– В Вашингтоне сегодня возникло свежее предложение о том, как преодолеть кризис соцобеспечения. Подробности расскажет наша корреспондентка Бетси Бларкин.

– Спасибо, Кэти. Кассандра Девайн, двадцатидевятилетняя блоггерша, которая в интернете называет себя КАССАНДРА, снова фигурирует в новостях. В прошлом месяце она побуждала молодых людей не платить налоги и штурмовать ворота территорий, где живут вышедшие на пенсию бэби-бумеры.

На сегодняшней пресс-конференции она представила план, который, по ее словам, сделает правительство платежеспособным и тем самым разрешит проблему.

Вот ее решение: правительство должно предложить пожилым бэби-бумерам льготы, побуждающие их… расставаться с жизнью.

– Американцы стали жить дольше. Это замечательно, но с какой стати мое поколение должно расплачиваться по долгам старших, субсидировать их долголетие? Хотят жить вечно – пусть сами платят за это.

– Согласно плану Девайн, правительство должно полностью отменить налоги на наследство для тех, кто покончит с собой в семьдесят лет. Те же, кто согласится уйти из жизни в шестьдесят пять, получат премию, включающую в себя двухнедельный, полностью оплаченный «прощальный медовый месяц».

– Наши деды росли в годы Великой депрессии и сражались на Второй мировой войне. Они составили так называемое «великое поколение». Наши родители, бэби-бумеры, уклонялись от призыва, нюхали кокаин, возвели потворство своим прихотям в ранг достоинства. Я бы назвала их поколение «жалким». Наконец они получат шанс дать что-то взамен.

– Девайн даже придумала, как можно по-новому называть самоубийство: «добровольное восхождение». Ранее сегодня я поговорила с ней после пресс-конференции…

– Мисс Девайн, вы считаете, кто-нибудь примет ваше предложение всерьез?

– Вы, Бетси, берете у меня сейчас интервью для крупного телеканала, и, по-моему, это неплохое начало. Если вы хотите знать, почему я предлагаю, чтобы американцы в массовом порядке кончали с собой, я вам отвечу: из-за хронического нежелания правительства вести себя честно и ответственно. Когда соцобеспечение только появилось, на одного пенсионера приходилось пятнадцать работающих. Теперь вместо пятнадцати – три. Скоро будет всего два. Сколько ни бегай от этой арифметики, она все равно догонит. Это означает, что представители моего поколения всю жизнь должны будут платить несправедливые налоги, в то время как бумеры могут с шестидесяти двух лет до девяноста и больше играть в свое удовольствие в гольф и попивать джин с тоником. Куда девалась американская идея о том, чтобы обеспечивать детям большее благосостояние, чем ты имел сам? Если правительство сумеет предложить что-то лучшее – что ж, мы обеими руками будем «за». Давайте, предлагайте. Тем временем мы кладем на стол это. И назад забирать не намерены.

– Ряд экспертов, к которым мы обратились, в том числе Карл Канстайнер из вашингтонского Института Рэнд, фактически согласились, что эта драконовская мера в целом разрешила бы кризис соцобеспечения и всего бюджета страны.

– Средний американец сегодня живет до семидесяти восьми – семидесяти девяти лет. Многие еще гораздо дольше. Мы сейчас переживаем то, что можно назвать избытком восьмидесятилетних, девяностолетних и даже столетних. Если бы правительство не должно было платить им пенсии, к примеру, после семидесяти, экономия была бы колоссальной. Неимоверной. Заманчиво, согласитесь. Разумеется, это решение, скажем так, не для слабаков.

– Другие – в частности, Гидеон Пейн из Общества защиты всех рибонуклеиновых молекул – называют идею Девайн «аморальной».

– Неужели мы докатились до того, что рассматриваем массовое убийство как вариант государственной политики? Вся эта схема, весь этот план – сплошная мерзость в очах Господних. Я трепещу за мою страну. Этой женщине должно быть стыдно.

– Кассандра Девайн, судя по всему, никакого стыда не испытывает. Наоборот, она настроена весьма решительно. Кэти?

– Спасибо вам, Бетси Бларкин, за этот репортаж из Вашингтона. И последнее на сегодня. Торговая сеть «Уол-март» объявила, что получила разрешение построить супермаркет общей площадью в сто пятьдесят тысяч квадратных футов в парковой зоне Молл в центре Вашингтона…

– Я отвечу еще на два вопроса. Анн?

– Какова реакция президента на ее предложение?

– На какое? На чье предложение?

– О «добровольном восхождении».

– Нет. Нет, нет, нет. Я не удостою это ответом.

– Что могут сказать на данную тему экономические советники президента?

– Они не… В общем, так: никаких разговоров об этом не велось… Никто в Белом доме этого не обсуждает. Ни в Белом доме, ни в американском правительстве…

– Можно ли понять вас таким образом, что президент не обсуждает со своими советниками кризис системы соцобеспечения? Вчера фондовый рынок упал еще на пятьсот пунктов после известия о том, что Японский банк…

– Я этого не говорил. Пожалуйста, не надо мне ничего приписывать. Так. Я отвечу еще на один вопрос.

– Говорил ли он хоть с кем-нибудь о «добровольном восхождении»?

– Все, брифинг окончен. Спасибо всем. Желаю хорошего дня.

– Мне кажется, – заметил Терри, когда они с Касс смотрели это по C-SPAN, – что грань, отделяющая реальность от абсурда, в нашей стране исчезла. Наверно, это было неизбежно – к этому шло.

– Не знаю, – сказала Касс. – Дело, по-моему, в том, что людям надоело слушать все те же враки.

– Да. И они хотят слушать новые враки.

– Разве я вру?

Терри уставился на ученицу.

– Так, похоже, ты попалась на свою собственную удочку. Я, между прочим, тебя предупреждал.

– Да ладно тебе. Я это сделала. Положила предложение на стол. И, само собой, о нем говорят.

– Ну-ну.

– В воскресенье я буду выступать во «Встрече с прессой».

– Ну что же. Очень хорошо. Кого еще они позвали?

– Директора управления по бюджету и менеджменту. И Гидеона Пейна.

– Белый дом, похоже, здорово разъярился, раз выставил директора УБМ. Он отмахнется от тебя как от дурочки.

– А я ему скажу: «Вы берете в долг у заграничных банков два миллиарда в день – вернее, брали, пока они давали, – и меня считаете дурочкой? Хорошо, какое решение вы предлагаете? Заставить молодежь расплачиваться за тридцать лет безудержных трат?» Я скажу ему: «Постойте, дружок. Вы финансовый директор локомотива, который на всех парах несется к пропасти, кругом землетрясение, пламя…»

– Слишком налегаешь на метафоры.

– Может быть. По барабану. Так или иначе – этот поезд потерял управление. Белый дом заговорил о контроле над зарплатой и ценами. Они в панике!

– Они, кроме того, дали утечку, что это не их идея была тебя отпустить. На твоем месте я бы не стал слишком уж их дразнить. И берегись Пейна.

– Пейна? Это же просто очередной протестантский проповедник на стероидах.

– Правило первое: не ловись на свою собственную удочку. Правило второе: нельзя недооценивать противника! Гидеон Пейн не стал бы «мистером Жизнь», если бы он был идиотом.

Касс на секунду-другую задумалась.

– Он что, действительно убил свою мать?

– Так говорят. Почему бы тебе не спросить его в прямом эфире? Хорошее начало для содержательного диалога.

Зазвонил мобильный телефон Касс.

– Мисс Девайн? С вами хочет поговорить сенатор Джепперсон.

– Так-так. Привет, сенатор.

– Касс! «Добровольное восхождение» – это супер! Лучший эвфемизм, какой я слышал, после «этнических чисток». Мне дико нравится! Я в первую же секунду понял, что это находка.

– Ранди, – холодно проговорила Касс, – когда я вам представила эту идею, вы, можно сказать, вышвырнули меня вон.

– Милая моя, я спешил на заседание комитета. По поводу этой идиотской монорельсовой, которую мой почтенный коллега хочет проложить через Аляску. Кто-то должен постоять за северного оленя. Теперь слушайте. Слушайте внимательно. Торжественно заявляю: я хочу внести законопроект.

– О спасении северного оленя?

– К дьяволу оленя! Нет, дитя мое. О «добровольном восхождении». Это крупное, смелое начинание, и я буду биться за него насмерть. Простите – вышло что-то вроде каламбура. Мы оба, конечно, понимаем, что шансов у этой затеи не больше, чем у сосульки в дантовском пекле. Отличнейшее reductio ad absurdum. Политический вариант атаки Пиккета. Мы, наверно, сгорим дотла – зато про нас напишут баллады. Как мне это нравится!

– И вы хотите сгореть дотла?

– Честно?

– Ранди, почему-то меня передергивает, когда я слышу от вас слово «честно».

– Не будьте слишком строги ко мне, Кассандра. Я же инвалид.

– Ну, не надо, Ранди.

– Я хочу внести законопроект по той же причине, по какой вы выдвинули идею. Чтобы поднять волну. Чтобы трусливые лисы из Белого дома обделались от страха. Я собираюсь внести его вместе с Роном Фандерманком – младшим сенатором от славного штата Орегон. Вы ведь знаете, как обстоят дела в Орегоне. Этот штат гордо заявляет: «У нас содействуют самоубийцам!»

– Не пропустите в это воскресенье «Встречу с прессой», – сказала Касс. – Там со мной будет Гидеон Пейн.

– Мерзкий гаденыш. Вы знаете, что его предок застрелил моего предка?

– Что?

– Во время гражданской войны.

– Седжвика?

– Умница. Седжвик был замечательный вояка и, судя по отзывам, вообще хороший парень. Отличился во всех сражениях: Антиетам, битва в Глуши, Геттисберг. Шла подготовка к большому сражению при Спотсильвании. Он инспектировал артиллерийские позиции северян. Со стороны конфедератов стреляли снайперы. Офицеры нервничали и советовали ему укрыться. Он сказал: «С такого расстояния они в слона не попадут». Его последние слова. Говорят, что снайпер, который его укокошил, – предок Гидеона Пейна. Дайте ему от моего имени хорошенько по орехам, ладно?

«Встреча с прессой» – это была самая ранняя утренняя воскресная политическая программа. Ее вступительную музыкальную тему исполняли трубы и литавры, создавая ощущение мощной, сотрясающей землю торжественности, как будто вот-вот поднимется некий электронный занавес и за ним возникнут председатель Верховного суда, премьер-министр и Римский Папа.

Вел передачу добродушный и румяный Глен Уоддоуз. В молодости он был монахом-бенедиктинцем, затем при не вполне ясных обстоятельствах оставил орден, после чего сделался спичрайтером губернатора штата Нью-Йорк, а в конце концов и его главным помощником. Баллотировался в конгресс, просидел там два срока и, имея на содержании жену и восьмерых детей (католиком он, судя по всему, остался), согласился возглавить службу новостей телеканала и впоследствии забрал себе «Встречу с прессой», чьим девизом было: «С 1955 года. Мы важней, чем те, кого приглашаем».

За жизнерадостной внешностью и розовым лицом Уоддоуза таился ум, вооруженный стальными кулаками, ножом и дубинкой. Все помнили, как он пустил под откос президентскую кампанию сенатора Рута Холлингса, спросив его: «Сенатор, при всем моем к вам уважении, почему вы решили, что такой человек, как вы, имеет право баллотироваться в президенты?»

Касс пришла подготовленная. И тем не менее, пока она сидела в комнате ожидания, ладони у нее были потные и в груди было тесно.

В двух других углах комнаты, поглядывая на Касс с едва скрываемым презрением, сидели Гидеон Пейн и директор управления Белого дома по бюджету и менеджменту.

Они вели между собой учтивый разговор – главной их целью при этом было отделить себя от нее. Директор УБМ делал вид, будто ему очень интересно, какой колледж закончил Гидеон Пейн. Гидеон, со своей стороны, делал вид, что не замечает лести в свой адрес. Как говорится, самое лестное в лести то, что тебя посчитали достойным лести. Гидеон не сомневался, что достоин ее, и принимал лесть как должное. Он был невысокий, упитанный, элегантный мужчина под пятьдесят. Волосы у него были гладко зачесаны назад, он источал теплый гвоздичный запах французского одеколона, носил аккуратно подстриженную бородку, опирался на трость с серебряным набалдашником и одевался в сшитые на заказ костюмы от лондонской фирмы «Гивз-энд-Хокс».

До Касс долетели его слова: «Как я сказал президенту неделю назад…» Ей пришло в голову, что перебить эту карту можно только одним способом – заявить: «Как я сказала президенту сегодня утром в постели…» Не имея на руках такого козыря, директор УБМ только кивал и прикидывался, что на него производит сильное впечатление близость Пейна к вершинам «Олимпа на Потомаке».

Потом говорящие шепотом ассистенты ввели их в очень холодную студию и оснастили микрофонами. Гримерша промокнула им лбы – хотя вспотеть при этой почти арктической температуре было мудрено.

Явлению Уоддоуза предшествовала суета персонала в наушниках. Ведущий был весь сплошная улыбка – ни дать ни взять пятидесятилетний алтарный мальчик, который только что хлебнул священного вина из заветной чаши. Улыбаясь ему в ответ, Касс постаралась не переборщить – боялась, что челюсти так и смерзнутся в улыбке.

Пять, четыре, три… Зазвучали трубы, несколько раз сумрачно, важно ударили литавры.

– Экономическое бедствие… – произнес ведущий вступительные слова, пока шли смонтированные кадры с угнетенными лицами игроков на фондовой бирже. – Выходящие на пенсию бэби-бумеры провоцируют кризис системы соцобеспечения… – На экране седовласые пенсионеры в гольф-карах пытаются спастись бегством от юнцов, взбудораженных призывами Касс. – …а рассерженная молодежь заявляет, что не намерена больше ее оплачивать… Зарубежные банки отказываются продолжать финансирование американских долгов. – На экране японские спекулянты валютой яростно мотают головами. – Не достигли ли мы наконец той точки опрокидывания, которую некоторые называют «днем бумеранга»? На сегодняшнюю «Встречу с прессой» мы пригласили…

Терри был прав. Для директора УБМ, получившего слово первым, Касс была неприятным насекомым, которое попало на обширное ветровое стекло Дяди Сэма и должно просто-напросто быть убрано, причем по возможности без остановки автомобиля.

Касс терпеливо и вежливо возразила ему: молодое поколение очень хочет услышать о каком-нибудь ином решении, которое избавило бы его от необходимости платить за излишества предыдущих. Директор заявил, что Белый дом отважно «рассматривает вопрос» о назначении «президентской комиссии из специалистов высшего уровня» для «изучения проблемы». Касс – по-прежнему вежливо – сказала: это все равно что, находясь в неуправляемо мчащемся поезде, составлять комиссию из пассажиров для «изучения проблемы остановки локомотива во избежание падения в пропасть». Случись такое, хмыкнул директор УБМ со всем своим гарвардским высокомерием, трудно ожидать, чтобы «незрелая сотрудница пиар-агентства» смогла разобраться в управлении сложно устроенным локомотивом. В нем так много движущихся частей… В таком примерно духе продолжалось до тех пор, пока Гидеон Пейн, недовольный своей выключенностью из боевых действий, не бросился в атаку.

– Могу я – вы позволите – вклиниться?

– Прошу вас, – сказал Уоддоуз.

– В фамилии мисс Девайн мне слышится ирония. Потому что ее план уничтожения почтенных старцев Америки, составляющих священное достояние страны, поистине демоничен.

– По крайней мере, – улыбнулась Кассандра, – я готова предоставить своей матери выбор, жить ей или умирать.

По всей стране пятнадцать миллионов зрителей так и обмерли.