Есенин с Хамбиевым вышли к небольшому одинокому домику у железнодорожного переезда. Здесь железную дорогу пересекала растрескавшаяся, наполовину занесенная песком автомобильная дорога. Заржавевший шлагбаум глядел тонким концом в небо и было похоже, что в таком состоянии он застыл очень давно.

Ныш тащил упирающуюся Нину, ехидно мял ее руками. Девушка сопротивлялась, хотела вырваться, но Ныш держал её крепко и только посмеивался. Иногда Нина пыталась идти сама или плюхалась на землю и в слезах требовала, чтобы ее бросили, но каждый упор на сломанную ногу причинял резкую боль, а остаться одной ей не позволяли.

– Ромашка, ну чем я хуже твоего студента? К нему ты прижималась, а меня отталкиваешь? Забудь про него. Студента больше нет. В борьбе победил сильнейший, – самодовольно твердил Хамбиев. – Да не толкайся ты, дура. У меня же ребра треснули. Мною, Ромашка, бабы довольны. Попробуй, тебе тоже понравится.

Нина беззвучно плакала от бессилья и прикрывала грудь локтями. Есенин всю дорогу молчал, не оборачивался, но двигался медленно, позволяя Нышу с Ниной не отставать. Когда подошли к домику у переезда, он остановился около рассохшегося штакетника, опоясывающего жалкие огородные грядки, и хмуро произнес:

– Здесь живет знакомый моего отца. Никому не вякать, говорить буду я.

Ныш расправил прилипшие к потному лбу волосы и напомнил Есенину:

– Нас Бек ждет.

– Помню, – отрезал вор, прошел во двор и стукнул в дверь.

На пороге появился пожилой человек в стареньком кителе железнодорожника. В руках он держал фуражку, которую тут же нахлобучил на взъерошенные, давно не стриженные, седые волосы. Лоб и щеки прорезали глубокие морщины.

– Здрасьте, дядя Федя, – буркнул Есенин, старясь заглянуть хозяину за плечо.

Ожившие глаза старика бегло, но пытливо осмотрели гостей.

– А я думаю, никак начальство пожаловало. Вовка, ты?

– Узнал, – Есенин попытался приветливо улыбнуться, отчего в одном из уголков губ лишь на мгновение показались два желтых зуба.

– Да я тебя, охламона, вот с таких пор помню, – железнодорожник провел ладонью около колена. – Как батя? Вспоминает меня?

– А то, конечно.

– Я к нему на день Победы обязательно вырвусь. Так и передай. Нам фронтовикам есть что вспомнить.

– Передам, – Есенин нерешительно потоптался.

– Да ты заходи, заходи, Вов. И товарищей своих зови. Что это у вас с девушкой?

– В аварию мы попали, дядь Федь. Машина разбилась. Девчонка ногу повредила. Приютить ее на время надо.

– Да как вас угораздило? С тех пор как новую дорогу открыли, здесь уж два года никто не ездит.

– Я вижу. Тут многое изменилось.

– Чего мы стоим? Проходи! – встрепенулся хозяин домика. – А девушку вот сюда, – старик протопал по скрипучему полу в небольшую спаленку и указал на кровать с пирамидкой пухлых подушек.

Нина легла и блаженно вытянула ноги. Ныш незаметно осмотрел все комнаты небольшого домика, никого не нашел и, успокоившись, расположился на кухне.

– Аварии, всюду аварии, – вздохнул старик. – И у нас на дороге, слышал, поезда столкнулись.

Есенин кивнул и тихо поинтересовался:

– Ну и как?

– Уже пошли поезда, пошли. Наладилось.

Как бы в доказательство его слов за стенкой прогрохотал состав.

Есенин отвел старика в сторону и тихо произнес:

– Девчонка останется у тебя на пару дней.

– Так ей же к врачу надо.

– Потом врач. Пока сам за ней посмотри. Не выпускай отсюда и никому не говори про нее.

– Спрятать, что ли?

– На кой ее прятать. К тебе же никто не заглядывает.

– Да, никто. Давно уже никто не заходит. Только раз в месяц пенсию привозят. На пороге дадут, и назад, – вздохнул старик.

– Вот и хорошо. А девчонка сейчас не ходок. Дня через три, я за ней заеду, – пообещал Есенин.

– А если ты не придешь, Вов?

– Если не приду, – Есенин задумался. – Если через пять дней не появлюсь, отправь ее на станцию. Раньше нельзя, мне навредит. А потом уж мне все равно будет.

Старик послушно и немного испуганно кивал:

– Понятно, Вов. Я ее подлечу пока?

– Это можно. Только отпускай – строго через пять дней! И чтобы ни одна живая душа о девке не знала. Не вздумай ослушаться! – предупредил Есенин, потом придвинулся к старику и, глядя в упор, произнес: – Ты же меня знаешь. Если что – не обессудь.

Вор убедился, что старик выполнит поручение, и уже мягче продолжил:

– И еще одна просьба. У тебя, дядь Федь, вроде был мотоцикл?

– Имеется. Я редко его теперь завожу. Раньше, когда жена была жива, она все время в район норовила съездить…

– Мне нужен твой мотоцикл, – перебил старика Есенин. – Через три дня верну.

Старик замялся.

– Тут это, такое дело, – старик, отводя взгляд, старательно подбирал слова. – Ты, Вов, птица вольная. Сегодня здесь, а завтра – ого где! А для меня мотоциклетка, ну, сам понимаешь. Хотя и старый я уже, и права мне не продлили…

– Вот чего предлагаю, – вновь перебил Есенин. – Куплю я у тебя мотоцикл.

Он достал несколько купюр и сунул старику:

– Вот. Сколько есть. Остальное потом.

Старик неловко разглядывал деньги, боясь поднять глаза.

– Немного, – вздохнул он.

Жующий что-то Ныш с ухмылкой сидел за столом и прислушивался к разговору. Есенин резко повернулся к нему:

– Доставай деньги, у тебя еще оставались.

– Откуда? Я тебе все отдал, – Ныш изобразил удивление.

– Давай, некогда кочевряжиться, – Есенин дернул Ныша за ремень и запустил руку в карман.

– Полегче, – ойкнул Ныш. – У меня же ребра!

Воспротивиться Есенину он не успел, одна рука была занята бутербродом. Есенин выудил пачку денег и изумленно спросил:

– Откуда столько?

– Места знать надо! – огрызнулся недовольный Ныш.

– Откуда? – Есенин встряхнул Ныша.

Хамбиев побледнел, оттолкнул вора и язвительно зашипел:

– Мать, не переживай. Через неделю верну с лихвой. Твой Вовчик.

– Ах ты крыса! – кинулся Есенин к Хамбиеву, догадавшись, что тот украл деньги у его матери.

– Полегче! – Ныш выхватил пистолет и уперся стволом в живот наседавшего Есенина. – Старикам деньги ни к чему, а нам в самый раз.

– Заткнись, сволочь! – Есенин сделал шаг назад и показал на оружие. – Убери, безмозглый болван. Убери, я сказал!

Ныш нехотя подчинился.

– Иди во двор, жди меня там! – приказал Есенин и обернулся к ошарашенному старику. – Вот еще деньги, дядя Федь. Теперь вполне достаточно. Мотоцикл я покупаю. Где он у тебя?

– В сарайке, – старик растерянно смотрел на деньги.

– Давай ключи, мы уезжаем. А за девчонкой приглядывай, как договорились.

Старик не стал выходить из дома. Он понуро сидел на кухоньке, смотрел на разворошенную еду и слушал, как во дворе прощально затарахтел мотоцикл. Когда звук двигателя стих, он прошел в горницу. На кровати лежала Нина, и безвольно смотрела в потолок.

– Что, дочка, больно? Давай посмотрю твою беду, – он прощупал ногу девушки, слегка надавливая пальцем. – Так больно? А так? Не кричи, я уже все. В войну и не такое было. Сейчас я что-нибудь придумаю.

– Мне надо в город, а у меня нога. Вы мне поможете? – с надеждой в голосе спросила девушка.

Старик замялся и ответил коротко:

– С ногой – да.

Он вспомнил наставления Есенина, плотно задернул шторы и пошел закрывать дверь.