«Очнулся я… Где я? Ужель, Взор человечий надо мной? Под ноющей спиной — постель? Уютный кров над головой? Я — в комнате? Все наяву? Ужель земному существу Тот яркий взор принадлежит, Столь ласковый? — Ресницы я Смежил, боясь, что этот вид Лишь грезы забытья. Там девушка с густой косой, Большая, стройная, за мной Следила, сидя под стеной; Оцепенение мое Стряхнув, я встретил взор ее: Он черен был, блестящ и смел; Он состраданием горел Ко мне; как бы молился он. Я понял: то — не сон! Я жив, — и тело драть мое Не будет жадно воронье! Казачка, увидав, что я Очнулся вдруг от забытья, Мне улыбнулась. Я открыл Глаза, сказать хотел, — нет сил; Она стремит свой легкий шаг И, палец приложа к губам, Не говорить дает мне знак, Пока оправлюсь так, что сам, Без муки, волю дам словам; Потом слегка мне руку жмет, Подушку половчей кладет И к двери на носках идет. Чуть приоткрыла, шепчет в щель; Я мягче голоса досель Не слышал. Музыка была В самих шагах ее; звала Она кого-то, — нет их: спят. Она сама выходит, взгляд Мне кинув, знак подав, чтоб я Не опасался, — что семья Вся здесь; что все на зов придут; Что только несколько минут Ее не будет тут. Ушла, — и хоть на краткий срок Я все ж остался — одинок.