– Есенин, куда мы прем? Ни хрена не видно! – Ныш, вцепившись в руль, склонился к лобовому стеклу. Ближний свет фар не успевал прощупывать стремительно стелящуюся под колеса каменистую степь.

– Держи прямо! Дальний не врубай! – приказал Есенин.

Жалкое подобие дороги давно закончилось. «Волга» подпрыгивала на ухабах, ухала амортизаторами, по днищу били мелкие камешки, одинокие колючки стегали по колесам. В багажнике громыхнуло.

– А каково нашему фраеру? – заржал Хамбиев, клацнув в очередной раз зубами на кочке. – Как килька в банке мотыляется!

Ныш неожиданно прервал смех и вытянул шею над рулем:

– Что там? Заграждение!

Впереди ровную степь перегораживала густая проволочная лента. По центру на двух покосившихся столбах накренились высокие створки сеточных ворот.

– Дави на газ! Бей по воротам! – крикнул Есенин и обхватил Нину. – Дави!

Ныш откинулся на сиденье, уперся руками в руль, нога вжала в пол педаль акселератора. «Волга» ударила в центр ворот, поддела их. Створки сорвало с петель, они громыхнули по крыше, подпрыгнули на багажнике, вспороли землю позади автомобиля. Облачко пыли заволокло образовавшийся в ограждении проем.

– Вырубай свет! – крикнул Есенин. – Полностью!

Ныш послушно повиновался.

– Теперь тормози! Яма! – последовала новая команда.

«Волга», сделав крутой вираж, остановилась на краю большого черного углубления. Камешки из-под визжащих шин волной брызнули вниз и поскакали по твердой корке ямы. Где-то в глубине они плюхнулись в невидимую жидкость.

Ныш испуганно озирался:

– Где мы?

Справа темнела огромная конусообразная яма. Слева торчали мрачные зазубрины остатков разрушенных строений.

– Пред тобою, Ныш, Гиптильник, – мрачно произнес Есенин. – Превратим его в могильник. В этой яме яд витает, все бесследно растворяет.

– Ух, ты! Опять стихи! – присвистнул Ныш.

– Где дышит смерть, рождается вдохновение. – Есенин глубоко вздохнул и, не выражая никаких эмоций, потянул за волосы испуганную, сжавшуюся Нину. – Ныш, вытаскивай нашего приятеля.

Хамбиев открыл дверцу и выскочил из машины. Под ногами что-то захрустело, Ныш с трудом удержал равновесие.

– Черт! Что это? – Он наклонился, разглядывая валяющиеся на земле белые кости. – Здесь кто-то сожрал сайгака или барана.

– Ракете все равно – человек ты или скотина. В Гиптильнике все сдохли одинаково, – философски изрек Есенин.

– Нет, этого сожрали недавно. Запах еще остался. А как косточки обглодали!

– Говорят, здесь крысы-мутанты водятся.

– Ну, местечко! Валить надо быстрее отсюда! – Возбужденный, весь как на иголках, Ныш открыл багажник. – Вылезай, шустрик. Отпрыгался.

Скрюченный Заколов, прищурившись, посмотрел вверх и неловко выбрался наружу. Первым делом он с удовольствием распрямился, прижимая связанные руки к животу.

– Хозяйство не отшиб по дороге? – хихикнул Ныш. – Но тебе все равно теперь ничё не понадобится.

– Здесь полдня подышишь, и тебе тоже будет все равно, – мрачно сообщил Есенин. – Все лишнее обвиснет и отвалится.

– Чего? – тревожно переспросил Ныш.

– То самое, что слышал.

Хамбиев сплюнул и зло пробурчал:

– Гиптильник – могильник. Давай быстрее с ними разделаемся!

– Куда вы меня привезли? – подал голос Заколов. Он слышал разговор бандитов в машине, но стремился выиграть время, чтобы оглядеться.

– Ишь ты, любопытный! Веди его сюда, – равнодушно сказал Есенин.

Он вместе с Ниной Брагиной стоял у покатого края ямы. Девушка испуганно смотрела в черную глубину.

– Двигай! – Хамбиев пихнул Заколова в спину и достал пистолет. – Это, чтобы ты не рыпался.

Тихон встал рядом с Ниной лицом к бандитам. В руках он прятал отвертку, найденную в багажнике. Веревку по дороге он тоже успел развязать, и сейчас она опутывала руки только декоративно. Он ждал удобного момента, чтобы избавится от бандитов и убежать вместе с Ниной. Еще лучше – отнять у них машину. Ночная темнота и отсутствие малейшего освещения были его союзниками.

В стороне среди развалин что-то зашуршало. Тихий звук исходил не из одного какого-то места, а стелился широким фронтом. Шуршание приближалось.

– Крысы-мутанты? – тревожно предположил Хамбиев.

Нина испуганно прижалась к Заколову.

– Почему вы думаете, что крысы-мутанты должны быть большими и страшными? – Тихон говорил больше не для бандитов, а чтобы успокоить дрожащую девушку. – Мутация – это прежде всего деградация. Скорее они стали маленькими и беззубыми.

– Заткнись, философ! – огрызнулся Ныш. – А кто сайгака сожрал?

Из темноты выплыла разнородная серая масса и сгрудилась в кучу шириной метров пятнадцать. Шуршание прекратилось. Тихон пригляделся. Напротив них блестели десятками глаз маленькие, коротконогие, похожие на такс собачки с удлиненными мордочками.

– Ну вот, видите, я был прав, – сказал Заколов. – Никакие это не крысы, а деградировавшие дворняги. В процессе мутации они стали меньше, а не крупнее.

– Зато очень похожими на здоровых крыс, – тем же назидательным тоном закончил мысль Есенин, а затем резко выпалил: – Все! Пора кончать! Ныш, пихай их в яму, а эти твари нас не тронут. Они нападают только на одиночек или… – Он осекся на полуслове, а после паузы тихо продолжил: – Люди всегда страшнее любой твари.

– Что там? – тихо спросила Нина, показывая в темный провал.

– А черт его знает, – спокойно произнес Есенин. – Воронка образовалась после падения ракеты. А потом здесь еще всякое дерьмо сливали. Оттуда еще никто не выбирался.

Хамбиев боком двинулся к Заколову, косо поглядывая на стаю собак. Есенин схватил за плечо Нину, рука в наколках напряглась, склоняя девушку в яму. Тихон пытался быстро принять решение. Он может напасть на Хамбиева и выбить у него пистолет, но одно движение Есенина рукой – и Нина летит в адскую яму. Если сначала вырвать из рук бандита девушку и отпихнуть ее в сторону, то элемент неожиданности будет утерян и он окажется перед дулом пистолета. Что же делать?

Хамбиев подошел вплотную, переложил оружие в левую руку, намереваясь толкнуть Заколова.

– Стойте! Я сам! – остановил его Тихон.

– Так-то лучше, – согласился Хамбиев. – Прыгай, поплавай.

Есенин с интересом посмотрел на парня. Тихон повернулся к яме. Твердая конусная поверхность уходила вглубь. Слева скат казался более пологим, но все равно удержаться на нем было бы достаточно проблематично. Любое неосторожное движение – и ты катишься вниз. Да и сверху в любой момент с радостью подпихнут. Стоп! А почему надо делать осторожные движения?

Заколов вспомнил аттракцион с мотоциклистом, поразивший его в детстве. Спортсмен на мотоцикле катался по вертикальной стене внутри цилиндрического здания. Тогда Тихон еще не знал всех законов физики, позволяющих это делать, но понимал, что мотоциклист держится на стенке за счет скорости. Что же, сейчас у него нет мотоцикла, но и стенка здесь отнюдь не вертикальная. Если побежать достаточно быстро, можно удержать равновесие и выскочить по дуге на противоположный край. Нина тогда воспользуется переполохом среди бандитов и тоже скроется.

Заколов мгновенно произвел расчет нужной скорости, и выходило, что шанс у него есть.

Пора действовать, приказал себе Заколов, стряхнул веревку и резким движением ударил Хамбиева отверткой по руке с пистолетом.

– Нина, беги назад! – перекрывая вопль Ныша, крикнул Тихон, а сам устремился в яму.

Тело стремглав неслось наискосок и вглубь, ноги ступали перпендикулярно твердой поверхности, справа дышала химией черная яма, слева заглядывал полукруг звездного неба. Тихон не оглядывался и не видел, что Нина, как и двое бандитов, замерев, смотрели за его бегом. Удалившись на достаточное расстояние, Тихон направил тело вверх. До заветного края котлована осталось совсем немного, но противные химические испарения сковывали горло, дыхание останавливалось, слезы жгли глаза.

Тихон упал, распластавшись на поверхности. В нескольких метрах выше виднелась спасительная кромка. Он пополз вверх, с трудом цепляясь за гладкую корку ямы. И вот – совсем рядом край. Остался один взмах рукой – и он в безопасности!

Но Заколов не видел, что, когда он упал, стая собак дружно сорвалась с места и побежала единым комком к точке, где он должен был вылезти.

В это время очухался и Ныш.

– Сейчас я его достану! – зло крикнул он, поднял здоровой рукой упавший пистолет и прицелился.

Тихон забросил руку на горизонтальную поверхность, подтянулся из последних сил, голова высунулась из зловонной ямы. Но первое, что он увидел, были злые глазки и раскрытые зубастые пасти своры маленьких собак.

Он перевалился наружу, пытаясь отдышаться. На передних собак напирали задние, и оскаленные пасти брызгали слюной в нескольких сантиметрах от лица Тихона. Он видел жадные пасти и острые зубки. В любую секунду они могли сомкнуться на его лице.

Спасения не было. Впереди – алчная стая, позади – ядовитая яма.

В этот момент из-за спины раздались два выстрела.