Вероника спросила заговорщическим тоном:
– А вы установили за Женей слежку?
Я от неожиданности оторопел, потом кивнул:
– Примерно. Мы просто присматриваем за ней, понимаешь?
В кабинет заглянула немолодая рыжеволосая дама, по виду – бухгалтер. Она смутилась, увидев столько народа, и шагнула назад, но Тимур позвал ее:
– Входите, Ольга Ивановна. Я хотел попросить вас съездить к Евдокии Артемьевне домой. – Он подошел к сейфу, вынул из него конверт, и передал ей. – Отвезите деньги дочери, а завтра с утра лично займитесь организацией похорон.
Ольга Ивановна молча забрала конверт, и уже почти вышла из кабинета. Тимур вернул ее.
– Да, кстати, баба Дуся месяца два назад оформила у нас ссуду, так вы уж там скажите дочери, что возвращать ее не нужно.
Женщина удивилась:
– Какую ссуду? Она ничего не брала.
– Странно. Я сам подписал ее заявление.
– Ну, может, хотела взять, а потом нашла деньги в другом месте, или надобность в деньгах отпала. У нас она точно ничего не оформляла, – твердо сказала Ольга Ивановна.
Забрав конверт с деньгами, дама удалилась.
Я полюбопытствовал:
– Зачем покойной нужны были деньги, она не говорила?
– Сказала, что хочет помочь внучке с учебой.
Тимуру позвонили на трубку, он с неудовольствием посмотрел на дисплей, но увидев знакомый номер, кивнул мне.
Взволнованно и громко Дагмара спросила:
– Тимур, что за дела у вас там творятся? Извини, но я позвонила Вере Алексеевой, помнишь, училась со мной в одной группе? Ну, ее брат работает с Юркой?
– Ну, помню.
– Она мне такого порассказала! Оказывается, убили Юркину любовницу, украли коллекцию отца, а ты мне ничего не хочешь рассказать!
– Дагмара, я и сам ничего толком еще не знаю.
– Нет, но Юрка-то, хорош! С такой женой еще и любовницу завести. Впрочем, он всегда был слаб по этой части. Кстати, Вера сказала, что его подозревают и в убийстве, и в похищении коллекции. Хотя, насколько я его знаю, коллекция ему на фиг не нужна, а насчет бабы этой, так и вовсе глупости. У него рыбья кровь, и на такие решительные поступки он просто не способен. Денег у него всегда хватало, откупился бы от нее, и все проблемы.
Тимур перебил ее:
– Дагмара, ты мне звонила только, чтобы обсудить дела Юзика?
Она хмыкнула:
– А ты изменился. Перебивать даму невежливо.
– Извини, – буркнул он. – Так что там с фото?
– Конечно, это Максим. Я не знаю, как ты отнесешься к моей самодеятельности, но признаюсь сразу. Я позвонила Дарье Ефимовне, чтобы поздравить ее с успехами сына. Она с достоинством приняла все поздравления, но, когда я попросила передать мои поздравления Максу, она сказала, что он уже неделю, как в Москве. Дарья Ефимовна очень обеспокоена, обычно он звонит ей каждый день, а сейчас он молчит, она не знает, что и подумать.
– Когда он звонил ей последний раз?
– Говорит, что в пятницу, ближе к вечеру.
– К кому он уехал, мать, конечно, не знает?
– Знаешь, матери не всегда объективны по отношению к своим детям. Она считает, что у него в Москве девушка. Во всяком случае, она думает, что он влюблен. Я знаю Макса сто лет, если он и влюблен, то девушки тут ни при чем.
Она помолчала и спросила:
– Как к тебе попала его фотография?
Тимур поднял на меня глаза, и я кивнул ему.
– Его фото было в телефоне убитой девушки. Но, вполне вероятно, что он связан с этой историей только косвенно.
Упавшим голосом она пробормотала:
– Ну, если только ты сам в это веришь… – Она помолчала в трубку, потом вздохнула: – Я, конечно, посочувствовала Дарье Ефимовне, и выразилась в том смысле, что парень молодой, загулял. Или деньги на телефоне кончились, а карточку купить забыл. Но, если честно, я сама очень озабочена этим его молчанием. Макс – маменькин сынок, и ее просто обожает. Да для него два дня не знать, какое у нее давление – это полная катастрофа. Тимур, я тебя прошу, если ты хоть что-то узнаешь, или встретишь его, позвони мне.
– Дагмара, я прошу тебя, сосредоточься и вспомни, о чем вы разговаривали во время последней встречи?
– Господи, о чем люди говорят на поминках? Вспоминали маму. Дарья Ефимовна училась с ней в одной школе. Да, еще вспомнили отца, и я выразилась в том смысле, что мать его так и не простила. Вспоминали его коллекцию, Дарья Ефимовна ругала меня, что я тогда не настаивала, чтобы отсудить у Агнессы часть наследства. Ты же знаешь меня, я не меркантильна. К коллекции отца я равнодушна, и возня с ней мне тоже ни к чему. Кроме того, отца я уважала, и его воля для меня была обязательной. Кстати, Агнесса тогда, после похорон, дала мне денег на покупку помещения для студии, пятьдесят тысяч долларов. По тем временам это была большая сумма. В общем, все сложилось так, как сложилось.
– Максим присутствовал при вашем разговоре?
– Разумеется.
– Он расспрашивал тебя о коллекции?
– Да нет. Хотя, может, и интересовался, но так, просто в связи с возникшей темой. Я уже сейчас просто не помню.
Пообещав звонить, если будут хоть какие-то известия о Максиме, Тимур положил трубку.
Юра повертел в руках остро заточенный карандаш, равнодушно поднял на меня глаза:
– Мать продала свою квартиру, доставшуюся ей от родителей, и отдала деньги Дагмаре. Она считала, что должна была поступить именно так.
Я позвонил ребятам в отдел и попросил поискать Максима Пчелко по гостиницам и, уже готовясь к неприятностям, по больницам и моргам, а заодно проверить ориентировки. Парень-то приметный.
Заглянул Володя. Я оставил его опрашивать работников конторы, а сам решил проехать в художественный салон, который Вика узнала на фото.
И действительно, стойку буфета и несколько выносных столиков окружала кованая ограда, вполне узнаваемая на снимке.
За стойкой сидела и скучала симпатичная молоденькая девушка. Посетителей было немного. За одним из столиков сидела компания ребят, и в стороне немолодой мужчина читал газету.
Я подошел к стойке, попросил холодной минералки. Девушка стрельнула глазками, подала мне запотевший стакан.
Я вынул из кармана удостоверение и раскрыл его. Девушка заметно поскучнела.
Я показал ей снимок. Она внимательно присмотрелась к нему и спросила:
– Что, она его все-таки прижала?
– Кого? – удивился я.
– Муженька. Эти двое были здесь дважды на прошлой неделе. Светлый, он помоложе, кажется, где-то неподалеку живет. Я видела, он мимо шел как-то. Симпатичный парень, если честно. Только он из этих, из голубых. Тут за углом есть кафе, «Голубая луна» называется, так они там часто собираются.
– А что про жену-то? – попытался я вернуть ее к теме разговора.
– Про какую жену? А, да я не знаю, жена она или просто подружка. А только видела я, что за ними баба одна наблюдала. Точно, или жена, или подружка. Застукала их вместе. Лицо у нее было злющее.
– Как вы думаете, чья она подружка?
Девушка задумалась и решительно сказала:
– Второго, того, что темноволосый. Она все время так сидела, чтобы он к ней спиной был. Хотя, народу тогда полно было, вполне могли ее не заметить.
– А почему вы на нее внимание обратили?
– А она мороженое заказала, а сама даже не притронулась к нему. Ребята эти недолго посидели, темноволосый загрузился в машину, а светлый ушел пешком.
– А когда это было?
– Когда? – она наморщила лоб, пытаясь вспомнить. – В среду, или четверг. В четверг, точно! У нас еще новая экспозиция открылась, народу много было по этому случаю.
От жары и безделья девушка разговорилась. Без особой надежды я спросил:
– А машина какая была у этого парня?
Она подумала и сказала:
– Номер совсем не помню. А машинка интересная: Шкода Фелиция, и цвет такой необычный, винно-серый перламутр.
О Господи, винно-серый. И что это за цвет?
– Марку точно не спутали?
Девушка засмеялась:
– Нет, точно Фелиция. У моего парня раньше такая была, года два назад.
Я поблагодарил ее. Прощаясь, она улыбнулась и махнула рукой.
Свернув за угол, я увидел претенциозный двухэтажный особнячок и переливающуюся неоновыми огнями вывеску «Голубая луна».
Я толкнул тяжелую дверь, и меня встретила кондиционированная прохлада мраморного холла. Заведение, видимо, начинало работать позже. Сейчас здесь было тихо и пусто. Я огляделся. Обилие огромных тропических растений в кадках, зеркала в дорогих рамах, удобная кожаная мебель, – респектабельное местечко.
На звук дверного колокольчика в холл выглянул здоровенный детина с большой чашкой чая в руках.
– Вам кого? – хмуро спросил он.
Я полез за удостоверением, но он, так же хмуро, сказал:
– Можешь не доставать свою ксиву, и так вижу, что мент. Пойдем, провожу тебя к администратору. Нам разговаривать с милицией запрещено.
Администратором оказался рыхлый парень лет тридцати. По случаю жары он был без пиджака, в розовой рубашке с кружевным жабо. Его лоб украшала ранняя лысина, он постоянно промокал ее платочком.
Глянув на фото, он снова достал платочек, и глазки его забегали. Он отпросился на минуту, почти сразу вернулся, и уже уверенно сказал:
– Вам нужно поговорить с нашим шефом. Он будет с минуты на минуту.
Вместе с ним в комнату вошел худощавый парень в белоснежной рубашке.
Он обратился к нему:
– Вадик, принесите нам, пожалуйста, холодного сока. Или, может, покрепче?
Я кивнул:
– Лучше минералку.
– Без газа? С лимоном? – подобострастно склонился он.
– Мне все равно. Хотя нет, лучше с газом.
Вадик исчез на мгновение и материализовался снова, уже с подносом. Он перехватил взгляд администратора и едва заметно кивнул.
Тот вздохнул с заметным облегчением:
– Приехал Михаил Николаевич.
И действительно, в зал по ступеням спустился немолодой уже мужчина, лет пятидесяти на вид. Он цепко глянул на меня, поздоровался, пригласил в кабинет.
Мы прошли длинным коридором, который был скрыт плотной бархатной портьерой от взглядов посетителей, почти до конца. За дверью темного дерева располагался кабинет, с огромным письменным столом дорогого дерева с инкрустациями. Кресла и диваны были под стать столу, с вычурно изогнутыми спинками и гобеленовой обивкой, напоминающей салоны восемнадцатого века.
Михаил Николаевич сделал приглашающий жест, и устало опустился в кресло. Он внимательно рассмотрел фото, поднял глаза на меня:
– Могу я узнать, чем заинтересовал вас этот молодой человек? – глубоким, низким голосом спросил он.
– Мы ищем его в связи с расследованием дела об убийстве.
Он помолчал.
– Ну, что ж, все равно вы об этом узнаете. Лучше уж от меня. Его зовут Максим, фамилию я не знаю. Познакомился я с ним в прошлый понедельник. Не скрою, он мне понравился: молод, красив, умен, кажется, талантлив. Он ведь, знаете ли, представился художником. Я сразу обратил на него внимание. Мы провели вместе три незабываемых дня, а потом он исчез. Просто не появился больше.
– Когда вы виделись с ним последний раз?
– В пятницу утром.
– И вы не пытались найти его? Как вы обычно связывались?
Он пожал плечами:
– Никак. Он проводил здесь все вечера, потом мы ехали ко мне. Часов в двенадцать мы просыпались, я уезжал по делам, а вечера мы проводили в ресторане.
– Он с кем-нибудь еще встречался здесь, в Москве? С какой целью он сюда приехал?
– Максим – художник, мы с ним познакомились на выставке, и я пригласил его к себе, в «Голубую луну». Он поддержал знакомство. Я не особо выспрашивал его. Хотя, наверное, с кем-то он встречался днем. Иногда ему звонили.
– Он упоминал в телефонных разговорах какие-то имена?
Михаил Николаевич задумался.
– Да, женское имя. Он очень нежно относился к матери, называл ее «Данюша». Впрочем, о том, что эта женщина – его мать, говорил он. Мог и соврать. – Он поднял на меня совершенно больные глаза: – Я надеюсь, что вам не слишком противно слушать подобные откровения? Люди вашей профессии редко бывают терпимы.
Я не ответил.
Он потер лицо ладонями и сказал:
– Я думаю, что он просто использовал меня. Скорее всего, он вернулся домой. Но почему не простился и не объяснился как-то со мной, я не понимаю.
– А вы не знаете, где он останавливался в Москве до встречи с вами?
– Не имею представления. А впрочем, я как-то, в самый первый день нашего знакомства, подвозил его с выставки. Это на Пресне, рядом с Тишинским переулком.
– Сможете показать?
Он поднялся на ноги, подошел к окну.
– Я не знаю, почему он со мной поступил так. Но я не хотел бы ему неприятностей.
Я тоже поднялся.
– Михаил Николаевич, я думаю, что с Максимом случилась беда. У него действительно есть мать, она тоже разыскивает его. Так что, я думаю, вы правильно поступили, рассказав мне о нем. Если вы сейчас не слишком заняты…
– Едемте, я покажу, где высадил его тогда.
Расставшись с Михаилом Николаевичем, я подумал о том, что природа вытворяет с людьми. Я вспомнил его больные глаза и подумал, что мне жалко его. Если честно, особых надежд на встречу с Максимом я не имел. Либо он действительно уехал, заполучив коллекцию, и при этом бросил мать и нового любовника, либо с ним что-то произошло. В любом случае, знакомство нам свести не удастся. Интуиция мне подсказывала, что второе предположение в данном случае более вероятно.
От голода шумело в голове и поташнивало. Я вспомнил, что последний раз меня еще в обед кормила Вика, вспомнил ее бутерброды, и проголодался еще сильнее.
Решил, что заеду в супермаркет, куплю пельменей и сварю. Черт, жениться, что ли? Хотя, я уже был женат. Ел я те же пельмени, только в процессе еды меня непрерывно пилили: за отсутствие денег в доме, за поздние возвращения, за работу в выходные. Интересно, Вика пилит Тимура?
Я задумался о странных отношениях, свидетелем которых мне сегодня пришлось стать. Тимура я знал давно, мужик он правильный. Если у них так все сложилось, я уверен, что он Вику не подталкивал. Да и Юрка, вроде, на него зла не держит.
Я усмехнулся. У парня – прямо талант, он с легкостью заставляет всех вокруг чувствовать свою вину. Кажется, он и Вику почти убедил в том, что их развод – это почти полностью ее вина. А девчонка хорошая, например, редко отношения между свекровью и невесткой бывают такими теплыми. И сейчас она готова на все, чтобы доказать, что Юра тут ни при чем.
Я задумался. На сегодняшний момент у меня на руках был один крепкий подозреваемый, у которого были и мотивы, и возможности, и отсутствие алиби. Из сегодняшних разговоров в офисе становилось ясно: о романе Ольги и Юзика знали многие. Охранники, диспетчеры, все, кто поздно задерживался в здании конторы. Стоп, баба Дуся тоже, вроде, поздно задерживалась. Какой смысл был убивать ее? К моменту ее смерти Ольга уже давно была мертва. Кроме того, зачем Юзику ее душить, если с Викой он уже расстался, а роман с Ольгой давно уже перестал быть тайной? И где эта проклятая коллекция? И каким боком тут приходится Максим?
Я понял, что давно и прочно стою в пробке. Мечта о горячих пельменях отодвигалась. Я пошарил по карманам и нашел сигареты.
В этот момент ожила трубка телефона.
Номер был незнакомый, и я рявкнул:
– Да!
Тимур спокойно спросил:
– Ты чего такой сердитый?
– Да голодный, как не знаю, кто. Стою в пробке, кажется надолго.
Он усмехнулся.
– Слушай, это совсем рядом с нами, попробуй, уйди вправо. Тут мои девушки приглашают тебя на ужин.
– А что у вас?
– Не знаю, но пахнет обалденно.
Я заколебался.
Он понял, и засмеялся:
– Давай, что еще за стеснительность для мента необыкновенная!
Я решился:
– Ну, если подождете меня минут пятнадцать…
Тимур встретил меня внизу. Я вынул из машины бумажный фирменный пакет, и он засмеялся:
– О, ты и насчет вина подсуетился!
Мы поднялись на лифте в квартиру. Квартира приятно радовала высокими потолками, большими пространствами и хорошим ремонтом. Конечно, если ты имеешь строительную фирму, то это не вопрос. Отвечая моим мыслям, Тимур сказал:
– Квартира еще родительская.
В холле появилась Вероника:
– А, уже добрались! Давайте за стол.
Мы прошли не то в кухню, не то в столовую. Вика обернулась к нам от плиты с разгоряченными щеками:
– Добрый вечер. Тимур, усаживай гостя.
Я не успел усесться, как Вика подала нам огромное блюдо жареных отбивных на косточке, умопомрачительный запах которых я услышал еще в дверях. Все это великолепие она усыпала тонко нарезанным луком, замаринованным в чем-то красном.
Она пояснила:
– Сок граната. – Вероника выставила салат и зелень, а Вика подвинула ближе к нам блюдо хрустящего картофеля. – Игорь, давайте я за вами поухаживаю.
Тимур разлил нам ледяную водку, Вике налил вина, а Веронике – сок, что она прокомментировала:
– И вот так всегда.
Я спросил:
– И когда только успели наготовить столько?
Вика засмеялась:
– Да что тут готовить? Вот закончится эта история, мы тебя пригласим в Петровское, там и угостим по-настоящему. А это так, на скорую руку.
Я посмотрел на Тимура, тот кивнул:
– Напросись как-нибудь к ней на грибной суп. Это, я тебе доложу, вещь!
После ужина мы с Тимуром, поблагодарив девочек, вышли на балкон с сигаретами. В комнате был слышен шум льющейся воды, звенела посуда. Вероника что-то уронила и засмеялась, и Тимур оглянулся. Я сказал:
– По-хорошему завидую. Давно вы с Викой?
Он покосился на меня, помолчал, потом сказал:
– Игорь, ты с Викой поговори. Только уж без меня. Может, она при мне постесняется что сказать.
Он заглянул в кухню, забрал с собой Веронику и они уселись у телевизора.
Я присел к столу.
Вика спросила:
– Я сварю кофе?
Я помотал головой.
– Садись. Тимур сказал, ты со мной поговорить хочешь.
Она улыбнулась:
– Игорь, это он думает, что я его стесняюсь, и чего-то могу не договаривать. А Юрка его друг, в общем, сам видишь, сложно у нас все.
Она подошла к печке, всыпала кофе в турку и поставила на огонь.
– Ты спрашивай, не смущайся. Я же понимаю, тебе для дела, а не из любопытства.
Она уселась напротив меня, поднесла к губам крошечную чашечку.
– Как и когда ты узнала о том, что у Юры с Ольгой роман?
Она усмехнулась.
– Это было в последний день перед отпуском, в пятницу. Мне отправили сообщение по телефону, чтобы я спустилась в приемную. Я сначала подумала, что это чья-то шутка, но потом все-таки спустилась и застала их в Юрином кабинете. Я хотела уйти сразу, но в первый момент так растерялась, что не смогла этого сделать. А потом написала записку, положила сверху обручальное кольцо, поднялась к себе, забрала вещи и ушла. Да, я вспомнила о ключах, и оставила их охраннику.
– Куда ты собиралась? Уехать к родителям?
Она помотала головой:
– Мои родители в Англии. Если честно, я еще не поставила их в известность. Ну, о том, что я с Тимуром.
Я решил не перебивать ее, и она продолжила.
– Я встретила Тимура, и он увез меня к себе, в дом, где раньше жили его родители. Почти месяц я прожила там. Я не могу сказать, что я скрывалась от кого-то, но видеть друзей и знакомых мне было бы тяжело. Объяснять всем, что мы с Юрой… Ну, ты понимаешь. А потом случилось так, что мы с Тимуром стали не просто друзьями, я полюбила его. В один из наших приездов сюда Юра выследил, как к этому дому пригнали мою машину, и поднялся к нам. Я бесконечно благодарна Тимуру и Саше за то, что они уговорили Юру оставить все так, как сложилось на тот момент. Мне очень помогла Вероника. Мы с Тимуром тут накрутили всякого, и это могло кончиться катастрофой. Ребенок помог нам разобраться в чувствах, и мы с Тимуром, Саша и Юра приняли решение объявить всем о тех переменах, которые произошли в наших отношениях.
– Как в офисе приняли эти новости?
– Мы взрослые люди, и наши друзья приняли все так, как есть. – Она подняла на меня глаза: – Если бы я считала, что Юра виноват передо мной в чем-то, то он полностью искупил это: он так вел себя по отношению ко мне и к Тимуру, что мне, собственно, и вопросы никто задавать не стал, даже мои близкие подруги. Я уверена, что Юра никогда не поступил бы бесчестно, поэтому для меня даже не стоит вопрос, убивал он, или нет, выкрадывал коллекцию, или нет. Я твердо знаю, что ничего этого он не делал.
Я прервал ее страстную речь:
– И тем не менее, для суда нужны более веские доказательства, чем убежденность бывшей жены в его невиновности.
Она резко выпрямилась:
– Хорошо, тогда давай рассуждать логически. Если бы Юра организовал это все, неужели ты думаешь, он не обеспечил бы себе алиби?
– Видишь ли, алиби – штука хорошая, но его могут проверить, и из-за какой-нибудь чепухи все рухнет. А так – нет алиби, и все. И все будут рассуждать так же, как ты, что он организовал бы себе алиби, если б был в чем-то замешан.
Я посмотрел на ее порозовевшее от волнения лицо:
– Мы проверили, например, твое алиби. Продавщица пирожных узнала тебя по фотографии, а парень с автостанции подтвердил, что ты почти час провела на шоссе. Так что ты просто физически не могла оказаться в квартире во время убийства.
Вика недоверчиво посмотрела на меня:
– Вы серьезно рассматривали меня, как одну из кандидатур на роль убийцы?! В какую версию это укладывается?
Я усмехнулся:
– Например, вы с мужем могли уговориться и проделать все это вместе, а потом продать коллекцию. Ведь Агнесса Прокофьевна никогда не позволила бы этого! Или как тебе такая версия: ты знала, что муж изменяет тебе, убила Ольгу и забрала коллекцию. В результате разлучница в могиле, муж в тюрьме, а коллекция у тебя в руках.
Вика ошеломленно смотрела на меня, а потом вдруг начала хохотать. Она смеялась так заразительно, что я тоже не удержался. В общем, Тимур, вышедший к нам, решил, что у нас приступ коллективного безумия.
Наконец, мы успокоились.
Я сказал Вике:
– Конечно, до рассмотрения таких диких версий не дошло, но алиби мы проверяли у всех. Кстати, это сообщение, которое ты получила по телефону, оно не сохранилось? С какого номера оно было отправлено?
Вика подумала и сказала:
– Я сразу же после отъезда сменила телефон и установила новую «Симку». Наверное, на старой все должно было сохраниться. Она осталась в Петровском.
– Завтра с утра подошлю кого-нибудь, – заметил Тимур.
Тимур подсел к Вике, положил руку на спинку позади нее. Она повернулась к нему и трогательно потерлась носом о его плечо. Он нежно посмотрел на нее.
Вика спросила:
– Что там в кафе? Узнал кто-нибудь Максима?
Я коротко рассказал им о своем визите в «Голубую луну».
Вика нахмурилась:
– Я читала, что геи очень остро переживают такие вещи. Им труднее найти пару, чем обычным людям.
Тимур сморщился, как от зубной боли:
– Вот только голубых разборок нам и не хватало!
Вика укоризненно посмотрела на него:
– Максима надо найти. Надеюсь, что он жив.
Я кивнул:
– Завтра пошлю Володю с ребятами побродить там. Пусть поспрашивают. Парень приметный, кто-нибудь что-нибудь да видел. Дворы там старые, а пенсионеры – народ бдительный.
Заметив, что Тимур обнял Вику за талию, я поднялся:
– Спасибо за ужин. И за то, что была откровенна.
Вика вздохнула:
– Надеюсь, что это поможет.
Машин на улице стало ощутимо меньше, и я практически без проблем добрался до дома.