Мальчик Питер проснулся оттого, что колесо кареты провалилось в глубокую яму на дороге. Он сидел между Гидеоном Сеймуром и преподобным Ледбьюри, чье могучее плечо подпирало его, когда он покачивался. При толчке нос Питера зарылся в рукав преподобного. Рукав пахнул портвейном, табаком и пудрой для парика. Питер поморгал, пока глаза как следует не открылись, и вдохнул чистый, холодный воздух. Некоторое время он довольствовался разглядыванием Бесс, кобылы преподобного, которая спокойно трусила вперед в душистой ночи и тянула за собой карету. В голове Питера все еще продолжала звучать скрипка, а перед глазами кружились девочки в раздувающихся шелковых юбках пастельных цветов. Питеру трудно было усвоить сложный рисунок танца, который для всех остальных в комнате казался совершенно естественным. На балу в честь урожая девочки Бингов постоянно крутились рядом с ним, попеременно показывая ему движения танца, при этом сами валились друг на друга от приступов смеха, глядя, как он неумело танцует. Их старший брат, достопочтенный Сидни Бинг, который стал удивительно добр к Питеру после отъезда Кэйт, прогнал девчонок прочь и сказал Питеру, что если он не любит танцевать, то и не обязан этого делать.

От маленького бокала пунша, который дал ему преподобный и который был сделан по его рецепту, у Питера тут же закружилась голова, и он ретировался в угол бальной комнаты Бэслоу-Холла, где и остался стоять, с улыбкой покачиваясь в такт музыке. Немного погодя печаль и чувство одиночества — впервые в этот праздничный вечер оставившие его — вернулись. Ему так захотелось, чтобы его вот прямо сейчас спасли… и то, что это невозможно — трудно было перенести. Если бы рядом с ним здесь была Кэйт, это был бы совсем другой вечер. Он даже не обращал бы внимания на то, что она над ним подсмеивается — что, несомненно, насколько он знал Кэйт, она бы и делала.

Из середины танцевального зала Гидеон улыбнулся ему ободряющей улыбкой и жестом позвал его присоединиться к танцующим. Но Питер покачал головой. Пожав плечами, Гидеон продолжал энергично, в такт музыке, крутить свою партнершу, и вскоре пара добралась до края комнаты. Его партнершей была Ханна, по ее сверкающим глазам и розовым щекам было видно, как ей весело, ведь она больше всего на свете любила танцевать, да еще партнером ее оказался человек, который двигался так же легко, как и она сама. Как управляющий поместьем достопочтенного мистера Бинга Гидеон был очень востребован на этом балу, и ему пришлось танцевать весь вечер. Он стал объектом сильнейшего любопытства, поскольку в Дербишире редко появлялись новые люди, а по его поводу был вынесен вполне благоприятный вердикт, и было объявлено, что он и красив, и значителен.

Загипнотизированный сплетающимися рядами танцоров, Питер двинулся с места, когда услышал, как ему на ухо что-то говорит миссис Бинг.

— Я рада, что мистер Сеймур в конце концов уговорил вас прийти, мистер Скокк. Ведь здесь весело, не так ли? И — посмотрите — я надела ожерелье, которое по семейной традиции должна надевать на бал в честь урожая и которое вы с мистером Сеймуром спасли от рук грабителей.

— Спасибо, что вы пригласили меня, миссис Бинг. Мне… мне здесь очень хорошо…

Миссис Бинг обняла его.

— Я хочу, чтобы вы, Питер, знали, что в Бэслоу-Холле вы всегда желанный гость, и надеюсь, что, пока ваши трудности не разрешатся, вы часто будете нас навещать. Мы к вам очень привязались.

Теплота в голосе миссис Бинг, пунш преподобного и невыносимая сладость звуков скрипки — все сговорилось разрушить обещание, данное Питером себе самому: никогда не плакать из-за своего положения. Он стал упорно смотреть на ожерелье, так полюбившее шею миссис Бинг, стараясь при этом обуздать свои чувства, но блестящие бриллианты затуманились и начали сверкать всеми цветами радуги. И Питер попытался как можно быстрее отвернуться от миссис Бинг.

— Питер, — сказала она, — нет ничего стыдного в том, что ты так печалишься о случившемся. Но ведь ты среди друзей. Пойдем, уже поздний час, ты побледнел — попрошу кузена положить тебя в его кровать.

Некоторые леди с большим разочарованием смотрели, как Гидеон повел Питера из бальной комнаты, рядом шел вспотевший преподобный, который утирал лоб, и его «до свидания» прогремело над танцующей толпой.

И теперь Гидеон, преподобный Ледбьюри и Питер ехали под бескрайним куполом ночного неба к Хоторн-Коттеджу, который должен был стать — кто знает, как надолго — домом Питера. Питер выпрямился и потянулся.

— Ага! Молодой хозяин проснулся! — сказал Гидеон. — А я боялся, что мне придется нести тебя в кровать. Я рад, поскольку ноги мои ноют, так много я танцевал.

— Вы, Гидеон, танцуете очень хорошо, что же до вас, мистер Скокк, думаю, будет честным сказать, что худшего танцора я не видывал! И, правда, могу гарантировать, что люди должны платить, чтобы им позволили посмотреть на вас, поскольку вы наверняка их рассмешите.

— Осторожно, преподобный, — засмеялся Гидеон. — Если бы все было наоборот, мастерство преподобного Ледбьюри в танцах двадцать первого века тоже было бы поводом для веселья. Что скажешь, Питер?

Питер представил преподобного Ледбьюри, вращающегося в танце «диско», и на лице его появилась улыбка.

— Да, да, даже невозможно представить себе, сколько было бы смеха! — сказал он.

Дорога повернула, и стало видно, как луна отражается на плитах крыши Хоторн-Коттеджа.

— Ээээй! — крикнул преподобный, натянув поводья.

Фаэтон остановился перед воротами, и Гидеон приготовился спрыгнуть.

— Большое спасибо, преподобный. Вы спасли нас от долгой дороги домой.

— Рад служить…

Гидеон перебил его.

— Но смотрите! Внутри горит свет!

Он выскользнул из фаэтона, тихо открыл ворота и поспешил по дорожке. Питер и преподобный Ледбьюри переглянулись и последовали за ним. Дверь была слегка приоткрыта, и Гидеон, распахнув ее, ступил в темный холл. Питер и преподобный на цыпочках шли за ним. Никого не было видно, но на столе ярко горела свеча, освещавшая дневник, в котором Гидеон писал перед отъездом на бал. Перед камином стоял большой металлический предмет в форме куба.

— Ох! — прошептал изумленный Питер. — Это похоже на антигравитационную машину! Они вернулись назад!

Гидеон побежал в кухню, но не найдя и там никого, помчался вверх по лестнице, перескакивая через три ступеньки. Питер поспешил за ним и толкнул Гидеона в бок, чтобы тот посмотрел на кровать. Преподобный заглядывал через плечо Гидеона. Все молчали. С кровати Гидеона доносился размеренный храп. Питер расхохотался. На спине, открыв рот, лежал доктор Дайер, а рядом с ним прикрывшая нос лапой Молли.

Гидеон громко откашлялся, и фигура пошевелилась.

— Приветствую вас, доктор Дайер, — сказал Гидеон. — Какая неожиданная радость увидеть вас!

— Да, и правда, добро пожаловать, сэр! — сказал преподобный.

Отец Кэйт сел и прижал руки к голове, будто она у него болела. Вскочила Молли, залаяла, но, почуяв запах Питера, а потом запахи Гидеона и преподобного, она стала прыгать и лизать их лица.

— Молли! Сидеть, девочка! — хихикая и вытирая рукавом мокрую щеку, сказал Питер.

— Где я? — закричал доктор Дайер. — Гидеон? Это вы? И преподобный Ледбьюри?

— Привет, — сказал Питер.

— И Питер! Ох, слава богу! А Кэйт здесь?

— Нет, — неуверенно произнес Питер. — А вы ожидали ее здесь увидеть?

У доктора Дайера вытянулось лицо.

— Я надеялся, что она…

— Ох! — вздохнул Питер. — А вы разве не вместе? И почему вы прибыли на новой машине?

— Мы построили дубликат. Кэйт и твой отец, по правде говоря, сбежали на другой…

— Что? — вскрикнул Питер. — Кэйт вместе с моим папой здесь?

У него подпрыгнуло сердце. Папа приехал спасать его!

— Да. Они отправились в 1763 год через два дня после того, как Кэйт оказалась дома. К несчастью, их антигравитационная машина материализовалась в Миддл-Харпенден, в маленькой деревушке Хертфордшира.

— А почему, скажите на милость, они выбрали это место? — спросил Питер.

Доктор Дайер потер глаза.

— Это долгая история… Но я убежден, что они уже вот-вот появятся здесь. Я полагал, что Кэйт и твой отец сообразят, как и я, что Гидеон должен быть в Дербишире, и если они найдут его, то найдут и тебя…

— Вы правильно рассудили, — сказал преподобный. — К счастью, наши друзья теперь больше не беглецы. Когда сэр Ричард и я помчались в Дербишир с добрыми известиями о прощении от короля, эта парочка слонялась без дела, направляясь домой, и мы ждали их в Бэслоу-Холле три дня!

— Но где же они? — встревоженно спросил Питер. — Даже в восемнадцатом веке дорога сюда от Дербишира не занимает столько времени!

— Должен предположить, что может быть две версии, — сказал преподобный. — Или они вообще не попали в Миддл-Харпенден, или что-то с ними случилось по дороге в Дербишир — как мы знаем по собственному опыту, времена сейчас опасные.

Преподобный прав, подумал Питер, хотя он мог бы высказываться и не с такой прямотой. В его сознании промелькнули образы разбойника Неда Портера и банды бродяг. Как, скажите на милость, сможет его папа справиться со злодеями восемнадцатого века, не говоря уже о менее опасных неудобствах, таких как насекомые и отсутствие смываемых туалетов? Папа даже бойскаутом никогда не был — в делах практических он совершенно беспомощен. Питер опустил голову.

— Нужно их искать! — сказал он.

— Боюсь, что так, — откликнулся доктор Дайер. — Но может быть, сначала отвезти тебя к твоей маме?

— Нет! — крикнул Питер. — Мы не можем вернуться без них! Я знаю, что значит чувствовать себя бездомным!

Прошла целая неделя, прежде чем Питер, доктор Дайер и Гидеон вернулись из Хертфордшира.

Урожай был собран, мистер Бинг освободил Гидеона от дел, а преподобный Ледбьюри одолжил им свой фаэтон и четверку лошадей. Они искали Миддл-Харпенден целых три дня, пользуясь старой картой и скудными указаниями жителей по дороге. В конце концов доктор Дайер узнал деревенское поле и пруд, хотя пруд был меньше, да и деревьев там было немного. Коттедж, который в двадцать первом веке стал почтой, был только недавно построен. За ним, в том месте, где должен был стоять гараж с антигравитационной машиной, располагались грядки с капустой. Они поговорили с преподобным Остином, застенчивым молодым человеком, который был новым викарием прихода. Викарий предложил им чай с кексом и был очень ласков с Молли. Однако он не мог припомнить ничего особенного, что случилось бы недавно в деревне — кроме того, что жена доктора родила тройню и однажды налетел странный теплый ветер, который принес тучу песка, хотя они находятся в тысяче миль от моря. Определенно, он помнил бы, если бы кто-то из его прихожан встретил странную рыжеволосую девочку и сорокалетнего мужчину в необычных нарядах…

Они, как собаки-ищейки, обследовали все гостиницы, мимо которых проезжали, и в конце концов признали свое поражение. И Питер, и доктор Дайер лелеяли надежду, что по возвращении в Хоторн-Коттедж увидят там ожидающих их Кэйт и мистера Скокка. Но когда Гидеон толкнул дверь в пустой дом, все уже понимали, что им остается только один-единственный путь.

Питер грустно смотрел на Гидеона — Питер не только готовился к еще одной трудной поездке, но и к трудному возвращению домой.