Рифм написал я семь томов Для Джона Меррея столбцов. Немного было переводов Для галльских и других народов; Для немцев два, – но их язык Мне чужд: к нему я не привык. Страсть воспевал я вдохновенно, (Что нынче петь несовременно), Кровосмешение, разврат И прочих развлечений ряд, На сценах услаждавших взгляды И персов, и сынов Эллады. Да, романтичен был мой стих, И пылок, по словам других. Чистосердечно иль притворно, Но многие твердят упорно, Что в подражаньях древним, – им Стиль классиков невыносим. Но я к нему давно привычен, – И, – как-никак, – теперь классичен, Но промах я уразумел И, чтоб исправиться, запел О деле более достойном – Подобном славным, древним войнам. Слагал я песни, как Нерон, – И Риццо пел, – как Рим пел он. Я пел и что ж?… Скажу без лести Великой вдруг добился чести: Четыре первые стиха (Хотя они не без греха) Наметили для переводов Четырнадцать чужих народов! Так меркнет блеск семи томов Пред славой четырех стихов. Я эту славу посвящаю Ринальдо повести моей. В ней "аппетит" я воспеваю А переводчик – (о, злодей!) С развязностью донельзя милой Его вдруг заменяет "силой". О Муза, близок твой полет, Так дай же, Риццо, мне доход!