нельзя рассказать даже о том, что живет тут, у них под носом. Теперь-то я знаю, откуда оно взялось.

- Да ты мне в прошлый раз, помнишь, штуковину красивую подарил, блестящую, сказал, что это плод какого-то инопланетного растения? - кололся по дороге домой Генка. - Там я его личинку и нашел, выкормил и воспитал…

“Господи, боже мой. Сколько раз нам повторяли: из космоса на Землю - НИЧЕГО! НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ! Но мы всё тащим. Правдами и неправдами. Как-нибудь да протаскиваем. Каждый хоть раз да приволок оттуда какой-нибудь “сувенир””.

- Я, главное, потом нашел фотографию этой штуки в одной сетевой базе, - продолжал Генка. - Оказалось, это шишка рамадской лиственницы. Я сразу догадался, что там ты и служишь…

“Ох уж эта мне утечка! Ох уж эти чертовы гражданские ученые!”

- Стоп! - воскликнул я, когда мы подошли к самому дому. - Генка, скажи, ты уверен, что он безопасен?

- Да, конечно! Он добрый! Тупой только, зато все мыть любит и все, что хочешь, съест. Хоть железо, хоть помои. А без спросу ничего не тронет. За полгода ни разу такого не было! Мама уходит, говорит: “Помой пол”. Только она вышла, я зову: “Мелкий, Мелкий!” Он приползает, я ему: “Съешь всю грязь с пола и весь мусор!” Мама приходит - чистота и порядок…

- Подожди. Откуда он знает, что такое “грязь” и что такое “мусор”?

- Да он все понимает! Он ласковый. Только лом недавно съел. Нечаянно.

“Елки! А мы их там мочим, как последних паразитов, давим, как клопов. А он, видите ли, “ласковый и все понимает”… С ним, видите ли, в контакт надо входить и жить душа в душу…”

Вдалеке зажужжало, и на горизонте появилось желтое пятнышко маминой “элки”.

- Генка, - сказал я торопливо. - Да ты соображаешь ли, черт полосатый, что ты весь космос с ног на голову перевернул?!

- Ничего я не переворачивал, - пожал плечами Генка, - я просто пол не люблю мыть.

- Сережа!

- А? - очнулся я.

- Ты уже на Земле, - улыбнулась мама. - Давай-ка чокнемся. За приезд. Хотя я, конечно, сок. Ты, надеюсь, надолго?

Я отпил шампанского.

- Нет, мама, мне уже завтра придется уехать. И вам бы тоже надо. Скоро тут будет немного неуютно…

Я вздохнул: “Придется, наверное, все им рассказать. Прямо сейчас. А куда деваться?”

- Да, кстати, - вспомнил я, оттягивая неприятное. - У меня же есть для всех подарки…

 

Роман Афанасьев

ДОМ РОДНОЙ

Передо мной расстилалось огромное поле, покрытое зеленью, настоящее море, что колыхалось от ласковых прикосновений ветра.

Хотелось войти в его живые воды, почувствовать прикосновение стеблей, ощутить их жизненную силу, что пряталась в сочной листве.

Воздух стал горячим от солнечных лучей и сладким от запаха трав. Летнее солнце, присевшее над горизонтом, щедро дарило тепло зеленому морю, а оно тянуло к свету тоненькие ростки.

Раскинув руки, я загребал ладонями стебли травы, что доставали мне до плеч. Колючие и не очень, гладкие и шершавые, с цветами и без цветов - все они рядом. Я не помнил их названий: это просто трава, которую называют сорной. Но сейчас для меня она стала самой большой драгоценностью, она говорила мне о том, что я дома.

Я шел, вдыхая сладость воздуха. Плывя по зеленой равнине, я чувствовал: осталось совсем немного - шаг, другой, - и я буду дома.

Мой дом. Как давно я не был в нем. Нет, не в том любимом деревянном коттедже, что стоит на самом краю соснового бора. Дом - это не здание. Дом - это то, что ты любишь больше всего на свете, это то, что ты считаешь своим, и то, что считает своим тебя. Друзья и знакомые, любимые места, темы для разговоров, запахи и звуки. Скамейка под каштаном, соседская собака, лениво растянувшаяся в пыли, разговоры о погоде. Толстая ветка дерева, где ты сидел еще ребенком, прижимаясь к нагретой летом коре. Последний луч заходящего солнца, стрелой пробивший листву клена…

Все это дом. И море травы под жарким солнцем - тоже дом.

Я касался ладонями метелок спелых трав, и они в ответ приятно щекотали кожу. Вдыхал горячий воздух, а он обжигал мне горло. Нужно было сделать еще один шаг, только один. Но я не мог двигаться. Что-то отталкивало меня от дома, стремилось вернуть назад. Куда? Туда, где страшно. И больно.

Меня позвали. Голос пришел из-за спины, с края зеленой глади. Я обернулся, мир закрутился вокруг меня цветным водоворотом, и все вокруг подернулось багровым туманом.

- Сережа!

Тяжелая рука лежала у меня на плече. Пальцы впивались в мою кожу, словно когти зверя. Больно. Я с трудом разлепил веки и невольно застонал, когда тусклый свет ударил по глазам, привыкшим к темноте.

“Неужели это мой голос? Хриплый, надсадный, как у старика”.

Я приподнял голову, и все вокруг поплыло, пошло разноцветными пятнами.

- Сергей!

Чужая рука помогла. Подтолкнула, и я сел, опираясь о рубчатый пол. Над головой была лишь одинокая лампа аварийного освещения, и ее едва хватало, чтобы разглядеть рубку, узкую, как стенной шкаф. Железный пол, железные стены, экран. Вот и все. Посадочный блок рассчитан только на то, чтобы слетать на поверхность и подняться обратно. Его ведет один пилот, которому не нужен полноценный жилой модуль.

- Ты как?

“Нужно повернуть голову. Больно и неприятно. Но нужно. Кажется, мне знаком этот голос”. - Я обернулся. И все вспомнил.

Кирилл, Александрович Осипов, палубный офицер в звании капитан-лейтенанта, вот кто находился рядом со мной. Его круглое лицо с широкими азиатскими скулами покрыто капельками пота. Воротник черной формы космофлота расстегнут, кадык жадно ходит вверх-вниз. Волосы на висках, тронутые серебром, грязные и сальные. Он старше лет на двадцать, я для него всего лишь мальчишка, которого надо утешать. И лгать тоже нужно, ибо ложь во спасение - не ложь.

- Нормально, - отозвался я, чувствуя, как пульс отдается в висках барабанной дробью.

Он нашарил мою ладонь и пожал ее, словно здороваясь.

- Выберемся, мы обязательно выберемся, - сказал он. - Я ввел программу посадки, рассчитанную на самые слабые перегрузки. Так перевозят драгоценные и хрупкие приборы. Еще пару витков - и мы начнем снижаться.

- Хрупкие приборы, - повторил я. - Человек - это самый хрупкий прибор.

- Все будет хорошо, Сереж. Мы сядем на эту планету чисто и легко, как на параде.

Он замолчал, и я не стал отвечать ему. Он прав: модуль может сесть и даже сохранить в целости груз, что находится в нем. Но вот беда, грузам не нужен кислород. В модуле нет запаса воздуха, а тот, что есть в рубке, - скоро кончится. Никто и не подумал заправить баллоны, ведь высаживаться на планету мы не планировали.

Осипов рассчитал программу снижения так, чтобы нам хватило кислорода на время посадки и при этом модуль не падал подобно камню. Этот баланс - еще не самое страшное, как ни удивительно подобное звучит. Дело в том, что мы собирались опуститься на планету, о которой ничего не знали.

Я спокойно сидел у себя в каюте за рабочим столом и сортировал в компьютере снимки обнаруженной планеты. Как младший лаборант я обязан сделать коллаж, поместить рядом комментарии нашего штатного планетолога, потом сформировать отчет, сведя воедино доклады атмосферников, и отнести все это заведующему лабораторией.

Очередной снимок заставил меня задуматься. За всю жизнь я видел только две планеты, кроме Земли, и обе они оказались непригодны для жизни. А тут… Насколько я понимал, шанс был. Конечно, я не планетолог, но, в конце концов, после окончания Академии кое-что еще осталось в памяти.

Поверхность была странного красноватого оттенка. Но совершенно точно есть атмосфера и вода. Это хорошо видно - завихрения облаков и темные пятна, очень напоминающие земные озера и моря. А странный оттенок - наверное, красная почва или, быть может, даже растительность.

Я сдвинул снимок левее, освобождая место для комментария. Как жаль, что мы должны пройти мимо. Корабль возвращался домой, все ресурсы подошли к концу. Злая ирония! Единственная интересная находка за все время экспедиции. Но не беда. Следом придут другие. Главное - они будут знать, куда нужно лететь. Пусть так. Мы все равно останемся первыми, кто ее заметил. Кивнув, я нажал кнопку обработки.

В этот момент все и случилось.

Корабль содрогнулся от носа до кормы. Меня бросило грудью на край стола, и, задохнувшись от удара, я ощутил, как завибрировали переборки. Странно, но первое, что пришло мне в голову: землетрясение. Я совсем забыл, что нахожусь в космосе.

Динамик громкой связи откликнулся немедленно, словно только и ждал этого.

- Срочная эвакуация персонала, - произнес спокойный и чуть усталый голос, ничуть не вязавшийся с происходящим.

А потом все понеслось кувырком. Корабль затрясло, гравитация то пропадала, то появлялась, меня швыряло из угла в угол, а динамик захлебывался криком.

Это продолжалось недолго - секунд пять, но мне они показались годами. Потом пол дрогнул и встал на место. Едва поднявшись на ноги, я бросился к двери и вывалился в коридор. Лампы не горели. Не зная, что делать, я свернул направо, к лаборатории. Мигнул свет, меня подбросило, а потом из темноты потянуло холодом. Странным, совершенно сухим холодом, как от искусственного льда в жаркий день. Злым.

Дрожащей рукой я оперся о стену коридора, боясь пошевелиться. Мне казалось, что стоит мне сделать шаг - и под ногами разверзнется бездна.

Когда меня ухватили за плечо, я вскрикнул.

Это был широкоплечий человек в форме капитан-лейтенанта. Его глаза горели безумным огнем, а короткие волосы торчали дыбом.

- Бегом! - крикнул он мне в ухо. - На посадочную палубу!

Я даже не успел ответить. Да он и не собирался меня слушать - просто сдернул с места и поволок за собой.

Он так и тащил меня за руку - сквозь темноту коридоров и переходных тамбуров, по узким трапам и широким лестницам. Он спасал меня. А я этого не знал.

Мне казалось, что скоро все наладится. Вспыхнет свет, оживут экраны и динамики. Я даже не пытался понять, куда капитан ведет меня. Я думал только о том, как бы он не оторвал мне руку.

Все изменилось в тот момент, когда он швырнул меня в маленькую железную комнату и повернулся к двери. Прежде чем она закрылась, отделяя нас от корабля, я успел увидеть, как на его лицо, искаженное гримасой страха, лег отблеск огня. Настоящего пламени, живого и горячего. Он отразился в его глазах двумя крохотными светлячками, потом выхватил из темноты его лицо…

От удара мы свалились на пол. Меня бросило на капитана, потом нас обоих вжало в стену, которая вдруг сделалась полом. Я закричал от страха и боли и полетел к потолку, больно ударившись головой.

Из глаз полетели искры. Голова пошла кругом. Я вцепился в руку капитана и только очумело вертел головой, пытаясь избавиться от разноцветных пятен в глазах.

Когда я пришел в себя, гравитация уже вернулась. Под потолком горела аварийная лампочка, и в ее свете я разобрал, где мы находимся. Посадочный модуль. Совсем недавно - одну планету назад - я загружал в трюм этой штуки автоматические зонды.

Лампочка давала немного света, но я разглядел фигуру капитан-лейтенанта, согнувшегося над пультом управления. В тот обычно вводили готовые программы, написанные штурманами и навигаторами корабля с учетом параметров планеты, на которую предстояло спускать груз. Но при желании можно было сделать расчеты и вручную - всего ведь не предусмотришь.

- Эй, - позвал я.

Он резко обернулся и подошел ко мне, громыхая ботинками по железному полу модуля.

- Привет, - хрипло сказал он. - Я Осипов Кирилл Александрович. Капитан-лейтенант, старший палубный офицер десятой секции.

Он говорил уверенно и четко, как будто ничего не случилось. Словно он просто заглянул ко мне в кабинет.

- Младший лаборант Планетарного наблюдения, - автоматически представился я. - Сергей Чернов.

Капитан-лейтенант не ответил. Он просто смотрел на меня, внимательно и печально, как на заболевшую собаку. Его глаза блестели влагой, и мне стало страшно - безумно страшно. Это не мелкая авария. Здесь нельзя рвануть на всех парах, жертвуя парой капелек крови и кусочком нервов. Сейчас так не выйдет.

- Где мы? - спросил я. - Что с кораблем?

Осипов вздрогнул и взглянул на меня с удивлением, словно услышал ужасную глупость.

- Нет больше корабля, Сережа. Нет.

- А мы… Мы?

Осипов отвел глаза. Я почувствовал, как волосы на моей голове зашевелись и встали дыбом, как шерсть на загривке сторожевого пса. Сердце ухнуло вниз.

- Где мы?

- Спускаемся на планету, - сообщил капитан-лейтенант. - На планету с условным индексом ТК-3.

- Как спускаемся? А программа? Откуда она?

- Она уже находилась в памяти, - отозвался Осипов. - Этот модуль должен был совершить посадку на планету и остаться там. На нем есть автоматические маяки. Следующая экспедиция должна их найти.

Я шумно сглотнул. В горле было сухо, и язык наждаком прошелся по нёбу.

- Ты не волнуйся, - вскинулся Осипов. - Все будет хорошо. Я отредактировал программу. Мы сядем на планету. Только бы там была атмосфера…

- Есть, - прохрипел я. - Она там есть. Видно на снимках.

Осипов резко обернулся.

- Откуда знаешь?

- Делал доклад для завлаба…

- Ах да, - спохватился он. - Лаборатория планетарного наблюдения.

- Вроде там и вода есть, и растительность…

Кирилл Александрович сжал огромные ладони в кулаки, потом распрямил пальцы и снова склонился над клавиатурой.

- Неплохой шанс, - тихо сказал он. - Просто отличный.

У меня снова закружилась голова, и я начал дышать через рот.

- Душновато тут.

- Кислорода мало, - с сожалением заметил Осипов. - Баллоны не заправлены.

Это стало последней каплей. У меня затряслись руки, и только тогда я отчетливо понял, что это не игра и не кино. Мгновенная гибель корабля, смерть друзей и знакомых, всех, кто стал для меня второй семьей… Это ударило меня, как кинжалом. Я от отчаянья закрыл лицо руками.

Осипов что-то крикнул мне, но я его не слышал. Я стонал и жадно глотал воздух, стараясь надышаться впрок. Мне стало все равно, что будет. Дышать. Сейчас. Как можно больше…

Тяжелая рука капитан-лейтенанта легла мне на шею и легонько сжала ее. В глазах потемнело и дыхание перехватило. Я подумал, что умираю, и жалобно всхлипнул, но Осипов прошептал:

- Поспи немного.

Я понял, что он усыпляет меня, чтобы прекратить истерику, и мне стало стыдно. А потом передо мной открылась зеленая гладь травяного моря.

***

Поднявшись с пола, я подошел к Осипову. Он сидел на корточках около экрана, следя за россыпью разноцветных цифр.

- Что там? - спросил я, присаживаясь рядом.

- Все хорошо, - ответил он. - Гравитаторы в полном порядке, перегрузок можно не бояться. Топлива хватит. Только кислорода нет.

И когда он это сказал, я понял, что надо постараться дышать меньше. И желательно реже.

- Сергей, сколько тебе лет? - Осипов задал вопрос, не отрывая взгляда от монитора.

- Двадцать пять.

- После аспирантуры в Академию Дальнего Космоса? - Да, взяли лаборантом.

Осипов посмотрел на мои руки. Мне тотчас захотелось спрятать их за спину, как школьнику.

- Тебя кто-то ждет… - Осипов сглотнул. - На Земле?

- Да нет вроде, - растерялся я. - Родители только…

Тут я сообразил, что он искал взглядом обручальное кольцо.

- Понятно. - Осипов поднял на меня глаза. - А я женат. Два сына-близнеца. Немного младше тебя.

Он помрачнел и снова перевел взгляд на экран. В кабине становилось жарко. Я прислонился спиной к железной стене и вытянул ноги так, чтобы не задеть капитан-лейтенанта. Тот следил за бешеной пляской цифр и даже не шевелился. Я тоже стал смотреть на монитор, но цветные хороводы гипнотизировали, нагоняли дрему. Сквозь темноту проступило зеленое поле. Я почувствовал жаркое дуновение летнего ветра, еще чуть-чуть - и снова нырну в море травы…

- Вот что, Сергей, - начал Осипов, и я вздрогнул, просыпаясь. - Если ты выберешься, а я нет, знаешь…

Я помотал головой, чтобы отогнать сон.

- Знаешь… - продолжил капитан-лейтенант и сунул руку в карман кителя. - Вот. - Он достал простую записную книжку и обычный карандаш. Я такого не видел лет десять.

Осипов стал быстро черкать в книжечке, потом аккуратно выдрал листочек и протянул его мне.

- Понимаешь, - сказал он смущенно, - традиция такая есть. Когда авария в космосе, и люди не знают, кто выберется, а кто нет, они обмениваются адресами, чтобы оставшиеся могли навестить родных. Рассказать им, как все было.

Вид у Кирилла Александровича был смущенный. Такой, словно его, взрослого мужчину, застигли за ребяческим, бесполезным и глупым занятием.

- Традиция такая, - повторил он. - Знаешь, я раньше никогда… Но так нужно.

Я молча взял листок и спрятал в нагрудный карман лабораторного халата. Осипов криво улыбнулся. Я потянулся вперед, взял у него из руки книжечку, а потом и карандаш. Кирилл Александрович выпрямился, и взгляд его стал серьезным. В глазах появилась уверенность в том, что все идет как надо.

Размашисто выведя на первом чистом листе свой адрес, я отдал записную книжку обратно. Осипов бережно убрал ее во внутренний карман. Карандаш я автоматически сунул в свой, а капитан позабыл о нем спросить.

Он улыбнулся мне снова, на этот раз ободряюще, и повернулся к монитору. Похоже, слежение за мерцающим экраном вселяло в него надежду. Мне стало легче. Когда кто-то верит, что все будет хорошо, всем вокруг становится лучше.

Откинувшись назад, я оперся спиной о железную стену и закрыл глаза. “Зря все это, с адресами-то. Если уж придется… Так, наверное, вместе. Либо выберемся, либо нет. Если и прилетят за нами, то не раньше чем через пару лет. Но ведь прилетят. Они просто не могут не прилететь”.

Дышать становилось все труднее. В рубке почти не осталось кислорода. Хотелось вскочить и бежать прочь, куда глаза глядят, подальше от этого места. Но я сдержался. Отставить панику. Нужно крепче вжаться в стену и считать вдохи и выдохи.

Чтобы отвлечься, я представил себе, как из моего выдоха рождается огромный пузырь, зеленовато-желтый. Он чуть поднимается вверх и уносится прочь, в темноту. На десятом пузыре из темноты вынырнуло зеленое поле. Оно рванулось мне в лицо, и я обнаружил, что лежу в траве, в волосах у меня запутался репей, а на правом запястье сидит огромная бабочка-капустница, лениво взмахивая крыльями.

Приподняв голову, я осмотрелся: почти пришел. Встав на ноги, я почувствовал, как меня зовет родной дом - дикая смесь звуков, запахов, цветов. Ряд картин, бегущих в никуда. Мой милый дом, я скоро вернусь.

Во сне мне не хватило одного шага до края поля, за которым начинался дом. Оставалось сделать лишь шаг, но вдруг стало нечем дышать, сжигало горячим воздухом. Я судорожно вцепился обеими руками в горло и очнулся.

В кабине было совсем темно, а пол под ногами ходил ходуном. Весь свет теперь шел только от экрана. По нему по-прежнему с сумасшедшей скоростью бежали ряды букв и чисел. Осипов сидел рядом с ним. Рот широко раскрыт, как у рыбы, которую вытянули с большой глубины. Китель мятой тряпкой валяется рядом, а белая форменная футболка потемнела от пота.

Я подполз к нему, потому что не было сил встать, и тронул за лодыжку. Он медленно оглянулся и изобразил бледное подобие улыбки.

- Скоро, - едва слышно выдохнул он. - Садимся.

Я перевернулся на спину и тоже широко раскрыл рот. Казалось, так легче дышать, хотя я знал, что легкие бессмысленно перекачивают превратившийся в углекислый газ воздух, пытаясь выдрать из него оставшиеся крупинки кислорода.

- Посадка, - проронил Осипов, и я взглянул на него.

Он выглядел как пианист перед концертом - руки на клавиатуре, пальцы подрагивают, готовясь к танцу на клавишах. Но это был обман. Осипов уже ничего не мог сделать. Даже если он вмешается в программу - это уже не поможет. Слишком поздно. Он просто пытался верить, что все под контролем.

- Держись, - бросил Осипов, и я сжался в ожидании удара.

Он не заставил себя долго ждать.

Мир просто выключился, как картинка видеофона. И этот черный экран подпрыгнул, раз, другой… И замер на месте.

- Сели, - прошептал Осипов. - Сели!

В этот момент зажегся свет. Полный, не аварийный. Это включилась система разгрузки модуля.

Боль резанула глаза, привыкшие к темноте, и тут же отступила.

“Дышать! Нет ничего лучше, чем дышать! Боль - ерунда!”

- Двери, - простонал я, - как?

Капитан-лейтенант опустил пальцы на клавиши и взял сложный аккорд. Он дождался своего бенефиса.

- Ну, - сказал он между двумя жадными вдохами, - вот и все. Выходим.

Я даже приподнялся на локте, чтобы это видеть. Сейчас. Сию минуту. В затуманенном мозгу бился сигнал: опасность. Если открыть двери - смерть. Если не открыть - верная смерть. Запечатанные в железной банке человеческие консервы…

- Открывай, - захрипел я, думая, что кричу. - Открывай!

В дальнем торце модуля дрогнула круглая дверь. Сорвалась с места и скользнула в перегородку.

Нам в лицо ударил свет. Настоящий солнечный свет. Он растекался по моему лицу, словно вода, - тяжелый, ощутимый, невыразимо прекрасный. Я слепо потянулся к нему, и мне навстречу рванулась горячая волна. Воздух. Я вскочил на ноги и рванулся вперед. За спиной надсаживался Осипов, о чем-то предупреждал, но я не слышал его. Меня ждал воздух моего дома, напоенный ароматом сотен трав.

Я шагнул наружу и замер - передо мной расстилалось огромное красное поле. Оно нестерпимо напоминало дом. Солнце нависло над полем огненным шаром. Воздух горяч и сладок…

За спиной зашелся в кашле Осипов. Он уже не мог говорить. А я вдохнул полной грудью и замер. Дышать нельзя. Невозможно! И тогда я перестал дышать.

Красное море травы ласкало взор. Лучи солнца гладили лицо, горячий ветер играл волосами. Я почти вернулся домой, мне оставалось сделать последний шаг.

Что такое дом? Это не здание, это не место. Это нельзя оградить забором или решеткой. Дом - это то, что ты считаешь своим и любишь больше всего на свете. А он - любит тебя и считает своим. Только и всего.

Я потянулся к этому красному солнцу со всей любовью, на которую был только способен. Потянулся к спелым травам и горячему ветру. Ко всему этому красному миру. Я назвал его домом. Я полюбил его! И он ответил мне.

Воздух хлынул в мои легкие, и я с наслаждением вдохнул чудесные запахи, о которых не знал раньше. Я впитывал солнечный свет всем телом. Я пришел домой. Мой дом теперь здесь. Я люблю его, а он любит меня.

За спиной умирал капитан-лейтенант. Он не смог полюбить этот мир, не смог открыться ему и назвать своим родным домом. И мир не смог полюбить его в ответ. Хотя очень старался.

Я слышал, как трещит моя одежда, распадаясь под давлением нового тела. Оно больше не помещалось в этом маленьком мешочке. Мои мощные хитиновые руки и ноги раздирали ткань, сбрасывая ее, словно остатки кокона. Рывок! Ноги распрямились, и огромный скачок унес меня в дебри красной травы. На секунду я замер, обернулся…

Большая банка спускаемого модуля замерла посреди поля. У черной дыры в ее боку лежали клочья одежды. И еще - человек. Он почти выполз наружу, лишь его ноги оставались внутри. Человек. Его лицо показалось мне странно знакомым, словно мы встречались раньше. Я смотрел на него, и неподвижное тело отражалось в моих фасеточных глазах. Он не шевелился. Тогда я отвернулся и прыгнул в объятия моря красной травы.

Я вернулся домой.

 

Андрей Саломатов

ПОБЕГ

Пронзительный звонок вывел меня из состояния сладкой дремы. Отложив книгу, я поднялся с кресла и пошел открывать. За дверью кто-то нетерпеливо скребся и шаркал ногами. Я открыл дверь, и в прихожую ввалился… Боже мой! Это был мой брат Сергей. Вот уж кого я не ожидал увидеть, так это своего старшего брата. Одиннадцать лет назад он принял участие в экспедиции на одну из обитаемых планет созвездия Девы, да так там и остался. Его коллеги рассказывали, что Сергей женился на местной девушке и не пожелал вернуться на Землю. Правда, один из участников экспедиции проговорился, что жители этой планеты мало похожи на землян, но тут же успокоил меня и наших родителей, мол, отвращения своим видом они не вызывают, а наоборот, вполне симпатичные существа. И вот Сергей собственной персоной. Вид у него был довольно потрепанный, словно из созвездия Девы он добирался на перекладных. Едва переступив порог, брат, дико озираясь, захлопнул за собой дверь и хрипло проговорил:

- Я сейчас все объясню. Кстати, здравствуй, братишка! - Сергей энергично обнял меня и, хлопая по спине, запричитал: - Здравствуй! Здравствуй, милый мой брат! Господи! Если бы ты знал, как я рад тебя видеть! Нет! Ты просто не можешь себе представить, как я рад тебя видеть!

После этого мы с Сергеем прошли в гостиную и еще долго разглядывали друг друга, тискали и говорили всякие глупости типа “У, ты даешь!” или “Ну как живой!”. Наконец первая волна удивления и восторга схлынула, и мы уселись в кресла.

- Сейчас я тебе все объясню, - прикуривая от дрожащей в руке зажигалки, повторил Сергей. - Погоди немного, сейчас.

- Ты успокойся, - сказал я.

- Не могу успокоиться, Андрюха. Если бы ты знал, чего мне стоило это возвращение! - Сергей сделал несколько глубоких затяжек, сел поглубже в кресло и начал свой рассказ: - Ты помнишь, как я улетел одиннадцать лет назад?

- Конечно, помню. Правда, мы не знали, что ты останешься там так надолго.

- Вот-вот! В том-то и дело, что я тоже не знал! - воскликнул Сергей и в запале ткнул окурком мимо пепельницы. - Прилетаем мы, стало быть, на эту, будь она трижды проклята, планету беты Девы. Все отлично. Естественный космодром не хуже нашего. Климат - пальчики оближешь, Маврикий, да и только. Флора и фауна - тысяча и одна ночь. А главное, ни тварей ядовитых, ни тираннозавров, ни других людоедов - ничего! Рай! Аборигены - золото. Живут в кирпичных домиках, выращивают овощи и цветы, и никакой тебе агрессии. Нянчились с нами, как с младенцами. Целый месяц мы их изучали, и все это время, поверь, они нас в буквальном смысле слова на руках носили. Я ни разу в жизни отпуска так не проводил. Отдохнул на полную катушку.

Так вот. За три дня до нашего отбытия подходит ко мне один местный папаша и буквально требует, чтобы я день-другой погостил у него в доме. Я ему объясняю, что, мол, по инструкции не положено. Не понимает. Пришлось пообещать, что зайду. И зашел. Он меня сразу со своими познакомил. Семья огромная - мал мала меньше. Сели за стол. Как полагается, выпили, закусили, а после третьей я возьми, да и похвали кого-то из домашних. Выпили еще. А затем хозяин мне и говорит: “Оставайся, Сергей, у нас. Женишься на моей дочери. Я тебе за ней в приданое трех боканов дам”. Это домашний зверь у них такой. По десять ведер молока зараз дает. Больше слона, зараза.

Ну, я возьми и пошути, что, мол, с удовольствием, только как быть с моим начальством? Не отпустят. А он мне: “Да ты не волнуйся, я все устрою”. Понимаешь, Андрюха, пьяный был, покуражиться захотелось. Одиннадцать лет куражился. Ну, я все “ха-ха” да “хи-хи”, а он мне подливает и подливает.

Очнулся я только через три дня - от неимоверной жары. У них нормальная температура тела пятьдесят два по Цельсию. Смотрю: рядом - мужик не мужик. Я до сих пор не научился их различать по половому признаку. Я быстренько поднялся, извинился - и к выходу. Разбежался. Хозяин меня за руку - и к столу. “Куда ты, Сереженька?” - “Домой, - отвечаю, - улетать пора”. - “А дом-то твой отныне здесь, - ласково говорит он. - Разве ты не помнишь? Третьего дня мы вас с дочкой, как положено, расписали”. И документ мне показывает. Действительно, моя подпись, мои отпечатки пальцев и расписка в получении приданого - тоже за моей подписью.

“По твоему желанию, - заверяет меня папаша, - двух из трех боканов зарезали на свадьбу и съели всей деревней. Так что, ты уж, Сережа, смотри, не подведи. С начальством твоим я договорился. Да ты и сам пожелал им счастливого пути. Они были только в первый день свадьбы, а сегодня улетели. Неужто не помнишь?”

А я, Андрюха, ничего не помню, хоть убей. Вот так меня и окрутили. Ну, а дальше и рассказывать противно. В тот же день мне сказали, что моя жена забеременела. Ты же знаешь, Андрюш, я не большой охотник до баб. А здесь и бабы-то не было. Корова, не корова, в три раза больше меня, глаза как буравчики, губы зеленые, слюнявые. Я до сих пор не знаю, где у нее руки, а где ноги. Обхватит сразу всеми шестью лапами и дышит в ухо, как паровоз. Больше минуты не выдерживал, сауна, а не женщина. - Сергей заметно разволновался, взял сигарету и закурил. Сделав несколько быстрых затяжек, он продолжил: - Построили нам дом. Это они быстро умеют. Действительно, просторный хороший домина. А через два месяца моя благоверная счастливо разродилась. Я поначалу радовался, хоть дом большой. Какой там! На следующий день после родов она мне заявляет: “Я беременная”. - “Как? - спрашиваю. - Отчего?” А она мне эдак игриво: “Будто не знаешь, отчего дети бывают”. Десять лет, Андрюха, вместе прожили, так она каждые два месяца рожала. Отчего - убей бог, не знаю. Как облапит меня, через два месяца, смотришь, ребенок. Я уж и в суд подавал. Доказали, сволочи, что дети мои. Но я все равно ничего не понял. Они как-то иначе устроены. У нее там внутри от страсти все само оплодотворяется. Ну, а я - то тогда на хрена нужен? Я мужик или не мужик?

Потом я подавал на развод, но у них, оказывается, разводы запрещены. Десять лет я ждал нужного момента. За это время планету не посетил ни один космический корабль. И вот четыре месяца назад узнаю, что прилетели. Они всей семьей меня охраняли, чтоб не сбежал. Между прочим, можешь меня поздравить: я отец шестидесяти двух детей, если можно их назвать детьми. Они растут как на дрожжах, носятся по всему дому и все меня папой зовут. А я их только по размерам и различаю, да и то далеко не всех. Начал было их пинками к порядку приучать, а им нравится. У них, оказывается, игра такая есть. В общем, хоть плачь. Так вот, четыре месяца назад с Земли прилетели три корабля. Веришь, когда увидел человека - заплакал. Все до секунды рассчитал. В тот момент, когда должна была закрыться дверь, я проскочил на корабль. И вот я здесь. Я здесь, Андрюша!

Едва он закончил свой рассказ, как в дверь позвонили.

- Это Катя, моя жена. - С этими словами я вышел в прихожую. Открыв дверь, я увидел на пороге что-то очень странное и большое, как двустворчатый диван. Ничего не объясняя, оно грозно двинулось на меня, и мне пришлось отступить. В панике я бросился за помощью в гостиную к Сергею. Брат сидел в кресле белый как мел, с ужасом в глазах смотрел на меня, и я обо всем догадался.

Большое бесформенное существо чем-то захлюпало и тонким голосом жалобно запричитало. Затем вслед за первым в квартиру ввалилось второе такое же божье создание. Вместе они заняли около трети моей небольшой гостиной. Неожиданно Сергея прорвало, и он истошно заорал на одно из существ:

- Не смотри на меня так! А то я тебе выбью все твои восемь глаз!

- Нехорошо, Сереженька, от жены и детей бегать, - с небольшим инопланетным акцентом спокойно произнес второй гость. - Ты же хороший человек, Сережа. Я понимаю, много детей - много забот. Ну хочешь, я тебе еще двух боканов подарю?

- Ничего я не хочу! - истерически закричал мой брат.

- Ну ладно, хватит, Сережа. Пошутили и будет, - сурово заявил, как я понял, Сережин тесть. - Через два часа к нам улетает корабль. Ваши-то у нас какой-то редкий металл нашли. Огромную экспедицию посылают. Будешь со своими часто видеться. Собирайся, Сережа, не упрямься. Ты же знаешь наши законы: при живом родителе безотцовщины не бывает. Наделал детей, будь добр, воспитывай.

- Я?! - взвизгнул Сергей и вскочил на ноги. - Это я наделал? Да это ваша корова сама нашлепала их неизвестно каким местом!

- Ну-ну, ты успокойся, - сказал тесть.

- А если отец семейства умирает? - поинтересовался я у гостя.

- Тогда его жена и дети переходят к одному из братьев, - пояснил инопланетянин.

- То есть ко мне? - переспросил я.

- Значит, к тебе, - ответил гость, и я многозначительно посмотрел на брата.

Сергей снова повалился в кресло. Он как-то сразу осунулся, руки его плетьми висели по бокам, а взгляд был совершенно пустым.

- Знаешь, Андрюша, - проговорил он тихо. - Мой тебе совет: смени квартиру, а лучше город. К черту город, поезжай на другой континент, поменяй фамилию… и как можно быстрее. А пока прощай.

 

Александр Громов

ЗВЕЗДНАЯ ВАХТА

- Кажется, Сократ нашел Млечный Путь, - сказала Марта.

- Что, опять? - механически отозвался я. Новость была не из тех, ради которых стоит все бросать, мчаться к источнику информации, издавать бессмысленные междометия и всплескивать руками, изображая восторженного идиота. Я даже головы не повернул.

У Марты вкрадчивое контральто. В нем самой природой заложен такой женский призыв, что многие обманываются. Кто-то получает по рукам, а кто-то и в глаз. Ничего ее тон на самом деле не значит, однако действует так, что у Марты трое детей. Иной раз самая неприступная цитадель выкидывает белый флаг.

Но чаще похотливый агрессор получает отпор. Получал и я. Получали все. У Марты были неприятности, ее собирались отчислить из отряда и не сделали этого лишь потому, что мы все за нее вступились. Пообижавшись сколько положено, самый тупой и разнузданный самец сообразит: Марта - отличный товарищ, классный специалист, надежный партнер в работе, а на большее не посягай. Она ли виновна в том, что природа вложила в нее бездну женственности? Как правило, все обиды растворяются без следа еще в период наземной подготовки, а уж на лунной базе, где идет окончательная “притирка” команды, ни о каком донжуанстве уже и речи нет.

Рецидивы во время годичной вахты на “Вспышке” бывают. Год для человека - большой срок. Но у нас с Мартой отношения чисто товарищеские - как-никак вторая вахта у обоих.

Пройдет срок - Марта и на третью подпишется. У нее дети, которых надо кормить, и прорва женственности, а мужа нет как нет.

Станция “Вспышка” существует уже сотню лет, а где она находится, до сих пор никому не известно. Очень далеко - вот и все, что можно сказать. Не в нашей Галактике, это точно. В какой-то иной. С одной стороны - обидно. С другой - хорошо, что первый, и пока единственный, обнаруженный субпространственный Канал вообще вывел людей хоть куда-то. Не выбросил во вселенную с иными физическими законами, где ничто земное не выживет и микросекунды, не втолкнул в недра звезды, не закинул в бедную материей область пространства, где даже газа почти нет, а до ближайшей звездной системы не меньше гигапарсека. Наоборот - вывел к интересной звезде неизвестно в какой галактике. Звезда эта, по некоторым признакам, - предсверх-новая. В ее недрах идут прелюбопытные процессы, а наша задача - увеличивать с каждой вахтой поголовье автономных научных станций, обращающихся вокруг нее по разным орбитам, следить за исправностью техники, обобщать результаты, давать прогнозы и при первых признаках реакции, обещающей взрыв, - уносить ноги.

Все это хорошо, конечно, и жутко интересно для науки. Еще лучше, что вход в Канал найден буквально “в двух шагах” - внутри Солнечной системы довольно высоко над эклиптикой. Он путешествует по Галактике вместе с Солнцем и, кажется, не намерен нас покинуть. По этому поводу теоретики сочинили массу прелюбопытных гипотез. И уж совсем замечательно, что Канал стабильно позволяет людям не только попасть в иную точку пространства, но и вернуться обратно.

Вахта - год. Команда исследователей - шесть человек. И перезрелый красный гигант, тужащийся в попытках взорваться. Черт знает в какой точке Вселенной.

- Точность идентификации девяносто девять и девять, - с призывной хрипотцой мурлыкнула Марта.

- Да ну?

На сей раз я был поражен не на шутку. Бросил работу, помчался, навис над монитором.

- Если это розыгрыш…

- Смотри сам. Группа из трех галактик на дальней периферии большого скопления. Одна галактика гигантская, типа эс-бэ, два спиральных рукава, один рукав искажен. Это Туманность Андромеды. Вторая - тоже гигантская, но чуть поменьше. Тип эс-бэ-бэ. Маленькая перемычка, четыре спиральных рукава. Это Млечный Путь. Третья - средней яркости, слегка растрепанная, с тремя основными рукавами и несколькими мелкими, тип эс-цэ. Это Туманность Треугольника. Остальные галактики Местной группы, конечно, не видны. А спектры этих трех в целом соответствуют.

Сколько раз они уже “в целом соответствовали”! Во Вселенной пропасть галактик, обнаруживаемых нашими скромными средствами, и каждая из них индивидуальна. Казалось бы, идентифицировать Млечный Путь - плевое дело… Однако сейчас мы видим его таким, каким он был в те времена, когда по Земле и динозавры-то еще не бегали. Это в лучшем случае. В худшем - когда еще не было самой Земли. Не так уж трудно подобрать похожую тройку галактик из миллиардов и миллиардов и заявить, что они-то и есть ярчайшие галактики Местной группы. С вероятностью от десяти до пятидесяти процентов, что курам на смех.

А вы попробуйте-ка перебрать все эти миллиарды галактик и проанализировать каждую группу в отдельности. Сколько у вас уйдет времени?

Но сейчас Сократ - мозг “Вспышки” - неспроста дает вероятность 99,9. По яркости и местоположению очередной “подходящей” тройки он приблизительно определил расстояние до нее, учел поправку на истекшие миллионы лет, принял во внимание существующие теории галактической эволюции и сделал вывод.

Сократ жутко умный и, подобно своему греческому тезке, никогда ни в чем не уверен на сто процентов. И если он считает, что его мнение истинно аж на 99,9%, - значит, с человеческой точки зрения, оно истинно в последней инстанции - и точка.

- Поздравляю, - сказал я не без зависти. - Ты первая, кто видит Млечный Путь со стороны. Но я второй, что тоже неплохо. Скорее фиксируй, не то замаешься доказывать свой приоритет. Кстати… так, в рамках праздного любопытства… где мы находимся?

- В одной из галактик скопления в Северной Короне, - низким и вибрирующим, черт бы его побрал, голосом проговорила Марта. - Большая тебе от этого польза?

Я пожал плечами.

- Да так, знаешь ли… Пользы, положим, никакой, я ведь не астрофизик-теоретик. Просто странно жить, не зная своего адреса. Идиотом себя чувствуешь. А от Млечного Пути мы далеко? Сколько в мегапарсеках?

- Почти триста. Без малого миллиард световых лет.

Мило. Значит, мы видим нашу Галактику такой, какой она была в те времена, когда на Земле еще не возникли многоклеточные организмы. Научный мир закряхтит от удовольствия и взвоет от нетерпения: считать! быстрее! проверять модели! Авось нашей вахте перепадет со всей этой суеты какая-нибудь премия.

Поделим на шестерых. Ведь на месте Марты мог оказаться любой из нас - чисто теоретически. Практически же каждый занят своим делом, тем, к которому у него лежит душа, и в чужие дела без спросу не лезет. Подготовка у нас универсальная. Я, например, могу заменить и Марту, и Петера, но предпочитаю заниматься собственно станцией. Марте по душе Дальний Космос, а Петеру - наша подопечная звезда, которая пульсирует, коптит, выбрасывая углеродную пыль, и никак не желает взрываться. Конечно, если я заболею, они легко справятся с ремонтом и профилактикой бортовых систем. Сократ поможет, В сущности, на всех трех постах работа одинаково монотонная - само собой, в штатном режиме. В нештатной ситуации мы, разумеется, потревожим покой отдыхающей тройки.

Двенадцать часов работы - потом двенадцать отдыха. И так каждый условный день в течение года. Две тройки. Одна женщина и двое мужчин в каждой. Такое сочетание кажется психологам оптимальным.

Мне - нет. Все время хочется быть в глазах Марты лучше Петера, и это утомляет. Но я согласен с тем, что зеркальная комбинация - две женщины, один мужчина - просто кошмарна.

Подлез и Петер, долго разглядывал картинку с тремя невзрачными туманными пятнышками, морщил чело - он вообще немножко заторможенный, - читал выкладки Сократа, а потом заявил:

- Отметить надо.

Вот тебе и заторможенный. Сообразил раньше меня.

- Остальных будить? - спросил я.

- Само собой. Ты бы не обиделся, если бы по такому случаю тебя не разбудили? Я бы обиделся.

Тут Петер прав.

- Вот и иди, - сказал он.

Мне очень не хотелось будить отдыхающую тройку. Двенадцать часов на вахте - это святое, отдай и не греши. Но и двенадцать часов личного времени не менее святы. Покушать от души, помыться в душе, поспать, книжку почитать, наконец, или фильм посмотреть… Для каторжника сладка любая минута отдыха, потраченная по своему разумению, - а кто сказал, что у нас тут не добровольная каторга?

Хуже всего, конечно, будить спящих. Этьен-Жерар просто ругается, хоть святых выноси - он самый безобидный. Анжелика может и в лоб засветить. А Хорхе просто встанет и пойдет куда надо без лишних слов и антиобщественных действий, но он-то и есть самый опасный. Если решит, что его отдых прерван без достаточных оснований, - отплатит позже вдесятеро.

- А почему я? - вырвалось у меня.

- Потому что у тебя ничего срочного, а мне “Запал” к запуску готовить.

- Я могу подготовить, - предложил я без особой надежды.

- Бог подаст. Иди, иди…

Я и пошел - то есть поплыл. На оси станции, где Центральный пост, - всегда невесомость, но чем ближе к вращающемуся ободу, тем тяжелее. В жилых помещениях почти земная тяжесть, и атрофии мышц у нас не бывает.

Пробудившийся Этьен-Жерар обрушил на меня поток сквернословия. На сей раз я не узнал о себе ничего нового - он давно не менял репертуар. Анжелика молча швырнула мне в голову ботинок. Не был бы я начеку - попала бы. Хорхе, как обычно, ничего не сказал, но посматривал на меня, как мясник на тушу - сейчас расчленить или чуть погодя?

- Вольно, коматозники, - сказал я им. - Аида в Центральный. Празднуем обретение нами адреса во Вселенной. Марта уже спирт разводит.

Пока я им, тупым со сна, объяснял, что к чему, пол тихонько дрогнул - значит, “Запал” стартовал.

“Запал” - последний и главнейший автономный аппарат из целой орбитальной системы. Ее суть - сфокусировать малую толику темной энергии, без дела обретающейся во Вселенной, и с ее помощью исследовать звезду “на просвет”. По всем теоретическим моделям, нашему красному гиганту уже давно пора взорваться, а он - ни в какую. Считается, что дозированное воздействие темного излучения никак не повлияет на идущие в звездном ядре процессы.

Даже если облучение предсверхновой невинными дозами сыграет роль “спускового крючка” - уже и этот результат даст многое и полностью оправдает существование станции. Мы же, по идее, должны успеть смыться. Напрасно многие думают, будто звезда взрывается с поспешностью динамитной шашки. На самом деле станция испарится спустя часы, если не сутки после начала процесса. Еще до раздувания оболочки из недр сверхновой хлынет такой ливень нейтрино, что только дурной не всполошится, глядя на приборы, и пройдет не меньше часа, прежде чем диаметр звезды увеличится вдвое. Наш катер всегда “под парами”. Сборы - пять минут. Консервация станции никому не нужна - пусть приборы работают, пока не расплавятся, и шлют нам данные, а мы нырнем в Канал не раньше, чем станет по-настоящему жарко.

Вся беда в том, что за последние сто лет ничего такого не случалось, и случится ли в ближайшее тысячелетие - неизвестно. А содержание станции стоит денег, и немалых. Если во всем слушаться теоретиков, вечно уверяющих, что “вот-вот”, никакого бюджета не хватит.

В Центральном - точнее, на его периферии, где маленькая тяжесть все-таки есть, - уже все готово для праздника. Столик накрыт, спирт разведен водой и вишневым сиропом. Ну, конечно, восставшим от сна сперва было продемонстрировано фото трех туманных пятнышек и оглашен вердикт Сократа: вот она, Местная группа.

- А далеко мы забрались, - зевнув, высказала мнение Анжи.

- Да как сказать, - пожал плечами Этьен-Жерар. - Кластер в Северной Короне - это ведь по масштабам Вселенной почти рядом. Канал мог вывести нас и подальше.

- Найдется другой - возможно, и выведет, - подал голос Петер.

- Да где он найдется? В Солнечной системе их вроде больше нет, а до звездных полетов нам еще расти и расти…

Тут я предложил немедленно выпить, но был поддержан одной лишь Мартой. Нам с ней все эти разговоры о дурной бесконечности Вселенной, о великой космической пустоте и скромном месте человечества в ней давно опротивели. Мы не философы-космисты и даже не ученые, а просто наемные работники. Выполняем программу, разработанную не нами. Делаем то, что скажут, и получаем за работу жалованье.

Остальные четверо, конечно, тоже. Но у них, в отличие от нас, первая смена на “Вспышке” и всего-навсего третий месяц. Задолго до конца года все эти “детские болезни” пройдут сами собой. Проверено.

Выпить-то мы выпили, торжественно чокнувшись и поощущав какое-то время величие момента. А потом вновь пошло-поехало…

- Что такое человечество? - наскакивал Этьен-Жерар на Хорхе. - Сказано давно и не нами: это инструмент, созданный Вселенной для познания себя. Так? Нет?

Хорхе изо всех сил мотал головой, но Этьен-Жерар не реагировал:

- Мы - инструменты! Так почему же Вселенная допустила нас в одну-единственную точку? Может, вход в Канал в Солнечной системе вообще чистая случайность? Не верю!

- Ну и не верь, - буркнул Петер.

- Если мы инструменты познания, то должны быть там, где интереснее, - подначила Анжи. - Если Канал один, то выходит, что интерес у Вселенной тоже один-единственный - к взрывам старых звезд?

- А почему бы и нет?

- Она еще молодая, - ухмыльнулся я, - поэтому интересы у нее односторонние. Вот подрастет - откроет нам новый Канал. Всего-то через пару миллиардов лет. Жди-пожди.

- Этих Каналов во Вселенной - как грязи!

- Да? Ты их видел?

Выпить по второй и последней нам все же удалось. Петер показал свой коронный номер “Акула глотает медузу” - выплеснул спиртное из своей посуды так, что оно собралось в воздухе в трясущуюся амебоподобную дрянь, небыстро дрейфующую вниз, и поймал ртом.

- Пойду, - произнес он после этого, взглянув на часы. - “Запал” уже сработал. Сейчас данные начнут поступать.

Вот и весь праздник.

Хорхе зевнул и заметил, что, пожалуй, отключится еще часиков на пять. Анжелика маялась, явно раздумывая, не последовать ли и ей сему полезному примеру. Этьен-Жерар открыл было рот, собираясь, как видно, продолжить пустопорожний спор.

Тут-то все и произошло. Без малейшего предупреждения.

Меня швырнуло спиной вперед и впечатало в переборку. Если бы не амортизирующая обивка - наверное, сломал бы спину. И сейчас же бросило обратно. Я не кошка, чтобы падать на лапы, да еще если швыряют без предупреждения. Страха я не испытал - попросту не успел испугаться. Вот удивление было - пусть легкое и неоформившееся. Как так? Почему?!

Этого не должно быть. Собственные двигатели “Вспышки” слабосильны и обычно используются лишь для ориентации станции. Если надо скорректировать орбиту, приходится пользоваться движком пристыкованного катера, но и тот не способен задать столь дикое ускорение. Взрыв? Столкновение с посторонним телом? В таком случае нас бы уже не было в живых - это во-первых. Во-вторых, за свою автоматику и за Сократа я головой ручаюсь. Возможно, мы не сумели бы спастись в случае непредвиденного катаклизма, но уж предупреждены-то были бы наверняка! Вероятность подлинно внезапной катастрофы исчезающе мала.

Повторяю: свое удивление я соотнес с логикой чуть позднее. Пока же мне было не до того. Вокруг меня летали предметы и люди. Откупоренная банка с вишневым сиропом ударилась рядом с моей головой и метко плеснула прямо мне в лицо свое содержимое.

Потом Хорхе угодил головой мне в живот, да с такой силой, что я до сих пор удивляюсь, отчего кишки не полезли у меня из ушей. Мимо нас с противным визгом - вот тебе и сексуальное контральто! - пронеслась Марта, вращаясь в полете, как дикарский бумеранг. Послышался глухой удар мягкого о твердое - кому-то из нас “посчастливилось” угодить в главный пульт…

На какое-то время я отключился, а когда пришел в себя, осознал, что, влекомый тяжестью, сползаю вниз по стенной панели. Тяжесть нарастала неуклонно и быстро. Шутки кончились, теперь за нас взялись всерьез… Кто взялся? Этого я не знал и боялся строить догадки. Казалось, кто-то невероятно огромный и проворный сначала грубо схватил станцию лапами, пошвырял ее немного из одной ладони в другую, а затем начал раскручивать как волчок - и все быстрее, быстрее! Иной причины возрастания тяжести просто не могло быть.

Прерывисто, тревожно и совершенно бесполезно взревывал сигнал опасности - не справляясь с ситуацией сам, Сократ звал на помощь людей. Умник! Мог бы сообразить, если раньше не знал, что человек имеет предел прочности!

Я попытался сдвинуть руку - и не смог. Меня медленно размазывало по полу. Щеки стекали к ушам, дышать становилось труднее - мышцы едва справлялись с непосильной нагрузкой. Кому-то, заброшенному от оси станции дальше, чем я, приходилось еще хуже - я слышал слабые, полные муки стоны и хрип.

А еще я слышал потрескивание и негромкий хруст - каркас станции принял на себя нагрузку. Здесь, где полагается быть совсем малой тяжести, она была сравнительно невелика, но на периферии… Хвала празднику! Если бы я не поднял отдыхающих, все трое были бы раздавлены своим весом.

А впрочем, велика ли удача - пожить лишние полчаса?

Страха я по-прежнему не чувствовал и только желал, чтобы все это поскорее кончилось. Если вращение еще ускорится, станция начнет ломаться, и нам будет уже все равно, сразу ли разлетится она веером обломков или разрушится постепенно, сопротивляясь до конца. Если тяжесть не убьет нас, это сделает вакуум.

Очертания предметов потеряли четкость - хрусталики уже не могли скомпенсировать деформацию глазных яблок. Еще миг - и на меня ринулась чернота.

Сознания я, пожалуй, не потерял. Человек без сознания - бесчувственный манекен, чурка. Он не видит ни яви, ни снов.

Ну а я - то видел. Наверное, галлюцинировал.

Сначала не было ничего, кроме черноты. Потом я увидел… Что бы вы думали? Лицо любимой женщины? Картинки детства? Туннель со светом в конце?

Как бы не так. Я ведь еще не совсем умирал, а из моих слов вы уже поняли, что и не умер. Можете смеяться, но увидел я Вселенную. Всю. Разом.

Чернота - и чернота живая. Кажущаяся пустота, наполненная жизнью, движением, бессмыслицей и смыслом. Яркие острова светящейся материи, невероятной сложности путаница линий магнитного поля, гигантские силовые мосты, переброшенные от галактики к галактике, сталкивающиеся массы газа при прохождении одной звездной системы сквозь другую, межгалактический газ, разогретый до сотен миллионов градусов… и холодные темные облака диффузной материи, медленно сжимающиеся в тисках гравитации, чтобы спустя миллионы лет породить звезды, и уникальные процессы в недрах облаков, сравнимые с метаболическими по сложности и сути, хотя вовсе не биологические… и даже облака, успевшие обрести сознание и понимающие, что сжатие, дающее им энергию для их странной жизни, неминуемо убьет их, когда их материя сожмется в протозвезду, и ужас, вечный кричащий ужас живого перед уходом в небытие…

А еще - нечто глобальное над всем этим миром. Нечто невообразимо огромное, не обращающее никакого внимания на крики туманностей - малых частей его тела, подобно тому, как человеку нет дела до персональных нужд какой-нибудь клетки его эпителия. Нечто с чуждым нам могучим разумом, невероятно дремучим и невероятно холодным, пытливым и эгоистичным, глубоким и равнодушным.

И это Нечто имело название - Вселенная.

Вот тогда-то мне и стало страшно.

С опозданием. Как обычно.

Возьмите в руки дождевого червя, если не противно, а потом бросьте его на рыхлую землю. Червь спасен, но, прежде чем уйти в грунт, он еще несколько секунд будет извиваться без всякого смысла.

Потому что и вправду страшно.

Сердце колотилось так, что можно лишь удивляться, как обошлось без разрыва миокарда. Прошло, наверное, несколько мгновений, но мне показалось - лет. А потом я ощутил расплющенной спиной легкую вибрацию и начал догадываться, что худшее позади.

Включились двигатели ориентации, мало-помалу тормозя вращение станции. Страшные тиски тяжести понемногу ослабляли хватку. Прошло еще несколько минут, прежде чем я сумел сесть, и этих минут хватило мне с лихвой, чтобы совершенно успокоиться.

Неважно, что я не имел представления о том, что будет дальше. Важно, что я вновь стал действующим лицом. Возможно, от меня, да и от всех, нас зависело не так уж много, зато мы могли побарахтаться. И прежде всего - понять, что же, черт возьми, произошло.

А Сократ как ни в чем не бывало поздравлял нас с успешным субпространственным переходом!

С перевариванием этого сообщения я решил чуточку обождать. Важнее было проверить, все ли целы.

Хорхе первым сумел подняться на ноги. Петер сидел, привалившись к переборке, таращил глаза и громко икал. Марта стонала, придерживая ладонью полуоторванный клок кожи на лбу, но шевелением давала понять, что основные кости целы. Анжи и Этьен-Жерар недвижно лежали там, куда их шмякнуло.

Оба были живы, хотя и лишены сознания. Забегая вперед, скажу, что Анжелику нам удалось привести в чувство примерно через час, а Этьен-Жерар не избежал анабиозной камеры, где и скоротал время до самой Земли. Даже с помощью Сократа мы не могли спасти его сами и лишь залечили бы до смерти.

Но все для него кончилось хорошо. Ныне он жив-здоров, получил страховку, вложил в прибыльное дело и доволен судьбой, хотя, говорят, боится летать даже на самолете…

Субпространственного прыжка я не почувствовал. Он мгновенен и чреват легкой дурнотой, не более. Неудивительно, что никто из нас ничего не заметил. Уговорите кого-нибудь пощекотать себя и одновременно ударить кувалдой по лбу - почувствуете ли вы щекотку?

Сократ, однако, не врал и не сошел с ума.

- Приехали, - деревянным голосом сообщил Петер.

- Это Солнце? - чуть подняла бровь Марта, разглядывая маленький желтый диск на обзорном экране.

- Оно самое, - ответил я. - Если хочешь, проверю.

- Хочу.

Вне всякого сомнения, это было Солнце. Каждый из нас понимал: какая-то сила подхватила “Вспышку” и загнала в Канал. И вот мы дома. Неясно только - какая сила?

Но проверить, куда нас вышвырнуло, все-таки не мешало. Сто процентов уверенности всегда лучше, чем девяносто девять.

Физические характеристики звезды совпадали с солнечными. Я приказал Сократу рассчитать карту гравитационного поля и вывел ее на монитор. Вот и планеты… все на месте. Здоровенная вдавлина в силовых линиях - это Юпитер. Мелкая рябь - главный пояс астероидов. А вот и Земля. Видна, кстати, невооруженным глазом.

И все же я обрел полную уверенность не раньше, чем поймал по радио незамысловатый мотивчик популярной песенки. И это было как печать на документе. “Сим удостоверяется…” Земля, наша Земля, и думать нечего.

Очень скоро мы установили связь с лунной базой, а там поначалу вообразили, что шалят какие-то кретины. Потом началось… Нам категорически запретили пользоваться катером для возвращения, погнали к нам специальный корабль, а пока он шел, совершенно замучили всех пятерых, выпытывая подробности случившегося, да еще пообещали, что по возвращении на базу каждому из нас придется написать отчет. Иного ждать и не приходилось.

За черновик отчета я сел немедленно.

- Умно, - только и сказала Марта своим знаменитым контральто, выпросив у меня почитать мое творчество. Правда, сначала громко фыркнула, а затем уже похвалила.

- Советую и тебе написать в том же духе, - отозвался я. - Только факты. Никаких мыслей и, главное, никаких видений. Голые факты и ничего больше. На Земле и без нас хватает любителей складывать два и два.

- Отчего ты решил, что у меня были видения? - осведомилась Марта столь заинтересованно, что я понял: попал в точку.

- Мне так кажется. Я же их видел, хотя к галлюцинациям не склонен. Вселенная решила нам кое-что показать, ценю ее любезность. Могла бы просто прихлопнуть. Лабораторная мышка добралась до камеры и обслюнявила объектив. Мышку взяли за хвост и вернули к другим мышкам. Только это и произошло, разве нет? У Вселенной есть инструменты для самопознания помимо человечества. Нам нечего зазнаваться - мы не инструмент, а всего лишь объект, да еще, кажется, не из самых важных. Но писать об этом в отчете я не стану.

- Ты видел разумную Вселенную? - прямо спросила Марта.

- А ты?

- Скажи ты первый.

- Не скажу.

- Не хочешь, чтобы тебя сочли психом?

- Само собой, - кивнул я. - Удовольствие маленькое. Нет уж, болтать лишнее себе дороже. Космос не пуст - пусты лишь наши головы. Неужели ты думаешь, что нас послали в иную галактику за знанием?.. Не думаешь? Вот и умница. Налогоплательщики не готовы оплачивать правду о себе. На самом деле нас послали за подтверждением тезиса: во Вселенной нет ничего важнее человечества…

- Мы и так это знаем, - перебила Марта.

- Да, но субъективно. А нам мало. Нам надо строго доказать то, что интуитивно понятно любому самодовольному болвану - человечество самая передовая и ценная форма материи во Вселенной. И тогда болван крякнет от удовольствия, улыбнется и почешет живот. Не обманывай себя - мы несли вахту ради болванов.

Она даже не попыталась возразить - заметила только, что я удивительно умею портить людям настроение. И еще поинтересовалась, собираюсь ли я предупредить Хорхе, Анжи и Петера, чтобы они излагали лишь проверяемые факты и притом как можно суше?

Я ответил, что незачем - они не дурнее меня.

Мы долго молчали. Что остается делать после того, как расстался с иллюзиями? Наверное, взрослеть. Но взрослеют не сразу.

Возможно, когда-нибудь повзрослеем мы все. Не надо только говорить малышу, что, по большому счету, он никто и звать его никак - от этого малыш может удариться в такой рев, что не помогут ни конфета, ни ремень.

- В медотсеке еще есть немножко спирта, - сказала наконец Марта с кривой усмешкой. - Отметим обретение нами подлинного места во Вселенной?

- Кажется, на дне банки осталось немного сиропа, - в тон ей откликнулся я. - Что по мне не размазалось, то там. Смешай, у тебя хорошо получается. Надо только спросить остальных - будут ли?

- Они будут, - заверила меня Марта. И не ошиблась. Да я, в общем-то, и не сомневался.

 

Евгений Харитонов

СЕКРЕТНЫЕ ФАЙЛЫ ЗАКОНОДАТЕЛЕЙ КОСМОСА

(Персоналии авторов сборника)

АФАНАСЬЕВ Роман Сергеевич

Писатель-фантаст, создатель и президент Клуба фантастов “Стиратели-2000”, в который входят авторы, пришедшие в жанр в новом тысячелетии, Роман Афанасьев родился в 1976 году в подмосковном городе Наро-Фоминск. Закончил ПТУ № 192 по специальности “оператор ЕС ЭВМ”, после чего получил диплом юриста в Московском Открытом Социальном Университете (гражданско-правовая специализация).

Первым выступлением в фантастике стал рассказ “Эвелин”, опубликованный в 2000 году в журнале “Порог”. В 2003-м вышла дебютная книга - роман “Астрал”, получивший приз фестиваля “Звездный мост” (Харьков) в номинации “Дебют”. С тех пор из-под пера Романа Афанасьева вышли такие книги, как “Вторжение” (2004), “Источник Зла” (2004), “Огнерожденный” (2005), “Знак чудовища” (2005) и “Война чудовищ” (2006).

БАЙКАЛОВ Дмитрий Николаевич

Литературный и кинокритик, журналист, антологист и культуртрегер Дмитрий Байкалов родился в 1966 году в Москве. Окончил МВТУ им. Н.Баумана. Активный участник движения КЛФ (Клубов любителей фантастики) 1980-1990 годов. Работал в одном из московских “ящиков”, в издательствах, с конца 1990-х - заведующий отделами кинофантастики и информации старейшего отечественного журнала фантастики “Если”, член жюри ряда литературных жанровых премий, член оргкомитета Российского конгресса писателей-фантастов “Роскон”, соредактор (с Е.В.Харитоновым) литературного приложения “Знание - сила: Фантастика” к научно-популярному журналу “Знание - сила” (с 2006-го). В печати выступает с конца 1980-х годов. Автор многочисленных обзорно-аналитических статей, посвященных современной отечественной фантастике, а также предисловий, рецензий, статей, обзоров по истории и актуальным проблемам фантастического кинематографа. Один из составителей (с А.Т.Синицыным) книжной серии “Классика отечественной фантастики” (изд-во “АСТ”). Литературно-критические публикации Дмитрия Байкалова удостаивались таких жанровых премий, как “Золотой Роскон”, Мемориальная премия им. В. И. Бугрова, “Интерпресскон”, Приз им. Ефремова, “Золотой кадуцей” и др.

Член Союза литераторов РФ, Международного Союза журналистов.

БУРКИН Юлий Сергеевич

Томский писатель, музыкант и журналист Юлий Буркин родился в 1960 году. После окончания филфака Томского государственного университета работал в местных периодических изданиях. Первый фантастический рассказ - “Пятна грозы” - опубликовал в журнале “Парус” (Минск) в 1988 году, первую книгу - сборник “Бабочка и Василиск” - в 1994-м. Автор ряда романов, как сольных: “Цветы на нашем пепле” (2000), “Звездный табор. Серебряный клинок” (2002), “Бриллиантовый дождь” (2004); так и в соавторстве: “Остров Русь” (1977, с Сергеем Лукьяненко) “Осколки неба, или Подлинная история “Биттлз” (1997, с Константином Фадеевым). Рассказы и повести Ю.Буркина регулярно появляются в периодической печати и сборниках. Помимо литературных произведений, выпустил четыре сольных альбома песен в стилистике “русский мелодичный рок” - “Vanessa io” (1994), “Королева белых слоников” (1996), “New amp; Best” (1998) и “Метод” (2001). В 2002 году увидел свет мультимедийный диск, на котором представлено как литературное, так и музыкальное творчество томского фантаста.

Лауреат премий “Странник” и “Большая Урания” (Томск).

ВАСИЛЬЕВ Владимир Николаевич

Фантаст, музыкант и фэн со стажем Владимир “Воха” Васильев родился в 1967 году в г.Николаеве (Украина), но вот уже без малого десять лет живет в Москве. В три года научился читать и, по его словам, “навсегда потерялся для прогрессивного человечества, ибо с тех пор читаю фантастику, только фантастику и ничего, кроме фантастики”. Закончил Николаевское СПТУ № 21 по специальности “регулировщик вычислительной аппаратуры”. После службы в Советской армии некоторое время работал на железнодорожной АТС, затем “ударился в бродяжничество”, успев пожить чуть ли не во всех городах Советского Союза. В середине 1990-х перебрался в Москву, несколько лет занимался книжной торговлей, работал в компьютерной фирме, а с 1996 года перешел на профессиональную литературную работу.

Фантастику В.Васильев начал писать в школьные годы, а во время службы в армии появилась и первая публикация в газете. Однако полноценным дебютом стал рассказ “Садовая, 7”, напечатанный в 1989 году в журнале “Уральский следопыт”. В 1991-м в Волгограде вышла и первая сольная книга - повесть в жанре космической оперы “Без страха и упрека”, в 1992 году переизданная в Болгарии.

Оставаясь верным фантастике с выраженным приключенческим сюжетом, В.Васильев на редкость многолик, “всеяден” в жанровом плане - кажется, нет направления в фантастике, в котором не сказал своего слова Васильев: будь то классическая или юмористическая фэнтези, космическая опера, НФ-боевик, “фантастика пути”, киберпанк, альтернативная история и даже “альтернативная география” (новый жанр, изобретенный в романе “Антарктида Online” Владимиром Васильевым и Александром Громовым), а также новеллизация компьютерных игр, лирико-философская НФ… Васильеву принадлежит и один из самых удачных опытов создания произведения о компьютерно-виртуальной реальности (“Сердца и моторы”). Среди наиболее популярных книг фантаста - “Клинки” (1996), “Знак воина” (1996), “Абордаж в киберспейсе” (1997), “Охота на дикие грузовики” (1998), “Смерть или слава” (1998), “Волчья натура” (1999), “Черная эстафета” (1999), “Идущие в ночь” (1999; в соавт. с Анной Ли), “Ведьмак из Большого Киева” (2004), “Лик Черной Пальмиры” (2003), дилогия “Война за мобильность” (2002; 2005). В 2000 году в соавторстве с Сергеем Лукьяненко написал продолжение нашумевшего “Ночного Дозора” - роман “Дневной Дозор”.

Владимир Васильев - лауреат многих литературных премий. Член Союза писателей России.

ГАЛИНА Мария Семеновна

Писательница, поэтесса и литературный критик Мария Галина родилась в 1958 году в Твери. Окончила биологический факультет Одесского университета. Получив степень кандидата биологических наук, работала в НИИ гидробиологии, занималась проблемами окружающей среды в Бергенском университете (Норвегия). В 1990-е годы целиком посвятила себя литературной деятельности, работала в “Литературной газете”, редактировала книжный дайджест “Библиоглобус”. В настоящее время редактор отдела фантастики издательства “Форум”. Член СП Москвы.

Дебютировав в 1982 году с поэтическими публикациями, Мария Галина является автором трех поэтических сборников (последний из них, “Неземля”, вышел летом 2005-го), множества публикаций в периодических изданиях. Как писатель-фантаст выступает с 1996 года - когда вышла серия романов в жанре “фантастического боевика” под псевдонимом Максим Голицын. Под собственным именем выпустила несколько книг в жанрах фэнтези и сатирической НФ - “Покрывало для Аваддона” (2002), “Прощай, мой ангел” (2002), “Волчья звезда” (2003), “Гиви и Шендерович” (2004), “Глядящие из темноты. Хроники Леонарда Каганова, этнографа” (2004; под псевдонимом) и “Хомячки в Эгладоре” (2005). Кроме того, М.Галина с середины 1990-х активно выступает в роли литературного критика, ее обзоры и рецензии регулярно публикуются как в жанровой периодике, так и в изданиях мейнстрима (“Знамя”, “Новый мир”, “Арион”).

М.Галина дважды становилась дипломантом журнала “Если” (за критические выступления); она лауреат премий “Портал” и “Звездный мост”, а также двух поэтических наград - “Читательский выбор” журнала поэзии “Арион” и “Antologia”.

ГЕВОРКЯН Эдуард Вачаганович

Писатель-фантаст, критик и публицист Эдуард Геворкян родился в городе Хараноре (Читинская обл.) в 1947 году. Получил два высших образования - на физическом факультете Ереванского государственного университета и филологическом МГУ. Работал лингвистом в НИИ, на родном факультете в МГУ, в редакции журнала “Наука и религия”, редактором в издательствах. В 1996-м пришел в журнал “Если”, через год стал заместителем главного редактора, а с 2000 года - координатор Творческого совета “Если”.

Выпускник легендарных Малеевских семинаров, Э.Геворкян дебютировал в фантастике в 1977 году с рассказом “Храните фотографии любимых” и с тех пор остается верным любимому жанру. Известность автору принесла повесть “Правила игры без правил” (1983), выдвинувшая Геворкяна в число лидеров “Четвертой волны”. Однако первое крупное произведение - роман в жанре посткатастрофической социально-философской НФ “Времена негодяев” - увидело свет лишь в 1995 году. Книга вызвала активнейший интерес со стороны критики и читателей, была удостоена премии Б.Стругацкого “Бронзовая улитка”. В 1999-м вышел новый роман фантаста - “Темная гора”, заслуживший премию критиков “Филигрань”. К сожалению, после этого активность Геворкяна-фантаста несколько снизилась, однако из фантастики писатель не ушел, продолжая плодотворно выступать в качестве жанрового критика и публициста (эта сфера творческих талантов писателя тоже была оценена по достоинству - премией “Странник”).

ГОЛОВАЧЕВ Василий Васильевич

Один из самых популярных российских фантастов Василий Головачев родился в 1948 году в г.Жуковке Брянской области. Высшее образование получил в Рязанском радиотехническом институте по специальности “инженер-конструктор радиоэлектронной аппаратуры”. В 1974-м переехал в Днепропетровск, где более десяти лет проработал в Украинском государственном проектно-конструкторском институте “Металлургавтоматика”. С 1989 года - профессиональный писатель. В 1990-х годах переехал в Москву.

В фантастике дебютировал в 1969-м рассказом “Эволюция”. Известность пришла к автору на рубеже 1970-1980-х годов благодаря динамично написанным (при этом на хорошей научной базе) произведениям, посвященным освоению Дальнего Космоса и Контакту: “Реликт” (1978-1988), “Черный человек” (1990) и другие.

Наибольший коммерческий успех принесли писателю боевики, написанные в 1990-е годы и сочетающие в себе элементы НФ, детектива и эзотерики. Например, тираж романа “Смерш-2” достиг полутора миллионов экземпляров, а общий тираж книг фантаста к 2004 году составил 16 миллионов экземпляров.

На счету В. Головачева около 20 повестей и 30 романов, в том числе - “Черный человек” (1990), “Полет Урагана” (1991), “Особый контроль” (1997), “Посланник (Вирус тьмы)” (1997), “Бич времени” (1997), “Схрон” (1997; последние два образуют дилогию “Смутное время”), “Огнетушитель дьявола” (2004), “Беспощадный, или Искатели смерти” (2004) и другие; а также циклы “Реликт” (1978) и “Запрещенная реальность” (1997). Лауреат многих премий - “Звездный мост”, Фонда РФ “Третье тысячелетие”, “Фантаст года”, “Аэлита” и другие; кавалер Ордена рыцарей фантастики.

Василий Головачев известен и как художник-фантаст, его работы экспонировались на выставках в Днепропетровске и Москве, входили в альбомы фантастической живописи. Помимо всего прочего писатель еще и мастер спорта по волейболу.

ГРАДИНАР Дмитрий Степанович

Родился в 1971 году в г.Харькове. Закончил Харьковский юридический институт. Женат, воспитывает двоих детей. Ныне живет в Кишиневе, работает юристом. Публикуется с 2005 года, когда дебютировал рассказом “Особый старательский-2” в сборнике “Право на пиво”. Также публиковал рассказы в журналах “Золотая чаша”, “Реальный мир”, “Реальность фантастики”. Участник ряда международных конференций по фантастике, финалист нескольких литературных конкурсов. К настоящему времени также вышли в свет два романа Дмитрия в жанре НФ-боевика: “Расправляя крылья” и “Серый прилив”, отмеченные дипломом Европейского совета по фантастической литературе и почётным призом “Восходящая звезда” Харьковского клуба “Искатель”. Кроме того, по романам автора московской компанией “GDTeam” начата разработка компьютерных игр.

ГРОМОВ Александр Николаевич

С именем этого писателя критики связывают возрождение традиций “твердой” научной фантастики в постсоветскую эпоху.

Коренной москвич Александр Громов родился в 1959 году. Получил высшее техническое Образование в Московском энергетическом институте. В течение многих лет работал в НИИ Космического приборостроения, иногда подрабатывая на стройке. Работа по специальности наложила отпечаток и на одно из двух главных увлечений писателя - он заядлый астроном-любитель и даже собственноручно соорудил телескоп. В настоящее время живет за счет литературного труда, а в свободное время - заядлый байдарочник, каждое лето с семьей и друзьями он отправляется в многодневные походы по рекам Русского Севера.

Литературный дебют А.Громова состоялся в 1991 году, когда “молодому” писателю перевалило за тридцать (рассказ “Текодонт” в приложении к журналу “Уральский следопыт”).

Самый последовательный апологет “твердой” НФ, Александр Громов стартовал в литературе в ту эпоху, когда там правила бал фэнтези, а критики в один голос твердили о смерти научной фантастики. Может быть, поэтому поначалу критики не спешили замечать “несвоевременную”, очень жесткую, научную, уверенную и тяжелую прозу Громова. Зато читатели заметили ее сразу. В 1995 году в нижегородском издательстве “Параллель” увидела свет первая книга фантаста - сборник “Мягкая посадка”, куда вошло все лучшее, что было написано Громовым к тому времени. Книга стала одним из самых значительных, ярких дебютов в российской НФ 1990-х. Уже в следующем году она была удостоена престижной литературной Премии им. А.Р.Беляева, а в 1997-м заглавный роман сборника обрел еще одну авторитетную награду - премию “Интерпресскон”. С тех пор почти каждая новая книга А.Громова оказывается в центре пристального внимания критиков и читателей, тем более что фантаст по нынешним меркам не отличается плодовитостью. На счету московского фантаста такие книги, как: “Властелин Пустоты” (1997), “Год Лемминга” (1997), “Ватерлиния” (1998), “Шаг влево, шаг вправо” (1999), “Тысяча и один день” (2000), “Запретный мир” (2000), “Крылья черепахи” (2001), “Завтра наступит вечность” (2002), “Феодал” (2005), “Исландская карта” (2006). В 2004 году в соавторстве с Владимиром Васильевым выпустил роман “Антарктида Online”, по существу, открывший новый поджанр фантастики - “альтернативная география” (термин А.Громова).

Произведения А.Громова неоднократно удостаивались премий “Интерпресскон”, “Роскон”, “Филигрань”, “Странник”, “Фанкон”, “Сигма-Ф”, “Золотой кадуцей”.

Александр Громов - член СП России и Союза литераторов РФ.

ДУБРОВИН Максим Олегович

Молодой донецкий фантаст Максим Дубровин родился в 1976 году. Учился в физико-математической школе, но профессию выбрал иную - закончил Донецкий медицинский университет, став врачом-психиатром. Автор полутора десятков научных публикаций по психиатрии и смежным областям. В настоящее время работает в Медико-психологическом центре Донецка.

По личному признанию, первые опыты сочинительства относятся к младшему школьному возрасту. В жанре дебютировал рассказом “Самая главная роль” (2002, журнал “Искатель”). С тех пор опубликовал еще несколько рассказов в сборниках и периодических изданиях России и Украины.

ИЛЬИН Владимир Леонидович

Московский писатель-фантаст и переводчик Владимир Ильин родился в 1957 году в городе Златоуст Челябинской области. После окончания Московского Военного института иностранных языков (ВИИЯ) работал военным переводчиком с португальского и французского языков, преподавал в родном институте, занимался научно-исследовательской работой. В 1998-м уволился в запас в звании подполковника. С 2000 года работает в Конституционном суде Российской Федерации.

В фантастике дебютировал в 1982-м; первый авторский сборник “Самые странные существа” вышел в свет в издательстве “Терра” в 1995 году. В серии “Абсолютное оружие” издательства “ЭКСМО” опубликовал романы: “Реальный противник” (1996), “Враги по разуму” (1996), “Сеть для игрушек” (1997), “Пожелайте мне неудачи” (1998), “Зимой змеи спят” (1999), “Куб со стертыми гранями” (2000), “Нельзя идти за горизонт” (2000), “Люди феникс” (2002), “Последняя дверь последнего вагона” (2005), “Профилактика” (2006). Его перу принадлежат также сборники повестей и рассказов “500 лет до катастрофы” (2000), “Сны замедленного действия” (2001), “Единственный выход” (2003). Отдельные рассказы В.Ильина печатались в журналах “Четвертое измерение”, “Если”, “Порог”, “Звездная дорога”, в коллективном сборнике “Новые марсианские хроники” (издательство “РИПОЛ классик”, 2005).

Кроме того, в последние годы Владимир Ильин активно выступает в роли переводчика испаноязычной и французской НФ. Член СП России.

КАГАНОВ Леонид Александрович

Московский писатель и сценарист Леонид Каганов родился в 1972 году в Москве в семье инженеров. По окончании Московского техникума автоматики и телемеханики получил два высших образования - в Московском горном университете и на факультете психологии МГУ. В печати выступает с 1995 года и с тех пор существует исключительно за счет творческой деятельности (проза, сценарии, реклама). Участвовал в создании сценариев многих телепередач и проектов, в том числе “О.С.П.-студия” и “Назло рекордам!”.

Дебют в жанре состоялся в 1998 году: это был рассказ “Глеб Альтшифтер”. В 2002-м увидела свет первая книга фантастической прозы Л.Каганова - сборник “Коммутация”, - которая стремительно вывела писателя в число лучших рассказчиков отечественной фантастики. Сборник получил целый букет жанровых премий: “Интерпресскон”, “Старт” и “Звездный мост” (все - как лучший дебют года).

В 2003 году читатели увидели первый (и пока единственный) опыт автора в крупной форме - роман “Харизма”. Но уже следующая книга фантаста - сборник “День академика Похеля” (2004) - представила новую коллекцию произведений малой формы.

Рассказы Л.Каганова регулярно публикуются в центральной периодике и сборниках. В 2003 году рассказ “Эпос хищника” завоевал премию “Странник”. В 2004 году рассказ “Хомка” получил премии “Бронзовый Роскон”, “Странник”, “Интерпресскон” и “Бронзовая улитка”.

КАЛУГИН Алексей Александрович

Один из ведущих авторов “твердой” НФ Алексей Калугин родился в 1963 году в Москве. После службы в армии закончил Институт инженеров пищевой промышленности и некоторое время работал в Институте медицинской и биологической химии АМН СССР, опубликовал два десятка научных статей.

Фантастику стал писать еще в школьные годы, но первое опубликованное произведение - роман “Лабиринт” - увидело свет только в 1996 году. Роман-дебют по рекомендации издательства вырос в трилогию, за которой последовало еще два мини-сериала - “Резервация” (1997) и “Точка Статуса” (1998-1999). Также перу А.Калугина принадлежат романы: “Темные отражения” (1999), “Не так страшен черт” (2000), “Снежная слепота” (2001), “Игра в реальность” (2001), “Мир без солнца” (2002), “Между центром и пустотой” (2004), “Дом на болоте” (2005), “И черт с нами” (2005), “Линкор “Дасоку” (2006); сборники рассказов и повестей “Специалист по выживанию” (1999), “Патруль вызывали?..” (1999), “Не сотвори себе врага” (2000) и “Время - назад!” (2005). Кроме того, в 2005 году он выпустил тематическую антологию “Новые марсианские хроники”. Рассказ “В саду” в 2005 году удостоен премии “Бронзовая улитка”.

Алексей Калугин - член СП России и Союза литераторов РФ.

МАКСИМОВ Юрий Валерьевич

Писатель-фантаст и историк религии Юрий Максимов родился в Москве в 1979 году. Получил среднее специальное образование по специальности “киноведение” и высшее образование с дипломом религиоведа. Преподает в Московской Православной Духовной Семинарии (Сергиев Посад), автор монографии “Религия Креста и религия полумесяца” (2004) и более 50 статей по сравнительному религиоведению, автографии, богословию, истории Востока и киноведения.

Как автор фантастики дебютировал в 2004 году в журнале “Полдень, XXI век” с рассказом “Дерзновение пред лицом Божьим”. С тех пор в жанровой периодике опубликовал еще ряд рассказов. В прозе, относящейся к “духовной” (или христианской) фантастике, пытается примирить христианскую догматику и идеи НФ.

МИХАЙЛОВ Владимир Дмитриевич

Мэтр отечественной фантастической прозы Владимир Михайлов родился в 1929 году в Москве, однако после ареста родителей ему пришлось перебраться в Ригу к родственникам, где он прожил до начала 1990-х годов. Учился на юридическом факультете Латвийского университета, однако полное высшее образование получил на филологическом факультете того же университета. После учебы некоторое время работал в журнале “Дадзис”, а в 1963 году возглавил самую респектабельную республиканскую газету “Литература ун максла” (“Литература и искусство”), но спустя несколько лет его сняли с должности “за излишний либерализм”. С журналистикой связана и еще одна страница биографии писателя. В 1980-е В.Михайлов стал главным редактором литературного журнала “Даугава”, именно тогда это издание стало легендой перестроечных лет.

Печататься В.Д.Михайлов начал в 1950-х - как поэт и журналист, а в 1962 году в “Искателе” писатель дебютировал с фантастической повестью “Особая необходимость”. Первые книги фантаста - “Особая необходимость” (1963), “Люди Приземелья” (1966), “Люди и корабли” (1967), “Ручей на Япете” (1971) - вывели Михайлова в число ведущих авторов “твердой” НФ. Однако подлинную популярность писатель приобрел после выхода ставших классикой романов социальной НФ - “Дверь с той стороны” (1974) и особенно “Сторож брату моему” (1976), который положил начало самому известному циклу - о капитане Ульдемире (в конце 1990-х именем этого литературного героя астрономы назвали звезду). Диапазон творчества писателя простирается от жесткой социальной фантастики до НФ-детектива. За более чем 40-летнюю творческую деятельность В.Д.Михайлов, обладатель многих жанровых премий и титулов (среди них “Палладин Фантастики”), выпустил более 30 книг, в том числе: “Тогда придите и рассудим” (1983), “Один на дороге” (1987), “Не возвращайтесь по своим следам” (1991), “Ночь черного хрусталя” (1991), “Восточный конвой” (1996), “Посольский десант” (1996), “Приют ветеранов” (1996), “Вариант И” (1997), “Наследники Ассарта” (1998), “Кольцо Уракары” (2000). “Завет Сургана” (2002), “Медные трубы Ардига” (2004), “Тело угрозы” (2004), “Решение номер три” (2005), “Может быть, найдется там десять?” (2006) и другие.

РОЙФЕ Александр Михайлович

Литературный критик, журналист и автор НФ Александр Ройфе родился в 1967 году. Окончил Московский институт радиотехники, электроники и автоматики. В течение почти десяти лет (1993-2002) работал в еженедельнике “Книжное обозрение”, где прошел путь от корреспондента до ответственного секретаря, был редактором-составителем выпусков “КЛФ КО”. Затем возглавлял журнал фантастики “Звездная дорога”. В настоящее время - креативный директор веб-сайта “Публикант.ру”.

Автор многочисленных критических и журналистских публикаций, посвященных различным аспектам отечественной и зарубежной фантастики. Как критик удостаивался премий “Странник”, “Звездный мост”, Мемориальной премии им. В.И.Бугрова.

В 2002 году состоялся и прозаический дебют А.Ройфе - его рассказ “Дом Жуан” был опубликован в тематической антологии “Пятая стена”.

РУДЕНКО Борис Антонович

Писатель и журналист Борис Руденко родился в Москве в 1950 году. Окончил Московский автомобильно-дорожный институт. Полгода “пылился” (по его собственному выражению) в одном из КБ (пресловутые “ящики”), а затем перешел на работу в милицию, где прослужил “полный срок” и уволился в чине подполковника. После демобилизации занялся журналистикой, в настоящее время работает в журнале “Наука и жизнь”.

Участник легендарных Малеевских семинаров, Б. Руденко дебютировал в фантастике рассказом “Вторжение” (“Техника - молодежи”, 1978), в течение следующего десятилетия его НФ-рассказы и повести регулярно публиковались в периодической печати и сборниках. Однако в 1989 году писатель неожиданно “эмигрировал” в детективную прозу (дебют - повесть “До весны еще далеко” в “Искателе”). В этом жанре он выпустил книги “Всегда в цене” (1994), “Исполнитель” (1995), “Смерть откладывается на завтра” (1995), “Время черной охоты” (1996), “Мертвых не судят” (1996), “Снайпер” (1997), “Беглец” (1998) и другие.

В 2003-м на страницах журнала “Если” состоялось долгожданное возвращение писателя к литературным истокам - в жанр НФ, а в феврале 2005 года вышла и первая НФ-книга Б.Руденко - роман “Те, кто против нас”.

САЛОМАТОВ Андрей Васильевич

Андрей Саломатов родился в Москве в 1953 году. После школы поступил в Московский геолого-разведывательный институт, но не закончил его Позже будущий писатель получил другую специальность - в Художественном училище им. 1905 года на факультете станковой живописи. Прежде чем полностью посвятить себя литературному труду, А.Саломатов сменил немало профессий и “мест обитания”: ловил змей в Средней Азии, валил лес на Севере, в Крыму писал картины на заказ, работал бутафором в театре, литературным консультантом и редактором в московском издательстве. В литературу А.Саломатов пришел в начале 1980-х. Выпускник Малеевских семинаров, он приобрел известность в первую очередь как детский писатель, автор остроумных сказочных и фантастических новелл о подростках. Эти рассказы позже составили первую авторскую книгу “Наш необыкновенный Гоша” (1994). Особую популярность приобрел сериал о приключениях мальчика будущего и его инопланетных друзей на Земле и в космосе: “Цицерон - гроза тимиуков” (1996), “Цицерон и боги Зеленой планеты” (1997), “Сумасшедшая деревня” (1998), “Возвращение Цицерона” (2000), “Сыщик из космоса” (2000), “Фокусник с планеты Федул” (2001) и другие. Эта серия принесла автору литературную премию “Алиса”. В 2001 году в издательстве “Дрофа” вышел девятитомник А.Саломатова, куда вошли фантастические повести и рассказы для детей.

В иной тональности работает “взрослый” Саломатов - автор психологических, с налетом сюрреализма повестей и рассказов, созданных на грани мейнстрима и фантастики. Наибольшей популярностью пользуется роман “Синдром Кандинского”, впервые опубликованный в журнале “Дружба народов”, а затем изданный в Париже. В 2003 году увидел свет первый сборник “взрослой” фантастики писателя - “Проделки Джинна”, а затем издательство “Столица-Принт” выпустило уже двухтомник - “Синдром Кандинского” и “Кокаиновый сад”. Рассказы и повести А.Саломатова были удостоены жанровых премий “Странник” за рассказ “Праздник” и “Филигрань” за повесть “В будущем году я стану лучше”.

В последнее время писатель активно работает в анимационном кино: по его сценариям снято два мультфильма - “Эволюция Петра Сенцова” и “Знакомые нашей ёлки”, а сейчас идет работа над созданием полнометражного анимационного фильма по повести “Цицерон и боги Зеленой планеты”.

СИНИЦЫН Андрей Тимофеевич

Критик, книгоиздатель, антологист, литературный агент и культуртрегер Андрей Синицын родился в 1961 году в Москве. Окончил МЭИ, после чего работал в одном из московских конструкторских бюро, в издательстве “ТО”. В настоящее время как редактор и составитель антологий сотрудничает с центральными издательствами. Активист движения КЛФ 1980-1990 годов, член жюри ряда литературных жанровых премий.

Автор многочисленных обзорно-аналитических статей (многие в соавт. с Д.Н.Байкаловым), посвященных современной отечественной фантастике, предисловий и рецензий. Один из составителей (с Д.Н.Байкаловым) книжной серии “Классика отечественной фантастики” (изд-во “АСТ”). Литературно-критические публикации Андрея Синицына удостаивались жанровых премий - “Роскон”, Мемориальная премия им. В.И.Бугрова, “Интерпресскон”, “Золотой кадуцей” и другие.

Член СП России.

СЛЮСАРЕНКО Сергей Сергеевич

Ученый-физик и писатель-фантаст Сергей Слюсаренко родился в 1955 году в Минске. После школы поступил на физфак Белорусского госуниверситета, но высшее образование завершил уже в Харьковском университете (в 1975-м семья переехала в Харьков). Отслужив два года в рядах Советской армии, в 1981 году перебрался в Киев, где живет и работает по сей день. Кандидат физико-математических наук, автор около ста научных публикаций, работал по приглашению в университетах многих стран.

Фантастику пишет с 2003 года, а уже в 2005-м состоялся первый серьезный дебют - роман “Тактильные ощущения”, изданный в “Лениздате” и получивший поощрительную премию “Еврокона” как лучшая дебютная книга европейского автора. Рассказы С.Слюсаренко публиковались в журналах “Если” и “Реальность фантастики”.

ТРУСКИНОВСКАЯ Далия Мейеровна

Писательница и журналист Далия Трускиновская родилась в 1951 году в Риге, где живет и сейчас. Окончила филологический факультет Латвийского госуниверситета им. П.Стучки. В 1974 году начала сотрудничать с республиканской газетой “Советская молодежь” и с тех пор с журналистикой не расстается, работала в газетах “Земля Балтии”, “Час”, в журнале “Родник”. С 1974-го начала публиковаться как поэт, а прозаическим дебютом стала историко-приключенческая повесть “Запах янтаря”, напечатанная в журнале “Даугава” (1981). В 1984 году увидел свет первый авторский сборник детективных произведений Трускиновской, название которому дала повесть-дебют. Иронические детективы рижской писательницы объединены в нескольких сборниках - “Обнаженная в шляпе” (1990), “Умри в полночь” (1995), “Демон справедливости” (1995) и “Охота на обезьяну” (1996). Повесть “Обнаженная в шляпе” в конце 1980-х была экранизирована.

Участница семинаров ВТО МПФ, Д.Трускиновская впервые выступила в фантастике в 1983 году с повестью “Бессмертный Дим”, однако широкую известность ей принесла повесть в жанре городской фэнтези - “Дверинда” (1990). С тех пор Д.Трускиновская “отработала” почти во всех направлениях фантастики (кроме космической), отдавая, однако, предпочтение историко-фэнтезийной ветви и “городской сказке”. Перу рижской писательницы принадлежат книги фантастической прозы: “Люс-А-Гард” (1995), “Королевская кровь” (1996), “Шайтан-звезда” (1998), “Аметистовый блин” (2000), “Жалобный маг” (2001), “Нереал” (2001), “Дайте место гневу Божию” (2003). Полная версия романа “Шайтан-звезда”, изданная в 2006 году, включена в шорт-лист премии “Большая книга”.

Дважды, в 2001-м и 2002-м, писательница становилась лауреатом приза читательских симпатий “Сигма-Ф” за рассказы, опубликованные в “Если”. Кроме того, на ее счету премии фестивалей “Фанкон” (1997) и “Зиланткон” (2000), а также Премии ТО Союза писателей РФ “За выдающийся вклад в развитие современной русской литературы и правдивое, высокохудожественное отражение жизни современного Приднестровья в средствах массовой информации”. Д.М.Трускиновская - член СП России.

ХАРИТОНОВ Евгений Викторович

Литературный и кинокритик, историк литературы и журналист Евгений Харитонов родился в 1969 году в подмосковном городе Железнодорожный. Закончил филфак и аспирантуру МПГУ. После службы в Советской армии работал журналистом в различных изданиях, школьным учителем, редактором в МЦФ, заведующим отделом журнала “Библиография”; с 1999 года - заведующий отделом критики журнала фантастической литературы “Если”; соредактор (с Д.Н.Байкаловым) литературного приложения к журналу “Знание - сила” - “Знание - сила: Фантастика” (с 2006-го).

В печати выступает с 1984 года. Автор многочисленных статей по истории и актуальным проблемам фантастической литературы и кино, опубликованных в российской и зарубежной печати, в том числе книг: “Женский цех фантастики” (1995), “Наука о фантастическом” (2001), “На экране - чудо” (2003; в соавт. с А.Щербаком-Жуковым), “Болгария фантастическая” (2003) и другие. Кроме того, известен как переводчик болгарской НФ и поэзии, автор семи поэтических сборников.

В “наградном листе” Е.Харитонова такие премии, как “Интерпресскон”, Мемориальная премия им. В.И.Бугрова, “Серебряный кадуцей”, “Булгакон” (Болгария), “Роскон”, премия журнала “Дети Ра”, “Словесность”. В 2004 году стал первым иностранным лауреатом болгарской национальной премии “Гравитон”.

Член Союза литераторов РФ, СП России и Международного Союза журналистов.

ШАИНЯН Карина Сергеевна

Московская писательница Карина Шаинян родилась в 1976 году в Грозном, но вскоре после ее рождения семья переехала на север Сахалина. Окончила факультет психологии МГУ и некоторое время работала школьным психологом. В настоящее время - инструктор в конных походах по Горному Алтаю. Живет в Москве.

Фантастику начала писать в 2001-м, а в 2003-м состоялась дебютная публикация - рассказ “Корм для пеликанов” (журнал “Порог”). В 2004 году рассказ “Рыба-говорец” победил на росконовском мастер-классе Сергея Лукьяненко.

Рассказы Карины Шаинян публиковались в сборниках “Гуманный выстрел в голову”, “Лучшее за год-2006”, “Мифотворцы: Портал в Европу”, а также в периодической печати.

Лауреат премии им. В.Савченко за рассказ “Теремок” (2006).