Тело и белье Янси были мокрыми от пота, промок даже зеленый хирургический костюм. Медсестра вытерла ему бровь над маской. Наконец, сдернув ее, он посмотрел на двух докторов, стоявших с другой стороны пациентки, которые в ответ уставились на него так, как будто видели перед собой не Янси, а самого дьявола.

– Да не стойте вы как истуканы, – раздраженно сказал Янси. – Все, укрывайте ее. – И, даже не взглянув на них, он повернулся и вышел из операционной.

Через несколько шагов он остановился и прислонился к стене, тяжело дыша. Пот лил не переставая, мокрым был каждый дюйм его большого тела. «Мне можно не бежать трусцой сегодня вечером», – ни с того ни с сего подумал он.

– Мы чуть было не потеряли ее, – сказал Карл Паркер.

Это был хирург, работавший с Янси, он вышел за ним следом.

– Что значит «мы», дерьмо? Ты был первым. Что, черт возьми, случилось, Паркер? Если бы не я, эта женщина умерла бы от кровотечения, – заорал Янси.

– Я… – Лицо Паркера стало одного цвета с его волосами, огненно-красными.

– Если подобное когда-нибудь повторится, я все расскажу о тебе. Ты понял?

– Слушай, Грейнджер, – забормотал Паркер, – только там, откуда ты смылся…

Янси двинул ему прямо в лицо.

– Я смылся сейчас из операционной, но если ты или кто-нибудь из моих сотрудников плохо работает, правление спрашивает с меня!

– Никто не совершенен, – ответил Паркер, и горькая улыбка скривила его губы. – Даже ты.

– Вот здесь ты ошибаешься. Я совершенен. Чем скорее ты усвоишь, что и тебе надо быть совершенным, тем лучше. А теперь тащи свою задницу обратно и проверь, как там дела.

Доктор не двинулся с места, и Янси завопил:

– Немедленно!

Паркер дернулся, будто его подстрелили, и помчался назад, сквозь закачавшиеся створки дверей.

– Эй, Грейнджер, Калхаун хочет тебя видеть у себя в кабинете. Наверное, хочет потоптать тебя как следует!

– Иди ты к черту, Марш!

Кардиохирург рассмеялся и спокойно направился в холл, не пропуская ни одной ступеньки лестницы.

Янси отправился в другую сторону, к себе в кабинет. Там он шлепнулся на кушетку в углу и опустил голову на руки.

Он знал, что должен чувствовать раскаяние за свое поведение с коллегами и подчиненными, но он не чувствовал. Здесь нет места для чувств. Он был жесткий руководитель бригады, и он должен быть таким, иначе ему не ужиться с самим собой. Когда имеешь дело с человеческой жизнью, у тебя нет такой роскоши, как возможность ошибиться. Чаще всего у тебя нет и второго шанса.

Потом, через годы, люди, работающие под его руководством, будут ему благодарны. Черт, его учителем в медицинской школе был жесткий старый ублюдок, он впился в него, как пиявка в задницу, и не отставал, пока не добился своего, не выучил его как следует. Благодаря ему Янси Грейнджер поверил в свои способности, и таким же он хотел быть для своих студентов.

Янси любил свою работу. Он любил помогать больным, видеть слезы радости в глазах женщин, которые от него узнавали, что беременны.

Но такая награда давалась нелегко. За нее надо было заплатить сполна. Он это слишком хорошо знает.

Янси посмотрел на часы; у него есть минут сорок пять, а потом он должен вернуться в операционную. У его следующей пациентки внематочная беременность. Она уже в возрасте, у нее нет детей, но она не оставляла надежду родить. Он надеялся, что сможет помочь ей.

Он покрутил головой. Ни его тело, ни его разум все еще не могли успокоиться. Он посмотрел на свои руки и заметил, что они дрожат. Если бы кто-нибудь из его близких друзей увидел его сейчас, особенно Паркер!

– Да пошли они все куда подальше, – пробормотал он.

Он знал, кто виноват в том, что с ним случилось. Дана Бивенс. Он хотел увидеть ее снова. Он хотел затащить ее к себе постель. А ведь еще совсем недавно ему казалось, что у него никогда не будет времени ни на что. Все, что у него было, – работа и телефонные звонки Виды Лу.

Проклятая женщина! Как и Дана, она тоже приперла его к стене, только по другой причине. Ему нужна сейчас Вида Лу, нужна ее опытность, ее агрессивность для строительства больницы, такой желанной, – до отчаяния он хочет эту больницу. А когда он ее получит, ему не надо будет больше видеть ни ее, ни Карла Паркера, этого неумеху, не надо будет иметь с ними дела. Для новой женской больницы он сам подберет штат.

Анализируя произошедшее, Янси понял, что подобное могло случиться и с ним, не только с доктором Паркером. Да, наверное, он перебрал с критикой коллеги. Ему следовало держаться с ним более дипломатично.

Однако он исправил ошибку Паркера, и тот получил по заслугам. Янси нисколько не жалел, что двинул ему. Но он знал истинную причину своей вспышки – она сидит глубоко внутри, она в его собственном напряженном состоянии.

Янси снова подумал о Дане Бивенс. Он вел себя с ней как дурак, он посмел поцеловать ее. Даже сейчас он почувствовал напряжение во всем теле. Какая она приятная на вкус и так хорошо пахнет, она просто изумительная! Но стоп, а разве не таких женщин он всегда выбирал? О каждой из них можно было сказать то же самое. Так чем же Дана Бивенс отличается от других? Почему она вывернула его наизнанку и заставила хотеть того, чего он не имел права хотеть?

Возможно, она дала ответ в долю секунды, горячими губами, такими же податливыми и жадными, как и его. Он почти потерял голову. Он не хотел, чтобы поцелуй кончался. Он хотел…

Стук в дверь или это удары его пульса? Янси успокоил свои мысли и прислушался. Стук повторился.

– Открыто, – бросил он.

В комнату заглянула секретарша:

– Вас ждет доктор Калхаун.

– Спасибо, Эбби. Скажи, сейчас зайду.

Янси потер рукой шею, глубоко вздохнул и вышел из кабинета. Лицо его было мрачным как туча.

Доктор Броди Калхаун проверил плешь на затылке, все еще не в силах поверить, что она там появилась – ни с того ни с сего. Она так сильно мешала ему, что из-за нее он чувствовал какую-то непривычную нерешительность. Но о нынешнем состоянии этого не скажешь.

Проклятый Янси Грейнджер! Сейчас он поставит его на место, непременно, сказал себе Калхаун и жалко улыбнулся. Он не отступится. Ведь кто-то должен постараться заткнуть наконец рот Янси Грейнджеру. Он, Броди Калхаун, – этот кто-то, а если он не сумеет, то больнице конец.

Бывают ситуации, когда одному человеку приходится вести всю игру. Но дело в том, что Янси вообще отказывается работать в команде. Это его манера. Броди подумал, что главный гинеколог и хирург слишком неуправляем и слишком энергичен.

Броди Калхауна беспокоили отношения Янси и руководства больницы.

– Если надо лизать им задницу, – заявил Янси, – то это не по мне.

Это были первые слова, которые произнес Янси, переступив порог университетской больницы. По сей день он руководствуется своим принципом, к великому всеобщему огорчению.

«Но что я могу сделать?» – спросил себя Калхаун. Университетской больнице чертовски повезло, она сумела заполучить Янси Грейнджера, а если специализированная больница из проекта еще и превратится в реальность, то она очень поддержит экономику не только Шарлотсвилла, но и всего графства.

Он посмотрел в потолок, словно умоляя о божественном вмешательстве. Как бы он хотел, чтобы Янси был похож на других докторов – делал свою работу, а потом шел домой, к жене и детям. Броди усмехнулся, представив подобную картину. Даже если Янси хотел бы стать таким, как все доктора, у него бы ничего не вышло. Янси Грейнджер жил в своем собственном измерении.

Броди пробовал объяснять это руководству, но начальство только вздыхало: как тяжело с доктором Грейнджером!

Слухи неустанно ползли по больнице, и их предметом чаще всего был Янси. Казалось, ему нравилось быть в центре скандалов, и этим он как бы пытался всем доказать, что он самый лучший и самый яркий абсолютно во всем, что бы он ни делал. Броди подозревал, что главное, что хотел доказать всем Янси, – что только с помощью ума и таланта он может добиться всего в этом мире, а вовсе не потому, что получил при рождении фамилию Грейнджер.

Если бы кому-нибудь удалось хоть немного приручить этого дикого человека с его высокомерием, то насколько стало бы легче работать с ним! А то ведь это сущий ад!

Калхаун боялся, как бы Янси не зашел слишком далеко на сей раз.

– Если ты вызвал меня насчет Паркера, – заявил Янси с порога, – то не трудись.

Броди впился в него цепким взглядом.

– Черт возьми, про мордобой поговорим в другой раз.

– Давай поскорее. Мне надо быть в операционной точно…

– Для начала сядь и заткнись.

Янси посмотрел в лицо своему начальнику, задержал на нем взгляд на секунду и пожал плечами:

– Хорошо, но если это насчет Паркера…

– Это не насчет Паркера, хотя он только что позвонил и рассказал, какое ты дерьмо. Ты дал ему в морду, даже не выслушав.

– Что? Сопливый ублюдок! Эта женщина могла умереть.

– Я рад, что ты это сказал.

– Что, черт возьми, это значит?

Броди почувствовал, как его рука сама потянулась к плеши на затылке, но он отдернул руку и снова положил на стол.

– Может, стоит тебе напомнить, что пациенты умирали и под твоим ножом?

– Хорошо, Броди, давай поставим все точки над i.

– Перестань ухмыляться.

Челюсть Янси дрогнула.

– Какого черта, в чем дело?

– В судебном процессе, вот в чем. Тебе это о чем-нибудь говорит?

Янси вздрогнул.

– Да. И что?

– Как – что? Почему ты сидишь и ничего не предпринимаешь? Боже мой, Янси, я всегда считал тебя своим другом! Сколько раз я защищал тебя от нападок руководства, сколько раз! Но теперь у меня больше нет желания служить буфером между тобой и ими.

– Слушай, поверь мне. Судебное разбирательство – чепуха.

– Умер младенец! Господи!

Янси вскочил со стула и хлопнул ладонью по столу Броди.

– Ты думаешь, я не знаю? – Его ноздри раздулись. – Разве ты не понимаешь, что я живу с этим каждый день? Мне не нужен твой суд или суд твоего ханжеского штата!

– Хорошо, прости, но такова жизнь, мой друг. Они требуют немедленно подвесить тебя за задницу.

– Успокой их. Скажи, что я не был пьян, когда делал операцию. Черт, я вообще ничего не пью!

– Но есть свидетели…

– Я не дал бы и дохлой крысы за таких свидетелей, – вспыхнул Янси. – Все сфабриковано.

– Но поскольку это существует, то мы – ты, больница – должны разобраться. Такая реклама никому не нужна, и не мне напоминать тебе об этом.

– И что теперь?

– Слушай, руководство уже достало меня насчет тебя и судебного иска. И я хочу знать, что ты собираешься делать.

– Я уже сказал: пресечь в корне.

– Но почему я не испытываю от этого никакого облегчения? – спросил Броди.

– Потому что ты неисправимый пессимист.

Броди фыркнул.

– Это серьезно, Янси. Я говорю очень серьезно.

– Я тоже – особенно потому, что я сделал свое дело прекрасно. Никто не смог бы спасти младенца. Когда муж наконец обделался и позвонил по 911, состояние ребенка было уже критическим. Я не Бог.

Броди снова фыркнул.

– Ты действительно так думаешь?

– Да. – Неожиданно в голосе Янси послышалась невероятная усталость.

– О’кей, и что нам теперь делать? Как вытащить тебя из этого дерьма?

– Не волноваться. Об этом есть кому позаботиться.

Броди почувствовал, как с души свалился камень, но тон оставался подозрительным.

– Кто же это?

– Самый лучший адвокат займется этим.

– И кто он такой? – спросил Броди, все еще настороженно.

– Сын старого Тримейна, Руни, у него практика в Ричмонде.

Броди почувствовал, как кровь застыла у него в жилах.

– Ты, конечно, шутишь?

– Нет.

– Но это абсурд!

– Я думаю, наоборот, гениально.

– Но тут совершенно явное столкновение интересов. Шелби Тримейн владеет землей…

– Руни не владеет землей. И я тебе уже говорил, что он самый лучший адвокат.

Лицо Броди стало жестким.

– А если это поставит все под угрозу? Вряд ли старику Тримейну понравится, что его втягивают в грязное дело, в которое ты вляпался. Более того, ему точно не понравится, что ты вовлекаешь в это его сына. Ты ведь знаешь, как он дорожит именем семьи.

– Тогда мне придется выяснить, как заставить его изменить свое мнение на этот счет.

– Нет, Руни никогда не возьмется за это дело.

Янси встал, направился к двери, потом обернулся и сказал:

– Хочешь пари?

Оставшись один, доктор Броди Калхаун откинулся на спинку стула, чувствуя, что его охватывает липкий страх.