Несколько дней до отъезда прошли словно во сне.
К ней не приходил никто, ничего не хотел и ничего не требовал.
Молчаливая горничная приносила еду, воду для умывания. Адель не нуждалась ни в чем, кроме человеческого общения. Даже Рону, наверно, она была бы рада…
Хоть немного понять, что происходит там, за стенами ее комнаты.
Она точно знала только одно — Тавиш готов защищать ее до последнего. Это обнадеживало, и пугало ее одновременно. Ее окна выходили на маленький внутренний дворик, и каждое утро можно было видеть, как Тавиш упражняется там во владении мечом. С рассвета и до полудня, а то и дольше. Его противники меняются, иногда даже он занимается один. Но не останавливается. Раз за разом. Упрямо. Адель понимала, что если понадобится, он выйдет сражаться в Круг. И погибнет. Потому, что она виновата. Разве можно такое допустить?
Она не позволит ему.
Если сейчас хоть что-то от нее зависит, она не позволит.
Лучше выйдет сама.
Или признается… к чему этот фарс? Взять и признать свою вину. И всем станет легче.
В Несбетт ее везли в карете, вокруг гвардейцы. Тавиша она видела только издалека. И он тоже выдел ее. Остановился, вытянулся, словно надеясь что-то сказать.
Несколько дней взаперти в душной коробке. Ее укачивало, не хватало воздуха, но она не жаловалась. Глупо жаловаться.
* * *
Король зашел тихо, взял табуретку, сел напротив Адель.
Она с самого утра сидела у окна. То ли ждала, то ли просто… Адель уже сама не знала, чего она ждет. Ей казалось, она сходит с ума. Это невыносимо.
Она хотела было встать, приветствуя короля, но он лишь отмахнулся. Сейчас эти формальности ни к чему.
Сел. Молча. Глядя даже не на нее, а чуть в сторону.
Уставшее, слегка осунувшееся лицо, вдруг постаревшее за эти дни. Он так похож на Йоана, только на двадцать лет старше.
Адель ждала.
Уллем ждал тоже. А может не ждал, просто сидел и думал о чем-то своем.
Она не выдержала первой.
— Ваше Величество, простите, но ведь вы что-то хотите от меня?
Уллем поднял на нее глаза, посмотрел так, словно только сейчас увидел впервые. Покачал головой.
— Он велел тебе ждать, да? — спросил наконец. — И стоять на своем.
Голос усталый. И даже не вопрос, нет. Уллему не нужно подтверждение, он знал и так.
Адель не стала отвечать. Последнее время она почти совсем не разговаривала. Не с кем было, да и не о чем. И уж тем более, она боялась сказать лишнее.
— Я потерял дочь, — тихо сказал Уллем. — Нет, он сказал, что у Лене все хорошо, не стоит переживать за нее. Она будет счастлива со своим проклятым Шоном. Он договорился со всеми, все устроил. С Кайдаром только не вышло, но туда отправится Гордон, как и планировалось, его там знают и он знает Кайдар… — Уллем вздохнул. — Но вот сына я потеряю тоже.
Адель молчала.
Потерять…
Разве она может что-то изменить? Признаться? Она не хочет неприятностей для Йоана, но… Он сказал ждать и верить ему. Она верит.
«Он сказал» — значит Йоан вернулся? Он здесь. Его не пускают к ней, или он сам не стремится к ней зайти? Он все еще хочет защитить ее? Она не знала, и это было так мучительно.
— Он сказал, не нужно думать об этом, — говорил Уллем. — Он знает, что делает. Для того, чтобы признали победу, он должен уйти из Круга на своих ногах, поэтому умереть никак не может. Но я смотрю на него… Я не могу читать его мысли, он намного сильнее меня. Но что-то я все равно вижу. Я так устал за эти годы, Адель… Ты еще слишком молода, у тебя нет своих детей, тебе сложно это понять, каково это — потерять жену и день за днем ждать, что смерть заберет сына… — он вдруг посмотрел ей прямо в глаза, — но я пришел не за этим. Я получил письмо от Фергаса Харалта. Он не успеет к поединку, но приедет позже. Он спрашивает, умеешь ли ты дышать под водой?
— Что? — это было так неожиданно, и так не к месту, что Адель растерялась. — Дышать под водой?
Уллем ждал. Так, словно в этом было что-то важное. Что-то такое…
Кажется, такой вопрос ей когда-то задавал Роналд. Чего еще она не знает?
— Нет, не умею, — сказала Адель. Она даже и не предполагала, что может такое уметь. Да и зачем?
— Хорошо, — сказал Уллем. Потер ладонью о колено. — Не спрашивай меня «зачем?» Я не знаю. Приедет Харалт, возможно, он объяснит тебе. Готовься. Поединок состоится послезавтра на рассвете.
* * *
Он зашел поздно вечером.
Тихо прикрыл за собой дверь и так и остановился на пороге. Едва заметно покачиваясь.
Адель вскочила на ноги, бросилась было вперед… но замерла в двух шагах.
От него пахло кислым вином. Он был страшно помятым, взъерошенным, словно только что проснулся с диким похмельем и едва стоит на ногах. Щурился, глядя на ее.
Криво ухмыльнулся.
— Прости, что в таком виде, Дел… Я просто трус и свинья… Но ты не думай, у нас еще есть целый день, успею прийти в себя. Знаю, что не стоило, но… — он покачал головой. — Я ходил к пифии, она подтвердила мне, что смогу победить. Так что не бойся, все будет хорошо. Я справлюсь. Я зашел… просто мне сказали, что завтра уже не пустят. Завтра хотят прислать киару к тебе. Возможно, и не только ее. Ты только не соглашайся, хорошо? Иначе я уже ничего не смогу сделать. Скажи, пусть решают боги. С богами я договорился тоже. Не бойся. Верь мне.
Он улыбался. В его улыбке было тепло, отчаянье и самодовольство разом, просто невероятно.
«Ты хоть понимаешь, что боги ничего не дают просто так? Нужно что-то отдать, чтобы получить взамен победу. И если ты виновата, то отдать нужно действительно много. А что может отдать человек, у которого ничего не осталось?»
— О чем ты договорился с богами? — спросила Адель. — Что ты пообещал им?
Йоан покачал головой.
— Не важно. Не спрашивай, Дел. Это только мое дело. Цена меня вполне устраивает, — он зажмурился, потер рукой глаза. — Прости, голова трещит… Я сейчас пойду. Хотел сказать только — не бойся и не соглашайся. Если тебя будет судить люди, а не боги, то ничего хорошего не жди. Локхарты настаивают на максимально жестком наказании. Ришерт Локхарт вообще считает, что любую женщину, которая только посмела поднять голову и сделать по-своему, надо вешать. Если тебя признают виновной, Тавишу не позволят жениться на Исбел. Но если боги оправдают тебя, деваться им будет некуда. Так что речь не только о тебе. Поэтому держись. Договорились?
— Да, — Адель кивнула. Хотя соглашаться не хотелось, хотелось расплакаться. — Но зачем это тебе, Йоан? Зачем ты это делаешь?
— Зачем? — он очень честно удивился. — А как? Просто отойти в сторону? Сделать вид, что не причем? Так? И что потом? Дел, я берусь только за то, с чем могу справиться.
— Твой отец очень переживает за тебя…
Не стоило этого говорить. Адель видела, как изменилось его лицо. Потемнело.
— Отец может волноваться сколько угодно, — резко ответил Йоан. — Все мы взрослые люди, и каждый из нас сам решает, как распорядиться своей жизнью. Он когда-то тоже сделал свой выбор. Точнее, когда пришла пора решать — запаниковал и не смог сразу… А потом стало поздно. Потому, что моя мать не сомневалась. Он мог спасти ее, но тогда побоялся, что цена будет слишком велика. И жалел потом всю жизнь… — Йоан отвернулся. — А я не хочу жалеть.
* * *
Утро выдалось удивительно холодным. Самым холодным за эту осень.
Небо закрывали тяжелые тучи.
Пока Адель сидела взаперти, пожухла трава и листья пожелтели на деревьях. И сейчас от свежего морозного воздуха кружилась голова.
Она почти не спала в эту ночь.
Весь вчерашний день она чувствовала себя защитником осажденной крепости. Ее уговаривали, на нее орали, ей доказывали. Пытались даже пробиться магией. Но Адель не сдалась. Хуже всего, что она не понимала — правильно ли поступает. Может быть, лучше было бы сдаться?
Она уже ненавидела себя, ненавидела Йоана, она вообще перестала что-то понимать.
Голова раскалывалась.
А вот Йоан, стоящий чуть в стороне и весело болтающий с гвардейцами, выглядел на удивление свежим и бодрым, даже беззаботным, словно мальчишка, вышедший поразмяться с друзьями. Кажется даже, она слышала его смех. На какое-то мгновение ей показалось — все это фарс, она сходит с ума. Ничего не будет.
Но все уже собрались, расселись по местам.
Сейчас…
И трубят трубы.
Все словно во сне. Нереально.
Ей зачитывают обвинения.
Она поднимается и говорит что — нет, ни в чем не виновата.
Вот и все. Она сделала так, как он просил. Больше от нее ничто не зависит.
Вызывают защитника.
Хочется закрыть глаза. Хочется спрятаться, убежать и не смотреть больше.
Скорей бы это закончилось! Так или иначе, лишь бы скорее. Нет больше сил.
— Поцелуешь меня?
Адель вздрагивает. Не сразу понимает, что действительно слышит это.
— Что? — переспрашивает неуверенно. Вдруг, ей послышалось?
— Может быть, ты поцелуешь меня? — повторяет он, весело улыбаясь. — На удачу. Я же сражаюсь за твое счастье.
О, Небо!
Он издевается? Сейчас?
Йоан…
Он стоит на одном колене перед ней. Ждет.
Немного неловко.
Он ждет. Смотрит ей в глаза открыто и прямо, как не прилично смотреть на девушку. Как он давно уже не смотрел… Но в его глазах… Словно это важно на самом деле. Словно от ее поцелуя зависит его жизнь.
«На удачу»?
Если его сейчас убьют?
Нет, он же говорил ей — все уже решено. Он победит.
Но…
— Дел, разве это так сложно?
Словно просьба.
Рядом уже шепчутся, кто-то хихикает у нее за спиной, Адель не может разобрать.
Только огнем горят щеки.
— Зачем? — спрашивает она тихо.
Он собирается что-то ответить, но ревут трубы.
Второй раз.
О, Небо! Нет! Почему он тянет?! Если герольды протрубят в третий раз, и Йоан не выйдет, то ему зачтут поражение. И Адель тоже. Ее признают виновной, и это будет такой позор! Лучше бы уж сразу, тихо… Было бы куда проще просто признаться. Только не сейчас… Она не переживет. Это хуже смерти.
Она ведь верит ему?
— Почему бы и нет? — Йоан беззаботно ухмыляется, но его глаза… В глазах, где-то на самом дне — отчаянье, Адель только сейчас понимает это.
Что это за игры?
Если он знает что-то важное? Что если для победы Адель должна поцеловать его?
Тогда почему он молчит?
Если бы знать наверняка!
Нужно собраться… Только времени нет.
Йоан стоит перед ней… Еще мгновение…
Сейчас герольд поднимет трубу…
Если бы он только сказал…
Что ей делать?
Как можно тянуть до последнего?
Нет…
У Адель дрожат руки.
Решиться?
Но тут Йоан вскакивает на ноги.
— Мы победим, не бойся, — бросает ей.
И со всех ног бежит на поле в Круг.
И успевает.
Трубы ревут в третий раз, но он уже стоит там.
— Я, Йоан Харалт из Андруса, тан Терсо, — громко говорит он, — утверждаю, что эта девушка невиновна и беру ее под свою защиту!
Небо темное, тяжелое, осенние тучи застилают солнце.
Страшно.
Холодно. Холод пробирает до костей. И отчаянно мерзнут ноги.
Они кружат. Вернее, Йоан стоит, а Доунан Локхарт кружит, словно пытаясь обойти Йоана кругом. На безопасном расстоянии пока, не пытаясь приблизится, присматриваясь.
Дон выше на голову и вдвое шире. Словно огромный медведь. Воин. Он тоже неизменно уверен в себе. Ухмыляется, небрежно поворачивает восьмеркой тяжелый меч в ладони, будто легкую тросточку. И снова. Красуется. Словно это игра.
Дон не сомневается в своей правоте. Он желает возмездия.
Йоан спокоен и осторожен. Очень собран. Ничего лишнего. Его движения скупы, только самое необходимое, никаких танцев, никакой красоты. Он всего лишь поворачивается на месте, стараясь не оказаться к Дону спиной. Долго. Плечи расслаблены. Колени чуть согнуты. Он медленно перекатывает с пятки на носок, чуть приподнимаясь, и обратно. Не спеша переносит вес с одной ноги на другую.
По правилам они сражаются без доспехов, никакой защиты.
— Ты уже боишься? — смеется Дон, его дыхание поднимается облачком пара.
Йоан молчит. Словно не слышит вовсе, смотрит Дону в глаза и молчит. Равнодушно.
И это равнодушие злит Дона. Раздражает.
— Боишься, да?
Замах, ложный выпад, и острие меча проходит буквально на ладонь от лица Йоана. Тот даже не вздрагивает, не моргает. Смотрит в глаза, словно этот меч, сверкнувший рядом, всего лишь призрак. Сквозь него.
Дон страшно рычит.
И следующий удар уже настоящий. Но Йоан только плавно делает шаг назад и в сторону, и удар проходит мимо.
— Давай! Дерись! — рычит Дон. Совсем как Роналд на турнире.
Рубит, что есть силы. Удары сыпятся один за другим, нечеловечески быстро. Но Йоан только уклоняется, ни разу не отвечая, даже не поднимая оружия. Острие клинка смотрит в землю.
— Дерись!
Дон наступает. Меч сверкает в его руках. Он гонит Йоана к границе каменного Круга. Если Йоан заступит за край — он проиграет, это равносильно бегству. И деваться уже почти некуда. Дон не дает ему даже перевести дыхание. Еще немного, уже некуда отступать… И, словно чувствуя скорый финал, Дон с чудовищным ревом рубит со всей силы, обеими руками.
И только теперь Йоан впервые принимает удар. Блокируя. И вся мощь, вся сила, вся тяжесть этого огромного медведя разом обрушивается на него.
Разбиваясь. Словно волна о скалу.
На мгновение все замирает.
Захватывает дух.
Дон еще пытается навалиться и продавить, но Йоан держит. Спокойно. Только чуть подавшись вперед, отставив ногу для устойчивости. Держит одной рукой. Сдерживает. Но, кажется, сейчас не выдержит сталь и сломается клинок.
С неба степенно спускаются первые снежинки.
Слышно, как Дон хрипло дышит в тишине, он устал.
Скрежет.
И Йоан, вдруг, отскакивает в сторону, сбрасывая клинок Дона со своего. Разворачиваясь. И с широким размахом бьет…
Удар приходится сзади, у основания шеи, и на мгновение кажется, сейчас голова слетит с плеч.
Сейчас…
Плашмя.
Удар приходится плашмя, не острием, обозначая, сбивая с ног, но не нанося реального вреда. И Дон падает. На колени.
Его руки за границей круга, его ноги… Ноги — нет. Еще бы чуть-чуть, полшага, даже меньше, и Йоану можно было бы засчитать победу. Это было бы так просто… Дон перешел бы черту, и все бы закончилось. Но сейчас нет.
Есть время ударить снова.
Бесконечная бездна времени.
Но Йоан медленно отходит назад. В центр круга.
Дон стоит на коленях, тяжело дышит. Долго. Приходя в себя и собираясь с силами. Трет пятерней шею, смотрит на пальцы… крови нет.
Пытается осознать.
Трибуны сначала замирают, затихают, повисает густая, невозможная тишина.
Потом взрываются ревом. «Локхарт! Медведь! Убей! Убей его! Пусть он умрет!»
Замирает сердце.
Совсем. Останавливается.
Невозможно.
Адель сидит на своем месте, и, кажется, она сама уже умерла.
«Мы победим», — Йоан уверен, несмотря ни на что. Он ведь знает, что делает.
Он обещал победу!
Но какой ценой?
У границы круга Дон Локхарт поднимается на ноги.
А потом — слово что-то идет не так.
Йоан стоит в центре, не двигаясь. И Дон идет на него, меч в его руках — словно лопасти бешенной ветряной мельницы. Ближе… Снова Йоан не делает даже попытки закрыться или уйти в сторону. Только отклоняется назад в самый последний момент. Кажется, ничего…
Кровь.
Острие клинка, самым концом, успевает прочертить алую полосу — через лоб, переносицу и щеку, наискосок.
Адель вскрикивает.
Йоан стоит на ногах. Алая струйка бежит по его лицу. С подбородка на землю… на камни священного Круга. И руны под ногами тускло вспыхивают.
Кровь пролилась.
Жертва принята. Но не достаточна.
Только бегство из круга или смерть — могут решить исход.
Одно мгновение, и меч Йоана упирается Дону в горло, под кадык, настойчиво заставляя сделать шаг назад, но пока не причиняя вреда. И еще шаг. Назад, ближе к границе.
Дон вдруг широко ухмыляется.
— Ты не убьешь меня! — он хохочет. — Я понял! Ты не можешь! Не можешь пролить мою кровь! Ты же виновен сам!
Он хватает меч Йоана ладонью прямо за лезвие, резко отводит в сторону, выворачивая из рук, и капля крови проступает на его ладони… Йоан отпускает. И Дон рывком отбрасывает в сторону. Делает широкий шаг вперед, и правой, навершием рукояти, бьет Йоана в лицо.
Йоан падает.
Все так быстро.
Перекатывается в сторону.
Его меч совсем рядом на земле, лишь протянуть…
— Хватит! — ревет Доунан.
И с размаху, тяжелым, подбитым железом сапогом, наступает Йоану на руку… на запястье… со всей силы, всем своим весом, так, что слышно хруст крошащихся костей. Тело Йоана выгибается от боли.
— Сейчас я выкину тебя из Круга, — Дону кажется, он уже победил. — И закончим на этом!
Наклоняется, кажется, пытаясь схватить Йоана за шкирку. Но тот выворачивается, совершенно невероятно, схватив свой меч левой рукой, и попутно сбивая Дона с ног.
Дон падает.
Подставленный, зажатый в руке Йоана клинок пронзает его сердце.
Дон падает на меч.
Безумие.
Этот безумие, а не поединок. Так не бывает! Так не может быть.
В наступившей тишине слышно, как от ужаса кричит Исбел.
Круг вспыхивает светом. Сначала слабо, потом ярче. Кровь Дона просачивается между камней.
Йоан кое-как сваливает тело в сторону, переворачивая его на спину, выползая из-под него. Встает сначала на колени… опираясь на левую руку… пытается встать. Ему удается только с третьего раза. Едва-едва… спотыкается. И, наконец, встает. С усилием выдергивает свой меч из груди Дона. Покачнувшись, но устояв… поднимает над головой. Рука дрожит. По его лицу течет кровь. Все лицо в крови, что страшно смотреть…
Он победил.
Не ударив по-настоящему. Не пролив крови ни одним ударом. Дон упал. Он умер упав… Это сложно, почти невозможно осознать, но есть что-то такое… Что-то между обманом и провидением.
Йоан договорился с богами.
И свет поднимается, охватывает Йоана со всех сторон, словно пронзая насквозь. Возносится от земли к небесам, гигантским столбом. Ярче. Слепит глаза… Смотреть невозможно.
Йоан в центре. Стоит. Вытянувшись. Замерев.
Нарастающий гул, что дрожат камни.
Потом все уходит.
Йоан стоит один, в напряженной тишине.
Потом медленно, с трудом передвигая ноги, уходит из круга тоже.