В 75-м году Любимов во второй раз нарушил многолетнюю мо­нополию на режиссуру. В конце 60-х приглашенный режиссер Ми­хаил Левитин поставил спектакль по пьесе немецкого драматурга Петера Вайса «О том, как господин Мокинпотт от своих злосчастий избавился». Но вскоре П.Вайс написал пьесу о Троцком и выступил с протестом по поводу вторжения войск в Чехословакию — спек­такль моментально запретили. На этот раз Любимов надолго уезжа­ет работать в Италию, но необходимо было обновлять репертуар.

Совсем недавно — в 1973 году — А.Эфрос поставил телеви­зионный спектакль «Всего несколько слов в защиту господина де Мольера», пригласив на главную роль Ю.Любимова — история ве­ликого французского драматурга, затравленного королем и его сви­той, была близка и понятна и Эфросу, и Любимову. Теперь Люби­мов, назло властям, пригласил в театр опального Анатолия Эфроса и предложил ему ставить любой спектакль. Тот выбрал «Вишне­вый сад». Сочетание этих вроде бы несовместимых понятий — Че­хов, «Таганка», Эфрос — было интригующим и предвещало если не сенсацию, то, по крайней мере, театральное событие.

А.Эфрос полагал, что творческое соревнование и взаимодейст­вие разных школ развивают театральное искусство. В итоге полу­чился великий спектакль, а для Высоцкого — одна из лучших его театральных ролей.

Комедию «Вишневый сад» А.П.Чехов написал в 1903 году. По всей России проходят торги — имения меняют хозяев. Идет процесс естественного экономического отбора, в котором побеждает силь­нейший. Помещице Раневской не суждено сохранить за собой име­ние. Своим образом жизни, бездарным управлением, точнее пол­ным отсутствием управления, она сама довела дело до аукциона. Планы финансового спасения, которые строят они с братом, — аб­солютно нереальны. Раневская настолько слабохарактерна и изба­лованна, настолько не привыкла бороться за собственное благопо­лучие, что ждать от нее разумных решений просто нелепо. Имению не миновать нового хозяина...

Друг семьи — купец Лопахин — вроде бы пытался научить хо­зяев, как выкрутиться из долгов: «Если вишневый сад и землю по реке разбить на дачные участки и отдавать в аренду под дачи, то вы будете иметь самое малое 25 тысяч в год дохода». Однако Раневская и ее брат Гаев не следуют такому выгодному плану. Тогда Лопахин неожиданно для всех купил имение сам. Здравый смысл, энергия, хозяйская состоятельность и хватка — все эти качества у него есть. Имение достается Лопахину не в результате каких-то махинаций — он честно побеждает на торгах Гаев а и купца Дериганова. Вишне­вый сад — его по праву.

Чехов считал роль Лопахина центральной в пьесе. При пер­вой постановке он предложил Станиславскому самому сыграть ее. «Если она не удастся, то, значит, и пьеса вся провалится», — писал он. Не все, однако, режиссеры понимали это. Эфрос понял... Высоц­кий предстал необычным, невиданным, парадоксальным Лопахиным. Интересно, что только через Лопахина-Высоцкого многие по­няли суть пьесы Чехова.

Сначала на роль Лопахина Эфрос назначил Высоцкого и Ша­повалова. Репетиции начались 24 февраля без Высоцкого — он в то время был за границей — и продолжались без него до конца мая. 7 мая А.Демидова телеграфировала ему: «Если сейчас не прие­дешь — потеряешь Лопахина».

С 26 мая к работе подключается Высоцкий. В шутку, чтобы не ругали за опоздание, сказал, что отращивал бороду для роли. На первую свою репетицию он пришел, еще не показываясь на гла­за Эфросу, сел в темном зале и следил издалека, как шла работа на сцене.

Рассказывает А.Эфрос: «Я репетировал «Вишневый сад», он был в Париже. Играл Лопахина дублер, я с ним долго работал, упор­но, это был очень хороший артист — Шаповалов, мы замечатель­но репетировали. Но однажды после прогона я почувствовал, как что-то невольно притягивает меня к той части зала, в которой си­дят актеры на замечаниях. Что-то меня притягивает именно туда. И я начинаю говорить только туда. Говорю свои замечания и посте­пенно начинаю видеть два каких-то невероятных глаза, впившихся в меня, — слушающих. Я не сразу сообразил — только потом, что Высоцкий приехал на репетиции. И он хотел в один раз догнать — вот он так меня и слушал. Это было невероятно... Потом это воспо­минание долго-долго из меня не выходило.

Действительно, он догнал за несколько раз, и мне пришлось очень обидеть Шаповалова, потому что, когда Высоцкий начинал репетировать, это было что-то неимоверное. Там есть момент, ко­гда Лопахин купил вишневый сад и когда он бушует, так вот, ко­гда он играл... Я помню, мы играли в клубе «Каучук», и в театре, и где бы ни были, к этому моменту все закулисные работники, люди из бухгалтерии, откуда-то еще — все-все-все стягивались к кулисе и слушали этот момент. Он играл его так страшно, что вообразить трудно, как может выдержать человек такое бешенство: он так пля­сал, так кричал, так неистовствовал, что это было невероятно. При­чем так было всегда. У меня есть пленка с записью спектакля. Я ее стал недавно прослушивать и понял, что эта пленка записана в тот день, когда все артисты играли спустя рукава — это сразу и очень чувствовалось, но только лишь доходят до этого места — и Высоц­кий играет точно так же, как всегда. И всегда невероятные, страш­ные овации после его монолога. Он говорил: "Вот хочу, хочу сего­дня концерт провести просто так, легко, но на второй песне заво­жусь и провожу уже на всю железку до конца"».

Рассказывает В.Высоцкий: «Спектакль «Вишневый сад» — это была такая короткая работа. Я приехал откуда-то из поездки, ре­петировали спектакль уже другие актеры. Потом я вышел на сце­ну и попал в момент, когда Эфрос ходил с артистами. У него есть такой момент, когда он ходит по сцене вместе с актером, о чем-то с ним разговаривает. Он не объясняет, что ты должен делать, он просто наговаривает текст этого персонажа, и в результате что-то получается. Ты за ним смотришь, это очень заразительно, в самом деле. Потом он сядет в зале и больше уже ничего не гово­рит. Может, он так только с нами работал, но вот смешение его режиссуры с работой артистов нашего театра имело удивитель­ный эффект. Ведь этот спектакль у себя в Театре на Малой Брон­ной, со своими актерами он не мог бы поставить. Все актеры при­выкли играть Чехова в театре с «четвертой стеной», они произно­сят свой текст либо себе, либо партнерам. А в нашем театре есть такой прием — отчуждение, обращение в зал... И в этом спектак­ле очень многие чеховские монологи мы говорим прямо зрителям, не стесняясь, выходя из образа, разговаривая со зрителем, как и в дру­гих наших спектаклях. И это возымело удивительное действие, по­лучился колоссальный эффект от эфросовской постановки Чехова с вот такими приемами любимовского театра».

Оценка режиссуры Эфроса, данная Высоцким, была характер­на в среде профессионалов — актеров, режиссеров, критиков, дра­матургов. Нет, спектакли Эфроса, несомненно, пользовались и зри­тельским успехом, их любили и с удовольствием смотрели. Но в полной мере оценить всю глубину и новаторство «негромкой» ре­жиссуры Эфроса могли именно профессионалы, хорошо знающие театр изнутри. Сам А.Эфрос говорил, что его «Вишневый сад» из­менит зрительный зал «Таганки»: уйдут политизированные поклон­ники искусства Любимова, придет вместо них другая, уже эфросовская публика.

7 июня для вернувшегося из Италии Любимова сделали черно­вой прогон спектакля. Постановка ему категорически не нравилась. Его раздражало буквально все: декорации Валерия Левенталя, чуж­дые духу «Таганки», игра и отношение к работе актеров, несоответ­ствие типажа и персонажа пьесы, излишняя утонченность спектак­ля, отсутствие таганской условности, открытых перекличек с совре­менностью — все слишком «запсихологизировано» и «неуловимо». Любимов громко и неоднократно заявлял, что пьес Чехова он не лю­бит, вот рассказы — да, дело другое. К Эфросу у него было недобро­желательное, конфликтное отношение. Он обижался за то, что тот не выполнил каких-то его замечаний. Разногласия двух разных по методам, индивидуальностям и характерам режиссеров переросли в ссору. Они избегали друг друга долгое время. Актеры знали, что если у подъезда театра стоит машина Эфроса, то Любимова в театре нет, и наоборот. Высоцкий несколько раз пытался их свести в сво­ей гримерной, чтобы они помирились, — не получилось... И не мог­ло получиться. Любимов и Эфрос — это были выразители не толь­ко разных театральных методов, но и полные антиподы во многом, в том числе в своем отношении к актерам. Актер для Любимова — средство для осуществления своего режиссерского замысла... и все: «Артисты особенным умом-то не обладают. Но это им и не требу­ется — часто с умным актером лучше дела не иметь. Артист — су­щество с минимальной ответственностью. Что от него нужно? Вы­учить текст, сыграть роль, стараться играть лучше... И все. Он не может быть режиссеру другом». Актеры для Эфроса — это, преж­де всего, люди и часто друзья: «Актеры — это замечательные люди. На мой взгляд, нет лучше людей, чем актеры. Это люди живые, ум­ные, эмоциональные. С другими людьми я не могу дружить, мне не о чем с ними разговаривать, мне скучно с ними, а с актерами мне интересно. Женщины всегда прелестны, мужчины всегда живые, остроумные...»

Категоричное отрицание Любимовым чужого, даже антипатич­ного ему спектакля не помешало «Вишневому саду» занять свое дос­тойное место в репертуаре театра до смерти Высоцкого, единствен­ного исполнителя роли Лопахина. В 1984 году А.Эфрос вновь вос­становит этот спектакль.

Многие актеры, привыкшие играть совсем в другой, любимовской эстетике, так и не взяли рисунок Эфроса. Но Эфрос и не на­стаивал: «выше себя они все равно не прыгнут». Для него главными были — Высоцкий-Лопахин, Демидова-Раневская, Золотухин-Трофимов... А эти актеры понимали, что работать с Эфросом — счаст­ливое и тяжелое испытание профессионализма. Им хотелось попро­бовать себя в нормальной драматургии, в эстетике системы Стани­славского, в которой был очень силен Эфрос. И это испытание они выдержали с честью. Другие — В.Шаповалов, В.Смехов, Л.Филатов, не приглашенные Эфросом в спектакль, — через девять лет жесто­ко отомстят режиссеру за эту обиду.

Спектакль сделали очень быстро — 30 июня состоялась пре­мьера. Волнение режиссера и актеров с лихвой окупилось аплодис­ментами зрителей. Спектакль зрителю понравился. Любимов на пре­мьеру не пришел...

От спектакля к спектаклю Демидова играла Раневскую одина­ково вдохновенно и абсолютно точно, не нарушая сложной кон­струкции роли. И совершенно по-другому играл Высоцкий, кото­рый всякий раз менял интонации. А иногда даже позволял себе и несколько видоизменять классический текст роли, либо перестав­ляя, либо подменяя отдельные слова. Он играл Лопахина так, как пел собственные песни — не одинаково: по-разному одна и та же его музыкальная новелла звучала на концерте и в записи, со сце­ны и с экрана.

К чеховскому монологу Высоцкий отнесся как к своего рода песне, подчинив его особому ритму, своей мелодии — и протяж­ной, и хрипловато-резкой. Чеховская проза разбивалась на стихо­творные строфы, и он не просто произносил текст пьесы, он дек­ламировал Чехова. Ничего не прибавляя к словам роли, Высоцкий произносил их так, словно становился не только исполнителем, но и соавтором:

Ах-х-х, Ермолай,

битый, малограмотный

Ерм-м-олай,

который зимой

бос-с-иком бегал-л-л...

Я купил имение,

где дед и отец

были рабами,

где их-х не пускали

даже в кух-х-ню...

Эй, музыканты, играйте,

я ж-желаю вас слушать!

Приходите все смотреть,

как Ер-р-молай Лопахин

хватит-т топором

по виш-шневому сад-ду...

Настроим мы дач-ч,

и наш-ш-и внуки и правнуки

увидят здесь

н-н-новую жизнь...

Музыка, иг-г-грай!

Театральный критик А.Гершкович в своей статье «В роли Ло­пахина», опубликованной в газете «Новое русское слово» (США) 25 июля 1990 года, метко назвал этот речитатив «песней Высоцко­го на слова Чехова».

А.Демидова: «Монолог Лопахина в третьем акте «Я купил...» ис­полнялся Высоцким на самом высоком трагическом уровне его пе­сен. Этот монолог был для него песней. И иногда он даже какие-то слова действительно почти пел: тянул-тянул свои согласные на хрипе, а потом вдруг резко обрывал. А как он исступленно плясал в этом монологе! Как прыгал за веткой цветущей вишни, пытаясь сорвать, на авансцене! ...Как легко играть после монолога Лопахина-Высоцкого в 3-м акте! Подхватывай его ноту — и все».

На одном из вечеров, посвященном памяти Высоцкого, дра­матург Александр Володин сказал: «Я никогда не понимал Лопахина. Ну что Лопахин? Купец. Губит этих интеллигентных, хороших, утонченных, милых людей, покупает, скупает. Ему все равно — все под топор. А в «Вишневом саде» на «Таганке» я впервые понял простую-препростую вещь, почему он что-то тянет, не женится на Варе. Почему? А потому, что он любит Раневскую. Он любит ее. И в нем это было всегда видно... Он был самый положительный персонаж в этом спектакле».

После Гамлета Высоцкий больше всего ценил роль Лопахина. В его воплощении это был энергичный, широкий характер, не похо­жий на привычных бородатых купцов А.Островского или М.Горь­кого. Он играл современного делового человека, полного сил и же­лания шагать в ногу с веком. А.Демидова вспоминает: «Как замирал зал, когда Высоцкий-Лопахин подходил в авансцене и тихо говорил: "Иной раз, когда не спится, я думаю: Господи, ты дал нам громад­ные леса, необъятные поля, глубочайшие горизонты, и, живя тут, мы сами должны бы по-настоящему быть великанами"».

И еще одно следствие этого спектакля: было развеяно мнение о том, что «Таганка» — театр режиссерский, тоталитарный, что ак­теры там плохие. Эфрос одним спектаклем показал всем экстра­класс таганских актеров.

Категорически не понравился Лопахин Высоцкого В.Золотухи­ну: «Мне не казалось и не кажется роль Лопахина удачной. Если брать подмостки «Таганки», то в ряду его ролей для меня она ста­нет на последнее место. Я смотрел на него с восхищением всегда, что бы он ни творил, но мой актерский эгоизм и подсознательная трезвость фиксировали фальшь и неискренность исполнения. А уж знаменитый монолог: «Кто купил?.. — Я купил...» — и вовсе шел в каком-то неорганизованном крике и в нелепых, зажатых, отнюдь не напоминающих ни одного знакомого пьяного движения. Странно: пьяного он играть не умел. Его тело безбожно фальшивило, особен­но выдавали его ноги... И уж кто был неровен в исполнении, так это Владимир... в Лопахине, могу дать голову на заклание, ему не хва­тало Любимова, его узды и остроты предельной, а не беспомощно­го метания от портала к порталу...

...Режиссер-постановщик растрезвонил об его игре по миру, ему доступному. Пленка с голосом В.Высоцкого, исполняющего Лопахи­на, кочует из театра Японии в театр Хельсинки и т. д. Голос сам по себе, что бы он ни произносил, обладает потрясающей силой, все­проникающей убедительностью и магией».

У каждого Моцарта — свой Сальери. Он талантлив, но не Мо­царт... Ведь до Эфроса режиссеры, повинуясь принципам социали­стического реализма, идеализировали Петю Трофимова, которого играл Золотухин. Эфрос же показал 30-летнего вечного студента та­ким, каким он был на самом деле — дурачком-идеалистом, не имею­щим ни знания жизни, ни порядочного образования, для самоутвер­ждения режущий правду-матку всем прямо в глаза... Герой Золоту­хина простодушен, нелеп. Над ним смеется не только Лопахин, но и Раневская. Конечно же, обидно видеть себя таким на фоне мощ­ной игры Высоцкого в роли сильной личности Лопахина.

Каждый имеет право на свое мнение, но мнение В.Золотухина теперь определялось его несостоявшимся Гамлетом. Ему все мень­ше и меньше нравилось все, что и как делал Высоцкий. Если и была какая-то близость по духу года три — четыре назад, то теперь они становились все дальше и дальше друг от друга. Это свое состояние Золотухин назовет «белой завистью»...

В середине июля бывший друг юности по Большому Карет­ному — в то время зам. директора Театра на Таганке — Яков Без­родный организует выступления Высоцкого и Дыховичного в Кре­менчуге. Всего запланировали десять концертов. В городе развеси­ли афиши. Полный аншлаг — десять тысяч билетов были проданы моментально. Билеты распространяли через комитеты комсомола предприятий, учебных заведений, строек и т. д. Было множество заявок от горкомов комсомола других городов Украины (Харьков, Киев, Донецк, Полтава). Пятьдесят билетов просил зарезервировать для себя ЦК комсомола Украины.

Однако «желторотые» комсомольцы не понимали, какое «тле­творное» влияние может оказать полулегальное творчество москов­ского артиста на молодежь. Местные идеологи от КПСС проявили бдительность, и все десять выступлений были отменены за час до начала первого концерта...