Преподобный Джон Деннистун в своем некогда снискавшем известность труде «Происки Дьявола против Избранных» (написан в 1719 году, но не издавался до 1821 года, пока не попал в руки сэру Вальтеру Скотту) посвящает отдельную главу происшествиям в Вудили. Именно на этих страницах мы находим историю в том виде, в каком она традиционно пересказывалась еще в течение полувека. Автор слышал о том, что творилось в Меланудригилле, но не возлагает вину за эти деяния на приход. У Церкви хватило власти окружить Чейсхоупа ореолом праведности; в книге мистера Деннистуна он предстает богобоязненным старейшиной, коего особо невзлюбил Враг рода человеческого; в своем последнем бою с Супостатом из-за насланного наваждения сей мученик потерял рассудок и упал со скалы в Гарпл-Линне. Мистер Деннистун не упоминает Риверсло, зато с уважением отзывается об Амосе Ритчи, с дедовским кремнёвым ружьем добровольно воевавшем на стороне Черного Макмайкла во Время убийств, за что ему посвящен целый абзац в «Неффалиме». В книге происшедшее описано как злонамеренные козни Дьявола против славящегося добронравием прихода, а Дэвид выставлен слепым орудием Ада. Сам пастор из Вудили выглядит добросердечным, но неопытным молодым человеком, нестойким в вере и обуянным гордыней. Также упоминаются люди, взявшие сторону священника и оплакивавшие обрушившиеся на него несчастья, пусть пастор и справедливо заслужил их. Мистер Деннистун говорит о глупом поверье, ходившем по округе, что пастора якобы похитили Феи, и о другой легенде, противоречащей первой и повествующей о том, что он был живьем унесен Дьяволом в Преисподнюю.

Мистер Деннистун не сомневается в одном. На его страницах Марк Керр — негодяй: воин Сатаны или, как верили многие, Сатана во плоти; пропащая душа, навечно проданная злу. Ему известна биография настоящего Марка Керра, но он склонен полагать, что человек, появившийся в Вудили, был не капитаном Монтроза, а его двойником. Автор живописует зловещие деяния Марка: его необъяснимую власть над умами людей, наложение чар на дознавателя по делу о ведовстве, жуткие поступки во время чумы (что объясняется в книге бессмысленной и бесцельной жестокостью), его последнее богохульство в кирке, когда он унизил двух добрых священнослужителей и наговорил такого, от чего честный люд содрогнулся. Мистер Деннистун склонен приписывать Марку проведение ведьмовских таинств в Лесу и считает, что в апреле он ушел туда, откуда явился.

В этом он верен давним легендам жителей Вудили. Из поколения в поколение в приходе, со вздохами и покачиванием головы, передавалась история исчезновения того, кто принес столько бед Избранным. С каждым пересказом она, конечно, обрастала подробностями, заставляющими детей хвататься за материнский подол; всякий хозяин ворошил угли в очаге, и в мерцании огня дед с благоговейным ужасом в голосе рассказывал о всех перипетиях на пути потерянной души… Сэнди Николл видел, как в сумерках Керр прыжками, на какие не способен ни один смертный, пересекал топь. Позже на гати у стоящего на отшибе трактира нечестивца встретил гуртовщик по имени Грив, и этот Грив до конца своих дней божился, что за странником следовала угольно-черная тень. Ночь тогда выдалась лунная, и пастух Робби Хогг из Гленнвоппена заметил страшную пару — человека и призрака, человека и черта — несущихся через пустоши Кэрдрокита. А однажды под утро припозднившийся ходебщик увидел темный силуэт на Эдинбургском большаке, и хотя он был пьян, а посему слова его могли показаться сомнительными, он вспоминал, что поначалу не разобрал был ли то один человек или двое, но тут же протрезвел, почуяв неладное…

И в эту минуту, когда слушателям оставалось лишь предаваться жутким играм воображения, все семейство с пересохшим горлом обыкновенно затягивало Двадцать третий псалом.

* * *

Три часа спустя после того, как хмельной ходебщик все еще удивленно тер глаза, в пивную в Лите, ту, что в нескольких шагах от гавани, вошли двое. Оба были в пыли и грязи апрельского бездорожья, а один к тому же хромал и казался изможденным.

Единственный посетитель, мужчина в длинном морском плаще, поспешно поглощал завтрак. При виде вошедших он вскочил с возгласом:

— Марк! Бога ради, дружище…

— Когда отплывает шлюп?

— Через час, с приливом.

— Слава Господу!.. Мы с этим джентльменом отправимся с тобой пассажирами, Пати…

— Цыц, человече. Здесь меня знают как Дженса Ганнерсена, датского шкипера… Плыву в Берген.

— Пусть будет Берген. Нам все равно куда, лишь бы подальше от этой несчастной страны. Мы бы чего-нибудь выпили и перекусили, Пати, да и плащи нам не помешают, дабы скрыть нашу сухопутную одежу… Я опять на войну, старый ты мой приятель, и везу славного рекрута, но обо всем на борту.

Но миновало три часа, а он так и не поведал их историю. Два странника молча стояли на корме и с тоской наблюдали, как Лотианские холмы тают в лучах тусклого апрельского рассвета.