После некоторых колебаний судья Голландец вынес разумное постановление. Полный решимости — даже одержимый навязчивой идеей — не допустить своего отстранения от дела в результате обжалования, он посоветовался со своим бывшим наставником, членом Верховного суда, а заодно и с некоторыми другими мудрыми представителями судейского корпуса. После чего сделал то, что дозволено только судьям: вынес постановление.

Пересмотра дела не будет.

В результате его дознания выяснилось, что репортаж о процессе смотрели по своим гостиничным телевизорам в общей сложности шестеро присяжных. Их предстояло отстранить от исполнения обязанностей как запасных. После этого у судьи оставалось двенадцать присяжных. Эти двенадцать уже были изолированы на военной базе под круглосуточной охраной спецназа армии США. Телевизоров у них в комнатах не было. В суд федерального округа и обратно их перевозили на военной автоколонне, словно пленных из «Аль-Каиды» на Кубе. Некоторые критиканы заявили, что это немного отдает театральностью, но судью Голландца больше не интересовало чужое мнение, а мнение журналистов — и подавно. Его единственная цель в жизни теперь состояла в том, чтобы добиться вердикта. Если придется поселить присяжных в подземных пещерах пустыни Нью-Мексико — отлично. Он начал туманно намекать на то, что прикажет убрать телекамеры из зала суда. Журналисты тут же прикусили языки.

Он огласил свое постановление в суде. Присяжные отсутствовали. На Бойса он старался не смотреть. Когда же он перешел к той части постановления, где было сказано, что в дальнейшем Бойсу запрещается исполнять обязанности защитника, то посмотрел ему прямо в глаза.

— Возражаю. Ваша честь, можно подойти?

— Нет.

Судья Голландец продолжал читать. Защитнику было предъявлено обвинение в преступном сговоре с целью оказать тайное давление на федеральное жюри присяжных. Кроме того, Комиссия по этике адвокатуры округа Колумбия наверняка скоро начнет процедуру его исключения из коллегии адвокатов. Было бы «совершенно недопустимо» и невыносимо в моральном отношении, если бы мистер Бейлор продолжал выступать в качестве защитника до рассмотрения этих дел. Хотя до тех пор, пока его вина не доказана, он, разумеется, считается невиновным.

Судья предоставил миссис Макманн недельную отсрочку для того, чтобы подыскать нового адвоката. Потом в последний раз с отвращением посмотрел на Бойса. Бойсу показалось, что сейчас он объявит смертный приговор: И да помилует всемогущий Господь вашу душу.

* * *

По возвращении в «Джефферсон» они пригласили в гости небольшую мрачную компанию. Были сдвинуты стулья, и все уселись в кружок. Бойс, Бет и полдюжины лучших юридических умов страны принялись обсуждать план дальнейших действий. Уже через несколько минут после сообщения об аресте Бойса у Бет начал звонить телефон: адвокаты горели желанием представлять ее интересы, хотя в тот момент шансы на победу были близки к нулю. Бет Макманн грозил суровый приговор. Утешало лишь то, что в конце концов им с Бойсом, возможно, предстояло отбывать срок в одной тюрьме. Разве это не удобно? Слава богу, еще никто не знал, что она беременна.

Были включены три телемонитора, без звука. Пока адвокаты совещались, Бойс поглядывал на экраны. Программу «Судейский молоток» вела Перри, выглядевшая сногсшибательно. Она беседовала с Крадманом. Бойс сгорал от любопытства, но не мог заставить себя прибавить громкость. Он мог бы смириться со смертной казнью через повешение, со смертельной инъекцией или сожжением заживо, но только не со снисхождением Алана Крадмана.

Одни комментаторы утверждали, что это Бет подговорила Бойса оказать тайное давление на присяжных. Другие возражали: нет-нет, судя по почерку, всё это явно его рук дело. Разве не он двенадцать лет назад добился оправдания этого террориста Фелисио Андалуса, пытавшегося взорвать американское посольство в Эскантадо? За что же он, по-вашему, получил свое прозвище?

Бойс взглянул на другой экран.

РЕЗУЛЬТАТЫ ОПРОСА:

МНЕНИЕ О БЕЙЛОРЕ

ПОЛОЖИТЕЛЬНОЕ: 3 %

ОТРИЦАТЕЛЬНОЕ: 96%

По крайней мере один процент еще колебался.

На экране третьего монитора демонстрировались старые кадры с более молодыми Бойсом и Фелисио, снятые во время суда над Фелисио. Всегда странно, подумал Бойс, встречаться взглядами со своим молодым теледвойником — худым, волосатым, в неизменном широком галстуке. Какой странной пародией на самих себя кажутся, наверно, кинозвездам их первые фильмы, которые они смотрят на склоне лет. Фелисио смахивал на Че Гевару, заделавшегося правым радикалом — такой же революционер, только опрятный, стриженый, в новой рубашке.

Бойс уже позвонил Линку Каплану из фирмы «Скадден и Арпс» и попросил его взяться за защиту Фелисио и Рамона, а счета присылать ему. Ох уж эти счета! Нет более справедливого наказания для адвоката, чем необходимость оплачивать счета его собратьев. От собственного же Бойсова потока доходов, этой величественной зеленой Амазонки, которая текла к нему на протяжении стольких лет роскошной жизни, скоро останется только высохшее, потрескавшееся русло.

Бойс посмотрел на один из мониторов — там показывали ту видеозапись: он, Фелисио и Рамон в гостиничном номере! Пока все остальные продолжали совещаться, Бойс взял со стола пульт и прибавил громкость — как раз вовремя, чтобы услышать, как он назначает Фелисио предельный срок обработки присяжных.

В комнате тут же прекратились все разговоры. Как, впрочем, и во всей стране.

Фэбээровская видеокассета кончилась, и на экране появилась Перри. Это она показала запись! О, предательство, имя тебе — Петтенгилл. Бойс был ошарашен.

Все уставились на него.

— Никто не хочет, — спросил Бойс, — сделать презрительное замечание по поводу того, что ФБР неофициально передает свои вещественные доказательства средствам массовой информации? Или вы ждете, что сначала выскажусь я?

— Это возмутительно.

— Черт возьми, неужто на них управы не найдется?

— Только ответная подлянка.

— Да кем эти разъебаи… прошу прощения, миссис Макманн… кем эти хуесосы себя возомнили?

— Спасибо, — сказал Бойс. — Я ценю вашу поддержку, коллеги.

— Вы не позволите нам с Бойсом поговорить минутку наедине? — попросила Бет.

Когда они остались одни, она сказала:

— Значит, вот зачем ты встречался с Клинтик. Чтобы на другой день, когда твои друзья наладят прием всех каналов в комнатах присяжных, об этом важном событии рассказали в теленовостях?

— Нам не следует это обсуждать.

— Они все равно узнали бы, что это твоих рук дело. Рано или поздно.

— Но это уже было бы во время твоего нового процесса.

— Выходит, я дважды погубила твою жизнь.

— История повторяется, сначала как трагедия, а потом — как фарс.

— Ты хоть понимаешь, что наш ребенок будет нас ненавидеть?

— Как и большинство детей адвокатов.

* * *

Самое приятное в должности судьи — помимо больших стульев, — то, что можно вызвать к себе любого человека.

Перед ним, в его полутемном, обшитом деревянными панелями кабинете, увешанном четырехсотлетней давности портретами купцов и натюрмортами с рыбами, сидел директор Федерального бюро расследований. То, что директор явно нервничал, доставляло судье Голландцу большое удовольствие.

Трансляцию этой видеозаписи мы обсудим через минуту, начал судья. Конечно, я этим делом не занимаюсь, да оно и не подпадает под мою юрисдикцию, однако очень интересно было бы узнать, каким образом эта кассета оказалась в распоряжении программы под названием «Судейский молоток», которую ведет бывшая пассия Бейлора.

Директор начал было отвечать уклончиво. Судья поднял руку — жест, сочетавший в себе спокойствие и неограниченную власть. Если будешь продолжать в том же духе, говорил жест, то от руки сией познаешь истинный смысл скорби.

Прежде всего я хочу услышать, — продолжал судья Голландец, проведя кончиками пальцев по лезвию ножа для разрезания конвертов, который некогда принадлежал судье Верховного суда Поттеру Стюарту, — следующее: ваши агенты записали в гостинице на видео то, как Бойс Бейлор и эти бандиты-латиносы сговариваются оказать тайное давление на присяжных. На моих присяжных. Почему же вы тогда не помешали им сбить присяжных с толку? И, раз уж мы коснулись этого вопроса, почему я ничего не знал?

Директор пробормотал какую-то заезженную фразу насчет процессуальных норм. Увидев, что судья Голландец, сидевший до этого с безмятежным видом, смотрит на него в ответ, как ассирийский лев, он осекся.

Нам нужно было, сказал он, поймать их с поличным.

Кому это — нам?

Бюро.

До этого судья Голландец только однажды позволил себе выразить резкий протест — после того как в Амстердаме один торговец произведениями искусства пытался продать ему натюрморт с дохлой камбалой и двумя лимонами якобы кисти де Грути, а на самом деле — ученика де Грути, Флемма Вандер Флемма.

Не так-то просто изменить интенсивность обмена веществ у директора ФБР, и все же судье Голландцу это удалось. Он пообещал потребовать сенатского расследования. Для начала.

Послушайте, продолжал он, раз уж мы предположили, что агенты Бюро совершили должностное преступление… — казалось, в последнее слово судья Голландец впился зубами, точно в батон с хрустящей коркой, — …каким образом была организована утечка этой видеозаписи? Или фэбээровские записи, служащие доказательствами, уже стали последним словом в реалистическом телевидении?

Мы изучаем эти факты. Уверяю вас, судья, изучаем.

Хорошо. Изучите их тщательно. И проинформируйте меня о своих выводах. До того, как я узнаю о них из телепередач.

Да, ваша честь.