В два прыжка Артур, Мишель и Даниель оказались у окна.

Ставень, на скорую руку прилаженный Артуром, сорвался, и угол его разбил уцелевшее стекло.

— От ветра?.. — неуверенно предположил Мишель.

— Не может быть, — возразил Артур, — ставень держался крепко.

— Ты же сам сказал, что не ручаешься… Трик между тем, радостно повизгивая, скребся

в дверь. Мальчики бегом пересекли комнату. Как только дверь открыли, собака ринулась в темноту; Друзья последовали за ней.

Им не пришлось идти далеко. Добежав до угла дома, Трик с радостным лаем запрыгал вокруг какого-то темного силуэта.

Франсина и Мартина решились последовать за мальчиками только до порога; обе с тревогой наблюдали за происходящим, но думали при этом отнюдь не об одном и том же…

— Это ты, Луи? — крикнула Франсина.

В ответ ей раздался басовитый насмешливый хохот.

— Только псина меня и узнала! — смеялся ночной гость.

— Да это… это же Селестен! — воскликнула девушка.

Человек подошел ближе и остановился в прямоугольнике слабого света перед открытой дверью.

Мишель и его друзья, немного ошарашенные, поняли, что Франсина знает незнакомца. Долго ждать объяснений им не пришлось.

— Ну да, Селестен, а то кто же? Добрый вечер честной компании, — пробасил мужчина. — Холера забери этого Таву, будь он неладен! Сказал бы мне кто, что я застану здесь сегодня столько народу… Цыц, Трик, молчать, когда я говорю!

Пес притих и послушно уселся у ног незнакомца. Мишель и все остальные молчали, недоумевая, кто же этот Таву, на голову которого посылает проклятия ночной гость.

— Очень извиняюсь, — продолжал Селестен. — Я хотел посмотреть, кто тут есть… а то мало ли… хотел только заглянуть в окошко, и вдруг — бац! — этот чертов ставень как рухнет! Но я вам вставлю новое стекло, не будь я Селестен!

— Заходите, пожалуйста, — пригласил Мишель. — На улице сейчас прохладно.

— Не откажусь, молодой человек. Это от воды холод подымается… Да и для здоровья от такого воздуха вред один!

И Селестен вошел в дом. От его коренастой фигуры в мешковатом костюме из зеленого бархата веяло недюжинной силой. Молодые люди встали полукругом, и гость оказался в центре. Некоторое время все смущенно молчали. Первой заговорила Франсина:

— Так значит, вас выпустили?

Селестен едва заметно поморщился. В его маленьких глазках мелькнула угроза… или, может быть, вызов. Но в следующее мгновение он разразился хрипловатым, не слишком веселым смехом.

— Освободили подчистую нынче утром, красавица моя! Два года оттрубил, от звонка до звонка, ни днем меньше.

Мишелю показалось, что на последних словах голос его слегка дрогнул. Молодые люди, потрясенные догадкой, что их гость отбывал заключение, смущенно переглядывались, не зная, что сказать. Поведение Франсины, которая говорила с этим человеком без тени страха или презрения, удивило их еще больше.

Мишель наконец решился. — Так вы из этих мест? — спросил он.

Селестен улыбнулся и посмотрел на Фран-сину, словно призывая ее в свидетели.

— Да вроде того… как-никак сорок два года прожил… вон там! — И он указал рукой в сторону озера.

— То есть вы хотите сказать, что жили в поселке Ла-Гамб?

Гость молча кивнул головой. Потом повернулся к Франсине.

— Они что, нездешние? Кто это вообще такие? А где же Антоним? Я вообще-то к нему шел. Неужто он продал свою ферму?

— Я его внучатый племянник, — объяснил Мишель.

— Антоним уже почти год как в могиле, — добавила Франсина. — Вы что же, ни с кем не говорили в деревне, когда пришли?

Селестен пожал плечами. Он подошел к камину, протянул обе руки к огню и, не оборачиваясь, произнес:

— Да с кем мне там говорить? И с какой стати? Я для них для всех был хорош в те времена, когда они у меня дичь покупали по дешевке. Тогда-то меня уважали… Пожалуйста, Селестен, будьте добры, мсье Пуа! И что ж вы думаете? На суд никто и носа не показал, словечка не пикнул в мою защиту! Никто не пошел против Таву! Он-то, подлец, давно хотел меня засадить. Два года! Да к тому же все чистейшая клевета! Я будто бы пальнул в него из ружья… Ну да, он меня застукал, когда я проверял силки, ну и что с того? У него, видите ли, дробь застряла в рукаве куртки! Дробь, а? И судьи купились, как миленькие. Дробь! Кабы я пальнул издалека в свою куртку, так и у меня была бы дробь… Да кто меня слушал? Таву присягнул, а много ли стоило мое слово против его, да под присягой? Вот так…

Селестен резко повернулся и посмотрел на своих слушателей. Те молчали, тронутые рассказом браконьера и его неподдельным отчаянием.

— Два года… кабы вы знали, как это долго, вдалеке от гор — горы-то мне дом родной… А вернулся я наконец — и что же? Ничего у меня не осталось… Ничегошеньки! Ни родного угла, где голову приклонить, ни охапки соломы, где отдохнуть старым костям! Да кабы я приехал ночью на велосипеде, утонул бы, точно бы утонул! Нет, вы только подумайте — подхожу к тому самому месту где стоял мой дом — я бы его с закрытыми глаза ми нашел — и вижу: вода, вода повсюду!..

До Мишеля и его спутников наконец дошел смысл сказанного. Значит, их гость провел два года в тюрьме за браконьерство и ничего не знал о том, что произошло за это время в его родной деревне!

— Простите, — начал Мишель, — но неужели вы даже не знали, что долина затоплена?

Селестен посмотрел на мальчика так, будто тот ляпнул чудовищную глупость.

— А откуда мне было знать? Никто мне и словечка не черкнул. А нет, вру, получил я раз письмецо — от твоего деда, Франсина… Он мог бы его и не писать. Сообщил мне, что меня выселили из дома — хозяином-то был он — и что мой скарб будет пока храниться в мэрии. Я думал, это потому, что я в тюрьме… Веселенькая новость, я ее два дня не мог переварить.

Франсина опустила голову. Ей было неловко. Мартина пришла ей на помощь, поспешно переменив тему разговора.

— Так значит, это вы были в доме, когда мы приехали?

Вопрос не слишком смутил браконьера.

— Дождь лил как из ведра, — ответил он. — Я не знал, куда податься. Думал, Антоним меня приютит на несколько деньков, пока не улажу дела с мэрией, а там поглядим… Смотрю, окно открыто, ставень наперекосяк. Зову, стучу — никого. Антоним — славный малый, вот я и подумал: не съест же он меня, если я хоть дождь пережду под его крышей. Да, скажу я вам, юноша, дядя ваш был добрейшей души человек, никогда, как говорится, и мухи не обидел. Господи, я и не знал, что он…

Селестен взглянул на Мишеля, словно спрашивая, не против ли новый хозяин.

— Вы правильно сделали, — кивнул мальчик. — А… вы сегодня что-нибудь ели?

Этот вполне естественный вопрос подействовал на гостя странным образом. Селестен приосанился и хитро подмигнул, лицо его расплылось в торжествующей улыбке.

— А то как же! Уж я-то с голоду не умру, не сомневайтесь! И пускай Таву, будь он неладен, меня опять ищет, плевать я хотел! Что-что, а ставить силки я не разучился. Двух часов еще тут не пробыл, а руки так и чесались. Поставил один, и сразу — бац! — горная курочка. Первая, первенькая за два года!

— Горная курочка? А что это такое? — спросила Мартина.

— Это такая куропатка, — объяснила Франсина. — Сизо-серая с красными лапками.

— Точно, детка, — подтвердил Селестен. — Я ее здесь изжарил. Половину съел на обед, половину— на ужин. На закуску пригоршня лесной земляники, глоток чистой воды из родника… Горы — они всегда прокормят того, кто с ними на «ты».

Юные путешественники слушали гостя со странным чувством. Этот человек, грубоватый и простой на язык, видно, хорошо знал и любил свой край.

— Жаль только, что мне здесь больше не жить, — вздохнул он. — Завтра разберусь с мэрией, и — привет честной компании!

Наступила пауза.

— Ну ладно, мне пора, — спохватилась Франсина. — Может, вы все-таки заглянете к нам, Селестен?

— В гостиницу? Хм… Если Марсьяль поставит мне стаканчик, не откажусь. Он тоже неплохой малый, твой дед. За дом я на него зла не держу — что он мог поделать? А как там твой братец Луи? Уже, наверно, парень хоть куда! А остальные? Адриан Маруа, Серафина? Они все в новой деревне?

— Кузен Маруа умер вскоре после того как вас… после суда.

Селестен раскрыл от удивления рот.

— Как? Маруа… он тоже умер? — И вдруг, словно что-то вспомнив, добавил: — Так значит, ты теперь богатая невеста… Ты получила его наследство?

Франсина молча покачала головой. Мишель мог бы поклясться, что это движение означало не столько ответ на вопрос, сколько отказ обсуждать тему вообще. Она даже бросила на Селестена быстрый взгляд и едва заметно подмигнула, словно прося придержать язык.

Но браконьер не унимался.

— Да что ж это такое? — воскликнул он. — Что ты вдруг будто аршин проглотила? Маруа ведь обещал, что оставит тебе свою кубышку, верно?

— Надо полагать, он потом передумал. Не было там кубышки… или была, да сплыла. Мы ее искали с нотариусом и жандармами… Ох, уже поздно… Доброй ночи всем. До скорого, Селестен!

Селестен молчал. Порывшись в кармане куртки, он достал короткую трубочку и кисет.

— Спасибо вам за беспокойство, мадемуазель Франсина, — сказал Мишель. — И скажите, пожалуйста, сколько я вам должен?

Девушка покачала головой и рассмеялась — быть может, чуточку слишком громко.

— Никакого особого беспокойства не было, — ответила она. — И ничего вы не должны, только верните потом пустую бутылку. Ну, до свидания… Пошли, Трик!

Овчарка, лизнув на прощание руку Селестена, который задумчиво набивал трубочку, последовала за своей юной хозяйкой.

Открывая ей дверь, Мишель ломал голову над тем, что мог означать только что слышанный им странный разговор. Смущение Франсины при упоминании о наследстве можно было истолковать по-разному. Или она не желала говорить на эту тему с Селестеном, или ей не хотелось, чтобы их слышали гости из города.

Мишель закрыл дверь и вернулся к столу. Селестен наконец присел на табурет.

— И нагнали же вы на меня страху нынче вечером, — смеясь, заявил он. — Когда я услыхал треск вашей мотоциклетки — ну все, думаю, не иначе как Таву или жандармы по мою душу.

— Да кто же все-таки этот Таву? — спросила Мартина.

Браконьер скорчил презрительную гримасу.

— Это здешний егерь, смотритель охотничьих угодий. Гюстав его звать, но все кличут «Таву». Ну вот, услыхал я мотор и думаю: «Ну, Селестен, не может того быть, чтобы Антоним на старости лет обзавелся такой машиной… А если эдакие гости тебя здесь застанут, плохи твои дела! Поди докажи, что не ты взломал этот ставень. Еще старые грехи припомнят, так и вовсе не отмажешься». Ну, я в окно и — в сарай. Затаился там, отсиживался до темноты. А когда хотел глянуть, кто же это в доме, тут-то оно и случилось… Но я вам! завтра все починю, не сомневайтесь, без этого не

уйду.

— Так на чем же мы остановились? — спросил Артур, снова усаживаясь за стол. — По-моему, на этом отменном паштете.

— Ты прав, — кивнула Мартина, присоединяясь к нему.

— А вы не хотите поесть с нами? — спросил Мишель Селестена.

— По правде сказать, курочка была не больно жирная… но… подождите минутку, я сейчас!

И Селестен исчез за дверью.

— Странный тип, — прошептал Даниель, как только он вышел.

— Да, — согласился с ним Мишель. — Чего-чего, а подобной встречи я сегодня никак не ожидал.

Селестен вскоре вернулся, держа в руках прехорошенькую корзиночку, сплетенную из листьев, — в ней краснели ягоды лесной земляники.

Он поставил свой дар на стол.

— Любезность за любезность. Я много не съем, а вот за стаканчик винца, что вам принесла Франсина, был бы премного благодарен. В тюрьме-то пойло было дрянь, правду сказать, вода водой! Если, конечно, я вас не обделю…

— Мы вообще не пьем вина, — улыбнулся Мишель. — Было бы жаль, если бы оно зря прокисло.

— Славный вы парень! Еще бы не жаль, винцо-то отличное! Я знаю, у кого старый Марсьяль его покупает, есть тут такой Валла, у него лучший виноградник в здешних местах.

Мартина налила гостю стакан вина. Селестен поднес его к глазам и посмотрел на свет свечи, взглядом знатока оценивая цвет и прозрачность. Потом медленно, со вкусом выпил, одобрительно прищелкнув языком. Молодые люди принялись за еду; гость тоже взял кусок хлеба с паштетом.

Браконьер теперь казался чем-то озабоченным и все больше молчал. Он встал из-за стола, словно ему не сиделось на месте, и принялся расхаживать по комнате. Время от времени Селестен останавливался перед камином, поправлял кочергой поленья, протягивал руки к огню и хрустел суставами пальцев. Вдруг он круто повернулся, подошел к столу и встал перед Мишелем.

— Я тут вот что себе подумал, — начал он. — Вы все вроде славные парни… и девушка тоже, ясное дело. Трое друзей лукаво покосились на Мартину.

Девочка поняла, что оговорка гостя не осталась незамеченной и что в самое ближайшее время ее не раз назовут «славным парнем».

— Я тут себе подумал, — продолжал Селестен, — если вы ничего не имеете против, можно будет мне переночевать у вас в сарае, на сеновале? Я бы там выспался в лучшем виде.

Браконьер выжидательно посмотрел на Мишеля. Тот, помедлив, ответил:

— Мне очень жаль, что я не могу предложить вам постель поудобнее, но мы сами приехали поздновато и еще не знаем, как устроимся на эту ночь.

Селестен расхохотался, жестом отмахнувшись от его оправданий.

— Кабы вам пришлось столько, сколько мне, спать на траве да на камнях под открытым небом, ручаюсь, что и вы не пожелали бы лучшей постели, чем мягкое сено.

— В таком случае пожалуйста… вы нам нисколько не помешаете.

— Ей-богу, Антоним сказал бы то же самое! Недаром вы его племянник. Ну, тогда всем доброй ночи, утро вечера мудренее. Доброй ночи и спасибо большущее!

Браконьер приподнял шляпу и вышел. Друзья переглянулись, улыбаясь несколько растерянно. Некоторое время все молча продолжали есть.

— Тот еще тип, — высказался наконец Артур.

— Если бы мама знала, что мы дали приют человеку, который прошлую ночь провел в тюрьме, представляете, что бы с ней было? — вздохнул Мишель.

— Да ну! За браконьерство — это же не за кражу или еще какое-нибудь серьезное преступление!

— И не успел выйти, опять за старое… Как он назвал эту свою птицу?

— Горная курочка.

— Вот-вот. Его опять сцапают, это точно. Егерь с него теперь глаз не спустит. Таву… ничего себе имечко!

— Дети мои, — перебил друзей Мишель, — вы не находите, что пора и на боковую?

Мартина замялась.

— Э-э… если можно, мне бы хотелось лечь здесь, в этой комнате… Мы заглядывали наверх… меня эти спальни что-то не прельщают. Там паутина… вот такущая! Бр-р!

— Ладно… Уступим желанию дамы, раз она так боится этих славных зверушек… Пошли притащим сверху матрас, — предложил Мишель.

— А мы что же — отдадимся на съедение паукам? — шутливо запротестовал Артур.

— Ничего не попишешь, придется… Мальчики ушли наверх, а Мартина принялась

убирать со стола. Она собрала остатки еды, подбросила в камин полено.

— Только бы здесь не было мышей! — пробормотала она, поежившись.

Девочка нашла в углу веник и стала сметать в кучу рассыпанные Триком перья. Затем она принялась искать совок — и тут вдруг раздался громкий стук в дверь.

Мартина вздрогнула.

— Кто же это еще?.. Может, Селестен что-то забыл?

Не решаясь открыть, она позвала Мишеля. Неведомый гость барабанил в дверь все настойчивее.