Право же, стоит однажды взглянуть вокруг: есть ли что-нибудь еще не подмеченное Инной Лиснянской, не освоенное ее стихом? Если вы находитесь не в мегаполисе и видите не только улицы, фонари и аптеки, – можно сказать с уверенностью: вы живете внутри мира и быта поэта Инны Львовны Лиснянской. Многолетнее недобровольное загородно-пригородное уединение благодатно совпало с природой поэтического зрения Лиснянской. Предельная сфокусированность на частном, но важном в себе и вокруг, умение выделить одну, почти случайную деталь происходящего, а также выхватить крупным планом какую-нибудь мимолетную мысль, вдруг обретающую полноту и весомость именно в связи с подмеченным фактом, предметом или событием, – вот непременные приметы стихотворений Инны Лиснянской последнего десятилетия.

Ветер качает деревьев верхи, И на березе ворона Громко, в раскачку слагает стихи: Родина, крона, корона! Кажется: держит на черном крыле Розу осеннего солнца, Кажется: всё на огромной земле Царством вороньим зовется. ‹…› Я в междождливое небо смотрю, Вижу всё то, что не снится, И верноподданно благодарю Дерево, ветер и птицу.

Способность сконцентрироваться на частном и монолитном по смыслу – непременный результат отшельничества¸ уединения, стремления к замедленной зоркости взамен отстранения от городской суеты. Однако есть в даре Инны Лиснянской и иная, во многом противоположная, сторона: умение воспринимать мир расфокусированным взглядом, вбирающим противоречия, фиксирующим разнообразные, не приведенные к единому знаменателю события, параллельно существующие эмоции. В пригородном уединении Лиснянская остается посланцем цивилизации, который порою не способен отчетливо ответить на вопрос: что же именно с ним и в нем происходит в данную минуту. Современный горожанин может одновременно думать о постигшем его вчера горе и готовиться к предстоящей через несколько часов важной деловой встрече, а попутно еще – проклинать пробки, лавируя между потоками машин по дороге на эту самую встречу, и заодно заинтересованно прислушиваться к экстренному выпуску новостей по радио.

Тихие дни и тихие вечера. А в телевизоре – взрывы, убийства, война. Тихие дни и тихие вечера. А в интернете – безумные письмена. Тихие дни и тихие вечера. А в телефоне тревожные голоса…

Именно эта стереоскопия чувств, способность размашисто и смело совмещать несовместимое так привлекает в стихах «поздней» Лиснянской, в которых неспроста то и дело мелькают слова «ноутбук», «курсор» и им подобные. Ни грана назидательности, уверенности в собственной правоте, избыток легкой (либо глубокой) самоиронии.

Поздняя юность поэта Инны Лиснянской началась, разумеется, на разломе эпох, когда личная неприкаянность тесно сомкнулась с разломами, возникшими на пути целых народов:

На территории игольчатой и лиственной, На черноземной, на болотной, на степной От русской нации до самой малочисленной Нет не обиженной сегодня ни одной. Причины ясные, а следствия туманные. И мы не ведаем, что завтра натворим. Все швы разъехались – и вскрыты раны рваные, Каких не видывал и августейший Рим.

Образ разошедшихся швов (отсылающий и к изношенным одеждам, и к обнажившимся ранам) для поэзии Инны Лиснянской переходной эпохи является одним из ключевых. Однако промелькнувшие было намеки на «социальность», симптомы «политической» злободневности из ее стихов достаточно стремительно уходят, на первом плане снова оказывается уединенное раздумье, только в еще более чистом варианте, не отсылающем ни к каким внешним препятствиям. Причина удаления в дом у самого леса – теперь уже вовсе не «квартирный вопрос» и не официальная непризнанность. Дистанцированность от водоворота событий знаменует не вынужденный уход с авансцены, а осознанный шаг в поисках подлинного угла поэтического зрения. Травмы и разошедшиеся швы лечатся не хирургическим путем, но посредством внутренней концентрации и вглядывания в жизнь. Подобное никогда не лечится подобным, в этом героиня Лиснянской абсолютно убеждена.

И здесь нас ждет парадокс: для стихов Лиснянской последних десятилетий характерна предельная простота слога, отключенность от каких бы то ни было «поисков формы», столь важных для русского стиха прошлого и нынешнего столетий:

Пишу стишки простецкие Под маской дневника, – В них мира мысли детские И старости тоска.

Но вместе с тем налицо изысканная (порою избыточная) усложненность самых простых по видимости рассуждений. И усложненность эта является не рассудочным умствованием, но органичной способностью интуитивного, «многоканального» восприятия окружающего мира. Лиснянская – помимо любой тенденциозности, намеренности – в высшей степени наделена незаменимым для поэта умением: провидеть в повседневном – исконное и глубинное. Этот доморощенный подмосковный платонизм неоднократно самим же поэтом вышучивается, остраняется:

Я замечала: в счастье ли, в печали, – Все от меня ужасно уставали. И лес устал от странности моей Любить людей и избегать людей. ‹…› Устали от меня и небеса И ленятся закрыть мои глаза. И может быть, когда меня не станет, Моя могила от меня устанет.

Ну в самом деле, как не «уставать» от человека, который за обыденностью различает нездешние прообразы вещей и событий, во всяком малом умеет различить присутствие иного, большего. Видимая «усталость» оборачивается для внимательного читателя пониманием простого факта: бесконечные сотни стихотворений Лиснянской, написанных «на случай», вернее, – на любые случаи из жизни (от прошумевшей поздней электрички, до встречи с библейскими местами в Иерусалиме) оказываются единым целым именно благодаря присутствию общей подоплеки, глубинной универсальной темы.

Абсолютный взлет поэтики Инны Лиснянской – ее стихи, посвященные памяти ушедшего мужа и поэта, человека, с которым нацело и набело прожита жизнь. Универсальная тема – соотношение бытовых ситуаций и их проекций в даль вечности – остается в силе. Но ведь еще десятилетие тому назад, в самом начале столетия, еще при жизни друга и спутника, было сформулировано поэтическое кредо Лиснянской («Имена»):

Я пишу лишь о том, о чем я вслух не рискну – В моем горле слова – словно дрожь по коже, Мой язык в нерешительности ощупывает десну, Потому что мне каждое слово, что имя Божье. Оказалось: у Господа много земных имен – Имена земель и пророков, песков и племен, Певчих птиц имена, имена калик и поэтов, Имена деревьев в лазоревом нимбе крон, Имена далеких морей, да и тех предметов, Чей во тьме ореол то розов, то фиолетов.

Незаменимый друг, творец стихов – ушел навсегда. И вот оказалось, что именно его имя и слово лучше всего способны описать метафизику здешней жизни. Ни малейшего оттенка ереси или гордыни: вечное явилось Лиснянской во всей конкретности человеческого облика ушедшего собеседника.

Ты всегда говорил мне: – Молись и верь! – И талдычил, как на беду: – Всё, что надо мне, чувствую, будто зверь, – И нашла я тебя в саду. Ты бесшумно ушел, как уходит лев, Не желая почить в норе. И нашла я тебя между двух дерев, Я нашла на снежном дворе…

Вот и слово найдено! Добровольное уединение горожанки на лоне подмосковной природы обрело логичную завершенность и полноту как раз в тот момент, когда ежедневное счастье спасительного и неторопливого разговора с природой обернулось ужасом и горем неизбывной потери и жертвы. Только в утрате – шанс не сфальшивить, сохранить голос:

Я вспоминаю тебя по любому поводу. Овеществленная память ныряет под воду Рыбой, владеющей разнообразными жанрами, – Пляшущей всем животом и поющей жабрами, Ищущей музыку между корягой и перлами, Пишущей по серебру разноблесткими перьями, Дышащей былью и болью минутного вымысла, Где твоя свежая смерть в песню подводную выросла. Только бы слышать и слушать эту подводную песнь, только бы слышать!

Библиография

Музыка и берег. СПб.: Пушкинский фонд, 2000. 59 с.

Голоса // Арион. 2000. № 1.

Пред окном с пчелиной позолотой // Новый мир. 2000. № 3.

Скворешник // Знамя. 2000. № 6.

В заповедном лесу // Дружба народов. 2000. № 8.

При свете снега. СПб.: Пушкинский фонд, 2001. 43 с.

Голоса // Арион. 2001. № 1.

Глухая благодать // Новый мир. 2001. № 1.

Стихи // Звезда. 2001. № 3.

При свете снега // Дружба народов. 2001. № 4.

Гимн // Знамя. 2001. № 9.

В пригороде Содома. М.: О.Г.И., 2002.

Вдали от моря // Арион. 2002. № 1.

В пригороде Содома // Новый мир. 2002. № 1.

Старое зеркало // Знамя. 2002. № 4.

Стихотворения: Из новой книги «В пригороде Содома» (2001–2002) // Вестник Европы. 2002. № 5.

Тихие дни и тихие вечера // Дружба народов. 2002. № 5.

За ближним забором // Знамя. 2002. № 9.

Одинокий дар. М.: ОГИ, 2003.

День последнего жасмина // Новый мир. 2003. № 1.

Опыт неведенья // Арион. 2003. № 3.

Сорок дней // Знамя. 2003. № 9.

Без тебя // Новый мир. 2003. № 10.

А память взрастает на пепле печали… // Дружба народов. 2003. № 12.

Августовский дождь // Континент. 2003. № 117.

Иерусалимская тетрадь. М.: ОГИ, 2004.

Без тебя: Стихи 2003 года. М.: Русский путь, 2004.

Голоса // Арион. 2004. № 2.

Воздушные виадуки // Знамя. 2004. № 3.

Сверчок. Стихи // Новый мир. 2004. № 3.

Где крестиком миндальный воздух вышит… // Знамя. 2004. № 9.

Над солью вод: Из иерусалимской тетради // Новый мир. 2004. № 10.

Горит душа. Стихи // Дружба народов. 2004. № 12.

Эхо. М.: Время, 2005. (Поэтическая библиотека).

Голоса // Арион. 2005. № 2.

Бредут паломники, гуляют куропатки… // Знамя. 2005. № 7.

Идут как волны годы и стихи… // Дружба народов. 2005. № 8.

Призрачен век и дом // Новый мир. 2005. № 9.

В затмении лет // Континент. 2005. № 126.

Простая почта // Арион. 2006. № 4.

На втором крыле // Новый мир. 2006. № 5.

Поэзия // День и ночь. 2006. № 7–8.

На что вам знать, березы, как бытую… // Дружба народов. 2006. № 8.

Сны старой Евы // Знамя. 2006. № 10.

На четыре стороны света // Новый мир. 2006. № 10.

Сны старой Евы. М.: ОГИ, 2007.

Голоса // Арион. 2007. № 2.

Импровизация // Новый мир. 2007. № 2.

Житье-бытье // Дружба народов. 2007. № 5.

Архивы // Знамя. 2007. № 6.

Перевернутый мир // Новый мир. 2007. № 11.

Птичьи права. М.: АСТ, 2008. 316 с.

Стихотворения // Арион. 2008. № 3.

Проём // Знамя. 2008. № 4.

Поздний гость // Новый мир. 2008. № 5.

Деревья думали иначе // Дружба народов. 2009. № 1.

Рассеяннее света // Знамя. 2009. № 1.

Звук и камень // Новый мир», 2009. № 1.

Неправильный венок // Арион. 2009. № 3.

Столько и спрошено // Знамя. 2009. № 9.

Небесные стропы // Новый мир. 2010. № 2.

Три стихотворения // Знамя. 2010. № 8.

В эту субботу (Стороны света) // Интерпоэзия. 2011. № 3.

Из воска // Знамя. 2011. № 8.

Эхо волны // Новый мир. 2012. № 3.

Царица печали // Знамя. 2012. № 4.

Цветные виденья. М.: Эксмо, 2011.

Гром и молния. М.: ОГИ, 2013. 168 с.

Вдали от себя. СПб.: Издательская группа «Лениздат», «Команда А», 2013. 192 с. (Поэт).