Когда третий и последний из реакторов «Сёгуна» был катапультирован и взорвался в пустыне в полусотне километров от места посадки, оставив в песке спекшийся в стекло кратер и сбив крейсер с посадочной оси, до поверхности планеты оставалось уже только чуть больше двух километров. Теперь тормозить можно было лишь аварийными бороводородными двигателями, но для того чтобы тридцать секунд их работы при сложившейся ситуации дали ощутимый эффект, масса корабля была слишком велика. Болл катапультировал двигательный отсек — это две тысячи тонн мертвого груза. Разноцветные кривые на экране вычислителя сблизились, но не слились: мало! Еще четыреста девяносто тонн. И они были: два танка с питьевой водой. Болл не задумываясь рванул на себя рычаг катапульты. А затем — короткий, яростный, спасительный удар бороводородных двигателей. Еще. Еще. Еще…

Посадка оказалась не слишком мягкой. Крейсер тряхнуло, кресло обхватило Болла, удержало, отпустило. Он потер рукой грудь, по которой разливалась тупая ушибная боль.

Реакторная чума! Откуда-то приходит поток излучения, достаточно жесткого, чтобы свободно пронизать броню аутспайс-крейсера, и при том достаточно активного, чтобы вывести из-под контроля реакцию синтеза легких хроноквантов в корабельных реакторах… Болл никогда не верил в нее. На Звездном Флоте о ней ходили легенды, но ни разу ему не довелось встретить человека, который бы столкнулся с реакторной чумой сам. Где-то, кто-то, когда-то… Что ж, значит он будет первым.

Болл утопил в подлокотник клавишу селектора.

— Всем. Говорит шеф-пилот. Командирам техчастей представить доклады по форме «С». Членов совета прошу явиться в рубку. Конец.

Принимать доклады было обязанностью Наана, первого астрогатора, сидевшего в кресле справа, и Болл прислушивался к ним вполуха, глядя на раздражающе мертвый пульт, где единственным отрадным для глаза оставался сектор управления и контроля жизнеобеспечения. Этот, кажется, почти не пострадал.

Болл мысленно проверял себя: в момент катастрофы он действовал почти не размышляя, с автоматизмом, выработанным долгими годами полетов. Конечно, впоследствии комиссия Совета Астрогации может решить, что был и другой выход, но сейчас он этого другого выхода не видел. Все правильно. Если бы только не вода. Безусловно, не катапультируй он танки, сейчас «Сёгун» грудой металла и пластика лежал бы на поверхности планеты. Однако оставшейся воды даже при предельно урезанных нормах расхода хватит на неделю, а помощь к ним придет в лучшем случае через полгода. К тому времени все они успеют превратиться в высохшие, мумифицированные трупы — как экипаж «Дануты» на Сэнде… Болл ладонью стер с лица эту картину… Правда, «Дануту» Болл разыскал только через четырнадцать месяцев. За полгода, может быть, мумифицироваться они и не успеют…

Если бы танки вскрыло взрывом, если б вода в них стала из-за этого таинственного излучения зараженной, если бы… Если бы только не сам он катапультировал их! Впрочем, надо не казниться, а искать выход, ибо у них есть по крайней мере неделя, что совсем не так уж мало.

Кое в чем им даже повезло. Как явствовало из докладов, комплекс жизнеобеспечения практически не пострадал, на замену поврежденных блоков уйдет от силы несколько часов; станция аутспайс-связи тоже требует лишь незначительного ремонта, а значит, в ближайшие дни удастся связаться с Базой на Рионе-III и вызвать помощь — спасатель с маршевыми гравитрами, которым реакторная чума не страшна; хотя пищевые синтезаторы вышли из строя полностью, продовольственного НЗ хватит по меньшей мере на год. Но… Энергоустановки погибли, а последние мегаджоули из запасников полностью израсходуются на один сеанс связи с Базой. Так что в их распоряжении лишь крохи, заключенные в автономной энергосети, да силовые установки вездеходов, геологических танков и остального машинного парка экспедиции. И это надо беречь: даже если кто-то находится к ним ближе Базы, все равно два-три месяца ожидания гарантированы.

Корабельный совет — понятие довольно условное. Тем более на крейсере Дальней Разведки. В него входят шеф-пилот, первый астрогатор, бортинженер, координатор экспедиции и руководители исследовательских групп — всего человек десять-двенадцать. И все, что происходит на совете, транслируется по общей сети.

Когда Наан коротко изложил сводку, составленную по собранным докладам, несколько минут все молчали. Первым заговорил Речистер, координатор:

— Можем мы запустить орбитальные и суборбитальные зонды, Борис?

Болл покачал головой: аккумуляторы зондов заряжались непосредственно перед запуском. То, что Клод, с которым Болл летел уже в третий раз, задал такой вопрос, само по себе говорило немало…

— Ясно, — кивнул Речистер. — Значит, в нашем распоряжении лишь зона около восьмисот километров в диаметре, доступная вездеходам… Я не уверен, что в ней найдется вода.

В этом никто не был уверен. Ведь они находились на НИС-237-II, как она значится в каталогах Базы, или на Песчанке, как ее называют в обиходе. Песчанка — планета аномальная, потому их и направили сюда. Открыла ее экспедиция «Актеона» тридцать лет назад. По размерам Песчанка не уступает Земле, у нее примерно земная атмосфера, которой можно дышать, даже не опасаясь инфекций, — вся планета словно стерилизована. Солнце этой системы, НИС-237, значительно крупнее и ярче земного. Воздух раскален, и горячие сухие ветры носятся над Песчанкой, вполне заслужившей это имя, потому что вся она — сплошная пустыня: барханы, дюны, редкие суглинистые такыры и снова песок — красный, белый, желтый, черный, песок, песок, крупный, мелкий, пылевидный…

Болл вопросительно посмотрел на Лойковского, главного геолога экспедиции.

— Раз зонд-разведка отпадает, остается только забросить робот-сеть. Но когда мы нащупаем ею воду, нельзя сказать. Тем более что при нашем энергетическом голоде сеть будет довольно редкой: по крайней мере две трети киберов придется держать в резерве, чтобы постепенно заменять ими разрядившиеся.

— А если собрать для них солнечные батареи? — спросил Шрамм, бортинженер «Сёгуна».

— А потянут?

— Посчитать надо. Думаю, что при здешнем уровне инсоляции — да.

— Но и при этом неизвестно, когда мы найдем воду. Это если априорно решить, что она вообще здесь есть. Ведь вода — соединение довольно редкое.

— Синтезировать ее, пожалуй, проще, чем найти, — сказал кто-то, Болл не расслышал, кто именно.

— О синтезе надо забыть. Где мы возьмем энергию? — в его голосе прозвучало скрытое раздражение. Оно и понятно: впервые он оказался в ситуации, когда «Сёгун», самый мощный и надежный из кораблей, которыми он командовал и которыми располагала База в этом секторе, стал совершенно беспомощным; впервые он на практике узнал, что такое энергетический голод, когда самые простые и естественные решения заранее неосуществимы, потому что требуют затрат энергии, затрат по обычным меркам ничтожных, но сейчас непомерных…

— …а искать, — это снова Лойковский. — Даже если мы выпустим первую серию разведчиков, а тем временем займемся переоснащением остальных, начать можно будет не сразу. Нужно еще перепрограммировать их на локальную задачу — поиск воды, что сократит общие сроки, но само по себе потребует времени.

— Сколько? — спросил Болл.

— Дня три. Не меньше. Самое же главное — пройдет немало времени, прежде чем в памяти разведчиков накопится достаточно материала для обобщений, которые в дальнейшем позволят им отличать перспективные в принципе районы от заведомо бесперспективных. А до тех пор они будут ползать по координатной сетке, брать пробы на каждом узле и…

Все достаточно хорошо представляли стандартную процедуру геологоразведки робот-сетью. Точность и исчерпывающая детальность достигались ценой потери времени, что в обычных условиях вполне допустимо.

— Стоп! — Болл поднял руку. Лойковский смолк. Речистер вопросительно поднял брови, Перигор и Хорват Бец переглянулись, Шрамм замер, запустив пальцы в шевелюру. — Мне кажется, нужно сменить сам метод нашего мышления. Сейчас мы зашли в тупик, ибо все возможно, но требует времени и энергии, а ни того ни другого в нашем распоряжении нет. Можно найти еще десяток абстрактных решений, которые опять же будут упираться в проблемы энергии, времени или того и другого вместе. Мы привыкли делать все с размахом, мы — в этом я уверен, потому что нахожусь в таком же положении, — даже сейчас представляем себе энергетический голод чисто умозрительно. А воды у нас, между прочим, на неделю…

— Оборотный цикл! — Шрамм резко поднял голову. Все обернулись к нему.

— А вы знаете, как он организуется, Юра? — спросил Болл. — На кораблях его не делают уже лет триста, и разрабатывать схему придется заново. Через неделю же у нас не будет запаса воды, позволяющего оборотному циклу функционировать… Но подумать об этом стоит. Будем считать это направлением номер один.

— Воздушные колодцы, — подал голос Храмов, атмосферник. — Пленочные лабиринты, конденсирующие влагу…

— Производительность? — поинтересовался Речистер.

— При здешней влажности и небольшом суточном перепаде температур — порядка пятнадцати тысячных грамма в сутки на квадратный метр.

— А пленка? — спросил кто-то, и Болл снова не понял, кто.

— Что-нибудь придумаем, — ответил Речистер.

Болл встал.

— Кто еще?

Молчание.

— Тогда разойдемся. — Болл взглянул на часы. — Сейчас всем, кроме вахты, спать. Если у кого-то появится идея, сразу же соберемся снова. И главное, старайтесь исходить не из того, что у нас было, а из того, что у нас осталось. Что есть сейчас.

— Мы у нас есть, — сказал Наан. — И бывший «Сёгун» у нас есть…

— Это уже кое-что, — подытожил Болл.

* * *

Болла разбудил дверной сигнал. Он встал, включил свет. Вместо привычного яркого люминатора под потолком чуть затеплился плафончик аварийной сети.

— Да, — сказал Болл. — Войдите.

Вошел Юра Тулин, геофизик с Земли, для которого эта экспедиция была первой, — он недавно окончил Планетологическую Академию и полгода назад попал на Рион-III.

Болл предложил ему сесть. Хотелось пить: не столько от жажды, вероятно, сколько от сознания, что воду надо экономить. Это раздражало. Болл облизнул сухие губы.

— Что у вас, Юра?

— Есть у меня одна идея, Борис Эдуардович…

— Какая?

— …только я не хочу, чтобы об этом узнали раньше времени. Вполне возможно, что воды здесь нет вовсе; могу не справиться и я. Лучше бы о моем эксперименте пока не говорить.

— Можно, если нужно, — сказал Болл. — Но что вы предлагаете?

— Я не предлагаю пока. Пока я прошу. Дайте мне вездеход — двухместный, он наиболее экономичен, — провизию и воду дней на пять, лучше на неделю. Автономности вездехода на это время хватит. Я знаю, что по инструкции одного отпускать нельзя, но… по-моему, это случай крайний, инструкцией не предусмотренный.

— Инструкцией предусмотрены все случаи, Юра. Но что вы задумали?

— До смешного простое. — Тулин прошелся по каюте. — Я понимаю, поверить в это трудно, но попытаться надо, это все-таки шанс… Впрочем, судите сами, Борис Эдуардович…

Когда Тулин смолк, Болл уже знал, что согласится на его предложение; как бы неубедительно все это ни звучало, но в их положении нужно использовать каждый шанс, даже такой ненадежный. Он встал.

— Хорошо. С вами пойдет Наан, — одного я вас не пущу.

Тулин кивнул.

— Когда вы хотите отправиться?

— Сейчас, — ответил Тулин, и Боллу понравился его тон — деловой и спокойный.

* * *

При виде корабля Болла всегда наполняло ощущение человеческого могущества, создавшего, поднявшего в космос эту громадину, чтобы затем… Но затем была катастрофа, и могучая готическая башня «Сёгуна», какая-то недомерочная после катапультирования двигателей, производила теперь впечатление жалкое и гнетущее. Маленький двухместный вездеход медленно съехал по грузовому пандусу, лихо развернулся, промчался по песку, поднимая за собой пыльные усы, словно катер, идущий на редане, снова повернул, — это Наан пробовал машину, — и наконец медленно взобрался на вершину бархана, где стоял Болл.

За пределами голубого конуса, бросаемого прожектором над шлюз-камерой, была чернота, в которой терялась граница между черными песками и черным, малозвездным небом. Люди стояли как раз на грани света и тьмы.

— Ну, добро, — сказал Болл. — Очень хочу верить, что у вас получится, Юра. Связь через каждые шесть часов по корабельному. — Последнее относилось уже к Наану. Тот кивнул. Тулин улыбнулся и подмигнул командиру. Затем отступил к машине. В светлом обтягивающем костюме из холодящей крептотитовой ткани тонкая фигура его казалась какой-то воздушной, словно на этом месте просто уплотнился голубоватый свет прожектора.

Чмокнули, закрываясь, дверцы, машина тронулась, рывком набрала ход и мгновенно исчезла: вздымающийся за ней пыльный хвост поглощал неяркий свет рубиновых кормовых огоньков.

Болл вернулся к кораблю. Даже ночью здесь было жарко, очень жарко, потому что песок отдавал накопленное за день тепло, а ровный и довольно сильный ветер не приносил даже подобия прохлады.

* * *

— Что ты задумал, Юра?

— Увидишь. — Тулин колдовал над картой, полученной на основе аэроснимков «Актеона» тридцатилетней давности. — Вот, — он протянул карту Наану. Тот посмотрел: по ровному желтому полю змеилась сложная спираль, — Это наш маршрут.

— А дальше что?

— Увидишь. — Наану показалось, что Тулин словно стесняется чего-то. Он замолчал.

— Стой, — сказал Тулин примерно через час. — Начнем здесь. Он открыл дверцу, и в машину хлынул жаркий сухой воздух. Наана сразу бросило в пот. Он смотрел, как Тулин, раскрыв футляр разрядника, извлек оттуда раздвоенную ветвь длиной около метра и толщиной сантиметра два-три. — Ага, — сказал Тулин, отвечая на вопросительный взгляд Наана. — В парке срезал. — Он имел в виду корабельный парк. — Перед самым отъездом. Да ничего, отрастет…

Наан растерянно кивнул. Тулин шагнул наружу. Потом вдруг остановился, скинул ботинки и бросил их в машину.

— Так, пожалуй, будет лучше. Чище контакт.

— С ума сошел! — ахнул Наан.

— Ничего, — улыбнулся тот, — в Академии мы по углям бегали, было дело. Не беспокойся.

…Тулин шел впереди, шел медленно, держа в вытянутых руках свой ореховый прут. А сзади, так же медленно, выдерживая дистанцию в сотню метров, полз вездеход.

Вставало и садилось солнце, — день здесь был значительно короче земного. Через каждые шесть часов Наан вызывал корабль. Болл принимал доклад, потом рассказывал о новостях. Велин связался с Базой, и спасатель к ним идет с Тенджаба-XII, так что его можно ожидать месяца через четыре. Воздушные колодцы дали первые литры воды, однако их производительности явно не хватит, — подспорье, но не больше того. А вот оборотный цикл Шрамму пока еще не удается наладить. А как там Тулин? Нормально. На этом сеанс кончался. И Наан снова вел машину, следя за тонкой фигуркой в светлом костюме. Изредка Тулин останавливался, и тогда Наан догонял его. Они наскоро перекусывали, запивая еду несколькими скупыми глотками подсоленной воды. Ее оставалось все меньше…

Наану, сидящему в машине с кондиционированным воздухом, было мучительно стыдно перед Тулиным, шедшим босиком по раскаленной пустыне. Ветер насек ему песком лицо; потемневшая, потрескавшаяся и ссохшаяся кожа поросла жесткой, темной щетиной. Они находились в маршруте уже четверо суток. Голова у Наана была тяжелой, как это всегда бывает, когда несколько ночей заглушаешь потребность в сне таблетками тониака. Он сунул руку в нагрудный карман, чтобы достать очередную таблетку, как вдруг увидел, что Тулин упал на песок. Рука опустилась сама, рывок, машина одним прыжком преодолела разделявшие их полсотни метров и замерла. Наан выскочил наружу. «Тепловой удар, — решил он еще по дороге. — Доигрались…».

Тулин был в сознании. Он лежал на песке, и его била крупная дрожь. Руки, со вздувшимися, затвердевшими буграми мышц, все еще сжимали ореховый прут. А из глаз, — Наан не поверил себе, он не мог даже представить такого, — из глаз текли крупные слезы.

— Все, — чуть слышно прошептал Тулин. — Вызови Болла, Айвор. Нужна буровая. Вода глубоко, но есть. Вызови Болла, Айвор…

Какую-то секунду Наан колебался. Потом поднял Тулина и на руках снес в машину, уложил на заднем сиденье. Пока он вызывал корабль, Тулин уснул, разметавшись и приоткрыв рот.

— Юре плохо, — сказал Наан, услышав голос Болла. — На тепловой удар не похоже. Но плохо. Бредит. Уверен, что нашел воду. И просит вас немедленно прислать буровую…

— Дайте пеленг, — приказал Болл. — И ждите. — Он отключился.

Караван пришел через шесть часов: геотанк с буровой установкой, тягач, буксировавший волокуши с цистерной, в которой Наан узнал резервуар с разведбота, и вездеход — большая двенадцатиместная машина, откуда первыми выскочили Болл и Лео Стайн, корабельный врач. Потом Наан уже ничего не помнил — он уснул.

Его не разбудил ни скрежет буровой установки, ни рев двигателей, ни вой пронесшейся над ними, к счастью короткой, песчаной бури… Его разбудил запах. Запах воды. Воды, фонтаном бившей из скважины, воды, невероятным, фантастическим, многометровым, грохочущим цветком распустившейся над пустыней…

* * *

Управляемый автомедонтом вездеход шел зигзагами, лавируя между барханами, и лишь на такырах выходил на прямую. Это удлиняло путь, но зато избавляло пассажиров от изнуряющей качки, когда приходилось пересекать песчаные гряды. По временам Наан бросал взгляд на экран заднего обзора — туда, где тащился тягач с резервуаром на буксире. На том же он поймал и остальных. В салоне было тихо: Болл разговаривал с кораблем. Но вот он произнес традиционное «конец» и убрал руку с панели телерада. Тотчас прерванный очередным сеансом связи разговор возобновился.

— В свое время я читал об этом, но — должен признаться — был уверен, что лозоходцы — столь же мифические персонажи, как всякие кикиморы и лешие. — Лойковский говорил негромко, опустив взгляд на камешек, который вертел в пальцах.

— Естественно, — откликнулся Тулин. — И я не верил. Пока однажды, еще в Академии, одному из нас в Центральном Информарии Земляндии не попались на глаза отчеты группы голландских ученых, которые в двадцатом веке по специальному заказу Организации Объединенных Наций изучали метод лозоходства. Правда, они только подтвердили, что отдельные люди способны обнаруживать таким образом различные ископаемые, но никакой объясняющей эту способность версии выдвинуть не смогли. А потом, с развитием техники геологоразведки, интерес к лозоходству иссяк сам собой. Ну, мы заинтересовались. Собрали группу, сами поэкспериментировали.

— И? — Лойковский вскинул глаза на геофизика.

— Мы пробовали работать с разными искательными жезлами: с ореховой ветвью, с ивовой, с вращающейся металлической рамкой и с обыкновенной пружиной. У одних — получалось, у других — нет. И лучше всего — с веткой, предпочтительно ореховой.

— Ну, это объяснимо, — подал голос Стайн. — Живое дерево обладает биоэлектрическим потенциалом, взаимодействующим с потенциалом человека. Но чем такое объяснение поможет?

— Вероятно, поможет, — сказал Речистер. — Но пока вы, Юра, говорили только о технике эксперимента. А теория? Какие-нибудь гипотезы у вашей группы возникли?

— Как же иначе? Правда, это относится не столько к геологии, сколько к биологии…

— Подробнее, Юра, — попросил Стайн.

— В широком смысле — это один из аспектов взаимоотношений человека со средой, которую он воспринимает, я бы сказал, очень выборочно: видим мы в узком диапазоне от инфракрасного до ультрафиолета, слышим от инфра- до ультразвука и так далее. Конечно, все эти недостатки мы восполняем техникой — ноктовизорами, радарами, сонарами и иже с ними. Только не слишком ли мы ими увлеклись? Человек намного сложнее, богаче возможностями, чем нам порой кажется. Так, мы считаем в порядке вещей, что настоящим поэтом может быть один на миллион, потому что для этого нужен талант, гений, вдохновение, а геологоразведка — дело обыденное. Оно требует лишь знаний и умения обращаться с техникой. Так ли? Пожалуй, нет. И лозоходцы — лучшее тому подтверждение. Это — еще один, пока неизвестный нам, канал связи человека со средой. И как поэтический дар, это умение свойственно не всем. Я вижу два пути — развивать его у всех или построить прибор, которым может пользоваться каждый.

— Что, безусловно, удобнее, — заметил Лойковский.

— И вероятнее всего, так и будет. — Болл говорил медленно и раздумчиво. — Вероятнее всего. Потому что будь у нас прибор, мы сделали бы еще один, еще десять, и нашли бы воду гораздо быстрее. С прибором смог бы работать после некоторой тренировки даже я. А ведь вас, Юра, могло среди нас и не оказаться… Так что эту проблему мы обязательно поставим перед Исследовательским отделом, как только вернемся на Базу.

— Тем более что решение ее — решение будущего Песчанки, — добавил Лойковский.

— А может быть, и больше. — Наан впервые вмешался в разговор. — Есть слишком много знаний, которые мы утратили, увлекшись техникой. Лозоходство — частность. Вспомните: ментообменники были созданы лишь благодаря исследованию спонтанных случаев телепатии; проблему анабиоза помогла решить древняя йога… Но и это — частности. А за ними — новая наука. Хомотехнология, что ли…

— Сдается мне, этой идеей заинтересуется не только Совет Базы, но и Совет Миров, — протянул Речистер. — Это здорово задумано, Айвор… С размахом.

* * *

Спасатель прибыл на сто девятнадцатые сутки. Его огромное тело медленно, беззвучно и странно легко опустилось на песок в полукилометре от «Сёгуна». Болл смотрел на громаду этого живого корабля, и где-то там, внутри, поднималось ликующее чувство от сознания мощи человечества, сумевшего построить, поднять в космос, перебросить через десятки парсеков эту махину в сотни тысяч тонн…

Но на фоне корабля Болл почему-то все время видел совсем другое: тоненькую человеческую фигурку с раздвоенной ореховой ветвью в вытянутых руках, медленно бредущую через раскаленную пустыню.