В центре древнего сибирского города стоит мужской монастырь. Раньше он был на краю, на высоком берегу реки, а потом город его оброс, как дерево обрастает вбитый гвоздь. С начала девяностых возродилась в нем монастырская жизнь, появились монахи, а в нескольких храмах служат и женатые священники. Пока монастырь восстанавливался, все было мирно и тихо. А как только восстановился, начались «искушения», то есть удивительные события для вразумления братии и прихожан. Много было разных насельников в монастыре, но самым любимым оставался отец Иван.

1

Отец Иван любил повторять, что нужно подражать апостолу, который «со всеми бых вся», то есть со всеми говорить на их же языке. Некоторым инокам, которые начали по его благословению нарезать компакт-диски для церковной лавки с песнопениями и фильмами и весьма увлеклись этим, так что не выходили на утреннее правило, он говорил о духовной жизни:

– Мало, братия, освоить программы, нужно еще плагинами научиться пользоваться.

И добавлял:

– И хэлпы не забывайте читать.

2

Уходя в затвор, старец любил приговаривать:

– Устал я от роскоши человеческого общения.

3

Когда эконом монастыря клятвенно заверял старца, что никак не возвышается над братией, тот замечал ему:

– Ты-то, может, сам и не хочешь, но твоя начальственная железа что-нибудь да произведет.

4

Одному брату, бывшему шоумену, особенно обижавшемуся на эконома, старец советовал:

– Если продюсер пытается испортить твой конечный творческий продукт, то просто не ставь его имя в титрах.

5

Эконом монастыря летом нанимал сезонных рабочих. Каждое утро он говорил им:

– Мы вам платим, и, значит, ваше рабочее время принадлежит нам.

На что старец замечал:

– Остынь, отче, их время принадлежит Богу, а добрые дела – вечности.

6

Когда братия приходила на вечерний чай, плотно покушав в кельях, старец замечал:

– Неискренний у вас какой-то чай, братия, неискренний.

7

Когда иноки замечали, что планы старца по переустройству монастыря нереальны, он отвечал:

– Я посмотрел на это дело и подумал сначала, что все это – авантюра. А вот теперь вижу, что не авантюра. А почему? А потому, что вы со мной.

8

Одному иноку, который все время оправдывался перед экономом, старец говорил: «Нельзя втягивать начальство в диалог. Только хуже будет. Ты возьми и сразу повинись. Виноват, мол, и точка. И все, начальству нечем крыть будет. Один: ноль в твою пользу».

9

Монастырскому водителю, который весьма скорбел, что его постоянно обманывают заправщицы и недодают бензина, он говорил:

– Не скорби, брат, прости их. Они же наше отражение – у них полушария в голове переставлены местами. Вот когда женщин на водителей учат – одни сплошные проблемы. Инструктор говорит ей: «Направо», и она, естественно, рулит правой рукой, но получается, что машина едет налево. Так и заправщицы, видят твой подрясник, хотят налить бензину побольше, а получается наоборот.

10

Паломницу, которая каялась, что приехала в монастырь в брюках, строго спросил:

– Ты что, брюки в мужском отделе магазина покупала? Нет? Ну, если нет, то не страшно, это же женские брюки. Я вот хожу в подряснике – это мужская юбка.

11

Когда кто-нибудь из артистов дарил старцу свой компакт-диск на память, старец очень печалился и говорил братии:

– Ну вот, придется теперь все это слушать. И потом восторгаться: поставил, мол, на проигрыватель, заслушался и снять не мог, крутил весь день! Нечеловеческая музыка!

12

Один раз отец Иван прогуливался по монастырю и увидел, как отец эконом закрывал помещение склада на ветхий, проржавевший навесной замок. Старец заметил отцу эконому:

– Ты брат в Бога веруешь, а о людях не думаешь.

– Почему же? – недоуменно спросил отец эконом.

– Не надо позволять обнажаться немощи человеческой. Вдруг кто из братьев или паломников увидит этот старый замок, соблазнится и, не дай Бог, украдет еще что.

После этого случая на всех монастырских строениях появились новые стальные замки, а кое-где даже железные двери.

13

Один брат просил благословения отца Ивана, чтобы смотреть фильмы в келье. Старец сказал кратко:

– Можно, но без телевизора.

– Это как?

– Ставишь диск в плеер и слушаешь звук, и все понятно. А то картинки будут тебе мешать на молитве. Я и сам так делаю.

14

Когда один профессор-психотерапевт начал доказывать старцу, что секс – это главное средство преодоления конфликтов в семье, старец рявкнул на него:

– Ваш секс – это только оттягивание конца.

Помолчал и добавил:

– Простите за каламбур.

15

Старец часто повторял:

– Все беды человечества – от неумения общаться.

16

И еще говорил:

– Когда я смотрю на человечество, то вижу у него два главных желания – ничего не понимать и на все обижаться.

17

Эконом часто жаловался старцу, что не может найти достаточно денег для монастыря, потому что не находит общего языка со спонсорами. На что старец равнодушно качал головой:

– Это все от неумения общаться. А вот апостол Павел «со всеми бых вся». Деньги к тебе, отче, не идут, потому что ты их не любишь. А у тебя такое послушание – любить деньги. А чтобы научиться любить деньги, ты должен научиться несколько раз на дню продавать за них свою родную мать. А ты этого не можешь. Не можешь деньги любить, тяжело это для тебя. Потому их и нет.

18

Эконом злился на себя, что у него ничего не получается, и злобу эту срывал на молодых послушниках. Часто он кричал на них и обзывал тунеядцами и духовными иждивенцами. Многие обижались. Старец утешал эконома:

– Ты же слышал, что люди только и хотят, что ничего не понимать и на все обижаться. А ты научись обидеть человека так, чтобы он получил от этого удовольствие.

19

Молодой пономарь так скоро и бодро читал Апостол, что было ясно – смысла читаемых слов он не понимает. Старец как-то спросил его: «А как ты, брат, понимаешь слова «обновится яко орля юность твоя»?» Брат непонимающе заморгал.

– А это древние считали, что орел за одну ночь меняет все свои перья, так как находили гнезда орлов с большим количеством перьев. Видел ты, как ест в трапезной наш водитель? – продолжал старец.

– Как не видеть, видел, – отвечал пономарь.

– И как же?

– Быстро, почти не жует, глотает.

– То есть потребляет без предварительной обработки. Вот и ты читаешь для всего храма, как он ест, – без предварительной обработки.