Трубачи, валяйте, дуйте в трубы!

Я еще не сломлен и не сник:

Я в ее лице целую в губы

Общество «Франс — Юньон Советик»

В том году юбилейный день рождения Марины Влади совпал с пиком студенческих волнений в Париже. В ночь с 10 на 11 мая 1968 года никто в Париже не спал. Заснуть было просто невозмож­но. По улицам, оглашая ночь сиренами, носились машины «скорой помощи», пожарные, полиция. Со стороны Латинского квартала слышалась глухая канонада: рвались гранаты со слезоточивым га­зом. Целыми семьями парижане сидели у радиоприемников: кор­респонденты передавали репортажи с места событий прямо в эфир. К 3 часам ночи над Латинским кварталом занялось зарево — отсту­павшие под натиском спецподразделений по борьбе с беспорядка­ми студенты поджигали автомашины, из которых были сооружены баррикады... Весь город знал, что с начала мая в Сорбонне проис­ходят студенческие беспорядки, но мало кто ожидал, что дело при­мет столь серьезный оборот. Утром 11 мая газеты вышли с аршин­ными заголовками: «Ночь баррикад»...

Рассудительная и прагматичная Влади становится членом Французской компартии — как она позднее говорила, «у меня был даже флирт с компартией». Кроме того, она становится сопредседа­телем Общества дружбы «Франция — СССР». Это символическое членство помогло, как ей казалось, в получении виз для приезда в Союз.

В июле Марина приезжает на съемки в Москву вместе с ма­терью, которая не была в России пятьдесят лет, и двумя сыновья­ми — Игорем и Петром. Свою мать — Милицу Евгеньевну — Ма­рина предполагала использовать в качестве консультанта в фильме: «Между прочим, когда я буду репетировать Лику, то моим консуль­тантом по исполнению романсов станет мама, которая очень хоро­шо помнит исполнительский стиль того времени. А вот своих двух старших сыновей я бы очень хотела определить на лето в пионер­ский лагерь под Москвой, чтобы они говорили только по-русски».

Марина отправляет мальчиков в подмосковный пионерский ла­герь, а матери показывает Москву и Ленинград. 29 августа Высоцкий возвратился со съемок «Хозяина тайги» в Москву. При встрече он понравился Марининой матери: «Какой милый молодой человек, и у него красивое имя». Еще бы — этим именем звали ее мужа!

Дети в лагере осваивали русский язык посредством фолькло­ра и ненормативной лексики.

М.Влади: «Неделю снимаюсь в фильме, в воскресенье, с утра пораньше, как и все родители, отправляюсь навестить своих отпры­сков, как положено в таких случаях, с сумками, гостинцами, чем-нибудь вкусненьким. И вот однажды мои парни прибегают ко мне в большом возбуждении.

— Мама, мама, — кричат, — тут мальчишки поют песню, где есть слова и о тебе!!!

И спели кусочек о бале-маскараде, который был устроен в зоо­саде. Короче, мои парни жутко обрадовались, что в такой дали от дома об их маме кто-то написал песню, да еще такую популярную среди друзей-мальчишек».

Это была песня «Бал-маскарад» («...глядь — две жены, — ну две Марины Влади!..»), написанная еще до знакомства, летом 63-го года.

Оба — и Марина, и Высоцкий — очень загружены работой, но встречаются почти каждый день. Появился определенный круг дру­зей — это Всеволод Абдулов и его мать, Белла Ахмадулина, Васи­лий Аксенов и др.

Побывали они вместе на квартире Артура Макарова на Звезд­ном бульваре. Артур справлял свой день рождения. Там же были родители Артура — Тамара Федоровна Макарова и Сергей Аполлинариевич Герасимов. До этой встречи Герасимов, очевидно услышав где-то пение «под Высоцкого», как-то сказал приемному сыну:

—  А что это твой друг песни с матом поет?

—   С каким это матом? Этого не может быть!

В этот раз Герасимов услышал самого Высоцкого и его «Бань­ку». Теперь слова, обращенные к Артуру, были другими:

—  Да, брат... Это — товар!

От Герасимова это была высшая похвала.

Подобную оценку дал этой песне и И.Кохановский:

—   Считай, что все, написанное до этого, — детская игра.

—  Пожалуй, ты прав, — был ответ Высоцкого.

Именно «Баньку» назвал потрясающей вещью Андрей Тарков­ский, часто пытаясь воспроизвести эту песню.

14 октября после спектакля Макс Леон вновь пригласил к себе на ужин актеров «Таганки». Зная, что у Высоцкого с Мариной вы­зревают какие-то близкие отношения, решили не сообщать о при­глашении Татьяне Иваненко. Но та с помощью Н.Шацкой выясни­ла у Золотухина место и время сбора...

В.Золотухин: «Мы приехали к Максу, когда там еще не было ни Володи, ни Марины... Когда вошли счастливые Марина с Володей и я увидел его лицо, которое среагировало на Таньку, я пришел в ужас, что я наделал и что может произойти в дальнейшем.

С этого момента весь вечер пошел колбасой. В воздухе носилась шаровая молния, готовая нарваться на любое острие и взорваться. Танька сидела в кресле, неприступно гордо смотрела в одну точку и была похожа на боярыню Морозову. Я старался угодить жене, ско­рее напиться и смыться. Как-то облегчал мое присутствие в этом гадючнике Говорухин, который держался уверенно, сильно и с юмо­ром. Зажгли свечи, накурили табаку, и стало похоже на возню чер­тей наше сборище. Ожидали какого-то грохота, и всем было ужасно неловко. Спели «Баньку». Володя попел. Стал подливать себе в сок водку. Марина стала останавливать его, он успокоил ее:

—  Ничего-ничего... немножко можно...

В первом часу мы распрощались, я расцеловался с Мариной, и мы ушли. Основные события развернулись после нас...»

Т.Иваненко: «С той минуты когда он взял гитару и запел, Влади не сводила с него глаз. Мне стало не по себе... Потом мы с ней вы­шли на кухню и сказали друг другу пару слов... Влади сказала, что от такого мужчины, как Володя, она не отступит, даже если придет­ся лечь на рельсы. А я ответила, что не родился еще мужчина, ради которого это могу сделать я. После этого я ушла».

Она ушла со словами: «Он будет мой, он завтра же придет ко мне!»

Завтра он к ней не придет — у него вечерний спектакль, он иг­рает Хлопушу. И, несмотря на бессонную ночь, играть будет хоро­шо, и Любимов его похвалит.

Марина потихоньку осваивает незнакомый для нее «русский» образ жизни. Ей, привычной к удобствам и комфорту западной жиз­ни, обстановка в России кажется невыносимой. Ее поражала русская медлительность: почему-то в субботу и воскресенье не работали, не снимали... Вообще, съемки шли очень медленно, на ее взгляд. «Рус­ские не ценят время, время — не деньги, человек видит перед собой бесконечность...» Ее удивляло, что здесь в Москве тебя могут раз­будить в 3 часа ночи приятели, прийти только потому, что «нашла тоска», и не считать это невежливым или чем-то исключительным. Найдут время тебя выслушать — столько, сколько нужно.

Она увидела, что в России не представляют себе вечеринку без водки — это национальная традиция. Водка дает тепло, развязываю­щее язык, ощущение свободы. Владимир выпивает в этих компани­ях, но она уже предупреждена, что могут возникнуть проблемы.

Пока им приходится встречаться у друзей, на разных квар­тирах, потому что для советских гостиниц не существует понятия «гость».

Работа над фильмом закончена, и Марина должна возвращать­ся в Париж. Для Высоцкого ее отъезд — трагедия. Он уже не про­сит, а требует, чтобы Марина стала его женой, чтобы привезла в Москву своих детей...

Свои веские доводы несогласия по этому вопросу она опишет в книге воспоминаний о Высоцком: «На мне трое детей и мать, пятнадцатикомнатный дом. Я много работаю и хорошо зарабатываю, я люблю свою профессию — дело, которым занимаюсь с десяти лет, я, в конечном счете, неплохо живу. У тебя двое детей, бывшая жена, которой ты помогаешь, девятиметровая комната в квартире у мате­ри, ты получаешь 150 рублей в месяц, на которые, в лучшем случае, можно купить две пары хороших ботинок. Ты работаешь как про­клятый, ты обожаешь свою работу, ты не можешь ездить за границу. Если соединить наши жизни в одну, получится просто не жизнь».

Марина опустила Владимира с неба на землю и показала свою цену любви. Цена действительно большая, если учесть не только «хо­рошо зарабатываю», «пятнадцатикомнатный дом» и «неплохо живу», а и судьбу родных и близких. Они расстались в аэропорту...