1.
Полны тоски мои мечты;
Мне не дари улыбки страстной;
Дай Бог, чтоб слез не знала ты,
Чтоб ты не плакала напрасно.
2.
Немая скорбь, во цвете лет,
На век мое сгубила счастье;
Увы! помочь мне средства нет;
Бессильно и твое участье.
3.
Поверь, не ненависть, не страсть,
Не честолюбья злое жало
Меня заставили проклясть
Все то, что встарь меня пленяло.
4.
Я пресыщенья яд вкусил;
Всегда я полон дум унылых;
Мне красоты рассвет не мил;
Меня пленить и ты не в силах.
5.
Страдаю я, как вечный жид,
Что несся в даль, тоской убитый;
Мне только смерть покой сулит,
Ее ж от смертных тайны скрыты…
6.
Изгнанник, где бы ни был он,
От мук своих бежать не может; [65]
Везде звучит мой скорбный стон…
И демон дум меня тревожит.
7.
Меж тем других проходят дни
В веселье; счастье – сновиденье;
Пусть не изведают они,
Как я, весь ужас пробужденья.
8.
Не мало я изъездил свет,
Но мне забвения он не дал;
Я не страшуся новых бед, —
Уж я все худшее изведал.
9.
Оставь меня! Не узнавай,
Какая скорбь мне душу точит;
Нет, с сердца маски не срывай, —
Под нею целый ад клокочет!
LXXXV.
Прости, прелестный Кадикс! Долго стены [66]
Ты защищал свои, и горд и смел;
Хоть вкруг тебя дышало все изменой,
Свои права ты отстоять сумел.
Геройский город – первым ты свободу
Стяжал, последним пав! Ты умертвил
Вождя, что изменить хотел народу.
Тогда как чернь дралась, – врагу в угоду
Оружье клала знать, лишась от страха сил.
LXXXVI.
Не странно ль, что за чуждую им волю
Испанцы умирают, что за трон
Без короля им выпало на долю
Сражаться, [67] хоть давно расшатан он?
Стране, что только жизнь им даровала.
Они верны. В вельможе дышит страх,
Но не смутил дурной пример вассала:
Ему путь к воле гордость указала,
И будет драться он хотя бы на ножах. [68]
LXXXVII.
Кто хочет изучить испанцев нравы,
Пусть тот их войн историю прочтет;
Чтоб мстить врагу кровавою расправой,
Они пускали даже пытки в ход…
Вооружась ножом иль ятаганом,
Чтоб жен спасать, сестер и дочерей,
Они боролись на смерть с вражьим станом;
Струилась кровь врагов ручьем багряным; —
Так следует встречать непрошенных гостей.
LXXXVIII.
Ужель печальных жертв борьбы тяжелой [69]
Слезой мы не почтим? Разорены
Нещадною войной поля и села
И кровью руки жен обагрены.
Пускай лежат, где пали, жертвы злости,
Кормя голодных псов и хищных птиц;
Им лучше там лежать, чем на погосте:
Глядя на их белеющие кости,
Пред храбростью отцов склонятся дети ниц.
LXXXIX.
Нельзя конца предвидеть обороны;
В Испанию, спустившись с Пиреней,
Все новые несутся легионы…
Не сводит мир в цепях с нее очей:
Коль свергнет рабства гнет она защитой,
Немало стран сроднятся с волей вновь…
Как странно: край, Колумбом встарь открытый,
Те муки, что узнали дети Квиты, [70]
Врачует счастием, отчизны ж льется кровь!
XC.
Вся кровь, что пролилася в Талавере,
Прославивший войска Баросский бой,
Блестящий ряд атак при Албуэре —
Испании свободу и покой
Не даровали. Тяжкие невзгоды
Простятся ль скоро с нею? Хищный галл
В своих когтях ее продержит годы.
Когда ж, средь мира, дерево свободы
Появится в краю, что воли не знавал? [71]
ХСІ.
Погиб и ты, мой друг! [72] Объят тоскою,
Под рокот струн я слезы лью, скорбя;
Когда б в бою ты пал, гордясь тобою,
Не смела б и приязнь жалеть тебя;
Но ты почил бесславно, храбрый воин!
Ты пал, забытый всеми, лишь не мной:
Лаврового венка ты был достоин.
За что же твой конец был так сложен.
Судьбой безжалостно развенчанный герой?
XCII.
Друг детства дней, всех больше мной любимый,
Во сне ко мне являйся! Я зову
Тебя, тяжелой горестью томимый;
Довольно слез пролью я наяву…
Мечтой к твоей могиле одинокой
Всегда, везде стремиться буду я,
Пока того, кто кончил жизнь до срока,
И друга, что скорбел о нем глубоко,
Не сблизит навсегда покой небытия.
ХСІІІ.
Здесь песнь кончаю я, но еще много
Вам сцен и описаний дать готов,
Коль критик, относясь к поэме строго,
Не разгромит написанных мной строф.
Героя своего не оставляя,
О Греции я поведу рассказ
И дней коснусь, когда, оков не зная,
Она цвела, искусство прославляя,
Под игом варваров бесславно не томясь.