Перл Джойс был ранен и чудом выжил. Он рассказывал, что знает, что такое смерть — это когда на небе начинает расти трава, а потом ты летишь в эту траву, вроде бы с того неба, которое выше этого, что у нас над головой.

«Это обман природы, — возражал Теркел, — я тоже был ранен и лежал, уткнувшись лицом в землю. А когда открыл глаза, земля была так близко от глаз, что казалось — земля не наверху, а подо мной».

Говорил: сначала подумал, что его уже засыпали, потому что боль была тяжела, как двухфутовый слой земли над головой, но потом всё стало на свои места, и он понял, что засыпан не землёй, а болью.

* * *

Он вспомнил того грязного, слепого старика, от которого разило потом и гнилым перегаром. Он мыкался по залу таверны, налетал на людей, столы, стулья и упрямо двигался от препятствия только влево, как танк без левой гусеницы. Вспомнил, как поймал его за руку и спросил:

— Что ты ищешь, приятель?

Он вздрогнул, точно его поймал за руку бог.

— Я ищу выход. Покажи, где выход.

Священник подтолкнул его к выходу.

Он остановился и неожиданно сказал:

— Нет. Это вход.

* * *

Глядя на толпившийся на площади народ, на махавшие из окон женские платочки, на оживленные стайки детей, Батлер с эшафота сказал:

— Безлюдная страна, безлюдные площади.

Голова его покатилась, как горшок с горящими углями. Лучше быстрая смерть, чем медленная жизнь.

* * *

Орган был не популярен. Но сюиты Перселла, в конце концов, переложили на орган, и самые грустные из них звучали, как несуществующий шум моря в горловине раковины, и были ничем иным, как ровным глухим и тихим шумом тишины в ушах замерших в ожидании людей, которые верят, что услышат его.

* * *

Срок жизни точно рассчитан на количество наших страстей и желания так, чтобы к старости мы не могли бы чего-то хотеть. Бессмертие не нужно человеку, потому что он не камень. Чтобы от жизни получать радость, мы должны хотеть, радость нам приносят сбывшиеся и даже не сбывшиеся желания, всё, что бабочка переживает за одну ночь.

* * *

Он смотрел на потолок и думал, что все вопросы, на которые даны непонятные ответы, растворяются в отчаянии, потому что сознание человека, пока он жив, прокладывает слишком узкую дорогу для двоих, и по дороге этой можно идти только один за другим, но не вместе, и проложенная дорога, как правило — всего лишь тёмные мили беспросветного пути — по городам, пыльным и неуютным, по полям — под зимней, весенней, летней, осенней тоской, через реки — по мостам, вплавь, в брод, по берегу.

* * *

Гречиха и рожь под солнцем светились, переливались, как ровная шерсть, ветер словно играл чистыми загривками; у природы нет ничего забытого…

* * *

Извержение красоты…

* * *

А когда через много лет придет твое время, будь спокоен, ничего не бойся. Смирись, это неизбежно. Знай — ты уходишь отсюда — ко мне.

* * *

Люди более всего лживы на исповеди, ибо главное для них на исповеди обелить себя…

* * *

История человека кругла, как земной шар.

* * *

Выясняется, что уметь все — это крайне мало.

* * *

Корабли много быстрее рек, но ни один корабль не может взять на буксир реку…

* * *

А потом я почувствовал себя так, словно умер тысячи и тысячи лет назад и вернулся теперь издали веков, чтобы вновь увидеть, посмотреть, поймать промелькнувший луч, мимолетное, короткое событие света, которое при недолгой, в общем-то, жизни моей и было самым главным.

* * *

Тяжелый, как мокрые флаги…

* * *

Никто нам быть не велел. Мы порождение взрыва.

* * *

Каменное племя, трещина на камне, падающее дерево, вянущая трава, стареющий человек, новый век, новый король — стрелки часов. Морщины, как прожилки на листе, как лапки паука. Мир во сне — больше Вселенной. Крейг открыл глаза и не смог поднять головы. Земля была так близко от глаз, что казалось — земля не под ним, а над ним. Умереть весной, все равно, что родиться осенью.

* * *

Ничто так не обедняет мысль, как выражение ее в словах.

* * *

Крест заложен в человеке с рождения, наряду с мозгом и сердцем, а гвозди для него вытачивает совесть.

* * *

…И смыло летящих собак лишь большое озеро, как смывает существующее надуманное…синь озера прекратила их полет, и они растворились в густой синеве, канули подобно сонму стрел, выпущенных в гигантскую стену водопада… Так в воплощенном невозможно рассмотреть изначальную мысль, его породившую. Воплощение — гроб задумки…

* * *

Истинную красоту можно создать только не думая.

* * *

Если люди должны произойти от обезьян, то мы весьма поторопились назвать себя людьми.

* * *

Завидую тому, чьи глаза еще не прорезались, а лопатки уже коснулись шершавых досок погоста.

* * *

«Все это ложь, — сказал палач. — Просто я больше ничего не умею».

* * *

Вернувшись домой с войны, приходилось защищаться от друзей, а не от врагов.

* * *

Тот слепой вечно хорохорился и говорил, что память — это то же зрение.

* * *

Если есть движение, значит, нет вечности.

* * *

Слепым виднее.

* * *

Для меня прекрасно небо — за ним никто не ухаживает.

* * *

Если хочешь узнать человека — смотри вниз.

* * *

Написание книг — это расставание с самим собой.

* * *

Регулярный, здоровый сон — это то, чем жизнь награждает тупых людей.

* * *

Лето в год моего шестнадцатилетия было летом необъяснимой спячки шмелей; даже молодые, маленькие шмели были сонны и вялы, они словно впадали в спячку еще в полете.

* * *

…Нет вселенной бесконечнее вселенной, чем вселенная глухонемого.

* * *

Возможно ли, чтобы сумасшедший человек был настолько подлым?

* * *

Это было золото, отливавшее серебром.

* * *

Имея детей, человек утрачивает право на самоубийство.

* * *

Портреты русских классиков на стене коридора школы:

Лицо Гоголя — не фас, не профиль, полуповернутое, кокетство смерти, протуберанс безумия, поиск черта в боге и бога в черте.

Лицо Достоевского — способен на великий обман; растительность густа, но ухожена.

Лицо Пушкина — черты стремятся сверху вниз, бакенбарды, нос — словно стекают…

Лицо Толстого —…хаос растительности, тайга в пору бурелома, кряжестность, тяжесть, переплетение хилого с могучим — сама природа и неизведанность самой природы…

* * *

Он не успевал дописать слово, а оно уже было в прошлом.

* * *

Настоящее — это внутренность минуты. Мы даже стареем в прошлом и умираем в прошлом…

* * *

Тяжелая бессонница — это перемалывание гвоздей в кофемолке.

* * *

Рябь огромных птичьих стай.

* * *

Что есть мир? Это есть ты. Ты открываешь глаза и начинаешь выдумывать. Господи, неужели этот ребенок, сомкнувший руки в локтях, голый и счастливый, имеющий челку и не противящийся ей, мой Санек? Мой сын? Мое светящееся будущее, мое бесформенное прошлое?

* * *

…что залежи великих знаний неотделимы от залежей вечной пыли.

* * *

…птицы в мокрой листве.

* * *

Больше всего в мире человеческом удивляет и угнетает мимолетность скорби по умершему; вместе с тем, я понимаю, что в этом и заключена мудрость.

* * *

Бесконечные аркады, которые рисовало мое воображение.

* * *

Повергнутый в изумление тем, что читая, начал ловить себя на мысли, что забывал дышать легкими, словно и не требовался воздух. Но книги отвратили меня от изучения фундаментальных наук, столь легко дававшихся мне ранее, основы которых остались в сознании, однако были не многим живее скелета.

* * *

Меня влекло к воде, дереву, камню. Постигнуть дерево.

* * *

Я понимал, что делимость элементарных частиц так же бесконечна, как и бесконечно приумножение пространства вселенной, конца этим путям нет, но это не наши пути.

* * *

Уильям Лоренц был настолько талантлив, что понимал, насколько это ужасно. Сначала он не мог заработать денег даже на то, чтобы загубить свой талант в таверне. Природа нагрузила его талантом, как нагружают тяжелой поклажей лошадь. Когда он начал работать в порту, у него появилось немного денег, и он убеждал себя, что его пальцы держат стакан крепче и нежнее, чем кисть и полотно.

Спасибо приятелям — он спился и не написал ни одной картины.