План у Бойса, конечно, был, и строился он вокруг одной-единственной строчки из показаний Бабетты агентам ФБР. Бойс намеренно не подал в суд ни одного предварительного ходатайства, имеющего отношение к этой строчке, и не включил в список своих свидетелей ни одного человека, который мог бы невольно предупредить обвинение о том, что у защиты имеется некий тайный козырь.

Тем временем Соединенные Штаты вызвали капитана Кэри Грейсона. Грейсон, главный патолог флота США, работал в Военно-морском госпитале в Бетесде, ближайшем пригороде Вашингтона. Именно он производил аутопсию президента Макманна, и именно он пришел к заключению, что президент умер от эпидуральной гематомы, вызванной — выражаясь сухим, четким языком судебной медицины — черепно-мозговой травмой, нанесенной тупым предметом. От удара по лбу произошел разрыв средней менингеальной артерии. Между черепом и оболочкой, отделяющей мозг от черепа, скопилась кровь, надавившая на нее снаружи. Та, в свою очередь, сдавила кору головного мозга, что и стало причиной смерти президента.

Капитану Грейсону было далеко за пятьдесят. Любой пациент испытал бы трепет, увидев, что этот опрятный седеющий бывалый моряк в очках, с располагающими манерами настоящего профессионала, стоит в ногах его больничной койки и, изучая историю болезни, отдает четкие распоряжения сестрам. К тому же грудь его украшал впечатляющий комплект знаков отличия, в числе которых была яркая желто-красная нашивка, означавшая, что он служил во Вьетнаме (помощником фармацевта на авианосце «Индепенденс»). Конечно, этот факт не имел отношения к его показаниям, однако заместительница генерального прокурора, прекрасно знавшая, что среди присяжных есть двое ветеранов вьетнамской войны, ухитрилась-таки вскользь упомянуть о нем, допрашивая капитана Грейсона как свидетеля обвинения. Возражать было бессмысленно. Бойс понимал, что в капитана уже влюбились все присяжные, не только ветераны. Им уже хотелось видеть его в ногах своих больничных коек, когда придет пора. Бойс знал по опыту, что присяжные склонны любить всех врачей, кроме специалистов по пластической хирургии, практикующих в Беверли-Хиллз и в районе Манхэттена с почтовым индексом 10021. А врачей с воинскими знаками отличия — двоих надежных свидетелей в одном мундире — они боготворят.

Заместительница ГП Клинтик мягко, ненавязчиво провела допрос капитана, особо выделив тот факт, что смерть наступила через полтора часа после случайно услышанной громкой перепалки. Она заставила его пояснить, что президент был в прекрасном физическом состоянии — а это удивительно, учитывая тяжкие испытания, выпавшие на его долю во время войны. Грейсон заметил некоторые признаки коронаротромбоза, но это пустяки. Возможно, через несколько лет, в течение второго срока президентских полномочий — возражение, принимается, — возможно, лет через пять ему потребовалась бы ангиопластика, а может, и шунтирование, но в наше время эти операции стали обычными процедурами. Он дожил бы до зрелого возраста. Тяжелая утрата. Тяжелая утрата для нашей страны. Бойса так и подмывало возразить, но тут воцарилась такая тишина, что слышно было, как муха пролетит, и он сдержался.

А потом Клинтик заманила Бойса в засаду. Согласно списку ее свидетелей, увеличенные фотоснимки клейма Пола Ривира на голове у президента должен был представить суду ведущий гражданский судебный дерматолог. Однако, увидев, как очаровал присяжных капитан Грейсон, этот флотский двойник Маркуса Уэлби, доктора медицины, героя известного сериала, она решила сплутовать и попросила разрешения предъявить фотографии, чтобы Грейсон смог их прокомментировать.

Во время последовавшего совещания у барьера Бойс заявил, что капитан Грейсон, при всех его неоспоримых достоинствах, недостаточно компетентен, чтобы истолковывать эпидермические отметины, которые, как он выразился, «являются более загадочными по своему происхождению, чем узоры, якобы оставленные в Андах древними летающими тарелками».

Разъяренный Бойс и успокоившаяся заместительница ГП вернулись на свои места. Секретарь поставил фотографии размером три на два фута на специальную подставку. Они впервые демонстрировались публично.

По залу разнесся сдавленный вздох. Бойс поморщился. Нет ничего хуже для клиента, чем услышать, как у всего зала суда захватило дух при виде наглядного доказательства его мнимого злодеяния.

Фотография представляла собой увеличенное изображение прямоугольного участка президентского лба площадью пять сантиметров на два.

Буквы отпечатались так отчетливо, что их вполне можно было бы использовать в качестве оптометрической таблицы. Корреспондент журнала «Нью-Йоркер» заметил: «Их смог бы разобрать и Стиви Уондер».

Когда Бойс увидел эти фотографии впервые, он так растерялся, что вознамерился было дать объяснение, достойное фильма «Изгоняющий дьявола»: мол, в заговоре против Бет участвовал сам Сатана, который из злорадства поставил на лоб президента клеймо Пола Ривира.

Он глубоко вздохнул. Бывают дни, когда ты зарабатываешь свою тысячу долларов в час честным трудом.

Журналисты переглянулись, самодовольно улыбаясь. Посмотрим, как Наглец Бейлор выйдет из этого положения!

ЗГП Клинтик, всячески стараясь скрыть свое ликование, принялась мягко, ненавязчиво задавать капитану Грейсону наводящие вопросы, касающиеся этого чертовски убедительного изобличающего доказательства. Она усердно готовилась к этому допросу. Встречается ли на коже у людей подобное рельефное тиснение естественного происхождения? Только не такое, ответил капитан Грейсон. Быть может, капитан, имеющий огромный опыт работы в медицинских учреждениях, когда-нибудь видел или слышал, чтобы на коже человека естественным образом отпечатывались пять заглавных букв? Нет, так сразу он не может припомнить ни одного подобного случая. А какова вероятность того, что на коже у человека естественным образом появятся, к примеру, пять перевернутых букв, составляющих фамилию серебряных дел мастера, жившего во времена Войны за независимость?

Возражение. Свидетеля просят строить в высшей степени нелепые статистические гипотезы.

Совещание у барьера.

Отклоняется.

Свидетель может отвечать на вопрос.

— Приблизительно один шанс из пятидесяти семи миллиардов.

Приглушенный шум в зале.

Возражение.

Утро выдалось томительно долгим.

Покончив с допросом капитана Грейсона, Сэнди Клинтик одарила Бойса торжествующей, самодовольной улыбкой.

Бойс встал, подошел к месту для дачи свидетельских показаний и по-свойски положил руку на поручень, словно собираясь поболтать со старым приятелем.

— Ваша честь, — сказал Бойс таким небрежным тоном, точно хотел сообщить судье, что звонила его жена и просила передать, чтобы по дороге домой он забрал вещи из химчистки, — защита оговаривает в качестве особого условия, что этот след оставлен плевательницей.

Сэнди Клинтик обмерла. Совместно с десятками юристов из Министерства юстиции она изучила все дела, которые когда-либо вел Бойс Бейлор. За более чем двадцать лет активной адвокатской практики он оговаривал что-то в качестве особого условия ровно два раза. Даже судья Голландец, обычно бесстрастный, как голландский бюргер семнадцатого века на одной из картин из его коллекции, и тот удивленно поднял брови.

— Только глупец или негодяй, — продолжал Бойс, — стал бы отнимать у присяжных драгоценное время, пытаясь доказать, что буквы, возникшие на лбу у президента Макманна, имеют естественное — или сверхъестественное — происхождение. — Он произносил речь, но при этом рассуждал так разумно и складно, что мог не опасаться возражений со стороны заместительницы ГП. — Дело в том, каким образом они там оказались.

— Возражаю.

— Приступайте к допросу, адвокат.

Для начала Бойс решил убедить присяжных в том, что он тоже считает капитана Грейсона величайшим светилом медицины со времен Галена.

Он мягко, ненавязчиво выяснил, сколько раз Грейсону доводилось производить вскрытие. Подумать только, неужели так много? Затем решительно отмел все подозрения, будто считает капитана Грейсона недостаточно компетентным, чтобы объяснять происхождение отметин, лишь потому, что тот не является судебным дерматологом. Помилуйте, ведь это главный флотский патолог! Сотрудник Военно-морского госпиталя в Бетесде — то есть один из блюстителей президентского здоровья!

В ответ капитану Грейсону оставалось лишь как можно более скромно добавить, что его квалификация, пожалуй, действительно представляется достаточно высокой.

Разумеется, разумеется.

Сэнди Клинтик подумала: Да они уже сроднились. Еще немного, и он начнет Грейсону спину массировать. Что он, черт возьми, замышляет?

— Капитан, в ходе вскрытия вы, вероятно, обследовали каждый квадратный дюйм тела президента?

— Да.

— И ничего не упустили?

— Возражаю. Свидетель уже ответил на вопрос.

— Вы взяли образцы ткани?

— Да.

— Вы взяли образцы ткани с нижней части ступней?

— Нет.

На лице у Бойса отразилось вежливое удивление:

— Я полагал, что это обычная процедура.

— Возражаю.

— Я перефразирую. Почему вы не взяли образцы ткани со ступней?

— Не счел нужным. Я осмотрел его ступни.

— А в ходе этого осмотра вы не обнаружили следов мыльного осадка?

— Следов мыльного осадка я не заметил.

— Однако, не взяв образцы ткани для анализа, можете ли вы со стопроцентной уверенностью сказать, что мыльный осадок отсутствовал?

Капитан Грейсон задумался.

— Нет, этого я утверждать не могу.

Бойс не стал настаивать. Требовать эксгумации тела американского президента, погребенного на Арлингтонском кладбище, — это уже чересчур, да и риск немалый, особенно если нет полной уверенности в том, что, принимая душ в последний раз, он забыл смыть мыльную пену с ног.

Однако ЗГП Клинтик на всякий случай подготовилась к такому повороту. Она внесла в список свидетелей научного работника компании «Проктер и Гэмбл», производившей любимое туалетное мыло президента, а также физика из Лаборатории реактивного движения. Ученый из «ПиГ» должен был показать, что брусковое мыло президента специально изготавливалось с таким расчетом, чтобы осадка почти не оставалось — результат дорогостоящего судебного процесса по иску на сумму в сто миллионов долларов, предъявленному человеком, который поскользнулся под душем. А физик из ЛРД должен был наглядно продемонстрировать маловероятность — один шанс из 2,6 триллионов — такого падения, в результате которого на лбу отпечатывается надпись при условии, что плевательница находится на своем обычном месте в президентской спальне. Сэнди Клинтик отнюдь не горела желанием пускать присяжным пыль в глаза посредством векторов, сил тяготения, квадратных корней и формул с восемью переменными, но была готова и к этому.

— Капитан, — спросил Бойс, — что происходит с телом человека после смерти?

— Когда начинается трупное окоченение, все органы и ткани затвердевают.

— В таком случае, будет ли верным утверждение, что после смерти кожа человека становится более податливой? Другими словами, если прижать что-нибудь к коже через несколько часов после смерти, останется ли на ней отпечаток?

— Возражаю. Капитан Грейсон здесь не в качестве высококвалифицированного дерматолога.

Попалась! Прямо в ловушку.

— Ваша честь, — сказал Бойс обиженным тоном человека, убежденного в своей правоте, — именно обвинение вызвало капитана в суд в качестве свидетеля, сведущего в данных вопросах. Я ценю и уважаю его высокую квалификацию и тоже считаю, что он имеет полное право давать показания, касающиеся этого важнейшего аспекта судебной медицины.

Некоторые присяжные даже кивнули в знак согласия. В такие минуты сердце Влонко начинало радостно биться.

— Отклоняется. Можете отвечать на вопрос, капитан Грейсон.

— Когда начинается трупное окоченение, истощается запас кислорода, вследствие чего кожа становится бледной. Что же касается вопроса, заданного мистером Бейлором, то происходит отток крови и полная потеря эластичности. Поэтому теоретически любой след или отпечаток мог бы, пожалуй, сохраниться скорее после смерти, чем до таковой.

Все, дело в шляпе.

— Значит, капитан, если бы плевательницу прижали ко лбу президента после его смерти…

— Возражаю!

— Ваша честь, я просто хотел спросить у свидетеля-медика, можно ли добиться конкретного результата при определенном стечении обстоятельств. — Он метнул суровый взгляд на стол обвинения. — И хотелось бы указать обвинению, что я сохраняю за собой право вызывать предыдущих свидетелей повторно.

Долгое совещание у барьера сопровождалось шипением. Как хотелось публике услышать, о чем идет речь!

Наконец судья Голландец сказал:

— Прошу присяжных принять к сведению, что свидетель не вправе решать, имело ли место какое-либо событие на самом деле.

— Капитан Грейсон, — продолжал Бойс, — если бы после смерти президента плевательницу прижали к месту ушиба, мог бы там, по мнению такого уважаемого медика, как вы, остаться этот четкий отпечаток личного клейма мистера Ривира? Как на затвердевающей глине?

— Да, — сказал капитан Грейсон, — такое объяснение возможно. Теоретически.

Бойс улыбнулся:

— Благодарю вас, сэр. Пока вопросов больше нет.