Тесны пустынные просторы. Они ползут в окошке мутном. Однообразные рассказы иссякли, надоев друг другу. Одни пасьянсы да кроссворды шуршат, бубнят в вагоне нудном. Я задремал или – не помню. Во всяком случае, не сразу знакомую в себе тревогу почувствовал. И тут я понял, что нет тебя: ты где-то вышла. Меня безмолвно, как обычно, покинула. Спустясь на насыпь, мимо шлагбаума, мимо будки направилась куда-то в поле. В твоём купе все спят по полкам. Разнообразный храп спокоен. Твоей ни сумки нет, ни куртки. Я к проводнице: – Остановка давно была? – А что такое? Минут пятнадцать была – Лодья. Да это просто деревушка. – Там девушка сошла? – Нет, вроде. Да мы стояли там минуту. – А следующая скоро? – Укша. Такими темпами под утро… Да нет, шучу. В ноль сорок восемь. Вы ищите свою подружку? Найдётся. Может, просто шутка. Может, пошла к кому-то в гости? По коридору – неизвестно зачем – я в нерабочий тамбур побрёл. – Он пуст, как я и думал. Скрипит, раскачиваясь, сцепка. И рядом туалет не заперт. Мотается косая дверца. Розетка сломана над краном. В окно опущенное дунул хвост пробегающего ветра. Искать тебя по всем вагонам неловко, да и бесполезно.— Я чувствую. Мне стало ясно: пока я собирал пасьянсы во сне, ты резко и безмолвно меня покинула, исчезла, намерений не проверяя. Без размышлений, произвольно ушла в иное измеренье, в пустые тёмные пространства. Окно открыто. Ночь сырая. Опять плетёмся еле-еле. Ну, чуть быстрей велосипеда. Я тонкий – как-нибудь пролезу. Нет, задом… и тогда… и если повисну на руках на раме… Не знаю как, но я так сделал: повис – и, оттолкнувшись, прыгнул. Я пролетел балласт – и в землю уткнулся кубарем с обрыва. Верней, в какое-то болото. Кругом трава, кусты и кочки. Прошла, наверное, минута иль две, прежде чем я очнулся — в воде, во тьме осенней ночи — и медленно себя ощупал. Лицо в крови, рукав разодран. Зато, смотрю, как будто ноги не поломал – и это чудо. И стал карабкаться на насыпь, чтобы идти обратно в Лодью. Куда ж ещё? Ведь я не знаю, где ты. Но рано или поздно мы встретимся. По крайней мере, это безликое пространство внутри себя ещё имеет хотя бы маленькое имя. И вкруг него сначала близко, как бабочка, ты будешь виться, простыми смыслами палима. Лишь понемногу, постепенно, когда словесные привычки обуглятся, – ты удаляться начнёшь. Но я к тебе успею. Я чувствую: ещё застану. Только бы нам не разминуться. А вдруг случится так: увижу и не узнаю? Здесь так странно всё выглядит и происходит. И ты могла здесь измениться. Есть что-нибудь, что неподвижно в тебе средь разных обстоятельств и не подвержено изгнанью при вот таких метаморфозах? Я брёл в смятенье, спотыкаясь. Припоминал ушедший поезд. Себя клял за беспечность: что я за этот краткий срок знакомства успел увидеть и запомнить? — Одни лишь мелочи, причуды, твои забавные приметы. Я знаю, как ты чистишь зубы, причёсываешься, красишь ногти. Пьёшь чай без сахара с лимоном. Потом, в бумажную салфетку собрав обглоданные кости куриные, – несёшь их в мусор. Потом ты, морщась, пьёшь таблетку — по-видимому, цитрамона… Но что ты будешь делать в Лодье? Как будешь выглядеть? Что думать? …Здесь километров, может, десять, да и не важно, – хоть пятнадцать. Как радостно меня ты встретишь, чтоб никогда уж не расстаться. Мы отреклись от прежней жизни, которая была ничтожна. Мы бросили всё, что возможно. Всё, что мы бросили, – излишне. Мы бросили себя на ветер, бесформенный и безразличный. Он – не вагон, который катит искать, надеяться, бояться. Здесь термин не авторитетен, нет здесь ни качеств, ни количеств. Здесь явлена и что-то значит лишь форма нашего объятья. 15 апр. 2005 ПОСЛЕСЛОВИЕ Читатель, ты ль столь простодушен? Ты всё за чистую монету здесь принял? Ты развесил уши? Ну что ж, перечитай поэму — теперь уж с некою подсказкой: здесь всё трактуется двояко.— Быть может, женщине несчастной пришлось спасаться от маньяка?