Ночью пошел дождь.

Я проснулась от непривычного ощущения: тяжелая рука Тимура лежала на моем бедре, а сам он спал, прижавшись к моей спине и уткнувшись лицом мне в затылок. Несколько минут я лежала молча и прислушивалась к себе: нет, никакого раскаяния из-за произошедшего во мне не было. Наоборот, была какая-то легкость и радость от тепла его руки на моем бедре. Интересно, как теперь будут складываться наши с Тимуром отношения?

Я тихо высвободилась из его рук, накинула халатик и спустилась в кухню. Санчо встретил меня радостным мяуканьем. Ночью Тим выпустил его из холла, и отобрал у него злосчастную мышь. Сейчас он весело путался у меня под ногами. Я подогрела молочка и налила его в миску. Санчо стал потешно лакать молоко нежным розовым язычком.

Я сварила кофе, разлила его в чашечки и поднялась с подносом в спальню.

Тимур лежал на подушке, заложив руки за голову. Когда я вошла, он с интересом покосился на меня:

– Доброе утро. Я уж думал, ты сбежала.

Я засмеялась:

– С чего бы? – Потом пояснила: – Кормила малыша. Он там один внизу, ему скучно.

Я поставила поднос на постель и подсела к Тимуру. Он как-то странно посмотрел на меня, а потом заулыбался.

– Ты чего?– с подозрением спросила я.

Он глотнул кофе, закинул голову, спросил:

– И чего люди могут еще хотеть?

Я села ровнее, сложив ноги по-турецки, и сердито спросила его:

– Не увиливай. Почему ты улыбался?

Он привстал, переставил поднос на тумбочку, отобрал у меня чашку, сунул ее куда-то, и опрокинул меня на подушки:

– Просто я вспомнил, что ты вытворяла со мной ночью.

Я попыталась вывернуться, но он держал меня крепко.

– А что, тебя огорчает мой моральный облик?

– Нет, – серьезно сказал он. – Твой облик меня просто-таки радует. Иди ко мне.

Два дня шел дождь. Шторы на окнах отдувались парусом, в комнате пахло мокрой землей, свежей травой и какими-то цветами. Временами мы делали набеги на кухонный холодильник, и еще я кормила котенка. Он ел много и часто. Как только мисочка пустела, живот котенка становился просто круглым, и он засыпал. Тим увидел, как он ест, засмеялся и окрестил его «Сироткой».

Я принесла корзину с котенком в спальню, и босиком играла с ним на ковре. Тим внимательно и как-то очень по-мужски смотрел на нас, от этого у меня разливалось тепло где-то в районе сердца. Он полулежал на огромной кровати, одетый только в домашние вылинявшие джинсы. Его щеки потемнели от щетины, и выглядел он, на мой взгляд, просто потрясающе сексуально. Если честно, то я тоже украдкой на него посматривала.

Проснувшись очередной раз в его руках, я попыталась высвободиться. Тимур недовольно пробормотал:

– Ты куда?

– Слушай, давай вставать. Вдруг тетя Катя придет, или еще кто. Что про нас подумают?

Он засмеялся и сказал:

– Тетя Катя ни за что нас сегодня беспокоить не будет. Она мудрая женщина, и понимает, что нам сегодня не до нее. А для всего остального мира нас сегодня просто не существует. Договорились?

Я, в общем, не возражала.

Ближе к вечеру мы все-таки поднялись, я приготовила ужин. Тимур пришел из ванной чисто выбритый, с мокрой после душа головой. Он достал бутылку чилийского вина. Мы уселись на веранде, не зажигая свет. Он закутал меня в свою куртку, обнял, и мы сидели молча, любуясь дождем и мокрым садом. Пили вино, он целовал меня, прижимаясь холодным лицом к разгоревшейся в тепле куртки коже. Кончилось все тем, что я сама нетерпеливо попросила, зная, что ужасно этим обрадую его:

– Тим, пойдем уже!

Мы поднялись по лестнице, не расцепляя рук, к спальне. Там он, уже не торопясь и не спеша, как вчера, медленно спустил бретели на моей сорочке, и она скользнула к моим ногам. Держа меня за руку, он нежно потянул меня к себе. Мир для меня уменьшился до размеров расстояния между нами.

Потом, после всего, я пришла из душа и легла поперек кровати, головой на его живот. Тимур медленно перебирал мои волосы. Он закурил, и дым сигареты плавал в неплотном сумраке летней ночи. Я повернула голову и прикоснулась открытым ртом к его коже. Тимур засмеялся, погладил мои волосы и сказал:

– Самое смешное, что Сашка оказался прав.

Я сонно спросила:

– Ты о чем?

Но он только помотал головой, подтянул меня повыше к себе, укрыл махровой простыней и поцеловал в нос.

– Спи. Достать тебе одеяло?

Я пробормотала, проваливаясь в сон:

– Не надо, ты горячий, просто как печка.

После обеда приехала Вероника, полная энергии и новых впечатлений. Она затискала Сиротку, который выскочил ей навстречу.

Я испекла летний фруктовый пирог, залитый взбитыми с сахаром белками, и мы уселись пить чай. Тимур от чая и пирога отказался в пользу пива, и я принесла ему тонкие ломтики ржаного хлеба, холодную буженину и маринованные огурчики. Он слушал рассказы Вероники, нежно-насмешливо поглядывая на нас.

К нам присоединилась тетя Катя, оторвавшаяся от своей работы. Она снисходительно улыбалась, глядя на раскрасневшуюся от рассказов Веронику.

Не знаю, что подумала тетя Катя о наших с Тимуром отношениях, но Вероника догадалась сразу. Вечером мы втроем с собакой пошли прогуляться к реке. Земля была сырая от прошедшего дождя, и дерево, на котором мы обычно сидели, тоже отсырело. Вероника с Джедаем прошли вперед, и, обернувшись, она заметила руку Тимура на моей талии.

– Ну, наконец-то! Стоило уехать на два дня, и такие новости.

Я покраснела, а Тимур сердито сказал ей:

– Выпороть бы тебя, чтобы не вмешивалась в личную жизнь взрослых людей.

Но Вероника стала скакать вокруг него и дразниться:

– Тили-тили-тесто! Жених и невеста!

Обрадованный Джедай тоже скакал и радовался неизвестно чему.

Вероника обхватила меня и поцеловала:

– Вика, я так рада! Ты не пожалеешь, честное слово! Он – классный, и только грозится, что выпорет, а сам добрый!

В понедельник утром, проводив Тимура, я послонялась по дому, с отчаянием представляя себе, что не увижу его до пятницы. И обрадовалась про себя, что на этой неделе запланирована сдача детского сада, так что днями мне скучать не придется.

И действительно, множество забот отвлекло меня от того, чтобы ежеминутно думать о Тимуре.

Начнем с того, что дождь, так кстати пришедшийся на субботу и воскресенье и не позволивший никому нарушить наше с Тимуром уединение, этот дождь протек через отремонтированную бракоделами из местного строительного управления крышу прямо на потолок второго этажа.

Когда я подъехала, скандал был в самом разгаре. Николай с перекошенным лицом сердито распоряжался, чтобы рабочие разбирали подвесной потолок. Даже от крыльца было слышно, как шумит глава местной администрации. С крыльца слетел начальник строительного управления, вытирая лоб и затравленно озираясь.

Мы с Николаем уже без спешки и эмоций обошли здание. В принципе, к открытию садика мы успевали, жалко только было загубленного труда. В результате, вместо того, чтобы спокойно подготовить все к торжеству, мы носились, как угорелые, отмывая панели, которые еще можно было спасти, подкрашивая и подмазывая все, что можно было не заменять. Кроме этого, я занималась расстановкой мебели, которую, конечно, тоже привезли с опозданием.

В последний момент нас едва не подвели рекламщики: я у них заказала вывеску с названием. Мы с заведующей подумали, что спокойные кофейно-бежево-молочные тона фасада надо расцветить, и решили, что каждая буква названия будет написана на отдельном ярком щите, да еще персонажи из мультиков, которые эти буквы держат, или выглядывают из-за них. Вот эти-то щиты к назначенному сроку готовы не были, их привезли поздно вечером, накануне праздника, и мы с Вероникой полночи провозились с ребятами из рекламной фирмы, но все-таки добились, чтобы установили их, как надо.

В результате, в пятницу, к открытию садика, мы с Вероникой едва проснулись. Только после здоровенной чашки черного кофе мне удалось прийти в себя. Мы с Вероникой собрались, захватили тетю Катю и подъехали к детскому саду.

Начальство еще не прибыло, и Тимур с ребятами-строителями, которых тоже пригласили на праздник, еще отсутствовал. Заведующая суетилась с ленточками, цветами. Площадка перед зданием была уже почти заполнена мамашами с будущими хозяевами садика, когда, наконец, появился кортеж машин. Я выглядывала Тимура, но проглядела. Он возник откуда-то сзади, невозможно красивый в темном костюме и белоснежной рубашке.

– Вы чего тут стоите? Вас уже все ищут! – Невзирая на наше сопротивление, он вытащил нас к импровизированной трибуне, и все захлопали. Заведующая детсадом бросилась к нам:

– Где же вы пропали? Без вас и не начинаем!

Местное начальство очень прочувствованно сказало речь и подарило детям на новоселье телевизор. Потом выступила Тамара Николаевна. Она благодарила и главу за денежки, и строителей, и даже нас с Вероникой. Тимур в ответном слове выразил надежду, что детям здесь будет хорошо, что они старались сделать все лучшим образом. От фирмы он подарил детям большой кинотеатр, а от своей семьи – здоровенный аквариум со всякими причиндалами и разноцветных попугайчиков для живого уголка. Тамара Николаевна изловчилась, и обняла его:

– Тимур Вячеславович! Надеемся, что своего малыша вы с Викторией приведете к нам!

Тимур только кивнул, а Тамара Николаевна взялась за нас с Вероникой.

Потом выступали дети, конечно, все им ужасно хлопали. Тимур пробрался к нам, он стоял сзади, и я чувствовала его дыхание рядом. Он обнял нас за плечи, и голова у меня кружилась от тепла его руки.

Когда мероприятие, наконец, было закончено, мы нашли тетю Катю и пошли к машине. Она задумчиво посмотрела на Тимура:

– Спасибо, что взяли меня с собой. Знаешь, никогда я так не жалела, что Слава и Лена не дожили, чтобы порадоваться твоим успехам.

Голос у нее неожиданно дрогнул, и Тимур обнял ее:

– Тетя! Да что ж это ты сырость разводишь!

Вероника тоже подозрительно задышала, а уж про меня и говорить нечего: в носу защипало и глаза наполнились слезами. Пока Тимур не увидел это, я постаралась проморгаться, но, кажется, он все равно заметил, потому что у машины придержал меня и поцеловал куда-то в висок:

– Ну? – и нежно добавил: – Эх ты, рева-корова!

Я независимо прошла к «Волге». Тимур глянул мне вслед и сказал:

– Сашка звонил в сервисный центр, на той неделе твою машину можно забирать.

Я засмеялась:

– Я уже привыкла к «Волге». Солидно, комфортабельно. Мы с Вероникой уже с ней здорово управляемся. Но, конечно, я с удовольствием пересяду на свою красавицу. Мы с Вероникой хотим совершить путешествие: проведаем и поблагодарим Сашу Шумилова за Сиротку.

– Как он, кстати?

Тетя Катя засмеялась:

– Прекрасно! Ест и спит. По-моему, вас обманули. Это какой-то хомяк, или морская свинка, в лучшем случае.

Тимур расхохотался.

Мы добрались домой, Вероника кинулась к корзинке демонстрировать отцу Сиротку, который сонно жмурился и пытался свернуться.

– И правда, хомяк. – Тимур почесал пальцем теплый живот Сиротки, и тот ухватил его палец крошечными лапками, попытавшись укусить. – Ишь ты, сердитый какой!

Вероника рассудительно сказала:

– Не сердитый, а с чувством собственного достоинства. Если тебе малознакомый слон захочет из чувства симпатии почесать живот, ты тоже будешь кусаться.

– Логично, – засмеялся Тимур.

Она осталась с котенком на веранде, а Тимур, с сожалением глянув на меня, поднялся в дом переодеться.

Я сбросила обувь и присела в плетеное кресло, а Вероника подняла на меня глаза и сказала:

– Иди к нему. Я же вижу, что вам хочется остаться вместе хоть на минутку. Иди, а если придет тетя Катя, я тебе свистну.

Я засмеялась, поцеловала ее и босиком поднялась по лестнице.

Ближе к вечеру Тимур позвал нас с Вероникой поужинать в итальянский ресторан.

Наконец, мне представился случай надеть мое новое платье. Я подсела к туалетному столику, подкрасила лицо, подобрала волосы повыше и выпустила из пучка пару небрежных локонов. Достала к вечернему платью открытые босоножки на высоченных шпильках. Шелк платья празднично холодил кожу. Низкий вырез лифа, расшитого стеклярусом, открывал даже больше, чем я хотела бы показать. Платье безукоризненно сидело и стоило потраченных на него денег. Я подумала и распечатала коробочку новых японских духов.

Ко мне заглянул Тимур с галстуком в руке, и растерянно замер в дверях.

Радуясь произведенному эффекту, я поднялась в полный рост.

Мимо него в дверь протиснулась Вероника:

– Ого, какая ты красивая сегодня! – и взмолилась: – Вика, а мне-то что надеть? Пойдем, ты поможешь мне выбрать.

Я посмотрела на Тимура и спросила:

– Тим, ты чего-то хотел?

Он молча показал мне галстук. Я подошла к нему, подняла воротничок рубашки и ловко завязала узел. Он глянул сверху на мое декольте и как-то так вздохнул, что я покраснела, а Вероника засмеялась.

Он ухватил меня за руку, а Веронику за плечо, и сказал:

– Подождите-ка! Я купил вам подарки в честь сдачи объекта. – Он достал из кармана брюк две бархатные коробочки и протянул нам. – Хотел вручить позже, но, думаю, сейчас самое время.

Мы с любопытством раскрыли коробочки и обе ахнули. В моей коробочке лежала золотая цепочка с подвеской в виде рубинового крестика с россыпью мелких бриллиантов, а Вероника получила браслет на щиколотку, украшенный замечательными золотыми слониками, держащими по жемчужине.

Я завопила:

– Это нечестно! Мы-то тебе ничего не приготовили.

Тимур задумался на минуту и сказал:

– Ничего страшного. Вы можете выразить свою благодарность как-то иначе.

– Это как? – влезла Вероника. – В смысле, словесно?

Тимур засмеялся:

– Ну, например, можете меня поцеловать.

Он взял из моих рук цепочку и застегнул замочек сзади на шее. Я подняла голову, и подставила ему губы для поцелуя, но он только целомудренно коснулся моих волос. Зато Вероника запрыгнула на него, и повисла, сцепив ноги за его спиной, повизжав от радости.

Она спрыгнула, поправила мой крестик и сказала:

– Точно, как на картине, правда?

Тим кивнул.

Проходя мимо него, я сказала:

– Тим, ты и правда классный.

Мы покопались в тряпках и соорудили Веронике замечательный топ из муслинового шарфа, который мы нашли в шкафу. Его зеленоватые тона замечательно гармонировали с ее зелеными глазами и рыжими волосами.

Я заплела ей волосы в корону и венком уложила на головке.

Вероника посмотрела на себя в зеркало и вздохнула:

– Если бы не эти злосчастные конопушки! Кажется, их с каждым днем становится все больше.

Я засмеялась и поцеловала ее в спину между лопаток:

– Они тебе ужасно идут! Ты посмотри только, что за прелесть! Ты у нас – девушка эпохи Возрождения.

Вероника вывернулась, с тоской глянула в зеркало и с надеждой спросила:

– Может, их можно чем-нибудь замазать?

Я только отрицательно покачала головой, принесла гель с блестками из своей комнаты и мазнула ее плечики. Вероника одобрительно посмотрела на сверкание блесток и, кажется, утешилась.

Мы украсили ремешки ее сандалий стразами, оставшимися у нас после оформления мансарды, получилось забавно и неожиданно хорошо.

Тимур терпеливо ждал нас на веранде. Когда мы, наконец, спустились к нему, он осмотрел нас и одобрительно кивнул:

– Принцессы! – потом нахмурился и сказал: – Нет, не принцессы.

Подхватив игру, мы хором спросили:

– А кто же?!

Он обнял нас обеих разом и вздохнул:

– Королевны! – а потом, уже серьезно, добавил: – Мы вообще-то, сегодня куда-нибудь едем?

Мы позвонили и заехали за Маринкой. Ей сегодня сняли гипс и она была страшно довольна этим обстоятельством и нашим предложением. Я заметила, что она еще прихрамывает, значит, нога все-таки болит, и шепотом пообещала вышедшей проводить нас Ларисе Евгеньевне, что присмотрю за ней.

Лариса Евгеньевна передала нам огромный привет от Маргоши, сказала, что у нее сейчас гостят сын и его семья, и что благодаря моим стараниям, кажется, она нашла с невесткой общий язык. Она обещала заехать и лично все рассказать и поблагодарить нас, как следует.

Вечер был достаточно теплый, и мы уселись ужинать на веранде. Девчонки заказали себе пиццу и какие-то средиземноморские салаты, а мне почему-то есть совсем расхотелось. Девчонки болтали и веселились вовсю, а потом ушли танцевать на площадку внизу.

Я лениво ковырялась вилкой в тарелке, Тимур искоса наблюдал за мной.

– Ты совсем не ешь. Пойдем, потанцуем?

Я помотала головой, помолчала и сказала тихо:

– Тим, я так за тобой скучала! Мне казалось, что эта неделя никогда не кончится. Я и сейчас не верю, что ты рядом.

Он потер лицо руками и посмотрел мне прямо в глаза.

– Я тоже скучал. Если хочешь, я буду приезжать каждый день. Пока не надоем.

Я вздохнула:

– Очень хочу, но приезжать не надо. Я знаю, что у тебя много работы, особенно летом. Я потерплю.

Он положил свою ладонь на мою руку, и сжал пальцы. Помолчал, потом предложил:

– Давай я вас с собой в Москву заберу? Кажется, пора выходить из подполья. Не можешь же ты вечно прятаться от всех. – И решительно добавил: – Если ты позволишь, я поговорю с Юркой.

Я невольно дернулась, и он выпустил мои пальцы.

Я виновато посмотрела на него:

– Тим, давай подождем. Я еще не готова встретиться с ним.

Тимур хмуро глянул на меня, помолчал и буркнул:

– Ну, как скажешь.

Возвратившиеся девчонки отвлекли нас. Тимур был малоразговорчив, и мне показалось, что он сердит. Вечер для меня был безнадежно испорчен. Назад ехали вообще в молчании: девчонки, кажется, придремали сзади, и я сидела, прикрыв глаза.

Мы завезли и сдали Ларисе Евгеньевне сонную Маринку.

Подъехали к дому, и Тим остался поставить машину в гараж, а мы с Вероникой поднялись в дом. Я помогла ей улечься, потом прошла в свою спальню и с бьющимся сердцем стала ждать, придет ли Тимур.

Пришел. Молча достал сигареты и вышел на балкон. Не зная за собой вины, но почему-то чувствуя, что должна подойти к нему первая, я босиком вышла к нему.

Тимур невесело посмотрел на меня:

– Зачем ты? Простудишься.

Я обняла его за шею, целовала и что-то шептала, а может и нет, пока он не унес меня в комнату.

Через некоторое время, основательно подобревший, он откинулся на подушки, и я заснула рядом, прижавшись к нему всем телом.

Утром я открыла глаза, почувствовав на себе его взгляд. Тимур лежал рядом, опершись на локоть, и внимательно и серьезно смотрел на меня. Я неуверенно улыбнулась ему, придвинулась поближе и подставила шею для поцелуев.

В общем, к завтраку мы спустились в нормальном настроении. Я порхала по кухне, а Тимур с удовольствием за мной наблюдал, откинувшись на спинку плетеного кресла. Я напекла блинов, и на их запах вниз спустилась Вероника с Сироткой, которому тоже отжалели блин со сметаной. Урча, он расправился с ним.

Выходные прошли в приятном ничегонеделании. С утра мы посмотрели передачу с Юлей Высоцкой, которую я всегда смотрю, потом «Top gear», которую любит Тимур, потом я занялась обедом, Вероника взялась мне помогать. Мы решили приготовить грузинские пельмени – хинкали. Тимур съездил за вином, заодно мы поручили ему купить продукты по списку.

Вернулся он как раз к столу. Мы с Вероникой за ним вовсю ухаживали, пока он не похвалил нас. Мы соорудили себе по здоровенному фруктовому салату с мороженым, а Тимуру я сварила кофе.

Он улегся на плетеный диван, я устроилась в его ногах, а Вероника уселась, сложив по-турецки ноги, на циновку. Она принесла купленный им автомобильный журнал. Тимур некоторое время молча читал, а потом неожиданно засмеялся, закрыв лицо журналом. Мы с Вероникой с недоумением на него посмотрели, но он так заразительно хохотал, что мы тоже пришли ему на помощь. В результате мы, кажется, напугали заглянувшую тетю Катю, потому что мы так и не смогли объяснить ей причину приступа коллективного безумия.

Тимур нам тоже ничего объяснять не стал. Кажется, для себя он что-то решил, потому что стал похож сам на себя: нежно-насмешлив с Вероникой и ненавязчиво ласков со мной.

Поздно вечером мы с Вероникой разошлись по спальням. Я сидела возле туалетного столика и расчесывала на ночь волосы. Тимур остался с сигаретой на веранде и не торопился ко мне. Я опустила руку со щеткой и печально посмотрела на себя в зеркало. Не было никаких сомнений: я отчаянно влюблена в Тимура, а он, кажется, сожалеет, что все так произошло. Все-таки, Юра – его друг, они много лет вместе. Вполне возможно, что он считает себя виноватым перед ним. А предложил объясниться с Юрой, потому что считает себя обязанным сделать это из-за того, что происходит между нами.

Я вздохнула. Вошедший в комнату Тимур глянул на мою рожицу, остановился в дверях:

– Мне остаться?

Я отчаянно завопила:

– Тим! – и закрыла лицо руками.

Он подошел к моему креслу и уселся на подлокотник. Отвел от лица мои руки и дрогнувшим голосом сказал:

– Учти, что ты мне ничем не обязана. Ты и сейчас вольна поступить так, как хочешь.

Я судорожно обняла его за шею. Он гладил мои волосы, потом спустил бретельку ночной сорочки и поцеловал родинку на предплечье. Посмотрел на наше отражение в зеркале и с какой-то странной интонацией сказал:

– Ты очень красивая, Вика.

Я повернулась к нему:

– Ты как-то странно это сказал, как будто тебе это не нравится.

Тимур выпустил меня из рук и поднялся:

– Мне не нравится чувствовать, что я очень завишу от тебя. – Он засунул руки в карманы джинсов. – Я знаю, что ты – хорошая девчонка и из чистого благородства не решишься сделать что-то мне во вред. Я только хочу тебе сказать, что жалость – не очень удачная замена любви.

Я поднялась из кресла, подошла к нему и довольно сердито сказала:

– Тим! Я два дня не могу понять, чем вызвано твое недовольство. Вины за собой я не знаю. – Я взяла его руками за уши и пригнула к себе: – Прекрати дуться и иди уже ко мне.

Несмотря на сопротивление, я повалила его в кровать, усевшись сверху и прижав его поднятые руки.

Все утро мы с Вероникой провозились с цветами. Часов в одиннадцать к нам присоединилась тетя Катя, и мы с радостью согласились пообедать у нее. Она приготовила настоящий узбекский плов, коричневый, с необычно крупным горохом, целыми головками чеснока и большим количеством моркови и пряностей.

Вероника тайком повытаскивала морковь, а мне все ужасно понравилось.

– Тетя Катя, где это вы так научились готовить?

Она вздохнула:

– Наш с Леной отец прожил несколько лет в Ташкенте, мама там приохотилась готовить плов и манты. Естественно, и нас приучила. И вообще, мы раньше часто гостили у друзей отца. Это сейчас люди перестали ездить друг к другу в гости, а раньше… Знаешь, о восточном гостеприимстве не зря так много говорят.

Она разлила по чашкам ароматный чай, присела к столу.

– Если хочешь, я тебя научу. Тимур обожает такой плов. Самое главное – научиться калить масло и готовить зирвак.

– Что, что?

– Зирвак. Это когда в перекаленное масло кладут мясо и специи. А потом в уже готовый добавляют промытый и заранее замоченный рис. Да, забыла еще сказать, что вот этот магазинный длиннозерный рис для плова не годится. Я рис и горох покупаю в Москве, на рынке. Возьму тебя с собой, покажу.

Вероника выглянула в окно и сказала:

– Кто-то приехал. Вроде, не Маринка. Не пойму, кто это может быть?

Когда мы подошли к воротам, увидели Маргошу, нетерпеливо постукивающую высоченным каблучком модной остроносой туфельки. Она заметила нас и радостно замахала нам руками.

Вместе с ней мы поднялись на веранду.

Маргошу окружал шлейф необыкновенных духов, она была оживлена, говорила быстро и перебивая сама себя. Я нахмурилась, пытаясь вспомнить, кого она сегодня изображает. Не вспомнила, а вдобавок пропустила начало ее рассказа. Я включилась в тот момент, когда она стала рассказывать о какой-то старой актрисе, ее учительнице, о ее сыне, очень, ну очень известном продюсере, с которым у нее, Маргоши, чуть не случился роман. Я послушно кивала, а нетерпеливая Вероника не выдержала первой.

– Ну и что с ней случилось, с вашей учительницей?

Маргоша поджала, было, губки, но это выпадало из рисунка ее сегодняшней роли, и она засмеялась:

– О, Господи! Как нетерпелив этот ребенок!

Впрочем, после этого она быстро и довольно толково изложила свою историю. Старая актриса уже много лет жила с сестрой, практически никого не принимала и не покидала свою квартиру. О квартире Маргоша сказала только то, что она битком забита всякими дорогими ее сердцу мелочами и старой мебелью, альбомами, вышедшими из моды еще в середине прошлого века тряпками, фотографиями в рамках. Три месяца назад сестра умерла. Сын уговорил мать на лето переехать к нему на дачу, где за ней будет обеспечен достойный уход. Я навестила ее, как раз, когда он выспрашивал у нее разрешение произвести в квартире ремонт. Я рассказала ей о чудесах, которые вы делаете, и она поставила сыну условие, что ремонт ее квартиры он поручит вам. Она хочет, чтобы дух ее квартиры сохранился.

– Вот, собственно, почему я решила обратиться к вам, Вика. Я думаю, что вы все сделаете так, как надо. Я переговорила с сыном Александры Николаевны, он хочет увидеться с вами в среду, в ее квартире. Он пришлет за вами водителя, чтобы вы не затруднялись. – Она посмотрела на меня и продолжила: – Человек он достаточно богатый, поговаривают даже о собственном фонде, чтобы обеспечить вам достойный гонорар. Да я думаю, и работа вам тоже понравится. Я творческих людей вижу сразу. Ну, что, согласны?

Мы с Вероникой переглянулись и кивнули.

– Так я и знала! Перезвоню Игорю Алексеевичу, чтобы подослал водителя. Я думаю, что одиннадцать часов будет не рано?

Я кивнула. Маргоша практически сразу откланялась, и я спустилась проводить ее. Уже у самой машины я вспомнила, что не расспросила ее, как прошла встреча с сыном.

Маргоша повернулась ко мне, сказала:

– Детка, я так вам благодарна за все! Вы, практически, вернули мне сына и помирили меня с невесткой. Когда они приехали, была некоторая неловкость, впрочем, вполне естественная, но тут Дима, это ее сын, влетел к нам и потащил всех любоваться его каютой, и настоящим штурвалом, и гамаком, и иллюминаторами. Я ведь и не знала, что отец Димы был моряком и погиб совсем молодым, какая-то авария на подводной лодке. В общем, жена у сына – красивая, умная, и, кажется, очень его любит, с мальчиком у него прекрасные отношения, сейчас они ждут второго. И где были мои глаза и сердце все это время?

Я засмеялась:

– Все можно изменить в жизни, было бы желание.

Маргоша уселась за руль и посигналила нам, отъезжая.