Я пишу много военных песен,

хотя войну не прошел —

мне не довелось

дер­жать в руках оружие по возрасту.

К этому времени популярность песен Высоцкого и интерес к его личности достигли самых отдаленных уголков страны. Он по­лучал горы писем, но на них никогда не отвечал... А в конце 72-го ответил всем сразу:

Сержанты, моряки, интеллигенты,

Простите, что не каждому ответ, —

Я вам пишу, мои корреспонденты,

Ночами песни вот уж десять лет.

В начале осени 68-го года пришла бандероль. В ней японские плавки, несколько пачек японской жвачки, две пустые кассеты, от­крытка с видом Владивостокской бухты и письмо от китобоев фло­тилии «Слава». В письме китобои писали о том, что, уходя в море на много месяцев, они брали с собой записи его песен и слушали, слу­шали... И на это письмо Высоцкий отвечать не стал — «отвечать — так всем, а на это жизни не хватит». А кассеты попросил Людми­лу отослать обратно — они дорогие.

Людмила уговорила брата Валерия записать на кассеты все, что найдет из Володиных песен, написала подробное письмо и отпра­вила по адресу.

В январе 69-го приехали в Москву вернувшиеся из плаванья китобои и пришли к Нине Максимовне. Она адресовала их к Люд­миле: «Володя тебе не велел писать, а раз написала — теперь вот принимай». Пришлось принять... Приехав на Беговую, они раскры­ли внушительные чемоданы и ящики, уставили квартиру банками крабов, красной икры и кальмаров. Принесли с базара детям вед­ро самого лучшего винограда без косточек. Они играли с детьми, строили из кубиков дворцы, пели больному Аркадию колыбельные песни типа «Раскинулось море широко» и рассказывали про кораб­ли, про путину, про то, как ловят в Японии кальмаров и как солят баночную селедку.

С Высоцким они тоже виделись, и песни он им пел, и в театр водил, а через несколько лет был у них во Владивостоке.