У короля Георга и королевы Шарлоты на большом участке земли около реки, в Кью, вдали от пышности и церемонности дворцовой жизни, была их личная резиденция. Семья стала такой большой, что все пятнадцать принцев и принцесс и их слуги перебрались из Уайт-Хауза в красивый дом с округлыми белыми фронтонами напротив, в Датч-Хауз, который был построен из особого красного кирпича.

В получасе ходьбы от красно-белых домов, смотревших друг на друга, в другом конце сада, за деревьями и кустами, собранными со всех четырех сторон света, позади пагоды в китайском стиле в сто шестьдесят футов высотой, находился симпатичный коттедж с соломенной крышей. Он был подарен королеве Шарлоте, и она использовала его как летний дом. Коттедж стоял в тихом месте, среди деревьев, тишину нарушало лишь птичье пение. Именно здесь королева Шарлота часто устраивала пикники, наслаждаясь напитками, охлажденными привезенным с озера зимой льдом, который много месяцев хранился под соломой в вырытом в земле погребе.

Множество раз за прошедшие годы королева Шарлота приглашала Питера Скокка в коттедж, но сегодня он приехал сюда по своей собственной просьбе. Дверь открыла виконтесса Креморн, близкая подруга и фрейлина королевы. Стройная виконтесса была в черном платье, из-под белого кружевного чепчика чуть выбивались белые завитки. На лице доброжелательная улыбка. Питер низко поклонился.

— Добрый день, леди Креморн.

— Добрый день и вам, мистер Скокк! Чем мы обязаны такому безотлагательному визиту в Кью?

Питер заколебался.

— У меня новости для ее величества… личного свойства.

Виконтесса тактично не стала расспрашивать и продолжила:

— Ее величество сейчас принимает сэра Джозефа Бэнкса наверху, в Комнате Пикников. Я сейчас же доложу о вашем прибытии. Королева обрадуется вашему визиту, и хотя она чрезвычайно любит дорогого сэра Джозефа, надеюсь, ее интерес ко всему, что касается ботаники, теперь удовлетворен.

Виконтесса предложила Питеру подождать и исчезла, поднявшись по винтовой лестнице. Он сел на стул из бамбука и стал наслаждаться висящими на стенах гравюрами Уильяма Хогарта. Питер вспоминал, что когда он впервые увидел Джошуа Сеймура, тот был учеником мистера Хогарта в Ковент-Гарден. Джошуа стал хорошим мастером гравюры и художником. Питер вспоминал торжественный ужин, который Гидеон устроил в вечер перед отъездом Джошуа в Америку, где тот так надеялся начать свое граверное дело. Питер почувствовал укол совести за то, что присвоил себе имя исчезнувшего брата Гидеона, но другого выхода не было — если повезет, то все закончится до того, как Гидеон об этом узнает. Джошуа был последним оставшимся в живых членом семьи, и Гидеон тяжело переживал известие о его исчезновении.

«Из всех моих братьев и сестер остался я один. Почему?» — твердил он. И как-то сказал Питеру со смехом, в своей обычной манере: «И все же мы с тобой братья во всем, кроме имени, разве не так, мой друг? И братья и сироты одновременно».

Похоже, призвание Гидеона — помогать жить тому, кого он любил. И исчезновение Джошуа в Америке было, увы, не последней утратой, выпавшей на долю Гидеона. Но сейчас Питеру не хотелось вспоминать о таких печальных событиях. Послышались голоса — кто-то спускался по лестнице. Он встал и поспешил к входу в зал.

Первой появилась королева Шарлота, хорошо сохранившаяся, теперь уже пятидесятилетняя женщина в платье цвета серого голубя с кремовым кружевным корсажем. Волосы ее поседели. Шелка шуршали, когда она спускалась по лестнице, официальная, строгая. Увидев Питера, королева просветлела лицом и поспешила навстречу, протянув к нему руки.

— Питер! — воскликнула она. — Приятно снова увидеть вас.

Питер низко поклонился, взял ее руку и поцеловал. Сначала они говорили по-немецки, это издавна вошло в привычку, еще с тех пор, как королева учила Питера своему родному языку.

— Доброе утро, ваше величество! Я благодарен вам за то, что вы приняли меня, как только я попросил об этом.

— Я за завтраком прочитала ваше письмо, Питер, и немедленно послала наше ландо и нескольких человек охраны забрать вашего отца, мисс Дайер и машину. Думаю, они прибудут сюда уже через час.

Питер улыбнулся, представив, как королевская карета появится в маленькой, сонной деревушке.

— Спасибо, мэм. Миддл-Харпенден будет жужжать от таких новостей по крайней мере еще десять лет!

Королева рассмеялась и, пожалев присутствующих, которые плохо говорили по-немецки или не говорили совсем, перешла на английский:

— Питер, не думаю, что вы встречались с сэром Джозефом Бэнксом, знаменитым ученым и президентом Королевского общества, он постоянно добавляет в нашу растительную коллекцию растения и деревья. Сэр Джозеф, позвольте представить вам Питера Скокка, нашего доброго друга, за его судьбой и приключениями я следила с неослабным интересом последние тридцать лет.

Мужчины радушно пожали друг другу руки. Сэр Джозеф, в темном кудрявом парике, прижимал к бутылочно-зеленому камзолу глиняный горшок. В нем было высокое растение с пурпурными листьями и большими шарообразными цветами, которые состояли из множества крохотных зонтиков.

— Я с большим интересом читал отчет о вашем путешествии, сэр Джозеф… Как я завидовал тому, что вы видели на «Эндеворе» капитана Кука!

— Спасибо, мистер Скокк. Это правда, что одной жизни недостаточно, чтобы воспринять всю безграничную щедрость природы. Надеюсь, те, кто придет после меня, продолжат мою работу, ведь еще столь многое нужно сделать!

— Я в этом уверен, — ответил Питер.

— И я действительно очень рад знакомству с вами, мистер Скокк, — заметил сэр Джозеф. — Я давно слышал о некоем фаворите королевы, чести познакомиться с которым удостоены немногие.

Королева Шарлота рассмеялась.

— Мистер Скокк давний друг семьи. Боюсь, он находит придворную жизнь чрезвычайно скучной. Мне было приятно немного учить его немецкому языку, исходя из моих собственных интересов, и в ответ он поражал меня историями из своего, скажем так, необычного прошлого. Но, сэр Джозеф, мы не смеем больше вас задерживать, у вас такой тяжелый горшок!

— Ах да! — обрадованно заторопился сэр Джозеф. Он поднял растение, чтобы все им полюбовались. — Angelica Atropurpurea — она прекрасна, не правда ли, сэр?

— И в самом деле. — Питер энергично кивнул, хотя растение, которое выглядело весьма странно, особых эмоций у него не вызывало. — Это… великолепный… образец.

— Я посажу его в болотистую почву около озера, если это порадует вас, ваше величество.

— Несомненно, сэр Джозеф, несомненно. И я уверена, что следует показать мистеру Скокку тот последний подарок, который вы сделали нам. Рангаку — это прекрасное дополнение к зверинцу его величества.

— Извините меня, мэм, — сказал сэр Джозеф, — но это кенгуру.

— Кенгуру, — повторила королева Шарлота. — Кенгуру!

Питер чуть не рассмеялся. Кенгуру в коттедже королевы Шарлоты! Как замечательно! Последний раз он видел кенгуру в Лондонском зоопарке, куда повела его мама в день рождения.

— Впервые я попробовал мясо кенгуру в Австралии в 1770 году, — стал объяснять сэр Джозеф Питеру, — и после этого вознамерился показать кенгуру в нашей стране. Я привез их величествам парочку этих животных и надеюсь, что они дадут потомство.

— И если эти звери сделают нам одолжение, — сухо заметила королева Шарлота, — это наверняка развлечет нас на наших семейных пикниках…

Сэр Джозеф и виконтесса Креморн удалились. Питер справился о здоровье короля Георга.

— Король по-прежнему чувствует себя хорошо. Чем больше времени проходит, тем более я верю, что его безумие не вернется. Однако я научилась не заглядывать дальше завтрашнего дня.

Королева Шарлота предложила прогуляться перед дневным чаем. Когда они отошли подальше от коттеджа, она взяла Питера под руку и сказала:

— Я получила ваше послание вчера вечером, Питер, и мне было очень больно его читать. Ждать спасения так долго и все же решить, что уезжать отсюда не следует!

— Долгое время я думал, что Кэйт и ее отец не добрались до двадцать первого века. Я представлял себе, что машина сломалась, они погибли или — еще хуже — попали в западню в каком-нибудь жутком месте и навеки останутся между прошлым и будущим. Меньше всего я ожидал, что они снова появятся двадцать девять лет спустя и… совершенно не изменившимися.

— Я долго не могла заснуть, обдумывая вашу дилемму. Я не стану давать вам советов, но поддержу вас всем, чем смогу.

Некоторое время они шли молча. Сквозь деревья доносился призыв какой-то экзотической птицы из зверинца короля Георга.

— Вы правы, Питер, — продолжала королева, — если вы теперь вернетесь, то после столь долгого отсутствия обнаружите, что оказались иностранцем в своей стране. Когда мы встретились в первый раз, я помню, мы оба так хотели снова увидеть свой родной дом. И все же теперь, если бы мне предложили жить в стране моей юности, но уже взрослым человеком и без какой-либо гарантии, что я буду счастлива, сомневаюсь, что я приняла бы это предложение. Быть исторгнутым из той жизни, к которой привык, — да, это трудно выдержать.

— Мое решение пока еще не столь твердо. Но ведь мой отец ищет своего двенадцатилетнего сына, мэм. Всем лучше считать, что он продолжает свое путешествие во времени в поисках того мальчика. Вернись я с отцом, мои родители потеряли бы своего сына навсегда. Сейчас я в том же возрасте, что и мой отец, и на год старше своей матери! Природа перевернулась вверх ногами. Все не так, как должно быть. И я не уверен, что мое сердце позволит мне покинуть Гидеона Сеймура, перед которым я в неоплатном долгу. Мы — семья. Не по крови, но все же семья. Мое место здесь, в этом мире. У меня есть друзья. Кем я был бы в двадцать первом веке? «Право слово, — говорили бы там, — не тот ли это человек, который старше своей матери? Он затерялся во времени. Что бы он ни рассказывал о восемнадцатом веке, все это не имеет никакого смысла. Очень странный парень!»

— Да, — сказала королева Шарлота, — правда, вас разглядывали бы из любопытства. Вы должны были бы ездить по стране и произносить речи. О вас стали бы писать книги. О ваших приключениях, наверное, сделали бы фильм. Разве вам не было бы приятно оказаться в центре внимания?

— Возможно, на неделю, на две… Но не на всю жизнь.

— Вы умница. Большинство тех, кто жаждет известности, живут, сожалея о том, что им этого не дано.

— Возвращение домой всегда было моим сердечным желанием. Но какова ирония судьбы — теперь, когда это доступно, я нахожу, что плата слишком высока.

Королева остановилась и посмотрела в лицо Питеру.

— Слова — вещь легковесная. Питер, вы уверены, что искренне так думаете? Не будете ли вы сожалеть об этом решении до конца жизни? Разве вы не стремитесь снова увидеть свою мать? Ведь подобный шанс наверняка больше не представится.

Как только королева напомнила ему о матери, в Питере внезапно забурлили противоречивые чувства, и королева Шарлота, понимающе отведя глаза в сторону, стала рассматривать стаю гусей, шумно летящих клином. Она не оборачивалась, пока Питер не взял себя в руки, а гуси не скрылись из виду.

— Остаться или ехать, мэм, — я буду глубоко сожалеть и в том, и в другом случае, — но я вынужден принять решение.

— Как вы думаете, что посоветовал бы вам Гидеон?

— Вернуться к отцу — и вот почему я не буду спрашивать его совета.

Королева Шарлота нахмурилась.

— И все же если вы отправите назад своего отца, чтобы он продолжал искать своего мальчика, и если его поиски окажутся успешными, то будет ли существовать тот Питер, которого я вижу перед собой? Вырастет ли он в мужчину этого века, найдет ли защитника и друга в Гидеоне Сеймуре и навестит ли когда-нибудь свою королеву? А если нет, то как его существование будет вплетено в наши жизни? Простите меня, Питер, но все это — за пределами моего понимания.

— У Ханны те же страхи. Она сказала, что если мой отец достигнет успеха в своей цели, то в ее жизни образуется огромная дыра.

— И что вы ответили ей?

— Я сказал, что не представляю себе, как человек, которым я стал, как жизнь, которую я прожил — и заслужил, — могли бы быть сметены с лица земли. Я не могу принять того, что следы моего существования могли бы исчезнуть из мира, как исчезает пятнышко тумана, если подуть на зеркало. Это противоречит здравому смыслу. Я не могу в это поверить.

— И правда, мое сознание не может этого постичь. Возможно ли, чтобы все признаки вашего существования на земле вдруг были бы стерты? Вырвать из почвы растение — это я могу себе представить. Но стереть все следы человеческой жизни — его поступки, его отношения, следы, которые он оставил в этом мире, — как такое может случиться?

— Я вспоминаю, что за несколько дней до того, как я оказался в этом веке, доктор Дайер говорил о путешествии во времени, которое может стать причиной существования параллельных миров. Эту логику допустимо принять лишь теоретически, хотя любопытно представить себе дубликат кого-то, кто проигрывает другую версию моей, например, жизни. Но могу ли я знать это точно? Сомневаюсь, что есть живой человек, который мог бы уведомить меня о такой возможности. Поэтому я должен на что-то решиться и согласиться со всеми последствиями принятого решения. Одно я знаю наверняка — я не желаю покидать этот век и тех, кого полюбил, прожив здесь почти тридцать лет, и я не желаю занять место двенадцатилетнего мальчика, которого ищут мои родители. История уже переменилась — чему я являюсь доказательством, — и все же земля еще вертится.

Королева Шарлота кивнула.

— Так чего бы вы хотели от меня, Питер?

— Как я просил в моем письме, мэм, могли бы вы найти в своем сердце возможность посодействовать мне в моем обмане? Я хочу помочь своему отцу и Кэйт, но не хочу, чтобы они знали, кто я такой.

— С тяжелым сердцем, Питер, я вам помогу. Напомните мне смысл вашего обмана.

— Я на короткое время стану братом моего друга и защитника. Я приму имя Джошуа Сеймура, мэм.

— Джошуа Сеймур, — повторила королева. — Что ж, мистер Джошуа Сеймур, поскольку я искренне надеюсь, что вы не намерены совершить величайшую ошибку, я не хочу отказывать себе в удовольствии, не хочу лишаться вашего общества.

— Я приношу вам мою нижайшую благодарность, мэм. Я перед вами в долгу, который постараюсь отплатить. Благодаря вашей щедрости я стал образованным человеком и обладаю неким положением в мире. И все эти годы вы, сдерживая свои обещания, данные мне, никогда не отсылали меня прочь.

Королева Шарлота улыбнулась и покачала головой.

— Я была так тронута вашим положением. И мне было даже выгодно, что вы оказались в этом веке. Все эти годы вы так живо описывали чудеса вашего времени, что я почти видела все своими глазами…

Внезапно откуда-то к ним выпрыгнул кенгуру. Питер непроизвольно встал между ним и королевой. Королева выглянула из-за его плеча и расхохоталась.

— Не знаю, кто больше напугался — вы, Питер, или этот… кенгуру!

Второй кенгуру высунул взволнованную морду из лавровых кустов и неуверенно, подергивая ушами, запрыгал ко всей компании. Удерживая равновесие на длинных задних ногах с помощью толстых хвостов, оба кенгуру нахмурились и разглядывали Питера и королеву большими темными глазами, окаймленными длинными ресницами. Передние лапы животных неловко свисали перед грудью. Теперь наступила очередь Питера рассмеяться. Кенгуру, который стоял ближе к нему, внезапно потерял к ним интерес и медленно поскакал прочь.

— Я желаю просить Георга пожаловать их дворянством. Они составили бы приятное дополнение при дворе в Сент-Джеймсе, — рассмеялась королева Шарлота. — Хотя это вряд ли восстановило бы репутацию его величества.

Кенгуру удалились, и королева обернулась к Питеру.

— Думаю, вам слишком тяжело было бы говорить отцу о вашей собственной смерти. Если таково ваше истинное желание, я одна приму вашего отца и мисс Дайер. Они не смогут подвергнуть сомнению слова королевы Англии. Если вы не возвратитесь с ними, этот обман облегчит состояние вашего отца. Впоследствии, возможно, вы, в облике друга семьи, могли бы рассказать некоторые веселые воспоминания вашего детства, что было бы приятно вашему отцу. Хорошо, если он наконец узнает, что вы были счастливы в другом времени и даже вдали от своей семьи. Уверена, тогда он решит как можно скорее прекратить поиски.

Поздним утром возле дома викария в Миддл-Харпендене остановилась королевская карета в сопровождении гвардейской охраны. Это событие вызвало бурный восторг жителей деревни, они размахивали руками и подбрасывали вверх шляпы. Все восхищались четырьмя великолепными, прекрасно ухоженными черными конями и королевскими крестами, которые поблескивали золотом на дверцах кареты. Аккуратно завернутую антигравитационную машину обложили сеном и осторожно погрузили в карету. Смущенные Кэйт и мистер Скокк официально поблагодарили викария и Огасту и попрощались с ними перед небольшой, но возбужденной толпой. Они покидали деревню под крики «Ура! Ура!», и потом за ними несколько миль бежали босоногие мальчики и девочки, которые пытались подержаться за королевскую карету. Кэйт чувствовала, что и она должна помахать им. Мистер Скокк был занят исследованием роскошного интерьера ландо с кожаными сиденьями цвета ореха и обивкой из Дамаска цвета слоновой кости.

— Скажите на милость, что происходит? — спросил мистер Скокк. — Я ничего не понимаю!

— Королева Шарлота пригласила нас на чай!

— Но почему? Почему нас и так срочно?

— Подозреваю, что скоро все станет понятно. Мы с королевой Шарлотой уже знакомы… — гордо сказала Кэйт. — К тому же, путешествуя с этим эскортом, мы можем не беспокоиться о нападении разбойников или бродяг-грабителей.

— Бродяг-грабителей?

— Это разбойники минус лошади. Даже банда Каррика не посмеет напасть на королевскую карету.

— Ты что-то очень веселишься, говоря о бродягах восемнадцатого века.

— Мы выберемся. Надежда умирает последней. Главное — верить, что выход есть, — в противном случае у вас нет шанса.

Мистер Скокк смотрел на нее со сдержанным восхищением. «Удивительно жизнерадостная девочка, — думал он, — более стойкая, чем я, — и пара Питеру».

Путешествие по весьма неровным дорогам, как уже было известно Кэйт, должно было показаться бесконечным.

Первые два часа мистер Скокк был в восторге от сельской идиллии, он, высунувшись в окно, впитывал пейзажи деревенской Англии восемнадцатого века, что миля за милей проносились перед его глазами. Коттеджи под соломенными крышами, могучие вязы и живые изгороди, усыпанные взрывами цветов и ягод. Мистер Скокк безостановочно говорил и о плохом покрытии дороги, и о дорожных знаках, и о вынесенных за город рынках, и об изобилии насекомых, и, как следствие, о птицах… А бабочки! Ох, и эти столь милые глазу стада овец и коров!

В следующие два часа мистер Скокк высунулся в окно по другой причине. Езда в хорошо пружинящей карете по плохим дорогам оказалась удивительно схожей с плаванием на корабле. Радостное разглядывание видов деревни потеряло свою привлекательность, и мистер Скокк почувствовал тошноту и головокружение. Слыша стук копыт дюжины лошадей, бьющий прямо по ушам, мистер Скокк больше всего мечтал об абсолютной тишине.

— Вы привыкнете, — равнодушно заметила Кэйт. — Мы с Питером привыкли.

Кэйт представляла себе, что их привезут в Букингемский дворец, так что когда ландо остановилось перед симпатичным небольшим коттеджем, который, казалось, находится в середине небытия, и когда не дальше чем в двадцати футах от них перед их глазами проскакали два кенгуру, она была весьма смущена.

Они последовали за лакеем в коттедж и поднялись по винтовой лестнице. Худощавый лакей был одет в униформу, отделанную золотой тесьмой, белый парик заканчивался конским хвостом, перевязанным лентой из тафты. На белых чулках, которые обтягивали непропорционально мускулистые ноги лакея, ни единого пятнышка; впрочем, весь эффект портили темные завитки волос, которые пробивались сквозь белый шелк. Кэйт чуть приотстала от лакея и сморщила нос. Ее заинтересовало, сколько еще дней без душа понадобится ей для того, чтобы так же плохо пахнуть… Взбираясь по лестнице, она расправила платье и попыталась пригладить волосы, которые — хотя этим утром она их аккуратно заколола — теперь взлохматились и падали прядями на лоб. Мистер Скокк, чье бледно-серое лицо так и не вернулось к естественной окраске, все еще ощущал, что его покачивает, поэтому, чтобы удержаться на ногах, он крепко ухватился за поручень перил. Его одежда была измята, но он чувствовал себя так ужасно, что его вовсе не волновало, как он выглядит, даже несмотря на то, что предстояла встреча с королевой Англии.

На верху лестницы лакей в белых перчатках открыл дверь, низко поклонился и пригласил Кэйт и мистера Скокка войти. Закрыв за ними дверь, лакей остался стоять около нее. Кэйт и мистер Скокк оказались в комнате скромных размеров, выкрашенной бледно-зеленой краской, с голым дубовым полом и высоким сводчатым потолком. Из огромного окна лился дневной свет, он дотягивался до столика в восточном стиле в центре комнаты, накрытого для чая. В бамбуковом кресле сидела дама с серебристыми волосами в сером шелковом платье. Она встала, улыбнулась, представив себе, сколь учтивы будут реверансы ее гостей, и поклонилась. Кэйт уставилась на нее. Она, конечно, не должна была так таращиться на королеву, но ничего не могла с собой поделать. Неужели это та молодая королева Англии, которую она видела в Букингемском дворце две или три недели тому назад? Королева стала старой! У нее поседели волосы! Овал лица изменился, лоб весь в морщинах. Кэйт с трудом узнала ее. Кэйт, разумеется, понимала, что для королевы прошло двадцать девять лет, но все равно ей было трудно принять эту перемену.

Глаза королевы устремились на Кэйт, и она оперлась рукой о стул.

— Это вы… Трудно поверить… Вы точно та же! Я помню тот день так, будто это было вчера… вы держали ручку моего маленького Георга… он еще с трудом ходил. Мы прогуливались в садах… Это был день, когда Питер Скокк вошел в мою жизнь.

Услышав имя сына, мистер Скокк немедленно забыл о дорожной слабости и с тревогой стал смотреть то на королеву, то на Кэйт. Кэйт в конце концов вспомнила о манерах и реверансах.

— Кланяйтесь! — прошептала она мистеру Скокку.

Королева тоже взяла себя в руки и пригласила гостей присоединиться к ней за столом. Лакей налил из изысканного чайника чай «Эрл Грей», и королева приказала ему удалиться. К чаю никто не притронулся.

— Мистер Скокк, какая честь принимать посетителей из будущего. Мисс Дайер, приятно, хотя, впрочем, и странно возобновить наше знакомство по прошествии столь долгого времени. Я понимаю, мистер Скокк, что вы прибыли сюда в поисках вашего двенадцатилетнего сына.

— Да, именно так, но мы попали в 1792 год вместо 1763, куда направлялись… ваше величество.

— Итак, если я правильно вас понимаю, вас сюда забросило по ошибке?

— Да.

— И вы намереваетесь вернуться в 1763 год?

— В принципе да, но…

— Я рада это слышать, поскольку у меня есть важные новости, которые я должна вам сообщить.

Королева наклонила голову, а Кэйт и мистер Скокк обменялись встревоженными взглядами.

— Питер Скокк около двадцати лет назад отплыл в Америку с намерением начать новую жизнь в новой стране. Я, исполняя печальный долг, должна сообщить вам, что с тех пор о нем никто ничего не слышал. Если вы желаете воссоединиться с вашим сыном, вы должны снова пролететь сквозь время в 1763 год.

— О нет, — охнула Кэйт. — Питер… нет…

Мистер Скокк тупо смотрел перед собой, лицо его исказилось гримасой боли.

— Извините меня, ваше величество, — сказал он и неуверенным шагом пошел к двери. Он открыл дверь, оглянулся на Кэйт и побежал вниз по лестнице так быстро, как позволяла ему раненая нога. Кэйт расплакалась. Значит, ее друг, которого она обещала не бросать, никогда больше не увидит ни своего дома, ни своей семьи, ни своего времени. А без машины она сама и отец Питера тоже закончат свои дни здесь. Королева в отчаянии смотрела на Кэйт.

— Что за ужасную новость я должна была рассказать вам! — горько воскликнула королева. — Но вы можете отправиться обратно в то время, когда Питер Скокк был в безопасности, разве не так? В то время, когда он был ребенком и возможность поездки в Америку даже не приходила ему в голову… Затем вы вернетесь домой с мальчиком Питером Скокком, и все будет так, как и должно быть.

Кэйт вытерла слезы тыльной стороной ладони.

— Антигравитационная машина сломалась, мэм. Мы не можем вернуться в 1763 год и даже не можем вернуться домой.

— Сломалась! — ужаснулась королева. — Да.

— Но нельзя ли ее исправить? Наверняка ее можно исправить!

— Не знаю… Это очень сложный механизм. Кто может понять, как ее починить?

— Мы должны ее починить! — воскликнула королева Шарлота. — Мы починим ее! Мы спросим совета у сэра Джозефа. Он ученый, президент Королевского общества, ни больше ни меньше! Пойдемте, давайте немедленно разыщем его!

Вера королевы в сэра Джозефа зажгла искру надежды в сердце Кэйт, и она подумала: «Вот и хорошо, ведь если мы не попытаемся починить машину, то наверняка не вернемся обратно». Мистер Скокк тоже шел к озеру. У воды он остановился и припал лбом к грубой коре шотландской сосны.

Кэйт старалась не отставать от стремительного шага королевы и все время пыталась представить себе, что должен чувствовать отец Питера. Сегодня утром он был таким радостным. Его нога зажила, и можно было начать поиски Питера и Гидеона. И вот всего через десять часов вихрем завертелись события, одно хуже другого. Они прибыли на двадцать девять лет позже; антигравитационная машина, их единственная возможность вернуться в двадцать первый век, сломана. Но самым ужасным было то, что Питер пропал, скорее всего умер лет двадцать назад… Бедный мистер Скокк, подумала Кэйт. И бедная Кэйт тоже. Будто шла какая-то ужасная игра в шахматы, где фигуры падают одна за другой, и теперь, похоже, им поставлен мат.

Тем временем, не слыша пения птиц, сраженный новостью, мистер Скокк упал на колени перед стволом дерева. Если бы он знал, что сын, по которому он горюет, находится совсем рядом, что, держа в руках испачканную грязью лопату, сын занят беседой с сэром Джозефом! Они вдвоем выкапывали корни растений у края озера, чтобы освободить место для Angelica Atropurpurea. Сэр Джозеф рассказывал Питеру об ужасных проблемах, с которыми неожиданно встретился капитан Блай и его команда на «Баунти», плывя на Таити для сбора плодов хлебного дерева. Питер обожал рассказы сэра Джозефа, но сейчас он слушал его в пол-уха. Питер слышал, как подъехала карета, и понимал, что королева именно теперь рассказывает отцу о его исчезновении и предполагаемой смерти. Голова Питера было занята этими мыслями, и он не сразу осознал, что больше не слышит голоса сэра Джозефа, который уже шагал к большой сосне. И тогда Питер заметил фигуру светловолосого человека, скорчившегося у основания могучего дерева. Сэр Джозеф положил широкую руку на плечо этого человека, оставив на нем грязный отпечаток.

— Что с вами, сэр?

Мистер Скокк в испуге вскочил и обернулся к сэру Джозефу.

— Папа! — воскликнул Питер.

Его крик долетел до королевы Шарлоты.

— Сэр Джозеф! Мистер Скокк! — крикнула она. — Где вы?

Подошли раскрасневшиеся и запыхавшиеся королева Шарлота и Кэйт.

— Ах, — сказала королева отцу Питера, — мистер Скокк. Я счастлива, что нашла вас. Мисс Дайер объяснила мне, что ваша машина сломана, и я пришла сказать, чтобы вы не отчаивались. Сэр Джозеф — он перед вами — это человек великих знаний и президент Королевского общества. Вы можете рассчитывать на его помощь.

— Машина сломана?! — воскликнул Питер, который как раз подошел к ним, выражение его лица выдало охвативший его ужас.

Кэйт подозрительно оглядела Питера. Какое ему дело до их беды, этому незнакомцу?

— Да, она сломана, — ответила Кэйт. — А это вы приезжали в дом пастора пару дней назад? Думаю, именно вы и взяли мою банку кока-колы…

Питер не ответил, поскольку в этот момент его отец обернулся и стал его разглядывать. Во рту у Питера пересохло, и тут же заболел живот. Он сжал кулаки, пытаясь унять дрожь. Узнает ли его отец? Ему хотелось, чтобы не узнал. Но в глубине души он страстно надеялся, что отец все-таки узнает его. Питер ждал. Сердце его бешено колотилось. На какой-то момент глаза мистера Скокка впились в его глаза, и Питер усмотрел в них проблеск сомнения, движение памяти в глубинах сознания. Но потом, ни с того ни с сего, будто выключили свет, взгляд отца стал менее напряженным, контакт был нарушен, и Питер с горечью понял, что первое его желание было исполнено: отец принял его за незнакомца.

— Вы тот самый мистер Сеймур, который приезжал разыскивать нас в Миддл-Харпенден?

Питер готов был заплакать, но он не мог себе этого позволить. И он всего лишь не произнес ни звука. Королева Шарлота пристально посмотрела на сэра Джозефа, внушая ему, что он должен хранить молчание. Кэйт и мистер Скокк обменялись взглядами — кто этот человек? А взрослый Питер Скокк в отчаянии посмотрел на свою королеву, которая тут же поняла, что у него не хватает смелости и она должна прийти к нему на помощь.

— Это действительно Джошуа Сеймур, брат Гидеона Сеймура, который всегда с такой добротой относился к Питеру.

Мистер Скокк выступил вперед и крепко пожал руку Питера.

— Так, значит, вы знали моего сына?

Питер сглотнул комок в горле и как-то выдавил из себя:

— Да, знал, сэр, и очень хорошо.

Кэйт тоже шагнула вперед и протянула руку. Она мельком видела Джошуа в Тибурне, когда должны были повесить Гидеона, но теперь она его не узнавала. И все же было что-то знакомое в этом красивом человеке, хотя она никак не могла сообразить, что именно.

— Вы помните меня, мистер Джошуа? Правда, мы виделись лишь мельком…

Когда Питер увидел, какая она юная, и подумал, как долго он ждал, что она его спасет, он сморгнул слезу.

— Я помню, помню вас, — сказал он. — Как я мог вас забыть?

Они пожали друг другу руки. Ее рука мягкая и беленькая, его — сильная и уже с признаками возраста. Но когда они в рукопожатии прикоснулись друг к другу, то оба в потрясении отступили назад. Будто сильный электрический разряд проскочил между ними. Как странно, подумала Кэйт. Откуда здесь это статическое электричество?

— Мой дорогой сэр Джоз, — шептала королева Шарлота сэру Джозефу на обратном пути в коттедж, — я должна просить вас, чтобы вы не дознавались ни до причины нашего общего обмана, частью которого вы невольно стали, ни до происхождения этого механизма. Вам нужно лишь понять, что механизм сломан и что жизненно важно — уверяю вас, жизненно важно! — чтобы он был исправлен. Я рассчитываю на вас как на ученого, который может найти решение этой проблемы, и верю, что могу положиться на вашу осторожность.

Машину установили за китайской ширмой в Комнате Пикников. Озадаченный сэр Джозеф скрылся за ширмой минут на десять, в то время как остальные, будто взволнованные родственники, ожидающие диагноза доктора, прохаживались внизу.

— Ваш сын рассказывал мне такие потрясающие подробности о двадцать первом веке, — сказала королева Шарлота мистеру Скокку, стараясь разрядить атмосферу. — У меня в голове сложились живые картины с самолетами, больницами, телефонами… и с полицейскими машинами. Часто мне бывало трудно хранить в себе эти познания. Питер даже учил меня имитировать полицейскую…

— Сирену, — перебил ее Питер. — Полицейскую сирену.

Кэйт метнула взгляд в его сторону.

— Меня Питер… тоже учил, — быстро добавил Питер. — «Нии-нуу, нии-нуу…»

Услышав, что его сын учил королеву Англии звукам, которые издает полицейская сирена, мистер Скокк от души рассмеялся.

— Но больше всего мы любили слушать, — продолжала королева Шарлота, — о кинофильмах. Он часто рассказывал о кино и часто упоминал один кинотеатр около Ричмонд-Бридж, как я помню…

— Да, — со смехом подтвердил мистер Скокк. — Вот-вот. Мы, бывало, спорили о цене за поп-корн!

— Да, я знаю о поп-корне. Как забавно. В темноте он бросал его на головы зрителей.

— А я этого не знал!

— Ах, — продолжала королева Шарлота, — мне бы так понравилось смотреть на большой экран и слушать музыку. Видеть лица такие большие, как дом! Он рассказывал мне обо всех своих любимых фильмах и даже представлял некоторые роли. Помню, один был о создании из… — она неуверенно показала рукой на небо, — из неба?.. Которое странствовало по земле…

Королева Шарлота не замечала, что Питер отчаянно пытается выражением лица показать ей, чтобы она больше не продолжала эту тему.

— Да, это создание хотело воссоединиться с себе подобными. Оно было внеземное. Что это было? Ах да… — Королева Шарлота изобразила, будто прикладывает к уху телефон. — ИТ звонит домой… ИТ звонит до-о-мо-ой…

Королева Шарлота рассмеялась, но Кэйт отвернулась, а на глазах отца Питера показались слезы. Его сын не ИТ и никогда этого не сделает.

Встревоженная их реакцией, королева Шарлота печально сказала:

— Ах, я понимаю, что вы это знаете… — Она посмотрела на Питера. — Простите, я как-то сразу не подумала о том, что это все так связано…

Наконец появился сэр Джозеф, вытирающий руки большим носовым платком.

— Никогда не видел ничего подобного этой машине! Поистине поразительный механизм! Невероятно! Я очень хотел бы понять, как он работает, но все-таки не решаюсь разобрать машину, чтобы еще больше не навредить. Я — эксперт по ботанике и зоологии, а этот механизм — вне пределов моего разумения. Как вы полагаете, в какой области знаний должен быть знатоком человек, который сможет разобраться в устройстве этой машины?

Кэйт и мистер Скокк грустно покачали головами.

— В области антигравитации, — сказала Кэйт.

— Циркуляции электричества? — спросил мистер Скокк, глядя на Кэйт.

Она пожала плечами.

— Меня угнетает то, что я так несведущ в науках, — расстроился мистер Скокк. — Теперь я сожалею, что в свое время прогуливал физику…

— Однако, мой дорогой сэр, мы сделаем все, что сможем… Печально, что дорогого Бенджамина Франклина больше нет с нами! С его изобретательными мозгами, с его познаниями в электричестве и интересом ко всему механическому, я уверен, он протянул бы вам руку помощи. Конечно, есть Вольта. Недавно он опубликовал работу о сохранении электричества. Но он далеко, в Италии, и, кроме того, я думаю, нам нужен человек и с обширными знаниями, и с практическими наклонностями. И самое главное — тот, кто готов рискнуть и легко не сдастся.

Появилась виконтесса Креморн, чтобы справиться, нужны ли ее услуги, прежде чем королева уйдет готовиться к вечеру.

— Ха! Я догадался! — воскликнул сэр Джозеф. — Маркиз де Монферон! Истинный ученый и философ. Я приглашал его выступить в нашем обществе два или, возможно, три года назад — очень талантливый человек, настолько богат идеями и обладает таким мощным интеллектом, с каким я еще не сталкивался. Он прекрасный математик и публиковал работы по электричеству и гравитации. Более того, у него есть практический интерес ко всему механическому, и он в курсе всех последних изобретений. Уверен, во всей Европе вам не найти человека, лучше маркиза де Монферона.

Улыбка тронула губы сэра Джозефа.

— Хотя должен предупредить вас, его вера в лечебную силу чеснока заставит вас предпочесть, чтобы беседа с ним велась в хорошо проветриваемой комнате…

И тут же у сэра Джозефа вытянулось лицо.

— Увы, но и здесь все не так просто. Монферон владеет большим поместьем во Франции, и бог знает, какова его судьба, что он пережил с того времени, как началась эта революция.

— Я полагаю, вы ошибаетесь, — вступила в разговор виконтесса Креморн, — Монфероны живут на Голден-Сквер. Только на прошлой неделе я неожиданно столкнулась с его женой, маркизой де Монферон, женщиной ужасной, но весьма изысканной…

— Ах, это приятные новости! — сказал Питер, шагнув к Кэйт и отцу. — Надеюсь, вы позволите мне, — серьезно сказал он, — предложить вам кров в доме на Линкольн-Инн-Филдс, который уже известен мисс Дайер. Буду рад сопроводить вас завтра на Голден-Сквер как можно раньше, как только позволяет вежливость. Могу заверить вас, сэр, что во имя отца и сына я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь вам возвратиться в 1763 год. Мы разыщем маркиза де Монферона и починим машину.

Тронутый и пораженный одновременно, мистер Скокк пожал руку Питера.

— Спасибо, Джошуа, нам повезло, что мы нашли друга.