1

Одевшись, он вышел из дома. Идти в это время в здание, где агентство арендовало офисные помещения, было бы глупо, поэтому Толик доехал до известного ему интернет-кафе, оплатил несколько часов и заказал еду. Ему принесли пару пирожных, хот-дог, молочно-шоколадный коктейль. За проведенное в кафе время он ничего не съест, лишь осушит наполовину высокий бумажный стакан через трубочку.

Выйдя в поисковую систему Всемирной сети связи, мужчина недолго думал над тем, что будет искать. В окошечке он набрал: «СПИ». Стрелка мышки превратилась в песочные часики, предлагая подождать. Толика же не покидало чувство, что он уже интересовался расшифровкой этого «СПИ». Когда-то, совсем недавно и в то же время безумно давно он спрашивал об этом. Кого?

На экране монитора появились ссылки на его запрос. Его вниманию предлагали: множество сайтов, публиковавших статьи со словом «спи» в заглавии; секс-сайтов, предлагавших: «Спи, с кем захочешь»; текст песни с названием «Спи»; мемориальный сайт «Спи вечным сном», посредством которого можно было заказать через Интернет гробы, ленточки, венки, памятники из гранита, мрамора, змеевика, более дорогих камней. Прочитав название «Спи вечным сном», Анатолий вспомнил похороны, но не отца, а коллеги по работе. Как черные птицы летели по небу, а толпа змеилась в чаше двора. Как грузный мужчина, весь лоснящийся от пота, говорил ему неприятные слова. Вспомнив Олега Викторовича, Толя понял, кого и при каких обстоятельствах спрашивал о значении «СПИ». У главного редактора имелись данные исследований по каждому сотруднику, а в тот раз он изучал тесты по Ивлеву, несколько месяцев не работающему в агентстве. «Значит, я сам убегал от ответов, надеясь, что все образуется само собой», – подумал Толя и ввел в поисковое «окошко» словосочетание: «исследование эффективности рекламы».

Через десять секунд загорелось несколько ссылок, среди которых мужчина нашел формулы расчета внедрения рекламы, количества зрителей, вовлеченных в потребление товара. Он зашел на сайт, переписал нехитрые формулы, припоминая, что в университете их изучению отводилось два семинара. Затем мужчина достал из кармана рубашки сложенный лист с таблицей, переданной Иваном. Сокращение «ВИ» можно было расшифровать как «введение информации», а точнее, как «внедрение информации». «Точно!» – обрадовался Толик, испытав мимолетную гордость своей находчивости, потянув немного коктейля через трубочку.

Он посмотрел на показатель «ВИ» в таблице с исследованием работ Ивлева. «Просто отличные результаты! Тогда почему „СПИ“ более чем ничтожное? Минус три, притом что внедрение информации в пять раз больше нормы. Да еще этот комментарий: „Кампания запомнилась, т. к. был изображен мальчик, писающий на Вечный огонь, но побуждения к действию это не вызвало, а произвело обратный эффект“. Или: „Человек без головы – запомнили многие, т. к. мужчина входил в подъезд без головы, оторванной сосульками по весне. Слоган: „Ежегодно от обрушения сосулек в стране погибает несколько тысяч человек“. Но эффективности не было, люди не боялись смерти ото льда, инфарктов не случалось, зато улучшилась эффективность работы жилищно-эксплуатационных служб“.

Чего же хотели добиться заказчики последних социальных роликов, разработанных Сергеем? Кампания «вандализм» должна была снизить количество противоправных действий? Но почему она была признана не эффективной, не побуждающей к действию? Не может же быть, что рекламодатели хотели увеличить количество вандалов в стране.

Подумав так, Анатолий поднял голову от листка с таблицей, посмотрел в сторону, и заметившие выражение его лица девчонки за соседним компьютером, огороженным невысокими ширмами из дерева и рисовой бумаги с рисунком, изображавшим цветущую розовыми цветами сакуру, принялись перешептываться и хихикать. Им показалось, что симпатичный мужчина, в соседней ячейке, наткнулся на сайт с какими-то ужасами, настолько его взгляд был удивленно-испуганным, а губы, казалось, еле заметно подрагивали.

Толик сжал в левой руке пальцы правой. Наклонил голову, он обхватил губами трубочку и отпил немного коктейля. Он вспомнил те ролики, что разработал сам. Какие струны в душах потребителей рекламы должны были затронуть они? Он вспомнил, отчего погиб его отец. В голове хороводом закружились слова встречавшихся ему людей, говоривших об ауре, ответственности художников, душе, скрытых мотивах. Ему стало жарко, несмотря на охлажденный кондиционерами воздух. Ткань рубашки под мышками потемнела от пота, несмотря на дорогой дезодорант. Он расстегнул три верхних пуговицы рубашки, чтобы глубже вдохнуть. «На кого я работал?» – словно намалеванный ярко-оранжевой краской на белом холсте, возник вопрос. Вместо ответа он ощутил на языке вкус кофе, чувствуя, как горячая влага обжигает горло изнутри. Конечно, это было лишь его воображение, поскольку шоколадно-молочный коктейль был комнатной температуры и совсем не походил вкусом на кофе. В голове заиграла жесткая музыка, неоднократно прослушанная им в офисе, транслируемая невидимым оператором через репродуктор. Он живо представил, как в компьютерной игре при помощи пистолета расправляется с гакающим коллегой, прошептав: «Предложу два слогана: „Научись втыкать“ и „Научись втыкать, спуская“. Девчонки за соседним столиком хихикнули слишком громко, прервав безумие, начавшее захватывать мужчину, пускающее в нем тонкие корни раскаяния, готовые разрастись в уничтожающую разум вину. Эта вина могла привести Толика к тихому опустошенному существованию в углу палаты клиники для душевнобольных.

2

Чтобы не сойти с ума от нахлынувших мыслей, Толик позвонил Полине. Когда она ответила, то исчез страх потерять ее. Это чувство змеилось где-то под сердцем, осязаемое в своей реальности, но Толик не хотел распознать его, хоть и не мог не заметить. Когда же Полина ответила: «Привет, мой мальчик», – Толик разгадал, что за ощущение подтачивает его – страх за жизнь любимой и за спокойствие матери. Он понял, успокоился, но после того как пришлось закончить разговор, испугался еще сильнее.

Она сказала, что соскучилась, хотя с момента их последнего разговора прошло не так много времени. Еще она похвасталась, что завтра идет в драматический театр.

– Мама купила сегодня билет в обед. Сказала, что это постановка гастролирующего театра из Башкирии. Ей очень его нахваливали, поэтому она взяла мне билетик.

– А она пойдет? – спросил Толик, скосив взгляд в сторону девчонок, лица которых были теперь обращены к монитору своего компьютера.

– Нет, она хочет побыть одна…

– Но, Полиночка, разве не лучше будет вам находиться вместе?!

– Толенька, я думаю, что ей нужно побыть одной в своем доме, у нее остались незавершенные дела, – сказала женщина и оказалась абсолютно права, потому что свекровь хотела перебрать вещи покойного мужа, распределить, что и кому раздать, мечтала поплакать досыта в опустевшей квартире, которую покинули все ее мужчины: отец и сын.

Единственное, чего не предугадала Полина, так это последствий скорбного труда свекрови.

– Ладно, любовь моя, я буду ждать твоего звонка попозже, – сказал мужчина.

– Ладно, моя любовь, я позвоню, перед тем как лечь спать, – ответила невеста. – До свидания!

Он попрощался и отключился, продолжая проигрывать в голове ее последние слова, словно заевшую пластинку. Его пальцы стали тяжелыми и расслабленными, все тело стало таким, а в ушах продолжал звучать голос Полины. Но даже в обретенном спокойном состоянии Толик ощущал жуть того, что происходило с ним. Он повернул голову в сторону девчонок. К ним подходил официант, неся на подносе бутылку пива с двумя стаканами. Это была та самая марка, для которой он делал последний проект. Тогда Толик повернулся к монитору. Он еще был в Интернете на поисковом сайте. В «окошко» поиска он ввел слова «компьютерные игры». Загорелись песочные часики, вращавшиеся по часовой стрелке, затем появился список сносок.

Толик нашел несколько сайтов, предлагавших приобрести игры, креатив для которых он разрабатывал в свое время. По данным распространителей, они пользовались наибольшим спросом, а на паре сайтов были представлены даже видеоролики с рекламой данных игр.

Он отпил немного коктейля, кушать не хотелось. Вид пирожного вызвал тошноту, а хот-дог напоминал ссохшийся отрубленный палец, завернутый в тесто. Со лба скатилась крупная капля пота. Толик расстегнул четвертую сверху пуговицу рубашки, чтобы охлажденный кондиционерами воздух проникал под ткань, не встречая сопротивления.

Он закрыл сайт с играми, вернулся в поисковый, затем вышел из Всемирной сети. Посмотрев на часы в правом нижнем углу монитора, он решил, что еще рано идти к высотке. Отпив коктейля, мужчина подумал, что же означает «СПИ»? После размышлений, длившихся пять минут, он решил, что это может оказаться одним словом, означающим сон. В контексте той правды, что открылась ему, – это вечный сон для всех тех, кто воспринимал рекламу. Если так, то комментарий к таблице с работами Ивлева вполне понятен и конкретен. Люди не умирали от инфарктов, не писали на Вечный огонь, не выламывали кресты на кладбищах и не боялись ходить по скользким весенним улицам под сосульками, а следовательно, своей цели ролик не достиг. «Так вот зачем изменили слоган моей разработки против наркотиков», – ужаснулся Толя, вспомнив сумрачный коридор съемной квартиры и стоны Гены, запершегося в ванной.

Он снова вышел в Интернет, суматошно набрав в «окошке» запрос на поиск «бопьра с теиными чмиалавмт». Тут же стер перековерканные необдуманной скоростью слова, введя: «борьба с темными силами». Монитор заполнило большое количество ссылок на сайты магов, целителей, хиромантов, секс-волшебниц, изотерические виртуальные магазины.

Анатолий переходил от одного сайта к другому, разыскивая подсказки, способы борьбы с тем, что сделало его своим служителем. У него не осталось сомнений, что агентство выполняло черную миссию. «А почему нет, – рассуждал он, не опасаясь, что сошел с ума, а лишь поражаясь тому, что не пришел к этим выводам раньше. – Ведь у Бога есть церковь и священники, монахи, его даже официальная власть поддерживает, издаются приказы и законы, основанные на принципах морали, нравственности, веры. А что есть у сатаны? Никто не узаконит черные мессы. Ха! Только в страшном сне такое привидеться может. Кто будет сталкивать людей с пути истинного, если не тайная организация, действующая в строгом соответствии с законом, иногда переворачивая его как дышло. И эти слова…» Толик напряг память, вспоминая строчки из письма Ивана: «Они заманивают к себе деньгами. Потом, чтобы никто не мешал работать, лишают близких. Но это лишь верхушка айсберга! Только то, что очевидно, по крайней мере для меня. Под темной водой скрыта хитрость с троицей… Со святой?»

Толя замер, напрягся всем телом, словно его обухом по голове ударили. Его рот непроизвольно открылся, между верхней и нижней деснами натянулись слюни-ниточки. На экране мигали картинки с рекламой, предложением читать информацию о ведьмаках далее, прочая ерунда.

«Меня три раза предупредили не делать того, что я хотел сделать! Три раза! Вот тебе и троица», – осмыслил мужчина, запрокинув голову. В шее хрустнуло. Тогда он наклонил голову влево, вправо, вперед, назад, по кругу. За соседним компьютером, сменив девушек, сидел молодой парень с темной кожей, видимо иностранец. Он посмотрел на Толика. Тот поймал его взгляд и вгляделся в темные глаза незнакомца, немедленно отвернувшегося, почувствовавшего, как участилось биение сердца. «Этот человек расист», – подумал молодой араб, но решил не уходить из кафе. «Он знает, что я натворил, – подумал Толик, а потом улыбнулся глупости этой мысли. – Он не может знать. О них никто ничего не знает, кроме горстки избранных и некоторых сотрудников. Они ведут хитрую незаметную игру».

Он продолжил искать информацию по борьбе с черными силами, но ничего путного не попадалось. Усмешку вызвало предложение наследственного колдуна, проживающего на переулке Звездном, оказать услуги экзерциста. А какая улыбка, полная явной злобы, появилась на лице Толика при прочтении предложений избавить дом от барабашек и вампиров при помощи чудодейственного средства, изготовленного из масла чеснока, выращенного под Иерусалимом. Он пробежал глазами по строчке: «Возвращаю на путь истинный», и снова догадка, выкристаллизовавшаяся в веру, поразила его, заставив замереть. «СПИ» расшифровывается как Сбитые с Пути Истинного!» – решил он.

В тот же миг на его плечо легла легкая, но властная рука, вызвав рефлекторную конвульсию по всему телу. Со лба сбежала еще одна капля пота, пальцы задрожали, голову заполнила кричащая тишина, разбухающая внутри, словно смоченный водой хлеб.

– Извините, – раздался голос из-за спины, а рука чуть сжала его плечо.

«Они пришли за мной»! – истерично полыхнуло в мозгу, и Толик обернулся.

Наверное, его лицо было так сильно искажено страхом и злобой человека, не знающего, какие шаги предпринять, что администратор кафе не узнал того, кто оплатил два часа вперед и заказал пирожное и хот-дог, а также коктейль.

– Извините, – повторил он, наблюдая метаморфозу, преобразившую в секунды лицо клиента из пугающего в растерянное. – Я хотел узнать, будете ли вы продлять время выхода в «WWW»?

– Да, конечно, – пытаясь собраться, ответил Толик, переживший за краткий миг, прошедший с прикосновения рукой к его плечу до осмысления, что это всего лишь служащий кафе, настоящий шквал неприятных эмоций.

Он вынул из заднего кармана джинсов кошелек, достал деньги, заплатив еще за два часа. Администратор поблагодарил его и поинтересовался, может ли он чем-нибудь еще помочь, на что получил отрицательный ответ.

3

За дополнительно оплаченное время Толик нашел всего один материал, который подходил под его ситуацию. Последователи некоего посланника веры по имени Артемиус, жившего и проповедовавшего в I веке нашей эры, описывали, пытаясь подражать старорусскому языку, принцип троицы. «Ежели трижды отроку будет дан знак не совершать деяние или прекратить бездействие, то сие есть знаки свыше. И коли отрок, а также муж, жена не примут знаки по непонятливости али по нраву упрямому, то сие человеки не смогут возвратить содеянного вспять, а возвратив, не смогут снять грех с души», – было написано в одном из посланий Артемиуса.

Прочитав текст, мужчина откинулся на спинку компьютерного стула, на котором сидел. В голову пришла неуместная в данной ситуации мысль: «Почему в интернет-кафе, где все выполнено, в подчеркнуто японском минималистском стиле, стоят такие стулья на колесиках?» Скорее не думая ни о чем, чем решая заданные вопросы, Толик посмотрел на потолок. В этот момент он ощутил свое одиночество настолько остро, что не смог подавить вырвавшийся из горла жалкий стон. Почему-то араб за соседним столиком встал и пошел в сторону администратора, он был взволнован, даже напуган. Толик же простонал вновь, не обращая внимания на происходящее вокруг. От обострившегося чувства одиночества он увидел страх. Да-да, именно. Он узрел его в виде бездонно-ночного черного неба, с сияющими звездами на нем. Это небо словно кричало, что он Ничто, имеющее начало и конец, как и все его мечты о славе, деньгах, памяти потомков, способной продлить его жизнь после жизни. И вот у этого Ничто есть душа, которую он продал, сам того не заметив, в погоне за благами цивилизации, торопясь получить общественное признание, которое так трудно заработать и ничтожно легко потерять. Млечный Путь, который Толик увидел перед собой, сидя с закрытыми глазами и откинув голову на спинку стула, мягко, но вместе с тем жестоко объяснял, что, несмотря на пустоту его, Толик, бытия, он лишился большой части единственного стоящего, составлявшего его нутро. Он лишился души. И когда Толик готов был снова взвыть от осознания потери и безысходности, его привел в чувство голос администратора:

– Вам плохо?!

В тоне работника кафе не чувствовалась тревога за самочувствие клиента, хоть он и старался продемонстрировать именно ее. В его вопросе было больше: «Почему бы вам не уйти из нашего заведения, уж тем более, если вам нехорошо?»

– Вам плохо?! Вызвать врача? – повторил администратор, и Толик открыл глаза, посмотрев на него.

– Все нормально. Я хочу уйти.

– Будем рады видеть вас снова в нашем заведении, – привычно улыбнувшись, отозвался работник кафе.

– И я буду рад, – вставая из-за стола, оставляя еду, произнес Анатолий, чувствуя, что больше никогда не вернется в это место.

Прежде чем уйти, он прошел в туалет, умылся, посмотрел на себя в зеркало. Лицо в щетине, глаза красные, больные. Приникнув губами к крану, он стал жадно пить холодную воду, ощущая, как свежесть изнутри расползается по всему телу, прогоняя истому, а вместе с ней мысли о безвыходности его положения. «Даже если вас съели, у вас есть два выхода», – вспомнил он прочитанную где-то фразу, и на его лице появилось подобие улыбки. Стараясь удержать этот призрак веселья на губах как можно дольше, Толик вышел из туалета, прошел через кафе, шагнул на улицу.

Его сразу окутал горячий летний воздух большого города. От асфальта поднималось прозрачно-водянистое марево, искажая перспективу горизонта. Служащие, вынужденные носить костюмы, а некоторые «тройки», напоминали уставших от жизни в вечной смерти привидений, настолько вялыми и, казалось, бесцельными они выглядели. От проезжавших одна за другой машин шел запах. Над их нагретыми лучами остовами, как и над землей, поднимался раскаленный воздух. Нескончаемый гул и спешка делали жару еще невыносимее. Проходивший мимо Толика, все еще стоящего на крыльце интернет-кафе, парень, с пробками в мочках ушей, деревянными браслетами на запястьях и парой одиноких дредов в длинных волосах неопределенного цвета, открыл полулитровую бутылку газированной воды и вылил пузырящееся содержимое себе на голову. К сонму запахов примешался чуть уловимый дух кальцинированной соды и йода.

Толик пошел к станции метро. Страшная мысль, обряженная в маску «выход из сложившейся ситуации», пришла в его голову: «Я должен найти Ивана и узнать, помог ли он умереть Сергею. Если помог, то что изменилось в жизни его близких. Вдруг Сергей оказался прав, и другого выхода спасти любимых и родных, кроме как смерть, не существует. А если так, то, пока есть возможность, я могу попытаться уничтожить осиное гнездо, начав с шефа». Вспомнив прохладный сумрак кабинета директора рекламного агентства, мужчина не испытал ничего, кроме злобы и решимости человека, которого загнали в угол.

Сжимая пальцы правой руки в левой и иногда закусывая нижнюю губу, он ехал в место, где, как ему казалось, думать о душе будет легче. Он вспоминал, как впервые нашел его. На улице с тем же названием, что существует в Оренбурге, на улице «Спартаковской». Он набрел на нее случайно, повернув налево от Казанского вокзала в самые первые дни своего пребывания в Москве. Пройдя минут десять, наслаждаясь спокойствием широкой дороги, не заставленной рядами тоскующих в пробках автомобилей, он вышел к ней. На подходе, подслушал разговор двух бабок. Дескать, сюда сам Пушкин захаживал в свой век, а теперь они.

Толик вышел на нужной станции, поднялся на поверхность. Церковь, показавшуюся в тот первый раз по-настоящему родной, он увидел сразу. «Если и думать о душе, то здесь», – переходя улицу, решил он. В запасе у него оставалось минут сорок, даже час.

4

Лидия Павловна Бурухина до конца своих дней вспоминала тот день, когда она решила, по обыкновению, зайти после работы в церковь. Она мыла полы в магазинах, занимавших первый этаж одного из домов по улице Спартаковской. В свои шестьдесят она продолжала трудиться не от здорово живешь, а по нужде. Оставшаяся одна, без сына, погибшего во время войны в Афганистане, и лишившись мужа, тихо умершего во сне в пятьдесят семь лет, она с завидным упорством и поражающей работоспособностью принялась бороться с нищетой. Она не желала, чтобы ее дом превратился в пропахший стариковским запахом сарай с увядшими обоями, треснутой побелкой и пожелтевшей от времени сантехникой, которой пользуется раз в месяц, да и то с помощью социального работника, она – немощная старуха. Именно такая метаморфоза произошла с некоторыми ее подругами-пенсионерками, предпочитавшими жить на пособие от государства. Лидия Павловна трудилась в разных местах и разными способами зарабатывала деньги, но самыми любимыми были: распространение косметики через каталоги и мытье полов в магазинах на Спартаковской. С кремами, парфюмом, помадами и прочей продукцией американской компании в ее жизни появилась хорошоналаженная сеть потребителей и партнеров, приносивших порядочные проценты. Техничкой же пенсионерка подрабатывала для души. Не в том смысле, что пройтись шваброй по плитке затоптанного пола было делом успокаивающим и богоугодным, а в том понимании, что после того, как выжатая тряпка отправлялась ночевать на батарею в кладовке, Лидия Павловна шла в церковь.

Хорошо одетого молодого человека она увидела не сразу. Он стоял словно в тени, хоть и был в центре залитого мягким светом круга. Лицо этого молодого мужчины показалось ей репродукцией картины, название и автора которой она помнила в те дни, когда сын еще был жив, а перспектива понянчить внуков казалась неоспоримым фактом. Сейчас же, краем глаза наблюдая за человеком, беззвучно шевелящим губами, неустанно накладывающим крест на чело, Лидия Павловна напрягала память, но вспомнить не могла даже названия картины.

Между тем Толик, не замечавший вокруг никого, впал в странное, неведомое ему ранее состояние. Его тело словно растворилось в воздухе, пропитанном курившимся ладаном и горящими восковыми свечами. Он повторял слова «Отче наш», понимая, как никогда ранее, глубину этой короткой и кроткой молитвы, вмещавшей в самое себя все человеческие нужды: хлеб, прощение, любовь, защиту. Толик повторял завещанное Иисусом снова и снова, ничего от себя не добавляя. Если в прошлый раз, когда он приходил просить за отца, он был многословен, то теперь он осознал истину молитвы. Не надо других слов, кроме дарованных, поскольку если душу вложить в них, то мир вокруг станет лучше. Толик плакал, сам того не замечая. Неожиданно состояние эфира тела было потеряно, он ощутил свои конечности, заметил, как рука накладывает крест раз за разом. Виной тому была мысль о растрате души. «Если я продал ее, то услышит ли меня Господь?» – такой была та мысль.

Лидия Павловна, не сводившая с молодого широкоплечего мужчины прищуренных глаз, услышала фразу, слетевшую с его губ. Она стояла совсем рядом, поэтому разобрала каждое слово. «Если я продал ее, то услышит ли меня Господь?» – повторила она про себя, не понимая смысла вопроса, сказанного с чувственностью молодого священника, вершащего первую свою проповедь и еще не усомнившегося в вере, не разочаровавшегося в церковном быте.

Толик, не сводя широко открытых глаз с иконы сына Господа Бога, рухнул на колени. Щемящее в груди сердце, сжавшись, словно помпа, выдавило из уголков его глаз особо крупные слезы. Таких Лидия Павловна не видела за всю свою многострадальную жизнь. Сгорая от любопытства и совершенно забыв, где находится, женщина подошла поближе к уткнувшемуся лбом в увлажнившийся пол молодому человеку.

Толик же, отринувший вопрос, смутивший Лидию Павловну, снова повторял к «Отче наш». И хотя мысленно он проговаривал одни и те же слова, смысл в них постоянно менялся. Говоря: «Хлеб наш насущный дай нам на сей день», – он просил о возможности жить дальше самому и дать его любимым людям. Прося: «И прости нам грехи наши, как мы прощаем должникам нашим», – он молил об искуплении греха. Умоляя: «Избавь от лукавого», – он надеялся на спасение от нависшей угрозы, исходящей от его работодателя. Он надеялся, но не был уверен.

Лидия Павловна, в свою очередь, была убеждена, что такого проявления покаяния, скорби не видела никогда, даже в кино, даже в книгах о таком не читала. На несколько секунд ей даже показалось, что молодой мужчина, при ближайшем рассмотрении оказавшийся симпатичным, если не красивым, излучает свет. Позже рационализм убедил ее, что на молящегося просто падают блики от иконы, отражавшей пламя свечей. Тогда же она заметила, какие свечи зажжены. Это были самые толстые, которые только возможно было купить в церкви, и было их много. У Лидии Павловны не оставалось ни капли сомнения в том, кто их поставил перед образом Иисуса. «Почему все думают, что большое вложение денег окупит их грехи?» – спросила она саму себя, да так ничего и не ответила. Она переключилась на действия молодого мужчины, который встал с колен, задрал край одетой навыпуск рубашки, промокнул ею мокрые глаза, потом подошел к емкости, содержащей освященную воду, налил ее в кружку, часть плеснул на лицо, а остальное выпил. Когда мужчина поставил кружку на место, она не узнала искавшего покаяния человека. Перед ней был серьезный, решительно настроенный мужчина, надеявшийся лишь на собственные силы.

Толик быстрым чеканным шагом направился к выходу из церкви, не обращая никакого внимания за следившей за ним с испуганным выражением лица женщиной. «Этот готов на все», – думала Лидия Павловна. Остальные прихожане даже не заметили перемены в глазах широкоплечего мужчины. Наверное, они не общались с одержимыми победой людьми. Лидия Павловна, строя сеть потребителей косметики и партнеров по распространению, легко узнала этот огонь в глазах молодого мужчины. Именно его она пыталась зажечь в сердцах очередных приглашенных на семинар по построению маркетинговой сети. Если получалось, то она верила, что совсем скоро посаженное ею дерево бизнеса принесет немалые плоды. Если огня не было, то она отказывалась от работы с таким человеком, как с бесперспективным. «Этот готов на все», – еще раз повторила про себя Лидия Павловна, наблюдая, как Толик выходит из церкви.

5

По пути к высотке Толик купил шоколадный батончик с арахисом. В его руке, на жаре, тот превратился в мягкую шоколадно-карамельную субстанцию с твердыми овалами орехов внутри. Пришлось половину слизывать с внутренней стороны упаковки, что Толик и сделал, совершенно не смущаясь прохожих, поглядывающих на него с неприязнью.

Он приехал к зданию, как и наметил, в половине седьмого. Нацепив на нос солнечные очки с большими стеклами, скрывавшими половину лица, пригладив челку, спрятавшую лоб, и выпростав отросшие волосы, ранее зачесанные за уши, Толя стал почти не узнаваем. Единственное, что выдавало его, это фигура, но тут он ничего изменить не мог.

Толик зашел в фойе и сразу почувствовал, что напрасно потеряет время. Ощущение упущенной возможности стало осязаемо острым, беспрекословным. Но он отринул его, приняв за слабость, даже за трусость.

Он подошел к стойке охраны. Нужного человека за ней не оказалось. Тогда он спросил, когда его дежурство, на что получил ответ:

– Никогда. Он уволился, насколько я знаю, по собственному желанию. Мужик он был порядочный, не пил, его отпускать не хотели, оклад предлагали повысить, а он ушел.

– Подскажете куда? – озираясь, спросил Толик.

– Отчего такой интерес, молодой человек? – пристально посмотрев на него сощуренными голубыми глазами, поинтересовался охранник, вертя в пальцах правой руки карандаш.

– Я должен был встретиться с его сыном, но потерял телефон, а единственное, что знаю, так это место работы отца. Мы заходили сюда с ним…

В процессе лжи Анатолия охватило еще одно предчувствие. Словно ища поддержку ему, он посмотрел в сторону лифта. Над входом туда на табло загорались номера этажей по нисходящей, от седьмого к шестому, от шестого к пятому…

– Убедительная история, – хмыкнул охранник, принявшись отбивать дробь грифельным кончиком по столешнице. – Но я не знаю, куда он уше…

Букву «л» он проглотил вместе с вздохом, наблюдая, как молодой человек в очках со скрытыми волосами лбом и ушами убегает прочь из здания. «Чокнутый», – подумал охранник, поворачивая голову в сторону лифта. Двери одной из кабинок поползли в разные стороны, отхаркивая толстый комок человеческой субстанции. Это был Олег Викторович.

Когда главный редактор ступил на пол фойе, Толик уже был на улице. Он побежал, не оглядываясь, в сторону угла. Завернув за него, он осмелился оглянуться. При виде еще более обрюзгшего медузоподобного тела Олега Викторовича в животе словно надулся воздушный шар, вытесняющий проглоченный недавно батончик вместе с желудочным соком. На втором плане было чувство ярости и желания наброситься на эту тушу, распотрошить ее. Но разум подсказывал, что этот шаг будет последним в его жизни. Прекратив заигрывать с огнем, Толик отвернулся и пошел прочь от здания, раздумывая, что же делать дальше.

«Надо поискать Ивана по клубам», – решил он, сидя на скамеечке в одном из дворов, расположенных неподалеку от высотки. Тут затрезвонил сотовый телефон.

– Да, Полиночка, – ответил мужчина, моргая левым глазом, в который, скатившись со лба, попала капля пота. – Я уже закончил на сегодня… Все хорошо… Какие предчувствия?.. Чушь это все, полная чушь! Мне надо будет задержаться еще на день, может, на два… Ладно-ладно, я постараюсь выполнить работу за день и послезавтра выехать… Я жутко соскучился… Я люблю тебя так же сильно, поэтому и приехал сюда, ведь это необходимо… Ради нас… Мама пошла к соседке? Зачем?.. Аааа… Что еще она раздать хочет?.. Нет-нет, мне ничего из отцовских вещей не нужно… Как память я оставлю фотоснимки, возможно, часы… Ну, конечно, кольцо я возьму… Ты как?.. Ничего, когда еще у тебя будет возможность предаваться лени и смотреть бестолковые телевизионные программы… Вот и отдыхай… Ничего, я приеду, и станет веселее, я обещаю… Как ты думаешь, стоит позвонить маме, с ней поговорить?.. Купи ей карточку, раз так… Завтра?.. Ты в театр в чем пойдешь?.. Оно тебе очень идет. После спектакля мне перезвонишь, расскажешь, как прошло?.. Ладно, я тебя тоже целую… Пока.

Он посмотрел на дисплей, подмигнувший ему на прощание синим светом. Затем Толя убрал телефон, влажный от пота, выступившего на ладонях, в кожух.

– И я тебя люблю, – прошептал он, вздыхая.

Встав, мужчина пошел в метро, надеясь купить карту с указанием ночных клубов города. Он убрал со лба влажную челку, спрятал волосы за уши, снял очки. «А если тебя увидит кто-то из агентства, Олег Викторович например?» – закралась в голову мысль.

– Тогда я либо убью его, либо узнаю правду, – произнес мужчина вслух, не заметив, как от его слов вздрогнула идущая впереди него женщина с младенцем, висящим в «кенгуру».