Ворота оказались не заперты. Мишель вошел, толкая перед собой мопед, и вызвал настоящую панику среди многочисленных обитателей птичьего двора. Куры кинулись врассыпную; за ними, сохранив, однако, больше достоинства, ретировался разгневанный петух. Лениво развалившиеся в пыли утки — их было не меньше дюжины — как по команде вскочили, заметались всей стаей, кидаясь в разные стороны, и наконец убежали за дом, забавно переваливаясь на ходу.

Мишель даже отвлекся на минуту от одолевавших его тревог, наблюдая за кипучей жизнью пернатых, глядя, как они хлопотливо и деловито выискивают клювами пищу. А утки — такие круглые, неповоротливые и добродушные на вид — даже заставили его улыбнуться.

Из конуры выскочила большая лохматая собака и беззлобно гавкнула на мальчика.

Видимо, услышав ее лай, на пороге аккуратного, как игрушка, домика, построенного из местного камня, появилась женщина лет пятидесяти. На ней было ситцевое платье в цветочек, волосы повязаны голубым платком.

— Вам кого, молодой человек? — спросила она. — Добрый день! Я хотел бы поговорить с мэром, мадам… если я не очень помешал.

— Он бы охотно поговорил с вами, только… его сейчас нет дома. Понимаете, сенокос, и…

Мишель, разочарованно вздохнув, уже собрался было извиниться и сказать, что зайдет в другой раз, но тут женщина добавила:

— Если у вас что-то срочное, сегодня как раз секретарь будет в мэрии, и мой муж зайдет туда ближе к полудню подписать почту.

— К полудню?

— Если вы не можете ждать… Тогда поговорите с секретарем. Десятый час, он должен быть уже там.

— А он… местный?

— Как вам сказать… Это учитель на пенсии, он из города, но знает Морен-ле-Фрон вот уже лет десять… Вы знаете, где мэрия?

— Да, мадам, спасибо, я найду… Извините за беспокойство!

— Не за что, молодой человек, заходите еще! Немного раздосадованный новой отсрочкой,

Мишель вышел за ворота и отправился в центр деревни. Там стоял новенький дом, в котором помещались мэрия и школа.

Войдя в безукоризненно чистый коридор, мальчик увидел с одной стороны приотворенную дверь, за которой стояли рядами парты — это был класс, — а с другой — две закрытые двери. На картонных табличках красивым почерком были выведены слова «Приемная мэра» и «Секретариат». У последней двери сидел на скамейке какой-то человек.

— Вы ждете секретаря мэрии? — спросил его Мишель.

— Да… Там у него посетитель, но он, наверно, скоро освободится. Я его уже дано дожидаюсь.

Мишель сел рядом и некоторое время рассеянно смотрел то на плитки пола под ногами, то на потолок, то на стены., Потом заглянул в приоткрытую дверь пустого класса. Парты в каждом ряду были разного размера — большие, поменьше, совсем маленькие, — и это выглядело забавно.

«Сельская школа, один класс на всех», — подумал Мишель.

Из любопытства и от нечего делать он встал и подошел к двери. Еще шаг — и мальчик оказался в классе. Комната была светлая, уютная, все здесь располагало к работе.

Внимание мальчика привлек висевший над учительским столом рядом с картой Франции крупномасштабный план коммуны, нарисованный, вероятно, учителем. План был подробный, с пояснительными подписями внизу.

Мишель отметил, что нарисован он был еще до затопления долины. Очевидно, уже позже учитель обозначил синей пунктирной линией контур озера.

Ничего нового Мишель из плана не узнал, однако не без удовольствия обнаружил на нем четыре затопленных дома и мост через речку.

«Надо же — там ведь все вполне можно узнать, хотя дома и мост разрушены», — подумал он, вспомнив, как обследовал дно озера.

Мишель собирался уже вернуться в коридор, как вдруг заметил на другой стене, в глубине класса, ряд голубоватых листков — это тоже были планы и схемы, только не нарисованные от руки, а что-то вроде фотокопий. Подпись под одним из них заинтересовала его.

«Проект затопления долины Гамба», — прочел он заголовок в рамке.

Листков было пять; на одном очень точно была воспроизведена вся долина — под ним стояла подпись «план экспроприации», — на других — схема плотины и зоны затопления.

Позабыв обо всем на свете, Мишель углубился в изучение планов. Он прочел, что водохранилище вмещает около миллиона кубометров воды, но что особенно заинтересовало его — уровень воды над бывшим поселком не превышал восьми с половиной метров.

На «плане экспроприации» было указано, кому принадлежали затопленные земельные участки. Мишель увидел надпись «Земля Терэ» — часть ее, между фермой и речкой, тоже оказалась под водой.

«Земля, — подумалось ему. — Как там в басне Лафонтена про пахаря и его сыновей? «В земле богатство скрыто»… А теперь, получается, богатство скрыто в воде!»

Больше всех потерял при затоплении Марсьяль Вержю — «Земля Вержю». Ему принадлежали большая часть долины и два из четырех затопленных домов. На двух других участках стояло: «Земля Маруа» и «Земля Дюмье».

— Маруа… Маруа… — задумчиво повторил Мишель. — Знакомое имя… Где же я его слышал?

Ему не пришлось долго ломать голову. Разговор Франсины и Селестена Пуа в тот вечер, когда друзья приехали на ферму, — вот когда прозвучало это имя! Браконьер удивился, узнав о смерти Адриана Маруа… спросил о наследстве, которое должна была получить девушка… о «кубышке»… «Кубышка была, да сплыла»…

И тут в глаза ему бросилась одна деталь.

«Ну-ка, ну-ка, — сказал он себе, — попробуем сориентироваться!»

Мишель представил себе дядину ферму. Если стоять на пороге дома лицом к озеру… Справа от моста были два дома; один принадлежал Вержю, другой — Адриану Маруа. Да, так и сказал ему Селестен. Но…

«Или в плане ошибка, или ошибается Пуа!»— подумал Мишель.

Он всмотрелся внимательнее. Нет, зрение его не обмануло. Дом с пометкой «Земля Маруа» был ближе к речке, совсем рядом с мостом… а «Земля Вержю» и, стало быть, дом Селестена Пуа — подальше от берега.

— Любопытно… — пробормотал Мишель. — Может быть, в «Электрисите де Франс» перепутали участки? И никто этого не заметил? Ни мэр… ни местные жители? Ни даже сам Вержю? Он уж, конечно, видел эти планы, и не раз! Затопление— такое событие для здешних людей, наверно во всей коммуне только о нем и говорили…»

Мишель был так поглощен своим неожиданным открытием, что даже не заметил, как сидевший в коридоре человек, дождавшись своей очереди, встал со скамейки и вошел в кабинет секретаря.

«Но ведь, — размышлял мальчик, — если в планы не могла вкрасться ошибка, значит, Селестен что-то напутал? И мы будем искать его деньги в погребе дома Маруа?»

Возможно ли так заблуждаться? Правда, Селестен два года не был дома, и, вероятно, ему трудно было ориентироваться по памяти. Когда Мишель расскажет ему о своем открытии, он наверняка поймет, что ошибся.

На всякий случай Мишель решил срисовать план. Порывшись в карманах, он нашел какой-то смятый конверт и начертил на нем расположение поселка — так, как оно было изображено на листке, с указанием имен владельцев.

«Когда я покажу это Селестену, то-то он удивится!»

Мишелю подумалось, что он может сейчас же развеять свои сомнения окончательно, поговорив с секретарем мэрии. Эта мысль напомнила ему о цели его визита. Он сунул конверт в карман и вернулся на скамейку.

Вскоре подошла его очередь. Мишель оказался в небольшом кабинете; вдоль стен стояли уставленные папками стеллажи. Секретарь, толстяк с маленькими усиками и почти совершенно лысой головой, принял юного посетителя любезно, но с некоторым удивлением.

— Добрый день, — сказал он. — Чем могу быть вам полезен?

— Меня зовут Мишель Терэ, — представился мальчик. — В прошлом году моим родителям перешла по завещанию ферма нашего дяди Антонима Терэ…

— А-а, в поселке Ла-Гамб, понятно… Я только недавно внес изменение в кадастровые списки. Еще подумал тогда, что как будто ни разу не встречал никого из вас в деревне…

— Мы только что приехали — я и мои друзья, чтобы привести в порядок дом. А моя мать, брат и сестра приедут попозже.

— Отлично, отлично… Так чем же я могу быть вам полезен?

— Дело очень деликатное, мсье, оно касается моего дяди. Наши соседи Вержю все время намекают на его дурную репутацию. Даже в открытую обвиняют его в… в бесчестных поступках, но ничего конкретного не говорят и объяснить отказываются… Упоминали что-то о присвоении чужого добра… Я пришел, чтобы спросить вас — есть ли в этом хоть капля правды?

— О-о… ясно! — пробормотал секретарь, тщательно приглаживая пальцем несколько сохранившихся на голове волосков. Потом он принялся зачем-то перекладывать папки, как будто хотел навести порядок на столе. — Ясно, — повторил наконец секретарь. — Я вполне понимаю ваши чувства. История эта на самом деле запутанная и в то же время очень простая. Я только удивляюсь, что вы до сих пор ничего о ней не слышали. Она тогда наделала шуму. Ну, конечно, в пределах коммуны…

— Так что-то действительно было?

— Увы, да. А вы ведь знаете — хоть вы и молоды, мне кажется, что вы юноша здравомыслящий, — вы, конечно, знаете, что это значит. Когда случается что-то подобное, подозрение всегда остается, даже если ничего не доказано… Даже если органы правосудия признали, что человеку не может быть предъявлено обвинение.

Мишель вздрогнул.

— Органы правосудия? — повторил он. — Значит, это было так серьезно?

Секретарь снова пригладил редкую поросль на голове.

— По правде сказать, не люблю я распространяться о таких делах, в которых докопаться до истины так и не удалось. Но раз уж вы ничего не знаете и специально пришли, чтобы меня расспросить, то лучше вам узнать правду от меня — здешние жители судят об этом деле слишком предвзято. Сам я не отсюда, слышал, конечно, эту историю от многих… но расскажу вам ее так, как она была изложена в местных газетах.

Затянувшееся вступление начало уже раздражать Мишеля. Пока он понял только одно: его дядя был замешан в какой-то крайне неприятной истории, получившей огласку по всей коммуне, и почему-то даже не подумал обратиться за поддержкой к родным.

— Видите ли, — тянул свою волынку секретарь, — конечно, во всем этом больше толков и сплетен, чем достоверных фактов. Ваш дядя жил в двух-трех сотнях метров от четырех ныне затопленных домов поселка Ла-Гамб. Он часто наведывался туда сыграть в карты с Адрианом Маруа, государственным служащим на пенсии, который несколько лет назад вернулся из Индии. К нему заходили также его ближайшие соседи — супруги Дюмье, удалившиеся от дел коммерсанты.

Секретарь сделал паузу и почему-то посмотрел в окно.

— Этот Адриан Маруа, — продолжал он, — слыл богачом. Уж не знаю, правда ли это, но сам он хвалился своим богатством. Жил он на небольшую пенсию весьма скромно, но рассказывал всем — на мой взгляд, это было в высшей степени неосторожно с его стороны, — что некий индийский махараджа в благодарность за оказанную услугу подарил ему шкатулку с драгоценными камнями — по его словам, целое сокровище. Он часто повторял, что завещает это сокровище своим племянникам Луи и Франсине Вержю. По достижении совершеннолетия, вступив во владение гостиницей «Белый заяц», — вы ее, конечно, знаете? — они могли бы поставить дело на широкую ногу. А юная Франсина стала бы завидной невестой. О намерениях Маруа знала вся округа.

У Мишеля было такое чувство, будто он слушает совершенно неправдоподобную историю, которую его собеседник сочиняет на ходу.

— А это сокровище хоть кто-нибудь видел?

— Насколько мне известно, нет, — подумав, ответил секретарь. — Но я абсолютно убежден, что все в округе верили в его существование.

— И что же случилось?

— Адриан Маруа был, как вы понимаете, в преклонных годах; перед смертью он тяжело заболел — кажется, это было года два тому назад. Дядя ваш по-прежнему навещал старого друга. С этого-то все и началось. Понимаете, в тот день, когда Адриан Маруа скончался, ваш дядя тоже был у него. И соседи видели, как он вышел из его дома в сумерках с каким-то свертком под мышкой.

— Они решили, что это и было сокровище?

— Вот именно. Но тут все еще сложнее. В завещании Маруа было черным по белому указано место, где он спрятал шкатулку. Но ее там не нашли. Тайник и в самом деле был, но он оказался пуст. И Вержю заключили, что ваш дядя Антоним, которому их кузен Маруа неосторожно проговорился, мог украсть сокровище. Тем более что его видели выходящим из дома в сумерках со свертком… Что они еще могли подумать?

— Но этот сверток… дядя ведь, наверно, объяснил, что в нем было?

— Объяснил, а как же! Он сказал, что это книги, которые он давал своему прикованному к постели другу, чтобы немного развлечь его. Сверток, кстати, еще не был распакован, когда жандармы явились к вашему дяде с обыском. Но ему не поверили и, не стесняясь, говорили в глаза, что он заранее все подготовил, чтобы отвести от себя подозрения.

— Так и обыск был?

— Еще бы! Марсьяль Вержю подал жалобу, все чин-чином. Делу был дан ход.

— И что же выявило следствие?

— Оно было прекращено за отсутствием состава преступления. То есть против вашего дяди не было никаких улик, ни прямых, ни даже косвенных.

Мишель начал понимать, в чем дело. Вержю не поверили в невиновность его дяди, они пребывали в убеждении, что шкатулка с драгоценностями спрятана где-то на ферме Терэ.

— Короче говоря, — вздохнул он, — вместе с фермой мы унаследовали дурную славу, которая закрепилась за дядей после этой истории.

Секретарь протестующе поднял руку.

— Не стоит преувеличивать, — сказал он. — Конечно, кое-кто из ваших новых соседей будет смотреть на вас косо, но обвинять вас… нет, это просто вздор!

— Вержю так не считают!

— Ну, Франсину и Луи Вержю можно понять, хоть я их и не оправдываю, — они главные пострадавшие в этой истории.

Секретарь был прав… Наступило молчание. На душе у Мишеля было тяжело. Он представил себе, каково жилось его дяде, ставшему, несомненно, жертвой странного стечения обстоятельств. Сколько, должно быть, пережил бедняга, тщетно пытаясь доказать свою невиновность! Мальчик вдруг спросил: — Но вы сами, мсье, вы ведь знаете все подробности… Что вы об этом думаете?

Лицо секретаря помрачнело.

— Откровенно говоря, мой юный друг, затрудняюсь ответить. Ваш дядя был хороший человек, в этом я не сомневаюсь. Но должен вам признаться — поверьте, я никоим образом не желаю вас обидеть, — что мне порой случалось ловить себя на мысли, что в его годы, при всей своей честности, он мог поддаться искушению… Ну, столько слышать о сокровище, знать, что оно совсем рядом… Вы понимаете, что я хочу сказать?

Немного разочарованный ответом, Мишель только молча кивнул.

— Но это я так, мало ли что взбредет в голову! — поспешно добавил секретарь. — Дело было закрыто за отсутствием состава преступления, стало быть, ваш дядя невиновен. Однако шкатулка все-таки исчезла… Значит, кто-то ее взял. Вашему дяде было легче всех это сделать, но самое простое решение загадки — не всегда верное!

— То есть, — подытожил Мишель, — большинство местных жителей убеждены, что мой дядя— вор?

— Я этого не сказал, молодой человек! — возразил секретарь. — Найдется даже немало таких, которые рады, что богатство уплыло из рук Вержю… характер-то у старика Марсьяля, прямо скажем, не из легких!

Поняв, что больше он ничего не узнает, Мишель не стал затягивать беседу. Он поблагодарил секретаря, извинился за беспокойство и попрощался.

Мальчик был так взволнован, что едва не забыл сделать покупки по списку Мартины.

Теперь у него не оставалось сомнений: в поселке Ла-Гамб кроется тайна. Нераскрытая тайна исчезнувшего сокровища.

А для Мишеля она имела тем большее значение, что из-за этого сокровища тяжкое обвинение пало на его дядю.

«Я докопаюсь до истины во что бы то ни стало, — пообещал он себе. — И очень скоро…»

Уже на перевале Бланшон мальчик вдруг вспомнил… Как это у него вылетела из головы такая важная вещь? Очень, очень важная…