Его губы вдавились в ее рот. Дана застонала. Даже если бы она хотела, то все равно не могла бы остановить его. От его прикосновения ее здравый смысл улетучился.

Она хотела только чувствовать и позволить своему телу отдаться этой невероятной игре – дикой и замечательной.

– О Боже, Дана! – шептал Янси, прерывисто дыша.

– Не останавливайся, пожалуйста!

– Никогда, – прошептал он, снова прижимаясь к ее губам. Его язык проник в ее рот, исследуя его. Но когда ее соски, крепкие, словно галька, впились ему в грудь, он перестал владеть собой.

Несмотря на стоны протеста, в общем-то больше для видимости, он отстранил ее от себя, через голову стащил с нее топик и увидел жаждущие соски. Он коснулся языком одного, потом второго. Она застонала громче. Ей казалось, что она горит.

– Ты… Они такие вкусные, такие замечательные, – бормотал он, обхватив ее груди руками. Он мял их, гладил, сосал и облизывал по очереди.

Ничего, кроме желания удовлетворить жажду плоти, которая томила их с самой первой встречи, они сейчас не испытывали и ни о чем другом не думали.

Янси расстегнул пояс на ее джинсах и потащил их вниз. Неловкость собственных рук раздражала, он чертыхался.

– Пойдем в постель, – пробормотал он.

– Нет! – закричала она. – Давай… здесь.

Глаза его горели, но он колебался.

– Я не хочу причинить тебе боль.

Дана покачала головой.

– Ну пожалуйста! Все будет хорошо.

Он прислонил ее к стене. Она задыхалась, глаза ее округлились. Подняв ее руки, он впился ей в рот, потянул нижнюю губу, пососал, потом передвинулся к щеке, к глазам, а затем добрался до шеи.

– О, Янси! – закричала она в ответ на эту сладкую атаку, в то время как его рука скользнула между ее бедрами.

Бессознательно она раздвинула их, позволяя его пальцам двигаться, как они хотят. А когда он принялся ласкать нежную плоть, она ахнула, и ей показалось – она совершенно растаяла.

– Ты такая влажная, ты совершенно готова, – прошептал он ей в самые губы, мягко проникая одним пальцем в нее.

– О-ох! – закричала она, не в силах понять, как он мог довести ее до такого состояния, отмести все страхи так же легко, как ветер сдувает песок.

Он вошел в нее неожиданно, и она едва не задохнулась, но от удовольствия, что он заполнил ее всю. Ее бедра открылись, принимая его, а он взял в руки ее ягодицы и приподнял, проникая все глубже.

Это эротическое и совершенно неожиданное движение вызвало прилив крови. Ее глаза недоверчиво расширились. Разум отказывался понимать, но у тела не было проблем. Она чувствовала мужчину внутри себя. Внезапно она напряглась и испытала первый оргазм, не сознавая того, какие стоны слетают с ее губ.

– Обхвати меня ногами!

Гортанный приказ Янси заставил ее подчиниться. Закрыв глаза, Дана начала двигаться в такт его движениям. Она не контролировала себя, могла только эхом отзываться на его страстные стоны.

Дана испытывала невероятную страсть. Она впивалась зубами ему в шею и чувствовала не только запах одеколона, но и кое-что еще, гораздо более мощное. Как будто она могла чувствовать запах мужчины.

Пронзенная этим великаном, испытывая невероятное удовольствие, она содрогнулась еще раз, вжимаясь в него бедрами. Ее голова моталась из стороны в сторону, пока не упала на сильное влажное плечо, которое она принялась облизывать.

Янси застонал, вздрогнув, потом наклонился и взял в рот твердый раздувшийся сосок. Ей показалось, что она сейчас упадет, и она молча заплакала от избытка чувств. Никогда в жизни она не испытывала подобного удовольствия.

Но и это был не конец. Казалось, ликующий крик вырвался из самого сердца, потом силы оставили ее, дыхание почти замерло, и она повисла на Янси в полном изнеможении.

Она ни о чем не думала, только о Янси и об удовольствии, которое он ей доставил. Он пробудил ее, позволив испытать нечто замечательное, мощное, и она знала, что никогда уже не будет прежней.

– Янси, я…

Она стиснула его, он толкнулся последний раз и пролился в нее, издав звук, который она никогда прежде не слышала.

Тогда, утопая в собственном счастье, она, словно эхо, повторила его победный крик.

Дана не могла вспомнить, как и когда они оказались на кровати, только знала, что их тела, сплетенные воедино, уже лежат там. Она ни одной секунды не сожалела о произошедшем. Их соединение было неизбежно. По правде сказать, она с самого первого момента его заприметила.

Что будет потом, она не думала, не хотела думать. Не сейчас. Она лишь хотела наслаждаться тем, чего никогда не испытывала. Она не знала, что такое заниматься любовью с мужчиной и иметь мужчину, который занимается любовью с ней.

– Привет.

Она посмотрела в его глаза, мерцающие в темноте.

– Привет.

– Ты в порядке?

– Все замечательно… Даже лучше, чем замечательно. – Ее голос был нежным.

– Ты не жалеешь? Мы немножко отклонились, сама понимаешь.

– Я знаю, но не жалею ни одной минуты.

– Так, а что дальше? – спросил он.

– Поговорим?

Он вздохнул, потом поцеловал ее в кончик носа.

– Интервью в постели?

– Я возьму его там, где смогу получить.

– Хорошо.

– Тогда прямо сейчас, да?

– Прямо сейчас, – он говорил, слегка растягивая слова, – я должен тебе сказать, что ты получишь меня там, где захочешь. – Он взял ее руку и положил себе на грудь.

– Опять? – Затаив дыхание, она убрала руку.

– Это ты виновата, – поддразнил он.

– Расскажи о себе, – попросила она. – Каким было твое детство?

– Одиноким. И воинственным. Мне кажется, я все время злился. Печально, но я не знаю, почему испытывал именно это чувство.

– Вероятно, из-за отношений с родителями.

– Скорее всего. Вряд ли стоит говорить об этом, но если бы не дедушка, я был бы куском дерьма без руля и ветрил. – Янси нахмурился. – Но, черт, я выжил и жив до сих пор!

– А твой брак? – спросила она с нажимом, поскольку вступила на зыбкую почву. Она ожидала, что Янси огрызнется в ответ.

Он вздохнул и долго смотрел в потолок. Она уже начала сомневаться, ответит ли он вообще. Но он вдруг сказал:

– Это была общая ошибка. Моя жена была честолюбивой, жадной и эгоистичной. Но тогда и я был таким же.

«Ты до сих пор такой», – едва не вырвалось у Даны. Хотя они и стали любовниками, она не заблуждалась на его счет, просто увидела с другой стороны.

Она пробовала не думать о том сексуальном марафоне, которым они только что занимались, но ничего не могла с собой поделать. Внезапно ее разум начал корчиться в агонии. Он обнаружил тайный код ее тела и воспользовался им, чтобы отпереть ее чувства, и это оказалось так легко.

– Поэтому наш брак оказался неудачным, – сказал Янси, прерывая ход ее мыслей.

– И… ты начал пить?

Она почувствовала, как он напрягся.

– Откуда тебе это известно?

– Интуиция подсказала. И судебный иск.

– Черт возьми, Дана, смерть младенца произошла не из-за моей ошибки! В тот вечер я не пил. Я говорил тебе, что не пью уже несколько лет.

– Ты не знаешь, кому выгодно, чтобы проект больницы провалился?

Он с удивлением посмотрел на нее.

– Почему ты спрашиваешь?

– Да меня кое-что беспокоит в судебном иске.

– Ты хочешь сказать, что кто-то намеренно пытается меня утопить, чтобы сорвать план строительства больницы? – Он покачал головой. – Ерунда.

– Я не утверждаю, я только интересуюсь, возможно ли это.

Они немного помолчали, потом Янси спросил:

– Ты думаешь, я действительно виновен в халатности?

– Нет.

– А деньги фонда? Ты думаешь, я их взял?

– Нет.

– Спасибо, – пробормотал он, испытывая явную неловкость от необходимости задать этот вопрос.

– Но я возвращаюсь к своему вопросу: кому выгодно завалить тебя?

– Ты чего-то недоговариваешь.

– Да нет же, – солгала она. Сейчас не самое подходящее время и место, чтобы подложить бомбу – то, что она выяснила у Руни насчет земли. Когда Янси узнает, он взорвется. Она не хотела оказаться рядом. Она не собиралась портить необыкновенное свидание, которое – она была уверена – никогда больше не повторится.

– Даю слово, что я разнесу в пух и прах этот судебный иск и докопаюсь до истины насчет денег.

– Раз уж речь зашла о деньгах, – осторожно начала она, – скажи, ты, наверное, думал, что Шелби Тримейн с его миллионами их просто пожертвует?

– Никоим образом. Чем больше человек имеет, тем больше хочет.

– Это плохо.

– Знаешь, меня утомил разговор. – Его голос стал хриплым.

Дана замерла.

– Почему это?

– У меня на уме другое.

– Что же?

– Иди сюда и сама узнаешь, – прошептал он, привлекая ее к себе.

Через несколько часов его рука скользнула между ее ног и начала исследование, чрезвычайно мягко.

– Ты проснулась?

– Почти.

– Тебе больно?

– Немного.

– Мне жаль, не стоило заниматься с тобой любовью во второй раз.

Дана усмехнулась.

– А как насчет третьего и четвертого?

– О’кей, ты права. Я жадный ублюдок.

– Перестань извиняться. Я уже сказала, что я ни о чем не жалею, и хочу, чтобы и ты не жалел.

Он держал руку между ее ног, греясь в тепле, которое он чувствовал там.

– В первый раз, на кухне, мне показалось, что я занимаюсь любовью с девственницей, а не с женщиной, которая уже была беременной.

Дана замолчала и сосредоточенно уставилась в потолок.

Он оперся на локоть, наклонился к ней и, взяв за подбородок, повернул к себе. Ее глаза были полны слез.

– Не надо плакать.

Она всхлипнула.

– Все в порядке. Если говорить об удовольствии от занятий любовью, я девственница.

– Не хочешь рассказать, как это случилось?

– Нет, – сказала она, вздрогнув.

– Я тоже не хотел довериться тебе. У каждого свой скелет в шкафу. Но я сделал это. Время тайн прошло. Того, что случилось между нами, уже не отменить. Я хочу не только твое тело, но и твой разум.

Господи, а ведь он говорит правду! Занимаясь с ней любовью, он подписывает себе смертный приговор. А что, если он больше никогда не увидит ее?

– Это… это очень больно, – прошептала она, с трудом справляясь с волнением.

Он видел ее лицо, на котором читалась боль, от чего оно становилось невероятно трогательным. Его сердце рвалось на части. Он молча наклонился и поцеловал ее сосок.

Она погрузила пальцы в густые волосы у него на груди.

– Я люблю, когда ты целуешь меня там. Все тело отзывается сразу же.

– И я люблю целовать тебя там. Я люблю целовать тебя всю, везде. – Он поднял голову. – Но продолжай. Я не хочу отвлекать тебя.

– Это настолько ужасно…

– Для меня это не новость.

– Ты думаешь, твое детство было горьким? Ты не представляешь, каким было мое! Я жила в аду.

– С родителями?

Ее лицо осталось серьезным.

– У меня не было семьи. Отец сбежал до моего рождения, по крайней мере так рассказывала мать.

– Было очень плохо?

– Да. – Ее голос дрогнул. – Потому что он оставил меня с ней. – Слезы потекли у нее по щекам.

– Ш-ш-ш, не плачь.

– Моя мать была самая настоящая шлюха, у нее были дружки, череда, один сменял другого.

– Но они не приставали к тебе, верно?

– Не верно.

– Что случилось? – Его голос помертвел. Он не хотел знать, но чувствовал, что должен.

– Один из ее дружков изнасиловал меня.

– О Боже! И что сделала твоя мать?

– Сказала, что я сама виновата.

Ее ответ был для Янси словно удар кнута. Он выругался.

– Узнав, что я беременна, она выгнала меня из дома.

– Иисусе!

– Ночью я попала в аварию, когда ехала в семью проповедника, чтобы пожить там, пока не родится младенец. – Ее голос снова дрогнул. – Но как ты знаешь, этого не произошло.

Янси почувствовал, что его сердце ухнуло вниз, но он обнял ее и крепко прижал к себе, так крепко, что мог сломать хрупкие кости.

– Неудивительно, что ты боишься мужчин, – прошептал он, больше себе, чем ей. – И что было дальше?

– Отец моей подруги был проповедником, и хотя он просто замечательный и много помогал мне, он не смог избавить меня от желания уничтожить того ублюдка, из-за которого я попала в аварию.

– Поверь мне, если бы у меня был шанс, он бы пожалел о дне, когда родился.

– Я уверена, что пожалел бы, – сказала она сквозь слезы.

– Я первый мужчина, который прикоснулся к тебе с тех пор, как ты… – Он не мог продолжать. Чудовищное слово застряло в горле.

– Да.

– О Боже! – повторил он. – А твоя мать? Эта сука еще жива?

Дана отстранилась и посмотрела ему в лицо. Ее губы дрожали.

– Жива и в полном порядке. Она здесь, в Шарлотсвилле.

– Что?!

– Моя мать – Вида Лу Динвидди.