На вывеске ателье «Гелиос» было нарисовано золотое солнце, лучи которого оканчивались маленькими ручками. Название было написано округлыми греческими буквами, под ним — крошечное помещение, почти закрытое мусорными ящиками. Холодный дождь и почти полное отсутствие света способствовали тому что у всех возникло какое-то чувство утраты.

Остановившись на другой стороне улицы, ребята разочарованно смотрели на ателье.

— Ну что, пойдем? — спросил Шенг.

— Зачем? — фыркнула Электра.

— Можем… Не знаю… Спросить, знали ли они профессора.

Харви крутил в руках лоскуток материи.

— Возможно, эти три иголки что-то значат.

— Конечно, как же иначе, — скептически сказала Электра. — Легче верблюду пройти сквозь игольное ушко, чем нам что-нибудь понять в этой истории.

— По-моему, мы на верном пути, — заметила Мистраль, указывая на вывеску. — Мы все время видим солнце. В Риме было солнце Митры, а здесь…

— Вывеска ателье, — усмехнулся Шенг, переходя дорогу. — Потрясающе!

— Может быть, нам не стоит туда входить, — настаивала Электра.

— Почему?

— Я не знаю. У меня плохое предчувствие…

— Как в Риме? Когда ты чувствуешь жжение в пальцах? Жар? Желание взорвать лампочку?

— Что-то похожее, да.

— Хочешь остаться на улице?

— Я могу остаться с тобой, если хочешь, — предложила Мистраль.

— Нет, нет. Идите, — ответила девочка. — Я пока позвоню тете.

— А ты не думаешь, что могла бы быть полезной там? Внутри? Может быть, ты что-то почувствуешь.

— Я чувствую, что не хочу идти туда. Этого достаточно?

— Мы быстро, — сказала Мистраль.

Вместе с Харви и Шенгом она вошла в ателье.

Оставшись снаружи, Электра вздохнула и потерянно осмотрелась. Она солгала: ничего особенного она не чувствовала. Ей казалось, что она полностью опустошена, может быть, из-за долгой дороги. Ее энергия словно исчезла. В электрическом городе, который ее окружал, среди стекол, отражающих улицы, среди огромных витрин и толп народа она чувствовала себя подавленной. Каждая улица Манхэттена вызывала у нее тревогу. Как будто бы ей не хватало воздуха. Но не воздуха ей не хватало: дул свежий ветер, пахло морем. Она видела, как среди небоскребов кружатся белые чайки. Ей не хватало твердой земли. Земля словно вибрировала под ее ногами, и Электра это постоянно чувствовала. Ей все время казалось, что сейчас что-то произойдет.

Солнце спряталось за облаками.

Электра чувствовала себя усталой. Она не могла сказать, что происходит, но уже научилась доверять своим ощущениям. И не только негативным.

Она увидела профиль Харви в витрине ателье и успокоилась.

Потом услышала шум.

Противный ворон тыкал клювом мешки с мусором.

Ателье было маленьким и темным, в нем чувствовался запах шерсти и другие запахи, которые сложно было определить: старое дерево, пар, ваниль, хлопок, пуговицы.

Работали два человека. Старик с редкими седыми волосами и в громадных очках для чтения, направленных на газету с кроссвордами, и женщина с больными ногами, которая сидела и шила рукав пиджака, подколотый булавками на манекене.

— Здравствуйте, ребята, — сказал старик, подняв голову от газеты. Длинные серые волоски торчали из его ноздрей, как антенны. — Что я могу сделать для вас?

— Добрый день, — ответил Харви. — На самом деле… мы и сами этого точно не знаем.

— Великолепно, — доброжелательно ответил старик. — Это типичный ответ того, кто приходит в ателье.

Женщина сделала нетерпеливое движение, поправляя рукав на манекене. И это не ускользнуло от мужчины.

— Триптолема, дай мне слово сказать! Что за тоска! — воскликнул он, откладывая газету на стол. — Ты всегда только шьешь и кроишь, шьешь и кроишь…

Женщина что-то быстро сказала по-гречески, но по ее тону можно было понять, что она недовольна.

— Не обращайте внимания, — ответил старик. — Пятьдесят лет лает, но не кусает… Правда, Триптолема?

Он оперся кулаками о стол, положив узкие большие пальцы поверх указательных.

— В общем, вы сказали, что сами не знаете, зачем пришли. Итак, это ателье. Мы шьем одежду по размеру. Извините, что я позволил себе… но по-моему, это не совсем то, что вам нужно. Это не в том смысле, что мне не нравятся ваши джинсы или футболки с коровами…

— Это не корова! — быстро возразил Шенг. — Это гиппопотам. В Китае его все знают.

— Ну хорошо. А здесь известен только наш принц Галльский.

— Я его не знаю.

— Это название вот этой ткани, черно-белой, — пояснила Мистраль.

— Хорошо сказано, барышня. К счастью, хоть кто-то из вас разбирается еще в этих вещах.

— Моя мама занимается модой. Она создает духи.

— Великолепно. Триптолема, ты слышала? Духи! — воскликнул старик и вполголоса добавил, чтобы рассмешить ребят: — Никогда не мог ее убедить купить себе хоть один флакон.

Харви вытащил из кармана кусочек черной материи с тремя маленькими иголками.

— На самом деле мы пришли из-за этого. Вам это о чем-нибудь говорит?

Старик положил лоскуток на стол, и его ноздри задрожали.

— Английская шерсть, отличная фактура, номер четырнадцать… Черт возьми. Я лет двадцать не видел такой ткани, но она точно у нас была. В смысле, я это вижу по этикетке.

— А иголки?

— Отличные иголки. Можно посмотреть?

— Пожалуйста.

Портной приблизил к себе настольную лампу и положил под конус света три иголки в ряд.

— Да, конечно. Они тоже наши. Я бы мог поспорить, что это старинные позолоченные иголки моего отца, привезенные прямо из Голландии. Дайте посмотреть… Ммм… Да, именно так, как я и думал. Существует три размера иголок. В Нью-Йорке — длинные и толстые иголки, для рукавов или пуговиц. В Париже — для изнанки. В Лондоне — самые тонкие, для подкладки. Какое погружение в прошлое, ребята! Эти мы не используем со времен моего отца… прекрасный был человек… В общем, вы поняли — я таких не видел уже очень давно. Где вы их нашли?

— В старом доме.

— Ах, папины иголки! Он оставлял их только важным клиентам вместе с кусками материи или нитками. Так, если нужно было что-нибудь починить или переделать… у каждого костюма были свои иголки и свои куски материи, чтобы поменять. Вы всего этого не понимаете. Но когда-то хороший костюм стоил больше, чем машина. В общем, если хотите, я у вас их куплю.

Швея что-то пробурчала на греческом, и ее муж вышел из себя:

— А я хочу их купить! Это иголки отца, и ребята мне их вернули! Это мое прошлое, которое, наверное, не так интересно, как мое будущее.

Старик прочистил горло и снова переключился на ребят:

— Так сколько вы хотите?

— На самом деле мы не собираемся их продавать, — немного смущенно пояснил Харви.

— Нет? А что вы хотите?

— Мы сказали, что сами не знаем, что точно хотим.

— Вы знаете человека, которого зовут Альфред ван дер Бергер?

— Ван дер Бергер? Ммм… А почему я должен его знать?

— Мы думаем, что он мог бы быть вашим клиентом.

— Это ваша материя и ваши иголки.

— Ван дер Бергер… Ван дер Бергер… Мне это вообще ни о чем не говорит. Триптолема! — крикнул портной, высказав потом длинную тираду на греческом, в которой можно было разобрать только фамилию профессора.

В ответ он услышал нечто краткое, и это привело его в замешательство.

— Что-то не так? — спросила Мистраль, видя, как он погружается в раздумья.

— Нет, но… это абсурд, — ответил он, поправляя очки на носу. — Настоящий абсурд. Но Триптолема не ошибается… в определенных вещах. У нее удивительная память.

Ребята посмотрели на женщину, которая, повернувшись к ним спиной, сосредоточенно надевала пиджак на соломенный манекен. Старый портной склонился над столом и вытащил из ящика жестяную банку из-под печенья, на которой была наклеенная скотчем надпись «Забытые».

— Вы его родственники? — спросил он у ребят, открывая коробку.

Внутри было много квадратных листиков, сложенных один на другой.

— Я его племянник, — ответил Шенг, улыбаясь остальным.

Портной поднял на него свои водянистые глаза. Увеличенные стеклами очков, они напоминали двух гигантских медуз.

— Ты?

— Именно, — ответил Шенг. — Документ показать?

— Не знаю, зачем мне нужен документ, — ответил портной, перебирая бумаги.

Ребята с интересом смотрели на него. Харви бросил взгляд на улицу и увидел Электру, которая нервно прохаживалась по тротуару. Он улыбнулся.

Прошло несколько минут, Портной, с сомнением покачивая головой, извлек из коробки такой тонкий листок, что он казался прозрачным.

— Он был самым последним в коробке. Но и в этот раз Триптолема не ошиблась: восемь лет назад, Альфред ван дер Бергер. Черный смокинг с заплатой на левом рукаве. Ммм… Вам повезло.

— Почему?

— Он уже оплачен.