Нина Максимовна, проработав последние 33 года на одном месте в отделе научно-технической информации, вышла на пенсию и теперь чаще стала бывать на Малой Грузинской.
19 июля. Открытие Олимпиады Высоцкий вместе с Ниной Максимовной и Никитой смотрят дома по телевизору. С экрана гостеприимно улыбался олимпийский мишка работы В.Чижикова — художника, проживавшего с Высоцким в одном доме. С новой вставной челюстью, и потому почти ясной дикцией, лично дорогой Леонид Ильич открывает Олимпиаду:
— Я объявляю Олимпийские игры 1980 года, знаменующие XXII Олимпиаду современной эры, открытыми!
Н.Высоцкий: «Вместе с ним и бабушкой мы смотрели по ТВ открытие Олимпиады. Он сидел мрачный, без эмоций и реакций. А в телевизоре негры пляшут, веселый текст, «калинка-малинка»... Бабушка стала пританцовывать. Он увидел: «Ой, мамочка!» Захлопал в ладоши, засмеялся... И опять замкнулся. Его тогда уже «накрывало». В этот день он ушел к одному из своих товарищей. Помню его в серой майке с нарисованным на ней бейсболистом с битой. Вообще он всегда был человеком аккуратным. Но тут — растрепанный весь какой-то. Слишком бледный, больной. Он вышел из дома, и больше я его не видел».
К этому дню Москва стала образцовым коммунистическим городом. Помпезность и показуха парализовали город. Улицы вымерли, транспорт — свободен, в магазинах — никаких очередей. Всех неблагонадежных (более 50 ООО человек) выслали за 101-й километр, детей отправили в пионерские лагеря Подмосковья и соседних областей. Более миллиона москвичей отправлены в отпуска, экзамены в школах и институтах проведены досрочно, незадействованных на Олимпиаде студентов командировали в стройотряды. Повсюду чистота, порядок и спокойствие. Машин на улицах почти нет. По сводкам ГАИ, количество машин уменьшилось в 20 раз. Освободившиеся школы и общежития оборудованы под казармы. Здесь проживают сотрудники МВД из регионов. Кроме Московского МВД приглашено 147 ООО личного состава МВД и несколько тысяч сотрудников КГБ.
Советская олимпийская витрина готова для демонстрации всему миру. Москвичи шутят: так выглядит коммунизм, который обещал Хрущев к 80-му году. На две недели сказка стала реальностью. На прилавках — финский сервелат в полиэтиленовых упаковках, баночное пиво, сок в пакетиках с трубочкой. Все это изобилие сметается в сумки с олимпийским мишкой.
Утром 19-го Высоцкий звонит Г.Полоке и рассказывает о песнях, написанных к фильму «Наше призвание».
В этот день прилетел Вадим Туманов. Привез для Высоцкого гимнастический комплекс, но домой заходить не стал.
Вечером с вокзала позвонил В.Ханчин. Он ехал в Таллин для участия в парусной регате Олимпиады. Договорились встретиться в Москве и обменяться впечатлениями о соревнованиях.
20 июля — день посещения родственниками.
Рано утром на Малую Грузинскую приехал старший сын — Аркадий. К этому времени он закончил сдавать вступительные экзамены в МИФИ и боялся, что не пройдет по конкурсу. Хотел посоветоваться с отцом о том, что делать дальше...
Высоцкий спал. В квартире были Янклович и Федотов, которые вскоре ушли... Аркадий остался ждать, когда проснется отец. Когда Высоцкий проснулся, Аркадий увидел, что он в «плохой форме» и его проблем не решит. Однако отец взял гитару и спел две новые песни. Это был последний раз, когда Высоцкий пел.
Аркадий: «Через некоторое время он стал говорить, что ему надо уйти... Я, естественно, считал, что он пойдет искать, где выпить...
— Пап, давай подождем, пока приедет Валерий Павлович...
Он прилег. Потом вскочил, стал метаться. Я испугался и стал звонить всем, чтобы хоть кто-нибудь пришел! Я звонил практически всем, чьи фамилии знал. Золотухин и Смехов приехать отказались.
Нина Максимовна сказала:
— Почему ты там находишься?! Тебе надо оттуда уйти!
И посоветовала позвонить Туманову:
— Это очень хороший друг, позвони ему, он поможет.
Когда приехал Туманов, я спросил:
— Почему отца не кладут в больницу, ведь явно видно, что человек больной?
Он ответил, что они так и сделают. Что он еще раньше хотел это сделать, но уехал, а отец сбежал. А теперь он приехал и сам этим займется.
— Ну, теперь иди и не волнуйся».
Днем пришли родственники со стороны отца: тетя Шура — жена Алексея Владимировича — с дочерью Ирэной и сам Семен Владимирович.
Видя состояние сына, отец спросил:
— Вовка, что с тобой?
— Не боись, папа! Все нормально.
Вечером 20 июля на Малой Грузинской был С.Говорухин. Они давно не виделись и не разговаривали. Оба были рады встрече, о размолвке забыли.
21 июля Высоцкий едет в ОВИР, чтобы ускорить получение паспорта и оформление визы во Францию и США. Прямо из ОВИРа — к другу.
И.Бортник: «Он вошел в шикарном вельветовом костюме с ключами от «мерседеса». Увидел у меня бутылку водки «Зверобой» и сразу: «Давай, наливай!» Я говорю тихо жене Тане: «Спрячь ключ от машины». Выпили, он захорошел: «Поехали, — говорит, — ко мне продолжать! Возьмем у Нисанова спирту». Потом спохватился: «Где ключи-то от машины?» Я говорю: «Спрятали, лучше возьмем такси». На Малой Грузинской мы выпили, я остался у него ночевать... Утром он меня будит: «Ванятка, надо похмелиться». Я сбегал в магазин, принес две бутылки «Столичной» по 0,75. Оксана устроила скандал и одну разбила в раковине на кухне. Но мы все-таки похмелились из оставшейся бутылки. Я попрощался с Володей, взял такси, уехал домой, отключил телефон и лег спать, потому что через день у меня был важный спектакль — «Десять дней, которые потрясли мир». Как потом рассказала Таня, вечером Володя пришел совершенно трезвый, взял у нее ключи от машины и уехал. Меня будить не стал».
Рано утром 22 июля Высоцкого навестил В.Туманов: «С Володей Шехтманом, представителем нашей артели в Москве, мы поехали к Высоцкому на Малую Грузинскую. Странно: дверь была полуоткрыта. На диване одиноко сидела Нина Максимовна. Увидев меня, обрадовалась.
— А где Вовка? — спрашиваю.
— Знаете, Вадим, он позвонил часа два назад, просил приехать. Я приехала и уже около часа сижу, а его все нет.
Квартира Володи на восьмом этаже, а двумя этажами выше жил сосед — фотограф Валерка. Когда Володе хотелось расслабиться, он поднимался на десятый этаж — там всегда были готовы составить ему компанию. Кивком головы я сделал Шехтману знак: посмотри, не там ли он. Вернувшись, он дал мне понять: там.
— Нина Максимовна, я сейчас приду, — сказал я и пошел на десятый этаж. Обругал Валерку и увел Володю домой. Я впервые услышал, как мама резко разговаривала с ним:
— Почему ты пьяный?!
— Мама, мамочка, ты права! Это ерунда, только не волнуйся. Только не волнуйся!
Нина Максимовна в первый раз при мне замахнулась на сына. Мы уложили Володю спать».
В этот же день — 22 июля — Высоцкий получил паспорт и купил билет в Париж на 29 июля. Позвонил Марине и сообщил дату выезда.
На короткое время забежал А.Штурмин — принес пропуска в Олимпийскую деревню на 25 июля для Высоцкого и Янкловича.
Как раз к этому времени у московских врачей разных специальностей появляется конкурент — Евгения Ювашевна Давиташвили. Дочь кубанской казачки и иранского эмигранта начала свою трудовую деятельность с 13 лет по месту рождения — в колхозе Краснодарского края на Кубани. После окончания Ростовского медучилища и курсов массажисток Евгения продолжает учебу в медицинском университете в Коломбо на Цейлоне, придумывает себе псевдоним «Джуна» и в апреле 1980-го поселяется в Москве. Она лечит биополем («наложением рук») радикулит и гипертонию, язву и головные боли, импотенцию и бесплодие... По Москве ходят легенды о «волшебных руках Джуны». У ее дома стоят очереди, ее рекламируют друг другу самые именитые пациенты, вплоть до членов Политбюро. По данным газеты «Известия» (22 сентября 1995 г.), в разное время пациентами Джуны являлись Генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Брежнев, Папа Римский Иоанн Павел II, художник Илья Глазунов, актеры кино Джульетта Мазина, Роберт де Ниро, Марчелло Мастроянни, кинорежиссеры Андрей Тарковский и Федерико Феллини. В списке исцеленных — И.Андроников, Е.Евтушенко, А.Райкин, Р.Гамзатов, С.Герасимов... Официальная медицина относится к Джуне скептически и требует доказательств. Эксперименты в московских и тбилисских клиниках ничего нового не дают, а удачные случаи специалисты списывают на повышенную восприимчивость пациентов к гипнозу.
В.Туманов специально знакомится с Джуной и рассказывает ей о болезни Высоцкого. Она согласилась посмотреть его и помочь. Позднее на одном из выступлений Джуна рассказала, что к ней обратились за десять дней до смерти Высоцкого: «Я дала ему четырнадцать дней на подготовку, но через десять дней он умер».
Из интервью Е.Давиташвили М.Цыбульскому: «...личная встреча была только одна. Ко мне Володю привел Иосиф Кобзон. Это было 22 июля 1980 года. Он привел Володю ко мне на лечение, но когда я коснулась его, было такое впечатление, что я коснулась пустоты. Это было удивительно. Меня это поразило на всю жизнь, что душа уходит раньше, чем уходит сам человек. Мне было страшно. Я ничего не чувствовала. Как будто я пронизывала все его тело. Я даже не могу это передать... Как будто человек-невидимка. Энергетическое излучение есть, а тела нет. Я сказала, что Володя три дня не должен пить, а через три дня пусть придет. А через три дня его не стало».
Поздно вечером 22-го Высоцкий вместе с Оксаной едут в ресторан ВТО. Владимир въехал прямо на тротуар, к двери. Видевшие его там оценивают, что он был в «плохой форме».
Вспоминает А.Бальчев: «...его появление в ВТО вызвало бурную реакцию со стороны посетителей. Как назло, в ресторане тогда царила невероятно пьяная атмосфера. Наш столик сразу окружили какие-то люди. Все хотели выпить с Володей. Я разгонял народ как мог. Когда мы вышли на улицу, Высоцкий был уже изрядно подвыпивший и попросил меня довезти его до дома. С нами поехали тогда актер Владимир Дружников и Оксана. Из ресторана я прихватил с собой бутылку водки. Володя буквально вырвал ее из моих рук: "Я должен угостить Дружникова, сам пить не буду". Еще я хорошо запомнил, что у него с собой было много денег — целая пачка. И мне показалось, что он от них хотел избавиться, пытался их отдать... Как будто предчувствовал... В ресторане он обращался к каждому из нас: "Тебе деньги нужны? Я могу дать..." Я отвез Володю домой. Больше я его не видел...»
Оксана уезжает ночевать к себе домой. В эту ночь остается с сыном Нина Максимовна.
Последний раз, побывав в театре, Высоцкий недоумевал:
— Да что ж это такое? Почему они со мной не здороваются?! Я сказал: «Здравствуйте!», а они не ответили...
Он ждал, что кто-нибудь придет к нему из театра в эти дни... Навестили его только Давид Боровский и Иван Бортник. В театре прекрасно знали, что Высоцкому очень плохо. «Анкетный друг» Золотухин записывает в своем дневнике: «А там Высоцкий мечется в горячке, 24 часа в сутки орет диким голосом, за квартал слыхать. Так страшно, говорят очевидцы, не было еще у него. Врачи отказываются брать, а если брать — в психиатрическую; переругались между собой...»
Прийти к «другу» Золотухину мешала его «природная ненавязчивость»...
А сколько их, тех, кто после смерти будут уверять всех в искренней любви и преданности?! А в те последние дни было какое-то всеобщее попустительство его гибели — все видят, что добром не кончится, и все стоят, опустив руки в ожидании трагического финала.
Вспоминает Е.Авалдуева — кадровик Театра на Таганке: «...Володя позвонил 22 июля... "Господи, Володя, что с тобой?!" — "Я болен... Я, наверное, скоро умру..."».
В 75-м году в Париже после посещения больницы Шарантон, где лечили старшего сына Марины Игоря от наркомании, Высоцкий пишет в своем дневнике: «...Все хотят своего — покоя. Врачи — избавления от беспокойного пациента — покой. Игорь — избавления от всех, чтобы продолжать начатое большое дело. Покой. Родители, чтобы больше не страдать. Покой. Я — чтобы мне лучше было. Все своего и по-своему, поэтому общего решения найти почти нельзя».
Теперь, в июле 80-го, Высоцкий сам очутился в таком же положении. Все окружение Высоцкого захотело покоя... Нет, его навещали, иногда был просто круговорот людей, которые приходили, уходили, забегали, убегали... Не квартира — проходной двор. Но...
Оксана: «И пока Володя нормальный и здоровый и может что-то сделать — он нужен всем. Но как только ему становилось плохо... Да, все приходили, но приходили отметиться... Вот мы друзья, и мы пришли. Один посмотреть журнальчики, другой — пластиночки послушает, третий чайку попьет на кухне... Они пришли, отметились — и ушли, — а я оставалась. Ведь никто не хотел ни сидеть с ним, ни возиться... и не спать ночами... Все устали от этого — ведь у всех были свои проблемы, своя жизнь... Захожу — Володя падает в коридоре, а друзья мне говорят: «Да ладно, он прекрасно себя чувствует! Это он при тебе начинает «понты гнать»... Чтобы ты его пожалела...» Все от него безумно устали... Я понимала людей, которые побудут с ним немного, а потом едут домой и говорят себе:
— Господи! Да пропади оно все пропадом!»
В.Янклович: «Но он, действительно, был невыносим последнее время... А мы все были просто люди... И Оксана — тоже человек... Он сотни километров исходил за эти дни по комнате. Страшно кричал. Мама его уже говорила: "Хоть бы забрал его Господь!"».
Утром 23 июля Янклович поехал в институт Склифосовского, чтобы пригласить реаниматоров Сульповара и Щербакова на консилиум.
A. Федотов, который регулярно выводил Высоцкого из «ломки» очередной порцией «лекарства», решил применить собственную методику снятия абстинентного синдрома. Он чередовал успокаивающие препараты с возбуждающими: «Он как бы отдыхает, и в то же время — в тонусе...»
Методика состояла в применении больших доз препарата под названием — хлоралгидрат, под воздействием которого человек находится в почти отключенном состоянии, при этом притупляются ощущения внешнего мира, снижается тонус мышц. Новая методика Федотова объяснялась не столько желанием применить что-то радикальное, а, скорее, тем, что перед Олимпиадой возникли проблемы с добыванием наркотиков и из-за усиления контроля все каналы оказались перекрытыми.
Оксана: «Федотов брался за все, он настолько был в себе уверен, что, наверное, за счет этой уверенности он и вызывал какое-то доверие. Но мне кажется, что это была ложная уверенность...»
B. Янклович, очевидно не доверяя Федотову или желая объединить усилия, приглашает из Института Склифосовского двух врачей, которые хорошо знают Высоцкого и историю его болезни, — Леонида Сульповара и Станислава Щербакова.
Врачи пришли вечером. В квартире были Оксана и Федотов. Федотов спал. Разбудили.
— А где Высоцкий?
— Там, в спальне.
А.Федотов: «Я утром Володе уколол седуксен и диксорал, и он спал. Когда ребята вошли, я им сказал: «Володю хоть сейчас бери и на носилках уноси...» Потому что он был «в полном отрубе». Я этими транквилизаторами снял ему абстинентный синдром... Дал ему поспать...»
C. Щербаков: «Проходим туда и видим: Высоцкий, как говорят медики, в асфикции — Федотов накачал его большими дозами всяких седативов. Он лежит практически без рефлексов... У него уже заваливается язык! То есть он сам может себя задушить. Мы с Леней придали ему положение, которое и положено наркотизированному больному, рефлексы чуть-чуть появились. Мы с Леней анестезиологи — но и реаниматоры тоже — видим, что дело очень плохо. Но и Федотов — реаниматолог-профессионал! Я даже не знаю, как это назвать — это не просто халатность или безграмотность!»
Врачи сделали Высоцкому комплекс уколов — анальгин, папаверин, димедрол, реланиум, применяемые обычно при сердечных болях.
Л.Сульповар: «Стало ясно, что надо предпринимать более активные действия — пытаться любыми способами спасти — или вообще отказаться от всякой помощи... Что предлагал я? Есть такая методика: взять человека на искусственную вентиляцию легких... Держать его в медикаментозном сне несколько дней и вывести из организма все, что возможно...»
С.Щербаков: «Я однозначно настаивал, чтобы немедленно забрать Высоцкого. И не только потому, что тяжелое состояние, но и потому, что ему здесь просто нельзя быть. Нельзя! Федотов сказал, что это нужно согласовать с родителями. Сульповар позвонил. По-моему, он говорил с Ниной Максимовной, она сказала:
— Ребята, если нужно — конечно, забирайте!
Федотов вел себя почему-то очень агрессивно — он вообще не хотел госпитализации. Вначале ссылался на родителей, а потом говорил, что справится сам... Я говорю:
— Да как же ты справишься! Практически ухайдокал мужика!»
Щербаков предлагает привезти аппаратуру на дачу Высоцкого и там провести курс лечения на высоком уровне. Федотов был категорически против:
— Да вы что! На даче! Нас же всех посадят, если что...
Наконец пришли к согласованному решению — 25 июля Сульповар и Щербаков забирают Высоцкого в больницу. Когда человек в больнице, есть какая-то надежда...
Все разъехались. Янклович и Оксана остались на ночное дежурство...
Рано утром 24 июля приехала Нина Максимовна. Уехал на работу Янклович. Оксана сходила на рынок, купила клубнику и покормила Владимира ягодами со сливками. До этого Оксана никогда не оставалась при Нине Максимовне, и Владимир был очень рад тому, что они вместе возле него.
Оксана: «Кто-то пришел, надо было сделать чай... А Нина Максимовна говорит:
— Нет-нет... Я сама сделаю... Вы идите к Володе...
Володя ходил, стонал, кричал... И я ходила вместе с ним...
Потом я сделала теплую ванну — это снимает «ломку»... Его же ломало, он все время метался, он места себе не находил...»
Во второй раз за эти дни В.Абдулов вырвался из Днепропетровска, где МХАТ был на гастролях: «Прилетел еще в первой половине дня, сразу поехал к Володе. Он нормально ходил... Ну, нормально для его состояния. Но все время хватался за сердце. Я говорю:
— Ну, Володя, уж сердце у тебя было самым крепким органом — и ты видишь, что творится!
— Ну, хорошо... 27-го у меня последний «Гамлет», после этого сразу поедем в Одессу — и все будет в порядке...
Потом приезжали люди от космонавтов... Я вышел на улицу, встретил их... Сказал, что Володя плохо себя чувствует, что он сегодня не сможет...»
В это время на орбите работали космонавты Леонид Попов и Валерий Рюмин, а 23 июля произведен запуск корабля с Виктором Горбатко и вьетнамским космонавтом Фам Туаном. На своем последнем концерте в ЦУПе 16 июля Высоцкий обещал выступить в сеансе прямой связи. Ясно, что ни о каком выступлении Высоцкого в этот день речи быть не могло...
Настроение и состояние от совсем плохого менялось к более-менее терпимому, и тогда появлялась жажда деятельности. По утверждению режиссера В.Аленникова, Высоцкий 24 июля был на «Мосфильме», куда приехал по поводу «Зеленого фургона».
Бабек Серуш: «За день до своей смерти Володя позвонил мне: "Бабек, приезжай! Мне так плохо!" Он так это сказал! Это шло у него изнутри. Сразу я не мог к нему приехать...»
24-го вечером дома с Высоцким были мать, Абдулов, Янклович и Оксана, после шести приехал Федотов.
Оксана обратила внимание Федотова на то, что Владимир все время хватался за сердце:
— Толя, у него болит сердце...
— Да ладно, он такой здоровый — еще нас с тобой переживет.
Высоцкий во время этого разговора сидел в кресле и держался правой рукой за сердце:
— Я сегодня умру.
— Володя, что ты всякую ерунду говоришь?!
— Да нет, это вы всякую ерунду говорите, а я сегодня — умру.
В 10 часов ушла Нина Максимовна. Владимир проводил ее до дверей, попытался успокоить: «Мамочка, все будет хорошо...» В 11 ушел Абдулов. После их ухода поведение Высоцкого стало беспокойным: он стал метаться, бегать по квартире, кричал, опрокидывал стулья... А этажом ниже обитала семья известного уролога Е.Мазо. Они звонили несколько раз по телефону и требовали угомониться, т. к. завтра предстояла сложная операция. Янклович предложил связать беспокойно метавшегося Владимира.
Э.Володарский: «Он ведь тогда рвался убежать из дома. Они его поймали между вторым и третьим этажом, догнали, там драка была. Они его избили, затащили обратно. Мне многие люди говорили, что в Москве в это время открыли пункты скорой наркологической помощи. Несколько десятков пунктов по Москве. Туда наркоман являлся в полном отчаянии, если он нигде не мог достать наркотики. И ему там говорили: «Сейчас поможем, сейчас все сделаем, сейчас все вколем, только скажи, где раньше брал». И Володя бы их заложил за милую душу. Потому что муки, которые, наверное, человек при этом испытывает, такие, что никакое похмелье с этим не сравнится. Они боялись, что их посадят. Вот чего они боялись!»
Оксана: «От него все, действительно, устали... Янклович с Федотовым взяли и привязали его простынями... Ну, как привязали... Прибинтовали простынями к узкой тахте, чтобы он не рвался.
Я сижу, плачу над ним. Володя успокоился, я его отвязываю... И вдруг он открывает глаза — абсолютно нормальные, ясные...
— Оксана, да не плачь ты. Пошли они все...
А потом.
— Вот я умру, что ты будешь тогда делать?
— Я тогда тоже умру...
— Ну, тогда — ладно... Тогда — хорошо...»
Федотов сделал успокаивающий укол и уехал: «Я поехал на Бауманскую — к своей знакомой... Пробыл там часа два, а потом вернулся на своей тачке...»
Почти в полночь пришел Аркадий Высоцкий. В этот день у него было собеседование в институте, и ему объявили, что он не поступил. Сын пришел посоветоваться с отцом по этому поводу. Дверь открыл Янклович, и Аркадий успел увидеть отца в глубине коридора... Хотел войти, но Янклович настойчиво вытеснил его на лестничную площадку.
А.Высоцкий: «Янклович откровенно говорил, что отец колется, он не считал нужным от меня это скрывать... Минут десять мы постояли... Он сказал, чтобы я не волновался... Чтобы спокойно шел домой, а утром позвонил... Это было, наверное, уже ночью — часа за четыре до смерти отца...»