— Привет, Харви, — сказала мама, увидев сына.

— Привет. Папа дома?

— В кабинете. Позови его. Ужин почти готов.

— Суп с капустой?

— Брокколи.

Мальчик поковылял из кухни.

— Харви, все в порядке?

Он остановился у дверей.

— А что?

— Ты странно идешь.

— Все в порядке. Я плохо спал.

Дверь в кабинет Джорджа Миллера находилась в глубине коридора, справа. У входа стояли две римские амфоры — подарок турецкого университета.

На самом деле в кабинет вели две двери: одна из коридора и одна с улицы, с маленькой передней.

Там профессора Миллера ждали студенты, когда приносили ему свои работы.

Он преподавал «Динамику климатологии» в университете Колумбия. Для Харви это ничего не значило.

Его отец специализировался на катаклизмах. Извержения вулкана, грозы, цунами… Он изучал, как можно предсказывать землетрясения. Осуществлял сложнейшие расчеты дрейфа континентов. Он помнил все цифры мира: температура, высота, глубина. Он был энциклопедистом, обожал статистику, всегда носил пиджак и галстук-бабочку и имел потрясающую память. Ему были нужны только точные данные. Пытаясь посчитать эти данные, его студенты таскали рюкзаки, полные бумаг с цифрами. Профессор принимал их в своем кабинете, кивал, проверял… И потом, как правило, замечал ошибку, неверные данные. И студентам приходилось начинать все сначала.

— Я говорю тебе, двенадцать! Двенадцать сотых из тысячи! — гремел голос Джорджа Миллера в коридоре, злой и раздраженный.

Харви, уставший от его нервных криков, вздохнул. Он остановился между амфорами и ждал окончания беседы.

— Это просто невозможно! — настаивал голос отца. — Вы вообще перестанете когда-нибудь надо мной издеваться?

На стенах коридора висели несколько фото в рамках. Харви знал их наизусть, но все равно рассматривал в который раз.

На той, что снята в Скалистых горах, они рядом. Его брат справа, в два раза выше его, на шесть лет старше, высокий, светловолосый. Дуэйн.

У Дуэйна все получалось. Он умел починить что угодно: любой бытовой прибор с помощью куска веревки, автомобиль — соединив два провода. В их последнюю зиму они собирали куски больших настенных часов XVIII века у антиквара в Квинсе. Харви до сих пор хорошо помнил золотой циферблат и крошечные частички: стрелки, шестеренки, которые нужно было брать пинцетом, грузики, которые осторожно привешивались к разным частям механизма.

В кабинете господин Миллер продолжал бушевать, и Харви решил вмешаться.

— Папа? — сказал он, приоткрыв дверь и просунув голову в комнату.

Все четыре стены были заставлены стеллажами с книгами, а его отец сидел за столом со стеклянной поверхностью, натертой до зеркального блеска. Увидев сына, он сделал ему знак войти, но молчать.

— Конечно, Мэтт, — говорил он по телефону. — Но не бывает вероятных теорий. Они либо верные, либо неверные. А эта, извини, просто абсурдна. Невозможно, чтобы в течение трех месяцев было такое повышение температуры. Плохо записаны данные, вот и все… Я не знаю, где ошибка! Плохие приборы, невнимательные люди… Сам смотри, — он нервно перелистал несколько страниц, лежавших перед ним. — В общем, ты мне прислал какую-то оберточную бумагу. А университет не для того финансировал океанографическую экспедицию на Тихий океан, чтобы получить оберточную бумагу. Если вам надоело загорать там, можно было просто об этом сказать! Что?

Джордж Миллер поправил бабочку, глядя на какой-то пункт, на котором настаивал собеседник, в левой части листа. Затем указал Харви на одно из кресел в кабинете.

Харви напряженно сел на самый край кожаного кресла.

Письменный стол его отца был похож на холодильник из супермаркета. Все на своих местах. Ни одного лишнего предмета, ни одной косо лежащей ручки. Только большая зеленая книга, которую он листал одним пальцем, и листы бумаги, которые он перебирал, как уведомления о повестке в суд.

После очередного взрыва профессор внезапно успокоился.

— Послушай, поговорим об этом на следующей неделе с новыми данными. О'кей? Я буду ждать. Но пусть на этот раз они будут верными! — Господин Миллер со вздохом повесил трубку. — С ума сойти! Вот и рассчитывай на новое поколение! Нужно их всех послать работать на Аляску!

— Пора ужинать, — нейтрально заметил Харви, поскольку он тоже причислял себя к новому поколению.

Отец пробормотал что-то о времени и убрал со стола зеленую книгу.

— Что это? — поинтересовался Харви.

— Ничего такого, что тебе интересно… — сухо ответил отец.

— «Жизнь Чарлза Дарвина», — прочитал парень на корешке книги.

— Ты уже его изучал?

— Конечно, — ответил Харви. — Это он считал, что мы произошли от обезьян.

Профессор повернулся к столу:

— Интересно.

— Что?

— Что такая сложная теория может быть изложена таким образом.

— Я что-то не так сказал?

— Нет. На самом деле… это суть проблемы, — сказал Джордж Миллер, погасив настольную лампу. — Дарвин говорил, что сегодня мы видим только один процент животных из тех, что жили на Земле с начала времен.

— А девяносто девять процентов мы потеряли?

— Не потеряли. Они изменились. И человек тоже изменился.

Профессор Миллер взял черную папку и вышел из кабинета вслед за Харви.

— А может быть, это люди выродились в обезьян? — спросил его сын, пока они шли на кухню.

— Возможно, но маловероятно.

В кухне госпожа Миллер подавала суп из брокколи.

— О чем вы говорили?

— Об обезьянах и обезьяноподобных.

— Неужели не было темы получше?

Муж протянул ей папку:

— Если хочешь, посмотри на это.

— Что это?

— Каталог антиквара. Он зашел ко мне, спрашивал по поводу одного студента. Странноватый тип, но большой специалист. Худой, как скелет, разговаривает с русским акцентом. Ммм… — добавил он, отхлебнув супа, — какой вкус.

— Брокколи и чечевица.

— Суп с чечевицей в марте? — удивился Харви, который после тренировки в зале испытывал зверский голод. — А это не зимнее блюдо?

— Теоретически все еще зима, — уточнил его отец. — До двадцать первого марта — дня весеннего равноденствия.

— А еще что-нибудь есть? — поинтересовался Харви, попробовав суп.

Мама погрузилась в страницы каталога.

— На Седьмой улице открыли новый ресторан, — рассеянно заметил господин Миллер.

Женщина на секунду оторвалась от каталога.

— Эфиопский ресторан? Ужас. Нужно все есть руками.

— После супа еще что-нибудь будет? — снова спросил Харви.

— По-моему, эфиопы никогда не давали маленьких, порций, — парировал профессор.

— Бифштекс можно? — Харви уже настаивал.

Каталог антиквара шлепнулся на стол. Госпожа Миллер встала и достала из холодильника бифштекс в форме кирпича.

— Я тебе разогрею в микроволновке.

— За столом, — заметил господин Миллер, подняв вилку, — есть те, кто развил культуру пищи, и те, кто нет.

— А китайцы тогда как? — спросил Харви.

— Ненавижу эти дурацкие деревянные палочки!

— Ты должен был сказать Шенгу, что они дурацкие.

— Шенг — это кто?

— Как это «кто»?

— А, ну да, — кивнул профессор Миллер, вспомнив Новый год в Риме. — Твой китайский друг. Этот, с больными глазами.

— Почему с больными? — отозвалась его жена, поворачивая на максимум ручку микроволновки.

— Ты когда-нибудь видела китайца с голубыми глазами?

Микроволновка пожужжала несколько минут, потом издала свой хрустальный звук.

— А там не два бифштекса? — спросил профессор.

— Думаю, да, дорогой.

Мужчина кивнул, удовлетворенный этой новостью:

— Харви, в школе все хорошо?

— Конечно.

— Домашнее задание?

— Все спокойно.

— Ты не передумал?

— Джордж! — с упреком сказала госпожа Миллер, поставив на огонь сковороду для бифштексов.

— Пока нет, — ответил Харви.

— Даже если речь пойдет о геологии?

От мяса, брошенного на сковороду, поднялся столб пара.

— По-моему, мы уже обсудили эту тему. Харви собирается стать журналистом, — заявила госпожа Миллер.

— Вот именно. — Мальчик встал из-за стола и поставил свою тарелку в раковину.

— Извините, что настаиваю, — возразил профессор Миллер, — но поскольку я еще имею какой-то вес на естественных факультетах, я бы хотел, чтобы Харви передумал.

— Папа, не нужно меня заставлять.

— Я не заставляю. Твой брат…

— Неужели мы не можем оставить Дуэйна в покое? — громко закричала госпожа Миллер.

Мясо зашипело на огне. Господин Миллер ударил ложкой по тарелке. В воздухе повисла неловкая пауза.

Харви взял каталог антиквара только потому, что это было какое-никакое чтение. Он начал перелистывать его без всякого интереса.

Его отец снова заговорил:

— Сегодня я отправил обратно несколько исследований по Тихому океану, которые сделали ребята из университета.

— Почему? — для приличия спросила его жена. В действительности мысли ее были очень далеко от этого.

— Они отметили повышение температуры воды на полградуса всего за три месяца. Невозможно.

— Это не парниковый эффект?

— Нет. Это некомпетентность того, кто измеряет. Или океан шутит над новым поколением.

— Однажды это уже случилось, — заметил Харви, перелистывая каталог.

— Что? — спросил господин Миллер.

— Всемирный потоп.

— Это легенды… — фыркнул профессор. — На самом деле такое совершенно невозможно, чтобы температура океана за три месяца поднялась на полградуса.

— Бифштекс готов.

Харви закрыл папку, а отец продолжал:

— И потом… проще объяснить это тем, что группа студентов не умеет использовать инструменты!

Мальчик кивнул и удивленно уставился на поднос с едой: его мать приготовила три бифштекса. Когда Дуэйн был жив, три бифштекса по вечерам были практически ритуалом.

— Это для меня, — солгала госпожа Миллер, стараясь не придавать значения своей ошибке.

Она не ела мяса.

Поев, Миллеры заварили себе ромашку, а Харви убрал со стола.

— Эй! — внезапно воскликнул мальчик, когда его взгляд упал на страницу каталога антиквариата.

Он поставил кувшин с водой, взял папку и стал рассматривать какую-то фотографию. Потряс головой, не поверив. Фотография обведена желтым..

— Папа… — пробормотал он, — кто принес тебе этот каталог?

— Я же сказал. Антиквар, худой, как скелет. Там внутри должна быть его визитка.

Уставившись на фотографию из каталога, Харви почти перестал дышать. Это была фотография старого деревянного волчка. На него был нанесен рисунок — изображение моста или радуги. Он был такой же, как те четыре волчка, которые они нашли в Риме вместе с картой халдеев и которыми он больше никогда не пользовался. Пятый волчок.

— Волчок радуги, — пробормотал Харви.

Затем он повторил вслух мысль, которая пришла ему в голову, как будто ее произнес кто-то другой:

— Остальные. Нужно позвонить остальным.

— Что ты сказал, Харви?

Мальчик оглянулся. «Кто это сказал?» — спросил он себя.

А голос в его голове продолжал отчетливо повторять: «Остальные, Нужно позвонить остальным».

Харви узнал этот голос. Он выскочил из кухни и побежал в коридор.

Рим.

Новый год.

Мост.

«Остальные», — повторял голос.

Харви как сумасшедший побежал в комнату брата, распахнул дверь.

— Дуэйн! — закричал он.

Никого не было.

«Это волчок радуги», — сказал чей-то голос в его голове.

Харви покачнулся и закрыл руками уши, недоверчиво вглядываясь в темноту. Потом он вернулся в кухню. Его родители молчали, держа чашки с ромашковым чаем в руках.

— Почему он пришел к тебе? — спросил Харви у отца.

Профессор казался смущенным.

— Ты об антикваре?

— Да. Почему он пришел?

— Не знаю, — продолжал отец. — Обычный антиквар. С русским акцентом. Я ведь уже сказал.

Харви снова схватил каталог и нервно перелистал его в поисках визитки.

— С тобой такое уже было? В смысле, к тебе уже приходили другие люди, которые пытались тебе что-то продать?

— Ну да, практически каждую неделю. Картины, бытовую технику, книги…

«Это совпадение, — подумал Харви. — Просто совпадение».

Пока он перелистывал каталог, его мозг словно выключился. Это был голос Дуэйна. Что же он сказал?

«Это волчок радуги. Нужно позвонить остальным…»

— Да где же эта визитка? — в отчаянии воскликнул Харви.

Профессор подошел, открыл последнюю страницу каталога и вытащил записку, написанную от руки:

«Владимир Ашкенази.

Антиквариат.

Сорок восьмая улица, Квинс, Нью-Йорк».

— Владимир Ашкенази… — прошептал Харви. — Можно я ее заберу?

Не дожидаясь ответа, он вышел из кухни и через две ступеньки вбежал по лестнице в комнату под крышей. Его сердце билось с сумасшедшей скоростью.

«Владимир Ашкенази», — повторял он, пытаясь подумать.

Он не слышал этого имени. Беатриче, Джо Винил, Якоб Малер… Харви перебирал в уме имена, связанные с его итальянским Новым годом.

В сотый раз он прочитал имя антиквара на визитке. Проверил, закрыта ли дверь комнаты, встал на стул и открыл дверцу, ведущую на чердак. Вытащил лестницу и забрался на темный чердак. Он шел в темноте, согнувшись, ориентируясь по памяти в этом лабиринте старых вещей, пока не дошел до металлической клетки, стоящей напротив окна. Внутри медленно прохаживался почтовый голубь.

— Не думал, что придется тебя использовать, — прошептал Харви.

Рядом с клеткой лежали коробочки с едой для голубя, которые ему дал Гермес, старая лампочка и небольшие листки бумаги.

Харви зажег лампочку взял листок и ручку. «Я нашел новый волчок. Нужно встретиться», — написал он. Потом скрутил записку в трубочку и привязал ее к лапке голубя.

— Вот тебе, друг. Теперь твоя очередь. Надеюсь, ты хорошо знаешь дорогу.

Харви локтем открыл ставню окна и выпустил вестника в небо. Он следил за полетом голубя, пока мог его видеть. Потом закрыл окно и принялся ждать.

Позже, тем же вечером, Харви услышал шум на крыше. Это был тихий повторяющийся звук: кто-то стучался в стекло и шуршал крыльями.

Мальчик тут же проснулся, стряхнув с себя смутный и пугающий сон. У него пересохло в горле. Он почти не мог двигаться: мышцы болели из-за выброса молочной кислоты. Шел дождь.

В доме было тихо. Харви сел на постели и, когда снова услышал стук, открыл дверцу и вылез на чердак.

Снаружи на окне сидел голубь. Мокрый и замерзший. Харви открыл дверь, бережно взял его, дал ему корма за его труд и попытался снять записку с его лапки.

Когда ему это удалось, он положил коробочку с запиской на стол и пустил голубя в клетку. Потом Харви включил светильник, открыл коробочку и прочел ответное послание Гермеса:

«Завтра в 16.00.

В клубе „Монтаук“.

Восьмая авеню, 25».