Это не та дорога. Та — на Красное. А эта ответвляется на городскую свалку. Сюда и я выходил. Вот пересечение с узкоколейкой. Ещё двести метров — и свалка. Заезжаем. Сторожка и две собаки.
— Посигналь. Где они? — сказал Валерий.
Шофёр посигналил. Ничего.
— Я боюсь вылезать. — Валерий, открыв дверь, стоял на подножке. — Меня один раз так поприветствовали.
Собаки смотрели на нас равнодушно. Шофёр ещё раз нажал сигнал. Сторож появился с другой стороны. Тоже стоял и смотрел.
— Подойдите сюда, пожалуйста, — крикнул Валерий.
Тот ещё постоял, потом медленно двинулся к машине.
— Чего хотите?
Валерий крутил в руке удостоверение.
— Ну подойдите ближе, нам спросить надо.
— Чего?
— Я из милиции… Вы знаете, здесь есть мост. Где узкоколейка пересекается с железной дорогой.
— Ну…
— Это какая дорога?
— Какая?.. Здесь на Красногвардейск…
— А можно как-нибудь к этому мосту проехать?
— К самому мосту?
— Ну да, вот где пересечение…
— Здесь никак не проедете. Через Красногвардейск можно.
— А отсюда? Вот это куда дорога?
— Эта — по краю свалки… Туда, в лес. Здесь не проедете.
— А через Красное?
— Там тоже нет дороги.
Я прикинул расстояние отсюда до моста — всего километра полтора-два лесом.
— Температура на пределе.
— Доедем?
— «Не могу, — говорит, — больше».
— Вот лужа.
— Слишком грязная… Ничего, скоро.
Красногвардейск. Он встал у колодца. В кузове взял ведро.
— Дальше — что? Спросить бы кого-нибудь…
— Эй, парень, — позвал шофёр.
— Чего?
— Ты здесь давно живёшь?
— Да, а что?
— Мост знаешь, где узкоколейка пересекает вот эту дорогу?
— Знаю.
— Можно туда проехать?
— Можно.
— Садись, покажешь дорогу, — сказал шофёр. — Есть время?
— Время-то… Да мне на поезд надо поспеть… Ладно.
Полез в кабину.
— А поместимся?
— Давай, давай… Пять человек с гармошкой здесь ездят.
Я прикинул расстояние отсюда до моста — всего-то километра полтора-два.
— А Красногвардейск — это где?
— От Балтыма влево, — сказал шофёр. — Я знаю. Там, конечно, дорога плохая… Поехали.
Девять часов. В половине одиннадцатого стемнеет, ничего не увидим.
— Если бы от садов, — сказал я, — напрямую. Там бы мы почти у самого моста выехали. Только я боюсь, мы там сядем… Там через лес: балочки, болотца.
Ничего не отвечают. Развернулись и поехали.
— Жалко, время у вас отнимаем, — сказал Валерий.
— Да мне-то что… Мне всё равно…
— А марка мотоцикла какая?
— Не знаю, я не разбираюсь.
— Чёрный?
— Чёрный, с красными сиденьями. Фара была отвинчена…
— Жалко, номер не заметили… Я бы посмотрел по картотеке.
— Да мне ни к чему — номер-то… Я так…
Вырулили назад на трассу. Пять минут и — Балтым. Налево. Стоп.
— Воды?
— Да, сейчас, — сказал шофёр. Взял ведро в кузове и — к колонке.
Прошли до конца канавки.
— Дальше не надо, — сказал я.
Стали возвращаться.
Ошибиться я не мог. Канавка та самая.
Всё. Идём назад к машине.
— А когда ты видел-то? — спросил шофёр.
— В пятницу.
— Ну! В пятницу! За это время тут не только фару — всё могли развинтить и унести!
— Да я хотел ещё вчера, — сказал Валерий, — так машину не дали… А марка мотоцикла какая была?
— Не знаю, я не разбираюсь.
— Чёрный?
— Чёрный с красными сиденьями.
— Коляски не было?
— Нет.
— Жаль, номер не заметил…
— Да мне ни к чему… Я не думал… Мало ли кто мог оставить. Оставил — потом забрал…
— Ладно. Хоть проверили.
— Воды?
— Да, сейчас, — сказал шофёр. Взял из кузова ведро и пошёл к колонке. Закипает всё время.
Дальше полями вдоль бесконечных перелесков. Он только успевал крутить баранку.
Время на пределе. Темнеет.
— А представляешь, если б на «ЗИЛе», а? Точно сели б.
— Ну. Зилок — он ведь оборотистый…
— А ты, я смотрю, здесь неплохо ориентируешься.
— Ну. Я каждый год здесь на уборочной.
— Чьи же это всё угодья? Балтыма?
— Нет, это Верхнепышминский совхоз…
— А вот какая-то деревня. Что это? — спросил я.
— Красногвардейск.
Несколько серых домиков в сумерках. Пришёл дизель, люди идут с платформы. Высокие отвалы с той стороны путей — свалка, только больше во много раз. В низине, на фоне чёрной каймы лесов, вьются дымы — это торфоразработки понемногу горят. Жарко было.
— Дальше — что? Спросить бы кого-нибудь…
У колодца опять воды.
— Эй, парень, — позвал шофёр.
— Чего?
— Ты давно здесь живёшь?
— Давно.
— Это куда ветка идёт?
— На Красное.
— А узкоколейка там её пересекает? Мост там есть?
— Ну.
— Как туда проехать?
— К самому мосту?
— Ну, в радиусе ста метров. — (Валерий.)
— К мосту?
— Да.
— А зачем вам?
— Взрывать будем. Вон — полный кузов взрывчатки.
— Нет, серьёзно.
— Серьёзно, нам нужно туда проехать. Посмотрим на мост — и назад.
Мнётся.
— Садись, покажешь дорогу, — сказал шофёр. — Есть время?
— Время-то… Да мне на поезд надо успеть… Ладно.
Полез в кабину.
— А поместимся?
— Давай, давай… Впятером с гармошкой здесь ездят.
Втеснился с краю, дверь захлопнулась.
Эту изгородь я тоже видел — с другой стороны, когда подходил к узкоколейке. Охватывает, значит, всё поле — торфоразработки — и часть леса. Там она ещё не достроена: столбы кончаются — последние без колючки — и ряд пустых ям.
Машина стояла совсем в темноте, тёмная. Подошли. Шофёр включил фары и стал разворачиваться на малом пространстве между горами щебня и лесом. Валерий снаружи корректировал его.
Коробка передач заела.
— Так. Умница. Нашла время. И место.
— Первая передняя?
— Ну. Она.
Вынул рычаг, стал ковырять в коробке. Валерий чиркнул спичкой и светил ему туда. Что-то наконец щёлкнуло. Попробовал — назад пошла. Не то. Ещё раз. — Щёлкнуло.
— Ну-ка…
Теперь вперёд.
— Ладно. Так её запомним.
Всунул на место рычаг с тросиком. Развернулся.
Мы сели.
Я втиснулся с краю, дверь захлопнул.
— Далеко тут?
— До моста? Километра два, если вдоль путей. Но там дорога плохая. Мы лучше правей сейчас возьмём…
Пути переехали.
— Куда?
— Вот сюда сворачивай, к свалке…
Время на пределе. Темнеет.
Вниз через дымящееся поле. Сначала по щебёнке, потом прямо по чёрному. Торф.
Перелески.
— Во, прямо на дороге горит…
Есть объезд.
— А что за изгородь?
Далеко-далеко бетонные столбики с колючкой.
— Не знаю. Это военные строят…
— Военные?
— Испытывать что-то будут. Скважины бурили.
— Здесь по воде — место, — сказал шофёр. — Колодцы у вас в Красногвардейске хорошие.
Эту изгородь я тоже видел — с другой стороны, когда подходил по узкоколейке. Охватывает, значит, всё поле и часть леса. Там она ещё не доделана. Столбы кончаются, и ряд пустых ямок. Значит, сейчас мы туда и выедем.
Узкоколейка.
— Вот, — сказал парень. — Дальше я вылезаю и иду назад. А то на поезд опоздаю. А вы ещё вдоль столбов проехайте, сколько можно… Тут они строят, наездили дорогу…
— А сколько здесь до моста?
— Метров пятьсот.
— Ну, ты был здесь? — нетерпеливо спрашивал Валерий.
— Был, был, всё верно. Вон видишь, насыпь туда подымается.
— Мост поверху проходит?
— Да.
Однако, по моим представлениям, узкоколейка должна была перед мостом сделать ещё поворот…
— А от моста там сколько?
— Метров сто, не больше… Там слева идёт такая канавка…
— Он в ней лежал?
— Да… Но теперь-то уж…
— Ничего, проверим.
Темнеет быстро. В лесу уже не видно почти ничего.
— А сколько здесь до моста?
— Метров пятьсот.
— Ого… А ближе?
— Ну, вон туда ближе, я же говорю…
Парень ушёл. Поехали вдоль насыпи. Дорога раздвоилась: одна вниз, в лощину вдоль насыпи — и всё ниже, — другая держится поверху, около леса. Решили поверху. Метров через пятьдесят изгородь кончилась, а с ней и дорога. Сюда я выходил. Поворот в грязной колее между кучами камней и лесом.
— Всё. Дальше пешком, — сказал я.
Валерий с сомнением спустился в лощину, потом взобрался на насыпь, огляделся.
Пошли неуверенно. Сколько тут идти? — По моим представлениям, узкоколейка должна была ещё сделать поворот перед мостом. Но она шла прямо, насыпь заметно начала подниматься.
— Ну, ты был здесь? — нетерпеливо спрашивал Валерий.
— Был, был. Всё верно. Сейчас придём. Вон уже насыпь выше деревьев.
Моста не было, да мы и не могли его видеть. Он возник внезапно перед нами — на самой высокой точке подъёма. Чёрные старые брёвна на чёрных же столбах. Внизу железнодорожный путь. Лес с четырёх углов. Глухое место. Действительно, никаких дорог.
— Теперь сюда. — Я нырнул под мост и по откосу стал быстро спускаться к полотну. На ту сторону и направо.
Да, темнеет. В лесу ничего не видно. Здесь ещё кое-как.
— Сколько от моста? — спросил Валерий. — Он был виден?
— Виден. Метров сто, не больше… Вот. Здесь начинается канавка. Вот она… По ней пройдём.
— Он в ней лежал?
— Да…
Ничего нет.
Прошли до конца канавки.
— Дальше не надо, — сказал я.
Стали возвращаться. Ничего нет.
Ошибиться я не мог. Канавка та самая.
Впрочем, я не рассчитывал. Мало ли кто мог оставить мотоцикл? Оставил, потом забрал… Припрятал… Да даже и не припрятал… Оставил — забрал, — его дело.
Валерий, наверное, всё-таки надеялся. Теперь замолчал.
Идём назад к машине.
— А когда ты видел-то его? — спросил шофёр.
— Давно. В пятницу.
— Ну! В пятницу! За это время тут не только фару — всё могли развинтить и унести!
«Теперь придём — и машины нет», — хотел я сказать. Но машина была: совсем в темноте стояла тёмная. Шофёр включил фары.
Он стал разворачиваться на узком участке между гор щебня. Мы корректировали его.
— Что за чёрт!
Коробка передач заела.
— Не переключается… Вот нашла время… И место…
— Первая передняя?
Вынул рычаг, стал ковырять в коробке. Валерий зажигал спички и светил туда. Что-то щёлкнуло. Проверил — назад пошла. Не то. Ещё раз. — Щёлкнуло.
— Ну вот, — сказал он, — дело-то, похоже, было не в бобине, как говорится…
— А в том… который сидел в кабине.
— Во-во… — поставил рычаг на место. Развернулся.
Мы сели.
— Да, температура на пределе.
— Доедем?
— «Не могу, не могу, — говорит, — больше…»
— Ничего, скоро.
— Ух ты, прямо на дороге горит!
Там теперь даже светился огонь в темноте.
— Объезд.
В Красногвардейске встал у колодца, ведро взял в кузове, пошёл. Вода в радиаторе бурлила.
— Да… Жалко, время только у тебя отнял, — снова сказал Валерий.
— Ничего… Это тебя жалко: работа — ездишь-ездишь…
— Ну… Всё-таки проверили…
— А мне и в голову не пришло заявлять. Я как-то… Это Никишин такой аккуратный, — как услышал… Я пошутил: нужен тебе мотоцикл? — возьми: валяется… А он ведь работает у вас… или работал?
— Где?
— В милиции.
— Никишин? Как же, работал он!.. Он только бегал за общество «Динамо»… Вот что, давай-ка, я пока запишу твои данные. — Он включил свет в кабине, раскрыл папочку, с которой всё это время не расставался, носил в руке. — Ну, это так, конечно, формальность, — сказал он.
Я был с ним совершенно согласен и спокойно продиктовал всё, что нужно, не подозревая тогда, какое из этого последует невероятное продолжение.