Аукцион по продаже имущества «Бастиона» проходил в большом актовом зале областной администрации. Ликвидатор Кайло не только дал объявления в местной и центральной прессе, но и заказал рекламные ролики на телевидении. Почти пять минут в прайм-тайм на протяжении десяти дней абоненты местного кабельного канала могли любоваться видами «Бастиона» и слушать предложения по участию в аукционе. Куратор Дмитрий говорил, что губернатор позже высказывал одобрение: «Вот так нужно рекламировать имущество банкротов! Тогда бы и цену нормальную давали».

Батуле сделали своеобразный подарок — он получил доверенность на участие в аукционе от предприятия, которое должно было приобрести имущество «Бастиона». И вот к десяти часам в костюме и при галстуке Богдан подошёл к миловидной барышне, сидящей за приставным столиком прямо у входа в актовый зал. На столике — табличка «Регистрация участников аукциона». Богдан полез в свой кожаный портфель, дважды чуть не уронил его, пока доставал нужные документы — копию платежного поручения на 202 тысячи гривен — это обязательный гарантийный взнос — 10 % от стартовой цены имущества, копию платежного поручения на 17 гривен — регистрационный взнос за участие в аукционе, свидетельство о государственной регистрации предприятия — участника, копию справки из облстата о том, что это предприятие состоит в Едином государственном реестре, и доверенность на представителя, то есть на себя. Девушка довольно прытко всё просмотрела, сделала какие-то записи, нахмурилась — наверно думала, что-то еще написала, показала Батуле, где расписаться в книге регистрации, дала ему билет участника и пластиковую табличку с жирно нарисованной красной тройкой.

Минут через пятнадцать в зале было уже около двадцати человек. Знакомых — четверо: куратор Дмитрий, ликвидатор «Бастиона» Кайло, белобрысый представитель «лесников» — из тех, что приходили к Батуле первыми и помошник губернатора Вячеслав Величевский. Куратор Дмитрий имел доверенность от ещё одной цитаделевской фирмы на тот случай, хотя и вряд ли возможный в данной ситуации, если никто кроме Богдана не заявится (По закону аукцион, на который зарегистрировался только один участник, признаётся несостоявшимся).

За трибуной, которая так примелькалась в телерепортажах о сессии областного совета, появился толстый лохматый дядька — по всей видимости, ведущий аукциона, так называемый лицитатор. Лохмач прокашлялся и хорошо поставленным голосом начал провещевать. Из сказанного стало ясно, что на аукционе зарегистрировано пять участников.

«Ну, двое — наши, двое от лесников — это понятно, а кто тогда пятый? Неужели выискался кто-то посторонний, кто-то купившийся на рекламу и настолько наивный, что решил просто так участвовать в аукционе». — Батула знал из своего опыта да и рассказов коллег и знакомых: несмотря на кажущуюся прозрачность процедуры аукционов, прописанную в украинских законах, человеку со стороны приобрести что-то и реально получить потом это что-то — практически невозможно. Если ты выигрываешь аукцион, предложив большую цену, есть огромная вероятность того, что будет на пустом месте затеян судебный спор, который затянется на месяцы. Те десять процентов стартовой цены, которые ты внес как гарантийный взнос, у тебя на это время заморожены, вырваны из твоего оборота, а купленное тобой имущество неизвестно как охраняется. Если ты платишь в суде и завершаешь процесс в свою пользу, перед тем как забрать то, что ты купил, нужно перечислить оставшиеся деньги. Ты платишь всю сумму за кота в мешке — а вдруг там уже всё раскурочено? — ведь обидел ты, скорее всего, бывшего хозяина, который заранее втихую договорился с покупателем и хотел взять откат, а тут ты, такой правильный, всё поломал! Короче говоря, участвовать в аукционе не договорившись с теми, кто рулит и не обладая инсайдерской информацией — это дело даже не рисковое, а безнадёжное. — «А здесь этот пятый участник! Зачем?»

Торги начались с самого дорогого лота — бетонно-растворного участка (несмотря на то, что по бухучету он состоял из десятка инвентарных объектов, оценщики на этот раз грамотно объединили их и вывели общую стоимость). Богдан и белобрысый попеременно поднимали таблички с номерами. Лицитатор только успевал выкрикивать:

— Участник с номером «3» — 440 тысяч!

— Участник с номером «1» — 480 тысяч!

— Участник с номером «3» — 520 тысяч!

— Участник с номером «1» — 560 тысяч!

Минимальный шаг аукциона — десять процентов от стартовой цены. Потолок, до которого можно торговаться, был изначально оговорен с Дмитрием. Для бетонно — растоворного узла предел составлял 700 тысяч. Когда подошли к этой отметке, Богдан обернулся к Дмитрию, тот, несмотря на то, что выглядел растерянным, спокойно и сухо сказал: ещё один шаг — и всё! Торги по этому лоту закончились победой «лесниковского» «Стройблока» на отметке 800 тысяч гривен, цена продажи превышала стартовую ровно в два раза.

Следующим лотом было здание конторы. Здесь торги дошли до уже абсурдной цифры в два миллиона гривен. Первоначальная цена была превышена более чем в четыре раза. Если в случае с бетонно-растворным узлом можно было сказать: забирайте ребята и вывозите всё это с территории, то право собственности на недвижимость уже предполагало право пользования землёй. Богдан недоумевал: «Как торговаться дольше — если выграешь только по одному зданию, что ж заборы по территории ставить?». После победы лесников по третьему лоту — складу готовой продукции. Дмитрий тронул Богдана за плечо и сказал: «Всё — выходи из игры». Батула вздохнул — такой вариант они предварительно обговаривали, но внутренне он, конечно, к этому не был готов. Если лесники дадут значительно больше разумной цены, было решено отступить. Тогда из суммы продажи вычитались расходы ликвидатора, оценщика и организатора аукциона, остальное же должно быть пропорционально разделено между учредителями «Бастиона». Богдановы там — 61,5 процента — выходит он получит не менее двухсот тысяч долларов.

И очень удивился Богдан, когда увидел, что в борьбу по следующему лоту вступил сам Дмитрий. Цена выросла в десять раз. Все это превращалось в фарс. Белобрысый сидел и меланхолично поднимал свой номерок, пока не стучал молоток лицитатора и тот не кричал: «Продано. В торгах по лоту победил участник под номером «1».

Не на шутку разволновавшийся патлатый толстяк завершил аукцион с радостной во весь рот улыбкой на красной и потной физиономии. Человека можно понять — ему причитался один процент от суммы продажи, которая составила десять миллионов пятьсот шестнадцать тысяч гривен, процент от двух лимонов зеленью это лучше чем от четырехсот тысяч. В зале для подписания протокола аукциона остались только «лесники», Кайло, лицитатор и его помошницы. Дмитрий и Богдан присели за столиком в кафетерии администрации. «Надо дождаться пока отпечатают протокол и «лесники» его подпишут. По закону в случае отказа победителя аукциона подписать протокол, торги должны возобновиться уже без него и пройти заново». Пили кофе, ели какие-то засушенные коржики. Через сорок минут Кайло позвонил и подтвердил, что все формальности соблюдены. Ждать больше было нечего… Прощаясь, Дмитрий сказал: «Богдан Александрович, это не ещё не конец. Я не знаю, что задумала «Промлестехника», но то, что они не собираются платить по этому протоколу, я знаю точно».

Уже сев в машину, Дмитрий позвонил директору охранного предприятия и попросил максимально усилить охрану Бастиона. И не зря…

Началось всё с того, что на следующее утро к проходной завода подъехала «Газель» службы охраны, в нее быстро погрузился дежурный наряд, пара минут — и машина скрылась за пригорком. Охраной «Бастиона» по договору с ликвидатором Кайлом занималась охранная фирма «Редут» из системы Цитадель, и по отдельному договору должны были дежурить три бойца государственной службы охраны — так сказать для присутствия каких-никаких, а представителей власти. И вот утром эти самые представители в спешном порядке куда-то драпанули. Старший смены из «Редута» сразу позвонил своему непосредственному начальнику и куратору Дмитрию и расставил всех имеющихся людей по периметру. Всё, что было дальше, Богдан узнал впоследствии из рапортов участников событий и просмотра записей камер видеонаблюдения.

К главной проходной подъехал большой марседес — спринтер, милицейская «шкода» и еще одна иномарка. Сначала посигналили минут пять — из-за забора никто даже головы не показал, потом начали выходить из машин. На площадке перед воротами столпились камуфлированные плотные ребята с автоматами. Два милиционера в сержантских погонах начали устанавливать на штатив видеокамеру, а седоватый толстый майор, наверно их старший, взял из машины микрофон громкоговорителя и потребовал открыть ворота. Показывая какую-то бумажку он орал: «У нас есть ордер на обыск предприятия. Я майор Трифонов, управление по борьбе с экономической преступностью. Впустите нас на территорию. Предупреждаю Вас о том, что ведется оперативная видеосъемка. В случае сопротивления власти, вы будете арестованы». Старший смены Сидорчук, сам отставной капитан — десантник, высунулся в окно административного здания, так что его было отлично видно, и зычным голосом прокричал: «Слушай, Командир, подожди десять минут — приедет наше начальство. Вручишь ему свои грамоты и зайдёшь на территорию!». «Вы вынуждаете нас к крайним мерам», — орал мегафон: «мы приступаем к штурму, просим всех отойти от забора». И не дав опомниться, опираясь на руки товарищей, на забор полезло четыре камуфляжника. Сидорчук закричал в окно и по внутренней радиосвязи: «Мочи их — это не менты! Это клоуны ряженые. Выкидывай их обратно!». Через мгновение застрекотали автоматные очереди, послышался звон разбитого стекла, и все нападавшие одновременно полезли на забор. И опять раздался рык отставного капитана, так наверно он в свое время отдавал команды, заглушая шум двигателей или рокот боя: «Не ссать! Пуль у них нет, бьют холостыми» — через паузу — «окна камнями разбили, патроны холостые, не ссать!». Схватка продолжалась минут пять, не больше — больше всего не повезло тем, кому удалось оказаться внутри ограждения. Били их остервенело и безжалостно, так что старший дважды приказывал остановиться. Один из охранников, в последний раз пнув лежавшего ничком бритого парня, крикнул: «эти суки Витьке глаз выбили». На ступеньках здания сидел редутовец с окровавленным лицом и полностью заплывшим глазом — ему уже оказывали помощь.

Нападавшие откатились к своим машинам. Толстый майор куда-то делся. Буквально через пять минут на площадку перед воротами выкатили два Икаруса — из них как горох посыпались похожие друг на друга близнецы в такой же бурой форме, как нападавшие. Ещё один автобус подъехал со стороны пожарных ворот и, остановившись метрах в ста от них, там где дорога была заболочена, тоже начал выплевывать из себя пятнистые фигурки. «Все ко мне» — кричал старший смены: «Всем зайти в здание конторы. Задраить двери. Будем обороняться здесь» Еще через несколько мгновений из посадки показался «Беларус» и на полном своём тракторном ходу влепился в ворота. Металл поддался, и петли с правой стороны не выдержали. В пролом вслед за трактором повалили бритые гоблины.

В здании конторы на первом этаже находилась мастерская и гараж — окна из стеклоблока на высоте четырех метров, окна офисов — шесть метров от земли. Ворота в гараже стальные раздвижные. Взять штурмом ох как непросто. А здание — важное, стратегическая ценность его — в подстанции, расположенной в одной из комнат первого этажа.

Богдан смотрел потом несколько раз видеозапись этих ночных событий и думал: «Молодец все таки этот Сидорчук — рисково сыграл, а ведь не знал он тогда, что менты не настоящие, а вдруг бы и вправду «лесники» за бабки с ордером порешали и с операми спецназ приехал, и пулять из табельного начали? Ох, беды б наделали!».

Когда приехал ликвидатор Кайло, диспозиция выглядела следующим образом: бойцы из «Редута», наглухо закрывшись, сидели в здании конторы. Цех и склады, оба въезда на территорию были оцеплены неизвестными в камуфляже. Милицейская машина куда-то испарилась. Вместо поддельного майора руководство операцией по-видимому перешло к узнанному Богданом на видеозаписи белобрысому «леснику» Тихоновичу. Он и вышел встречать Кайло и Дмитрия.

«Кто вы такие? Немедленно покиньте территорию. Я — руководитель этого предприятия», — Кайло на ходу показал удостоверение арбитражного управляющего.

— Игорь Михайлович, вы что меня не узнали? Мы же с Вами вчера подписали протокол аукциона. Это всё теперь опять наше. А что драку устроили — это их вина, — Тихонович кивнул в сторону административного здания, из окон второго этажа которого выглядывали редутовцы. — Мы приехали, показали протокол, хотели зайти в нашу собственность, а они с дубинками. Зачем только таких отморозков, в охрану нанимать? Одному нашему вон обе руки сломали, в четырех местах, садисты».

«Это ему ещё мало. Он нашему Виктору глаз выбил, стрелок хренов» — крикнул кто-то со второго этажа.

— Так, подождите, как Вас? — Хайло был подчёркнуто официален, хотя было видно, что все эти ужимки даются ему туго.

— Аркадий Аркадьевич, я — ухмыльнулся белобрысый.

— Да, Аркадий Аркадьевич, Вы прекрасно знаете, что право собственности на этот завод Вы получите только после уплаты десяти миллионов., А за этот разбой, я уверяю Вас, Вы ответите по полной программе.

— Расслабся, Игорь. Всё согласованно с мэром и вашим губернатором. Милиции дана команда в наш спор хозяйствующих субъектов не вмешиваться, — Тихонович ещё больше заулыбался.

Помошник губернатора действительно минут десять назад звонил на мобильный Дмитрию. Сказал, что Кацап велел передать, что он дал добро на то, чтобы «Стройблок» начинал работу — уж больно, мол, мэр просил — валяться планы строительства нового микрорайона. После, когда стало известно о штурме Бастиона, Дмитрий трижды пытался созвониться с губернатором, но тщетно. Молчаливое одобрение губернатора объясняло исчезновение с утра поста государственной службы охраны — от греха подальше!

— Давай, заканчивать споры, скажи своим, чтоб выходили — повоевали и хватит — работать надо — примирительно назидательным тоном сказал белобрысый и попытался похлопать Кайло по плечу. Тот дернулся в сторону — было видно, что начинает закипать:

— Так, даю Вам полчаса и чтоб здесь никого не было. А после оплаты всей суммы — пожалуйста, приходите и владейте.

— А если нет, то что?

Кайло смерил Тихоновича презрительным взглядом, сочно плюнул, развернулся и пошагал к дверям в контору. В окне показался капитан Сидорчук:

— Мы будем увозить раненного. Если хоть одна тварь сунется к дверям — пристрелим, у нас есть карабины. — Он нагнулся и поднял в каждой руке по ружью.

Переговоры в течении дня несколько раз начинались и сходили на нет. Дмитрию удалось наконец удалось дозвониться до губернатора. Тот не выслушав, зарядил монолог: «Пусть работают, раз выиграли аукцион. Люди и так столько без работы просидели. Городская стройка не должна простаивать. А не заплатят через месяц — тогда и будем разбираться. Нардеп Волжанский лично у меня был и ручался, что они рассчитаются вовремя».

К вечеру ворота заварили и поставили на место. Редутовцы в здании оказались заблокированными. «Лесники» числом около ста рассредоточились по территории. Завтра «Стройблок» объявил рабочий день. Богдану позвонили несколько человек из старых работников и сообщили, что их назавтра на 8-00 вызвали на работу. Что они будут делать без электричества — не понятно. Максимум — наймут телевизионщиков и сделают сюжет о том, как плохие дяди не дают хорошим работать, а от этого страдают всякие там многодетные семьи, которые не получат вовремя свои квартиры.

То, что произошло на заводе следующей ночью в милицейских сводках значилось как массовые беспорядки. Хотя порядок и слаженность в действиях, во всяком случае со стороны крепаков, были идеальные. В планировании операции принимал участие прилетевший из Киева спец по подобным массовкам, куратор Дмитрий, два руководителя подразделений из Запорожского филиала «Редута» и Батула.

К часу ночи посадка, разделяющяя дорогу от завода к трассе была наполнена сотнями мужиков. Богдан приехал, когда уже вновь прибываюшим раздавали каски и ярко кумачовые повязки с фосфорицирующим покрытием, отдельно получали штыковые лопаты и арматурные пруты. Балка наполнялась людьми как река в половодье. Люди строились, получали необходимые инструкции и ведомые своими начальниками выходили к заводу, образовывая сплошное кольцо метрах в тридцати от забора. Там царило полное молчание. Только приглушенные крики доносились из-за ограждения — там, видать, начинали беспокоиться.

Наконец к воротам подошел кряжестый бригадирского вида дядька поднес к губам рупор:

— Внимание. Мы рабочие этого предприятия. Нас больше тысячи человек и будет ещё больше. Мы будем биться насмерть. Мы хотим работать. Нам нечем кормить семьи! Нам нечего жрать! Уважаемые господа охранники, против вас лично мы ничего не имеем. Вряд ли в Вашем контракте есть пункт про бой с озверевшими голодными работягами. Открывайте ворота и выходите по одному. Мы даем вам десять минут. (Когда планировалась операция, было принято решение выступить под флагом местных рабочих, гоблины не отличат этих ребят из Запорожья и Кривого рога от работавших на «Бастионе». И чтобы там не говорили командиры этим бритоголовым, намного страшнее столкнуться с отчаявшимися пролетариями, чем с такими же как они, сытыми наёмниками).

Толпа, окружавшая завод, расступилась, и ровно вдоль дороги, ведущей на трассу, образовался живой коридор. Так, в ожидании и напряжении медленно текли минуты. Потом рык двигателя, скрип, крики и страшной силы удар по воротам. Богдан знал, что там, внутри административного корпуса редутовцы заблаговременно открыли смазанные засовы гаража, выставили вперед как таран стрелу манипулятора на Камазе и ровно в 2-15 огромная машина, как раненый дикий кабан, вырвалась из гаража, за мгновение преодолела отделявшие от въезда пятнадцать метров, с ужасным скрежетом вынесла вместе с фрамугой и опорами въездные ворота и так же на полном ходу миновала расступившийся строй. Не помешкав и минуты, строй сомкнулся снова и попер в образовавшийся пролом. Передние ряды держали в руках детали опалубки, закрываясь ими как щитами.

«Бригадир» в каске крикчал в мегафон: «Кто поднимет вверх руки, того не тронем».

С той стороны истерично, наверно, нервы всё же сдавали:

— Стоять, быдло. Всех перестреляем.

Резиновые пули зашлепали по дереву и металлу опалубки. Дерущиеся сомкнулись. Мат, крики, удары. На крыше здания конторы появилось два редутовца с прожекторами, которые светили в самую гущу схватки. Видно было, что лесниковские боевики деморализованы. Кроме того, Богдан знал, из-за мощной глушилки у них не работала радиосвязь и мобильные телефоны… Комок людской массы откатывался вглубь территории, но видно было здесь и там: люди в камуфляже поднимали руки и сразу к ним подбегали двое в касках, пеленали за спиной руки, выводили из боя и ставили вдоль здания конторы на хорошо освещённое место. По плану, первыми якобы сдавшимися были переодетые в такой же как у врагов камуфляж крепаки — почему то всегда стесняются и жеманничают, ждут, чтоб кто-то сдался первым. Бой продолжался минут пятнадцать. Потом еще с час вылавливали запрятавшихся по разным углам боевиков. Связанных вывозили группами в разные места. Убошлось без трупов, хотя с десяток лесниковцев пришлось подкинуть к больнице. Своим помощь оказали на месте — дежурило две бригады врачей-травматологов.

Утром понаехало ментов — где они были вчера целый день? Опросили всех «редутовцев», но никто ничего не видел. Все с иголочки одетые, чистенькие, побритые (приехавшая утром свежая смена), в отутюженной до режущих стрелок форме.

— Мы ничего подозрительного не видели. Сменились в пять утра. Прибыли из Запорожья на автобусе. Ночь провели в пути.

— Начальство где?

— Начальство тоже в Запорожье. Там ведь головной офис.

К вечеру все разъехались. — Милиции тоже раздувать это не интересно, на сигнал отреагировали и хорош! Тем более что заявлений ни от кого не поступало, следовательно — пострадавших нет.

На этот раз Бастион отстояли. Богдан не спал вторые сутки, но был бодрый то ли от несчетных стаканов кофе, то ли от переживания происшедшего. Радость перемешивалась с грустью: а ведь могли же с самого начала вот так же стеною стать и не запустить вообще этих «лесников». И коллектив вроде бы был в «Бастионе» хороший, и Батула всем помогал как мог: матпомощь подкидывал, детей лечил, по путевкам ездили, а вот всё равно предали, всё равно значит зло какое то держали. Сколько времени прошло, а обида не уходила.