Следующим заявился, как и следовало ожидать, Лешка, баржинский школьный приятель, руководитель теоретической группы лаборатории и вообще… Что скрывалось за этим «вообще», Баржин и сам не знал. Но без Позднякова лаборатория была бы совсем не той…

Лешка молча поставил на стол бутылку коньяку, ткнул в вазу букет гвоздик, потом подошел к Баржину, встряхнул за плечи:

— Ну, шеф, торжественные дары будут в следующий раз. Пока же нам не сорок, а лишь тридцать девять, с чем и имею честь поздравить! И знаешь, давай сегодня ни о чем не думать! Будем пить, танцевать и рассказывать анекдоты. Договорились?

— Ага, — сказал Барашн, прекрасно зная, что ни он, ни Лешка при всем желании не смогут «ни о чем не думать». — Договорились. И давай-ка, брат, помоги мне накрыть на стол, не то Озол ругаться будет.

— Буду, — подтвердил Озол из кухни, откуда уже доносились совершенно неправдоподобные ароматы. — Еще как буду! Так что, если хочешь спасти шефа, Лешенька, — принимай командование на себя. Он у нас сегодня в расстроенных чувствах, он у нас сегодня недееспособный…

— Язва ты, — фыркнул Лешка. — Фан-та-сти-чес-кая.

— Кофе не дам, — парировал Озол. — А что твой коньяк без кофе?

— Мы уже идем! — взмолился Поздняков. — Ив самом деле пойдем, а то он такой, он все может…

Что бы Лешка ни делал, все получалось у него изумительно изящно. И сейчас, глядя, как он сервирует стол, Баржин снова — в который раз! — не мог удержаться от легкой, «белой» зависти.

Будучи внуком — точнее, внучатым племянником — известного композитора, Лешка обладал абсолютным слухом и неплохим баритоном. — на радость всей семье, прочившей ему великое будущее. Но он пошел в медицинский, а окончив — уехал в Калининград, где стал судовым врачом на БМРТ. Был он врачом, как говорили в старину, «божьей милостью» — блестящим хирургом и вообще универсалом. А если учесть, что к тому же он был человеком обаятельным, умел вызывать «улыбки дам огнем нежданных эпиграмм», знал анекдоты чуть ке «от Ромула до наших дней», любил и умел танцевать, как былинный Поток-богатырь, играл на рояле, — если учесть все это, то неудивительно, что всегда и везде он становился душой общества.

Когда-то они с Баржиным учились в одном классе. И встретились снова десять лет спустя, когда Лешка приехал в Ленинград поступать в ЛИТМО — Ленинградский институт точной механики и оптики — на факультет медицинской кибернетики.

— Понимаешь, Боря, — сказал он тогда Баржину, — как хирург я не смогу сделать шага вперед без медкибернетики. Тяжко без нее. Специалистов мало, у меня же есть некоторые преимущества, я ведь практик.

Баржин сразу же решил, что Лешка будет в лаборатории. Будет, чего бы это Баржину ни стоило. А своего он умел добиваться. И не ошибся. Во всяком случае, большая часть теоретических разработок лонг-стресса — бесспорная заслуга Позднякова.