Глава 1
1547 год. Продолжение
1
Конечно, все эти годы они не были постоянно вместе. Мария в основном жила в удалённом замке и вела замкнутый образ жизни. Из Эдуарда растили будущего короля, и вначале он получал воспитание и образование отдельно от принцесс. Когда женой Генриха стала Екатерина, Елизавета и Эдуард стали учиться у одних и тех же учителей.
Теперь но воле мачехи Елизавета ехала в Лондон ко двору брата. Эдуарду было всего десять лет, но он старался никому не показывать, насколько тяжела была свалившаяся на него ноша. Он пытался быть похожим на отца, но тщедушный и болезненный внешний вид никак не способствовали созданию подобного образа.
— Ты боишься? — прошептала Елизавета брату на ухо, когда они остались одни в его комнате в Виндзоре.
— Нет. Отчего? — Эдуард задрал подбородок ещё выше, как всегда он делал, когда хотел показать своё высокое положение.
— Оттого, что ты теперь король. Ты знаешь, что следует делать? Что правильно и что неправильно? — Бэт смотрела на брата во все глаза в ожидании ответа.
— Да, думаю, знаю. Иначе как бы Господь допустил, чтобы я стал королём? Мне надо продолжать то, что начал отец. Главное — решить вопросы веры, — Эдуард продолжал говорить, но Елизавета уже его не слышала. Она вспомнила, что хотела написать в письме Екатерине, и теперь торопилась вскочить и бежать к себе.
— Прости, — она дотронулась до руки брата, — я устала и пойду отдохну. Тебе тоже надо, наверное, побыть одному. Впереди коронация и много других важных дел.
— Конечно, — Эдуард кивнул, — иди, Бэт, — в его голосе всё отчётливее слышались высокомерные интонации, но ома не обижалась: королю не пристало быть легкомысленным, дружелюбным и искренним в общении с другими, — мне сказали, что время, оставшееся до коронации, я проведу в Тауэре.
— В темнице?! — Елизавета ужаснулась.
— Да, мне сказали, так положено. Народ будет считать, что я уединился, горюя об умершем отце.
— Кто сказал? И почему надо горевать именно там? — с двухлетнего возраста башня вызывала в ней инстинктивное отвращение и страх.
— Герцог Сомерсет волею отца является моим опекуном. Он и посоветовал мне провести время до коронации там. Страной пока управляет Тайный совет.
— Твой дядя? Брат Джейн? — переспросила Елизавета, прекрасно понимая, о ком идёт речь. — Ты не думаешь, что он хочет править вместо тебя? Поэтому и отсылает в Тауэр? Вдруг он устроит переворот? — глаза у неё становились всё больше и больше, а голос тише.
— Зачем, Бэт? — Эдуард продолжал говорить, сильно задрав подбородок кверху. Он повёл плечом. — Отец назначил его опекуном перед самой своей смертью. Он же распорядился и по поводу Тайного совета…
— Но тебе же отец ни о чём таком не говорил, — возразила Бэт, — это всё тебе сказал сам герцог. Почему бы тебе не принимать решения самостоятельно?
Неожиданно Эдуард стал похож на того, кем он и являлся на самом деле, — на десятилетнего болезненного мальчика. Он опустил голову и отвёл взгляд в сторону.
— Дядя прав. Я не готов ещё взять на себя такую большую ответственность. Никто не думал, что отец умрёт так скоро. Я считал его бессмертным, Бэт. И верил, что у меня полно времени впереди.
Елизавете стало стыдно. Ей самой было тринадцать. Многие в этом возрасте становились невестами или даже выходили замуж. Но она себя даже в такой роли не представляла. А уж что говорить об Эдуарде! Стать не мужем чьим-то — королём! Она вздохнула и нежно провела рукой по голове брата.
— Не волнуйся, — проговорила она, — у тебя всё получится. Ты получил прекрасное образование. Ты написал великолепный трактат о вопросах веры.
Эдуард чуть отстранился от сестры. Королю не подобает выказывать слабость и вообще позволять всякие нежности.
— Да, в вопросах вероисповедания я силён, — гордо сказал он, — и Англия будет страной, где протестантская вера ещё глубже пустит свои корни. Я продолжу то, что до меня начал отец. Тут дядя со мной и не спорит.
Елизавета тоже была протестанткой и согласно кивнула брату. Они попрощались.
Во дворце стало темно. Факелы освещали Елизавете путь в её спальню. Она шла и чувствовала, как что-то новое поселилось в душе, что-то незаметно изменилось. «Я не королева, я лишь сестра короля, — возразила она собственным мыслям, мне не нужно меняться только из-за того, что я теперь признана законнорождённой и возможной наследницей престола. Тем более что королевой я могу стать лишь, если у Эдуарда не будет наследников».
В своей комнате она опустилась на колени перед небольшим распятием и начала быстро шептать:
— Прости, Господи, что я смею думать о короне. Пусть, Господи, Эдуард живёт как можно дольше, и даруй ему, пожалуйста, много здоровых детей, и среди них пусть будут мальчики. И, пожалуйста, помоги мне, Господи, думать правильно! — она встала с колен и подошла к столу с книгами.
Надо было написать письмо Екатерине. В привычку вошло последние два года писать ей письма на латыни. Мачеха поощряла в ней этот порыв: кто не может свободно изъясняться на латыни, говорила Екатерина, тот не может считаться образованным человеком. Елизавета пролистала толстую книгу, лежавшую перед ней.
«Что я могу отсюда взять, чтобы толком отразить мучащие меня мысли и чувства? — она снова просмотрела на не раз прочитанную книгу. — М-м-м, это, пожалуй, подойдёт», — Бэт достала чистый лист бумаги и начала быстро писать.
«Недостаточно обладать мудростью, нужно уметь пользоваться ею».
— К чему всё это? — Елизавета посмотрела на потолок, потом снова на написанное письмо. — Я выражаю чьи-то мысли, не свои, чужие, и не знаю, зачем. Нужно понять, зачем и живу и что должна сделать. И потом станет легче. Латынь, мёртвый язык, на котором я могу свободно изъясняться. Мёртвое — зачем? Наверное, так предусмотрено свыше — не дать латыни умереть. Потому что сказанное на этом языке не должно быть прочитано иначе, как на нём же, не должно быть высказано иначе.
Бэт закрыла книгу и сложила листок с письмом. Она устала. День был тяжёлым, и последующие не обещали быть легче. Бэт всегда пыталась найти опору в окружавших её людях, но только сейчас поняла, что опорой для неё может быть только она сама. Конечно, есть мачеха, есть брат, но они отдаляются от неё всё дальше, занимаясь собственной жизнью. Было ли раньше иначе? Бэт задумалась, продолжая стоять возле стола с книгами. Пожалуй, так было всегда. У неё отнимали людей, которых она любила, но почему-то одиночество почувствовала только сейчас, когда умер отец и, став королём, отдалился от неё брат.
В дверь постучали, и к Елизавете зашла герцогиня. Леди Джейн стала совсем старой, но её строгий взгляд, как и прежде, метал молнии, а губы, сжатые в тонкую ниточку, не растягивались в улыбке.
— Вы помните, что вам предстоит присутствовать на коронации? — спросила она, словно речь шла не о празднике, а об уроке латыни. — Вам следует подготовиться.
— Как? — Елизавета растерялась, — короновать будут не меня — Эдуарда.
— Сюда вызвали Марию, вашу старшую сестру. Думаю, вы обе будете сопровождать брата, — герцогиня усмехнулась, — наверное, считают, раз вашему отцу перед смертью взбрело в голову вас вновь признать законнорождёнными наследницами престола, то мало ли что? А вдруг у короля не будет наследников и с вами придётся считаться? Вас будут теперь держать при дворе, ваше высочество. Дабы знать, что вы из себя представляете.
— Я поняла, — пробормотала Бэт, хотя на самом деле не очень-то осознала, что от неё хочет герцогиня.
— Вам и брату подробно объяснят, что вы должны делать во время коронации. В общем-то это меня и просили вам передать, — леди Джейн развернулась, чтобы уйти, но передумала. — Помните садовника, который работал в Хэтфилд Хаус? Черноволосый молодой мужчина невысокого роста?
Бэт вспомнила Фредерико и кивнула.
— Ваш отец сделал его эсквайром, а перед смертью ещё и даровал ему надел земли. Вам рекомендуют взять его к себе в услужение. Говорят, он отлично возит письма.
Ничего не поняв, Елизавета вновь согласно кивнула.
— Вы сейчас писали мачехе? — герцогиня кивнула в сторону стола, на котором лежало недописанное письмо Екатерине.
— Да. Мы переписываемся на латыни. Это хорошая практика.
— Вот и поручите вашему новому придворному отвести письмо по назначению. Королева сейчас находится в своём дворце в Челси. Велите его позвать? — герцогиня так посмотрела на Елизавету, что стало непонятно, кто тут кому приказывает.
— Я ещё не дописала. Пусть зайдёт завтра утром, — Бэт заупрямилась. Ей отчего-то захотелось сделать хоть что-нибудь по-своему.
Герцогиня, ничего не сказав в ответ, вышла из комнаты. Бэт вернулась к столу. На самом деле она могла отправить письмо и сегодня. Ничего важного в нём не было, дописывать пару незначащих строк было необязательно.
— Ладно, раз уж решила что-то дописать, допишу, — Елизавета, привыкнув всё делать обстоятельно, задумалась. — Так, напишу про коронацию. Такое удивительное событие! Что странно — отец умер, и всем надлежит печалиться. А тут праздник, к которому следует подготовиться. Интересно, что я буду делать? Наверное, не просто идти рядом с Эдуардом, раз герцогиня так серьёзно относится к моей подготовке.
Елизавета все эти мысли и изложила в конце письма. Не исключено, что мачеха успеет ей ответить до коронации. Тогда Бэт узнает её мнение на этот счёт…
Оставшиеся две недели были посвящены подготовке. Эдуард находился в Тауэре. Делами управлял герцог Сомерсет, расположившийся в Виндзоре. Тайный, или, как некоторые его называли, опекунский, совет заседал под его руководством. Подготовкой же к коронации руководил епископ Кентерберийский.
— Так как отныне король Англии является главой церкви, мы должны кое-что в церемонии поменять, — объяснял он Эдуарду, — как прежде, церемония в любом случае не должна проходить. Слишком многое изменилось с тех пор, как короновали вашего отца.
Эдуард с важным видом кивал, выражая полное согласие с архиепископом. Бэт, по большому счёту, было всё равно. Но, будучи протестанткой, она всё же была скорее солидарна с братом, чем с сестрой: католичка Мария кривила рот и тяжело вздыхала после каждой подобной реплики архиепископа. Ей вообще всё давалось нелегко. Ещё отец заставлял отрекаться от близкой её сердцу веры.
В конце концов пышность убранства Вестминстерского собора поразила всех, включая юного короля и обеих принцесс. Архиепископ и герцог постарались на славу. Прошло слишком много лет с момента коронации Генриха, народ соскучился по подобным зрелищам и приветствовал Эдуарда громогласно и искренне.
Эдуард нервничал. Он пытался сохранять спокойствие, но уж кому, как не Елизавете, было не понимать, что на самом деле творилось в его душе. Впервые короновали не только короля, но и главу английской церкви. А зная, как к вопросам веры относится брат, Бэт вполне могла понять и ответственность, которую он испытывал.
Длинная мантия, несмотря на то что её несли сзади оба дяди и епископ, оттягивала хрупкие плечи Эдуарда. Из-за волнения он чувствовал себя хуже, чем обычно. Ему хотелось сесть, но такая возможность ему представится не скоро. Венчали его тремя коронами — Англии, Франции и Ирландии. Никого не волновало это странное сочетание. Так было принято, а значит, так было правильно. Король Франции не предъявлял по этому поводу претензии, и ладно. Некое несоответствие фактического положения вещей и произносимых слов давно не привлекало ничьего внимания.
Елизавета и Мария шли по обе стороны от брата. О чём думает сестра, Бэт было неведомо, но, судя по выражению её лица, Марии не доставляло удовольствия принимать участие в коронации, проходившей по новой протестантской традиции. Никто не вспоминал папу римского, клир теперь был подданным короля.
После коронации процессия, во главе которой ехал новый король с сёстрами, прошествовала по Лондону. Англичане праздновали вовсю: на домах развевались флаги и штандарты, прямо на улицах ставились столы с угощением.
— Почему они так радуются? — спрашивала себя Елизавета. На её лице повисла улыбка, «надетая» на лицо сразу после выезда из аббатства, но на душе было скверно. — Никто уже и не вспоминает отца, который правил страной почти сорок лет. Никто не горюет, не задумывается о том, что нас ждёт в будущем.
Перед взором Елизаветы предстал отец. Эдуард, сколько ни хорохорься, никак на него не походил, только если прекрасными золотистыми волосами. Какая пустота образовалась после его смерти! Он был слишком большим, крупным, слишком громкоголосым, весь «слишком», чтобы взять и незаметно исчезнуть. Бэт снова посмотрела по сторонам. Чуть впереди сидел Эдуард. Он был бледен и явно неважно себя чувствовал, но он тоже через силу улыбался и кивком головы приветствовал народ.
С другой стороны колыхалось море людей. Иногда Бэт становилось страшно — вся эта толпа сейчас почему-то подчиняется королю, а если вдруг они передумают? Кто вложил им в головы необходимость подчиняться, а не выступать против?
— Конечно, Господь, — ответила себе Елизавета. — Он так распорядился, и именно поэтому все эти люди служат королю. И правильно сделал отец, став во главе церкви. Иначе в мыслях людей происходит раскол. Надо служить отдельно своему королю и Богу. В благословенной Англии народ может служить лишь королю, который объединяет в себе власть, данную Богом, и самого Бога на земле, — Елизавета улыбнулась шире и искреннее. — Надо бы сегодня написать Екатерине обо всех этих моих мыслях.
Вечером в Виндзоре состоялся бал. Эдуард еле держался на ногах, но выбора у него не было: пройдёт ещё несколько часов, пока он сможет удалиться к себе в спальню. Елизавета испытывала к брату жалость, но не имела права выразить свои чувства при всех. «А смогу ли я вообще теперь ему выражать свои чувства?» — промелькнуло у неё в голове, когда Бэт смотрела на многочисленных подданных, многократно раскланивавшихся Эдуарду.
После бала Эдуард попросил Елизавету пойти с ним. В его спальню также вошли оба дяди, герцог Сомерсет и его младший брат Томас Сеймур.
— Коронация прошла великолепно, ваше величество, — гордо объявил герцог, — вы довольны?
— Да, благодарю вас за хлопоты, — произнёс Эдуард еле слышно, — но я устал и хотел бы остаться наедине с сестрой.
— Мы не будем вам докучать, — встрял Сеймур, — на завтра назначено заседание Опекунского совета, но вам совершенно необязательно на нём присутствовать. Ваше величество может отдыхать…
— Мы расскажем вам потом, что обсуждалось на Совете, — снова заговорил герцог, перебивая брата, — вы выскажете собственное мнение по всем вопросам.
— Да, конечно, — бескровные губы короля стали практически одного цвета с бледной кожей лица.
Братья попятились к двери, кланяясь на ходу. Герцог кидал на Елизавету подозрительные взгляды, не очень пока понимая, чего от неё ожидать. Барон Томас Сеймур тоже поглядывал в сторону принцессы, но скорее с интересом, который проявляют мужчины по отношению к красивым девушкам.
Когда за ними наконец захлопнулась дверь, Елизавета осмелилась подойти к брату поближе. Она дотронулась до его щеки прохладными пальцами:
— Эдуард, тебе следует лечь спать немедленно. У тебя совсем не осталось сил.
— Я лишь хотел тебя спросить, достойно ли я выглядел сегодня? — и брат опять стал похож на маленького, напуганного ребёнка.
— Весьма достойно. Не волнуйся, — Бэт легонько коснулась губами его лба, — тебя ждут большие дела. И ты справишься. Главное, отдохни сегодня. Завтра после заседания Совета к тебе придут, и ты должен быть готов выносить самые справедливые решения…
Бэт вернулась к себе и быстро написала очередное письмо мачехе. Как и было принято между ними, она излагала свои мысли на латыни.
— Да, у меня же теперь есть поданный, занимающийся моей перепиской, — вспомнила Елизавета про Фредерико, — действительно, это удобно.
* * *
С того момента, как он столкнулся с графом во время войны с Францией, прошло почти три года. Тогда Фредерико отдал Генриху именно то письмо, которое и полагалось отдать. Король продолжил военные действия, а за его спиной Карл, тем не менее, подписал с Франциском бумаги о заключении мира. Фредерико был уверен, что граф снова объявится. Но время шло, а о де Виларе ничего не было слышно.
Служба при дворе короля оказалась делом несложным. А уж милость Генриха, который подарил Фредерико ещё и надел земли, вообще явилась для него полной неожиданностью.
— Почему ты мне так нравишься, испанец, не знаю, — усмехнулся король, сообщая ему новость, — но служишь ты верно. Скоро я умру и хочу, чтобы ты обладал всеми правами, которые положены эсквайру. Для этого тебе не хватает малого — земли. Вот грамота, её дарующая.
Фредерико не находил слов, чтоб отблагодарить Генриха, и лишь кланялся так низко, как мог. И вот, после смерти короля, его отсылают к принцессе Елизавете. Она по-прежнему была серьёзна и редко улыбалась. Во время коронации Фредерико отметил, что Елизавета даже больше походит на королеву, чем Эдуард на короля. Она держалась прямо и с достоинством, карие глаза смотрели на окружающих уверенно и смело, подбородок, который Эдуард задирал неестественно высоко, у Елизаветы и так походил на отцовский. В её руках обычно лежал молитвенник, что придавало образу принцессы значимости.
На следующий после коронации день Фредерико позвали к Елизавете.
Он вошёл к ней в комнату и почтительно встал у двери.
— Подойдите ближе, — она повернула в его сторону голову, — вам предстоит отнести моё письмо мачехе. Пожалуйста, дождитесь ответа, чтобы сразу привезти его обратно.
Фредерико поклонился и взял из её рук письмо.
— Вы пишете почти ежедневно — осмелился произнести он.
Елизавета не посчитала вопрос неуважительным и не рассердилась.
— Да, мне нравится переписываться с мачехой. Иногда я пишу ей свои стихи, иногда просто делюсь мыслями и наблюдениями. Мне интересно её мнение, — она помолчала и продолжила, не глядя на Фредерико, — очень важно иметь кого-то, с кем ты можешь поделиться. Пусть даже не поговорить, но написать о том, что тебя мучает. Я привыкла писать Екатерине, и это помогает мне справиться с… — она запнулась, — ступайте.
«Интересно, кого принцесса выберет себе в мужья, — размышлял Фредерико, пересекая двор и направляясь к конюшням, — теперь, когда она является законной наследницей престола, многие захотят к ней посвататься. Кого выберет эта девушка, слишком умная и сложная по сравнению со всеми мужчинами, которые её окружают?»
И в дороге его не отпускали мысли о Елизавете. Он всегда чувствовал, как она одинока и как похожа этим на него самого. Фредерико, обычно в пути собранный и не позволяющий себе отвлекаться на посторонние мысли, пропустил тот момент, когда из-за деревьев к нему навстречу выскочили два всадника. Его лошадь встала на дыбы и чуть не сбросила на землю.
— Давно не виделись, не так ли? — раздался знакомый голос графа. — Нам пора снова поговорить, Фредерико, — и де Вилар стянул маску с лица.
Он изменился. Будучи всего на пару лет старше тридцатидвухлетнего Фредерико, граф выглядел гораздо солиднее. Он немного поправился, а морщины испещрили всё его лицо тонкой, ажурной сеточкой. Волосы уже не были так густы, как раньше, и местами в них появилась заметная седина. Фредерико выглядел по сравнению с ним мальчишкой: густые волосы обрамляли гладкое, загорелое лицо, фигура оставалась подтянутой и худощавой.
— Письма принцессы, — проговорил граф, — ничего интересного. Размышления юной девушки о жизни. Но, во-первых, нам совсем не помешает их читать, а во-вторых, очень может статься, что принцессу придётся привлечь к участию в кое-каких интригах. А может, и выдать замуж? Давай письмо, — граф протянул руку.
Фредерико нехотя вынул листок из кармана камзола. Мужчина, сопровождавший графа, соскочил с коня, взял листок и показал графу.
— Латынь! — воскликнул де Вилар. — Кто б сомневался! — он быстро пробежал письмо и вернул его Фредерико. — Вези, куда велели, — подмигнул он, — жди моих указаний и не делай глупостей, — граф пришпорил коня и поскакал прочь.
«А про тот эпизод с Генрихом — ни слова, — подумал расстроенный Фредерико, — он обыгрывает меня. Использует, а я не замечаю, как».
Понурив голову, Фредерико медленно поскакал вперёд. Мысли его теперь занимала не Елизавета, а граф. Что делать дальше, он не представлял. Граф постоянно был впереди, знал, где Фредерико находится и чем занят. А чтобы справиться с врагом, нужно его опережать, нужно не чтобы он знал всё о тебе, а, наоборот, чтобы ты был в курсе каждого его шага. Пока Фредерико в этой игре проигрывал…
2
В королевском дворце Елизавете жить было скучно. Неожиданно она поняла, что с братом, как прежде, общаться не может. Он постоянно был занят вопросами государственной важности, и докучать ему пустой болтовнёй Елизавете было неудобно. Правда, Эдуарда в основном интересовала религия. В остальные проблемы он не вмешивался, предпочитая писать длинные трактаты о преимуществах протестантской веры над католической. Его активно поддерживал герцог Сомерсет.
— По-моему, дядя не хочет, чтобы ты вмешивался в решение других вопросов, — заметила как-то Елизавета, — он предпочитает держать тебя от остального в стороне.
Эдуард нахмурился. Его стало раздражать, когда сестра начинала указывать ему на подобные вещи. Все другие люди вели себя иначе: они активно поддакивали королю, всячески выражая восхищение его поступками и словами.
— Ты не права, — высокомерно заявил король, — герцог всячески вводит меня в курс дела. И мне вовсе необязательно присутствовать на заседаниях Тайного совета. Я много работаю именно как глава церкви. Это, Бэт, требует времени и сил.
— Я понимаю, — Елизавета запнулась, — я лишь думала тебе помочь.
— Мне не нужна твоя помощь, но я благодарю тебя за беспокойство. Кстати, дядя говорит, что вам с Марией пора бы подобрать себе женихов. Тебе следует подумать об этом. Ты слышала, кто к тебе сватается? Очень хорошие партии и выгодные для Англии. Подумай. Отец сделал тебе прекрасный подарок, объявив снова своей законной дочерью, — Эдуард отвернулся, чтобы взять книгу, открытую на одной из первых страниц. — Спасибо, Бэт, — он показал, что аудиенция закончена.
Вернувшись к себе, Елизавета тоже взялась за книгу. По-гречески она читала хуже, чем на других языках, поэтому справлялась с текстом немного медленнее, чем обычно. Да и думалось совсем о другом. В Хэтфилд Хаус не было ни суеты, присущей королевскому дворцу, ни оглушающего одиночества среди толпы придворных. Тишина загородного дворца, в котором Елизавета жила с рождения, сменилась бесконечным шорохом платьев, лязганьем шпаг и шёпотом, слышным отовсюду, изо всех углов, комнат и коридоров.
Елизавета вспомнила слова брата.
— Выйти замуж? — повторила она вслух. Хм, с трудом она себя представляла в роли жены. — Посмотреть, выбрать… Легко сказать. Сделать хороший выбор для Англии. А для себя? Могу ли я что-то сделать для себя? Нет, не имею ни малейшего права. Нет, нет. О таком и мечтать не стоит.
В Виндзоре мужчин, конечно, Елизавета встречала куда чаще, чем в Хэтфилде. Нравился ли ей кто-то? Бэт вспомнила друга детства, Роберта. Роберт нравился, да. Ещё? Елизавета подошла к портретам возможных женихов, которые ей присылали из Европы. Герцогиня ставила их у стены или клала на стол — в зависимости от величины картины.
— Ужасно! — принцесса заломила руки и покачала головой. — Ужасно! Я не хочу замуж ни за одного из них! А ведь рисуют человека гораздо красивее, чем он есть на самом деле, особенно если хотят его женить, — она вспомнила портрет Анны Клевской. — Отец лишь раз женился на портрете, так потом тут же развёлся. Нет, так не пойдёт. И вообще, первой надо выйти замуж Марии. Она старше. Пусть и выбирает себе пару — вон какие есть варианты: сыновья французского и испанского королей. Куда как подойдёт для Англии и католички Марии.
Один за другим Елизавета перевернула портреты лицом вниз.
— Не желаю на вас даже смотреть, — сердито произнесла она и пошла обратно к столу с раскрытой книгой.
Пролистав несколько страниц, Елизавета вынула чистый лист бумаги и вновь принялась писать Екатерине. Неважно, что ответа от неё пока не пришло. Фредерико подождёт, сколько нужно, и привезёт его в итоге Елизавете. А в ожидании, чтобы не терять время зря, следует начать выписывать понравившиеся мысли Софокла. Бэт вернулась в своих размышлениях к замужеству.
— Да, вот: «Блаженна жизнь, пока живёшь без дум». Именно, — она ещё раз пролистнула книгу. — «Следует любить друга, помня при этом, что он может стать врагом, и ненавидеть врага, помня, что он может стать другом». Прекрасное изречение! — Елизавета аккуратно переписала фразы. Затем, подумав немного, решила их перевести на латынь. — Пусть Екатерина прочтёт мой перевод и переведёт обратно на греческий. Затем мы сравним, что получилось, — насколько её перевод окажется близок к оригиналу.
Елизавета увлеклась поставленной самой себе задачей. Через некоторое время ей сообщили, что брат приглашает её к себе на ужин. Следовало переодеться и привести в порядок растрепавшуюся причёску. Это раньше перед Эдуардом можно было предстать в любом виде. Перед королём нужно несколько раз присесть в реверансе, поклониться, да ещё и внешне выглядеть достойно.
Она крутанулась перед зеркалом и, оставшись полностью довольной своим видом, отправилась на ужин с королём…
— То, что ты говорила мне сегодня утром, Бэт, помнишь? — неожиданно спросил Эдуард в середине трапезы. — Про то, что мне надо больше участвовать в управлении страной?
— Да, помню, — Елизавета напряглась, не зная, что последует за первой фразой брата.
— Томас Сеймур мне днём сказал то же самое.
— Ещё один твой дядя. Он не принимает участия в заседаниях Совета? — уточнила Елизавета. — И что предлагает барон?
— Лишь помощь. Советует мне ходить на все заседания, обсуждать с ним то, что там происходит, и принимать решения, — объяснил Эдуард.
— Почему его так волнует твоё участие в заседаниях Совета?
— Он желает мне добра. Он тоже мой дядя и его поступки продиктованы чувством долга. И, скажу тебе по секрету, Сеймур влюблён в нашу мачеху.
— В Екатерину?
— Да. Он хочет на ней жениться. Я не против. Если Екатерина ответит на его чувства, пусть женятся. Я люблю их обоих и желаю им счастья. Это будет правильный брак.
Елизавета задумчиво посмотрела на тарелку. Из куска мяса сочился сок и растекался во все стороны. Ей показалось, что она видит убитое животное так ясно, словно оно лежало перед ней целиком. И из него течёт не сок, а алая кровь. Есть расхотелось. Она с отвращением отодвинула тарелку. Перед ней тут же поставили следующее блюдо…
— Я согласна с бароном — тебе надо ходить на Совет. Тем не менее решения должен принимать самостоятельно.
— Кое-что я уже решил. Мы продолжим уничтожать всё, что связано с католицизмом, идолопоклонничеством, церквями и монастырями, — твёрдо сказал король.
— Разве что-то осталось? Мне кажется, отец до конца довёл это дело, — удивилась Елизавета.
— Осталось, — кивнул брат, — герцог Сомерсет утверждает, что осталось ещё много. Казна пуста. А золото из церквей забрали не всё.
— Почему казна опустела?
— Война с Францией стоила нам слишком дорого. Сейчас вновь возникли проблемы на границе с Шотландией. Французы продолжают помогать шотландцам, и, чтобы обороняться, границу надо укреплять. Это требует денег, — разговор начал даваться Эдуарду с трудом. Он всегда быстро уставал, и единственное, что его не утомляло, — это чтение книг. — Бэт, заканчивай ужин без меня.
— Ты плохо себя почувствовал? — спросила она обеспокоенно.
— Устал. Но не волнуйся. Мне станет легче, когда я немного отдохну, — с этими словами Эдуард встал из-за стола. Елизавета, как и положено, встала тоже. Она присела в низком поклоне. Брат прошёл мимо медленной, шаркающей походкой пожилого человека.
Через силу проглотив несколько кусков, Елизавета тоже закончила есть. За столом её ничего не держало: аппетит пропал, а собеседник ушёл.
— Вот что ещё спрошу в письме мачехе — как она смотрит на то, чтобы выйти замуж. Нравится ли ей Томас Сеймур? — Елизавета попыталась вспомнить молодого барона. Образ всплывал в памяти, но толком определиться в том, нравится ли он ей или нет, она не могла.
За спиной послышались голоса. В комнату вошёл тот, о ком Елизавета только что думала, — Томас Сеймур собственной персоной. За ним следовали его приближённые. Начавшая было вставать Елизавета на мгновение застыла.
— Извините, ваше высочество, я надеялся застать здесь короля, — Сеймур почтительно поклонился.
— Он уже закончил ужинать и удалился к себе, — объяснила Елизавета. Она чувствовала, как краснеет. — Наверное, его не стоит беспокоить, — пробормотала она еле слышно.
— Конечно, прошу ещё раз простить моё вторжение, — неожиданно барон подошёл к ней ближе, взял её руку в свою и поднёс к губам, — я напугал вас…
— Нет, что вы, — Елизавета пыталась говорить громче, но у неё ничего не получалось. От волнения голос становился тише и тише. Она высвободила руку, взяла со стола молитвенник и сжала его со всех сил обеими руками.
— Смею ли я пригласить вас завтра на прогулку? — Сеймур продолжал смотреть ей прямо в глаза. — После завтрака. Если у вас нет других неотложных дел.
— Нет. — Елизавета совершенно не помнила, есть ли у неё завтра неотложные дела. В голове царила приятная пустота, сердце стучало непривычно быстро.
— Прекрасно, — барон посмотрел на руки Елизаветы, крепко державшие молитвенник, — я бы хотел ещё раз поцеловать вашу руку, но надеюсь сделать это завтра во время нашей прогулки, — он поклонился и оставил Елизавету одну.
Она постояла некоторое время возле стола. Непонятные ощущения мешали сосредоточиться. «Если бы его портрет стоял среди прочих, то я бы выбрала на роль мужа барона», — мелькнуло в голове. Елизавета не торопясь пошла в свою комнату. Всю дорогу она повторяла про себя слова молитвы, но, придя к себе, поняла, что успокоиться не смогла. Теперь её терзала другая мысль — барон собирался жениться на любимой мачехе, и как же она смеет в него влюбиться?
Елизавета принялась за письмо.
— Вдруг Эдуард ошибается, и он не любит Екатерину? — с надеждой бормотала она, кусая губы. — Я спрошу о планах мачехи на этот счёт и узнаю правду. Быстрее бы возвращался Фредерико. Письмо готово, и чем скорее я получу на него ответ, тем лучше.
Словно услышав её молитвы, на следующий же день прибыл Фредерико с ответным письмом от Екатерины. В нём ни слова не говорилось о грядущей свадьбе. Мачеха писала о другом: «Если вам станет совсем уж скучно в Виндзоре, приезжайте ко мне. Со мной живёт моя родственница, почти ваша ровесница, Джейн Грей. Мы с ней составим вам компанию. Правда, Елизавета, не мучайтесь долго и приезжайте пожить у меня…»
— Фредерико, отвезите новое письмо и потребуйте срочный ответ, — приказала Елизавета.
«Иначе я сойду с ума от неизвестности», — подумала она про себя…
