9 августа 1588 года Пролив Па-де-Кале

Утро не принесло облегчения. Англичане стояли стеной, преграждая путь назад. Биться фактически было нечем: ядра заканчивались у всех кораблей Армады, оставшихся в строю. Ветер гнал суда в сторону Фландрии к отмелям. Начинался шторм, помогавший ветру в его намерениях. Испанский флот походил на птенца чайки, который только учится летать. Крылышки птички слабы и как бы она ими ни махала, не может сопротивляться ветру, сдувающему ее с заданного направления.

Корабли внешне не были похожи на птенцов, скорее на крупных альбатросов. Но вот поведение их, неподвластное приказам капитанов, напоминало именно крохотных птах. Вода становилась светлее. Капитаны ждали, вот-вот судно царапнет по дну и встанет, завалившись на бок. Удручало еще и то, что англичане прекрасно видели все происходившее, как на ладони. Злорадствовали ли они? Трудно сказать. Испанцам было в тот момент не до таких тонкостей.

— Твой друг с корабля пока не сбежал, — заметил де Лейва, обратившись к Антонио. Они оба стояли у борта каракки, наблюдая за неумолимо приближающимся берегом.

— Значит, выберемся отсюда, — мрачно ответил Антонио, — зря своей жизнью рисковать не станет. Еще не время бежать с корабля.

— Вот и я так же думаю. Капитан сказал, ветер переменится. Другое дело, не все успеют избежать мелководья. Кому-то не повезет. Мы позади. Первые, скорее всего, застрянут на мели. Мы можем воспользоваться переменой ветра и уйти от берега.

— Сколько де Вилар намерен ждать? Пока я не найду решения? — Антонио недоумевал.

— Отчасти, видимо, так и есть, — кивнул де Лейва, — в его интересах подольше находиться на борту. Бежать он всегда успеет. С другой стороны, по его поведению мы поймем, дальше — только погибель. Смотри, выходит, пока нам ничего не грозит. Иначе, его бы и след простыл, несмотря ни на какие бумаги.

— С бумагами непонятно пока. Де Вилар рассказал лишь, почему его они не интересовали раньше. А почему понять, где они находятся, должен я, не успел сообщить, — Антонио пожал плечами, — наверное, у де Вилара был не один ребенок. Почему он секрет доверил именно Риккардо?

— Объяснение, лежащее на поверхности, состоит в том, что он, скорее всего, старший сын. Потому имеет право занять трон первым. Другое простое объяснение — остальные дети рождались девочками. Всякое ведь в жизни бывает. Даже у королей не всегда рождаются наследные принцы, — де Лейва задумался, — мне интересно, как связаны де Вилары с французскими королями. Тут может всплыть и третье объяснение: именно дон Риккардо является наследником престола.

— То есть его мать — не восточная красавица из гарема, а французская принцесса или королева?

— Не исключено, — кивнул дон Алонсо, — видишь, твой вопрос не самый сложный. Сложнее понять, почему ответ де Вилар требует от тебя. Хотя и тут мы можем не замечать очевидного.

Ветер прервал беседу. Он завывал так громко, что слова собеседников тонули в невообразимом шуме. Волны обрушивались со всей мочи на палубу, грозя смыть с нее все, что попадалось на пути. Соленые брызги омывали лицо. Рубашки давно промокли и неприятно прилипали ледяной тканью к телу.

— Пошли, — скомандовал дон Алонсо.

Антонио не спросил, куда, а послушно пошел вслед за старшим товарищем. Язык перестал его слушаться, мысли путались и не желали приходить в порядок. Пожалуй, в голове царил такой же хаос, как и в построении Армады. Перед тем как спуститься в каюту, Антонио оглянулся.

«День ли, ночь ли на земле — не ясно, — подумал он, — так выглядит ад? Нет, ад хуже. Если на земле увидел такое, в аду увидишь картины куда ужаснее».

Очередная волна обрушилась на палубу. Матросы, привязавшие себя канатами к балкам, покорно ждали своей участи. Прятаться им было негде, идти некуда. На носу замеряли дно, рискуя быть смытыми водой за борт. Капитан, как и положено, оставался с командой. Он продолжал надеяться на перемену ветра. Больше надеяться ему было не на что…

В каюте у де Лейвы собралось несколько человек. Дон Алонсо велел разлить вино по бокалам. Несмотря на постоянные шторма и обстрелы англичан, посуда почти вся сохранилась в целости.

— Не будем падать духом! — де Лейва поднял бокал. — Пока мы не сдадимся, пока мы сами не признаем поражение, мы не проиграли!

Стоявшие вокруг стола мужчины старались удержаться на ногах и не расплескать вино. Они не улыбались и не шутили, как бывало когда-то. То было в иной жизни, не с ними. Сейчас им осталось одно: по совету дона Алонсо держать прямой спину, не опускать головы. Из-за стен доносились стоны, шум, грохот, завывания. Порой звуки походили на плач женщины, порой на крик младенца.

«Не падать духом!» — повторяли про себя заветные слова доны. Вино пробежало по телу, согревая и чуть притупляя боль. Антонио дотронулся до креста и медальонов, висевших на груди. Де Лейва предложил прочесть молитву. Он попросил слугу позвать священника…

* * *

Совещание скорее походило на похороны. Герцог был в полном отчаянии и печально слушал мнение командующих по поводу создавшейся ситуации. Мнения разделились. Меньшая часть считала, что необходимо переждать и возвращаться в Ла-Манш.

— Раз мы дошли до пролива, преодолели столько препятствий и Господь нас оставил в живых, мы обязаны продолжать бороться, — говорил де Лейва, — не считаете ли вы, что все случившееся — лишь испытания, проверявшие нашу стойкость, нашу веру? Если мы их преодолели, то не следует ли идти до конца, даже ценой наших жизней?

— Вы назначены командовать на суше, не так ли? — прервал дона Алонсо дон Диего Флорес де Вальдес, командующий Кастильской армадой. — Не потому ли вы так стремитесь довести дело до конца? Ценой наших жизней, говорите вы. То есть славу вы завоюете за счет остальных? Очевидно, Армада не способна продолжать сражение. У нас нет ни ядер, ни провианта, ни даже того количества кораблей, матросов и солдат, каким мы обладали при выходе из Лиссабона. Силы истощены. Герцог Пармский обещает выйти через две недели. Что дает вам основание ему верить? Почему он вдруг неожиданно соберет вновь свою армию и чудом пройдет на баржах через мель, а главное, сквозь ряды голландских пиратов к нам?

Де Лейва нахмурился, но постарался отвечать спокойно:

— Сюда мы отправлены волей короля Филиппа. Он не отзывал нас обратно, и мы обязаны выполнять свой долг. Капитаны уверены: ветер через пару недель переменится. Мы сможем идти обратно в Ла-Манш. К тому времени герцог Пармский соберет солдат. Даже если он не присоединится к нам, мы будем иметь возможность идти в обратном направлении. При неудачном стечении обстоятельств путь в Испанию гораздо короче и безопаснее через пролив. Иначе, как вы предлагаете возвращаться домой?

Медина-Сидония молча слушал говоривших. Он не вмешивался. За время бесславного похода здоровье его сильно пошатнулось, моральный дух упал. Принимать решения стало невыносимо сложно. Герцог понимал, что его опыта и знаний катастрофически не хватает. Не услышав ни слова от герцога, дон Диего Флорес ответил на вопрос де Лейва:

— Две недели мы не продержимся. Предлагаю подождать пару дней и двигаться обратно через Северное море. Если ветер переменится, то надежда на успех мала. У нас заканчиваются ядра, вступить в бой с англичанами было бы необдуманно и глупо. Поэтому считаю, смысла идти обратно через Ла-Манш в любом случае нет.

— Как вы предлагаете идти через Северное море? У нас нет карт, — де Лейва еле сдерживался, — вы же сами признаете, что заканчивается провиант, корабли нуждаются в ремонте. Хорошо, ядра нам там не пригодятся, но все остальное? Экипажи вымотаны. Часть галерников бежала еще в Кале. Погода в Северных морях будет не теплее, а куда холоднее, чем в Ла-Манше. Мы обречем себя на погибель, если пойдем этим путем.

Молчание было нарушено. Командующие армадами зашумели. Они бурно обсуждали создавшуюся ситуацию. Лишь герцог продолжал молчать, оперев голову о руки. Он прекрасно слышал, как некоторые горячо поддерживали идею де Лейва ждать попутного ветра и идти назад. До его ушей долетали крики тех, кто категорически не желал вновь сталкиваться с англичанами, независимо от направления ветров. Он ждал… Его мысли путались, голова нестерпимо болела. Больше всего герцогу хотелось лечь и уснуть, а проснувшись, оказаться в родном замке под боком у любимой жены.

— Англичане не ввязываются в бой, — услышал он голос де Лейва, — откуда нам известно, что там у них происходит? Разведка не располагает точными сведениями. Да, они расположились близко от берега, и имеют возможность получать вовремя боеприпасы. Но насколько англичане готовы сражаться дальше? Если бы были готовы, то продолжали бы бой. А они лишь следуют за нами, не давая идти назад. Мы так видим ситуацию. В любом случае ветер нам не дает развернуться и проверить. Так ли хорошо у них обстоят дела, как мы предполагаем?

— Вы предлагаете это проверить слишком большой ценой, — дон Диего Флорес не сдавался.

Спор зашел в тупик. Герцог Медина-Сидония встал, и в комнате установилась тишина.

— У нас один выход — проголосовать. Чье мнение наберет большее количество голосов, то я и приму как единственно верное.

Большинство решило идти в Испанию через Северное море, не ввязываясь но возможности в бои с англичанами. Герцог огласил свой приказ:

— Распределить провиант на весь путь следования. Армадам не отставать друг от друга. Причаливать будет негде. Завтрашний день посвятим ремонту. Затем выдвигаемся домой. Сообщение герцогу Пармскому я вышлю сегодня же.

Удрученный, де Лейва вернулся на каракку.

— Все кончено, — сказал он Антонио, — мы возвращаемся домой. Без карт, на текущих кораблях, забитых больными и ранеными. Без провианта. Без боеприпасов. Надеюсь, англичане не станут нас преследовать и добивать.

— Лучше погибнуть в честном бою, — возразил Антонио. Его совсем не радовала перспектива идти в Северное море, одно название которого навевало тоску и безысходность.

— Согласен, но большинство решило иначе.

11 августа 1588 года Доггер-банка [6]

Армада продвигалась на север. Всеобщее уныние охватило людей. Тоска, будто туман, окутала корабли, которые как нищий в потрепанной одежонке, плелись, не надеясь на подаяние, в сторону дома. Больные и раненые не чаяли увидеть родных и близких: выбранный путь был чреват опасностями, поджидавшими на каждом шагу. Впереди Армаду ждали неизвестные капитанам морские пути, холод, отсутствие еды и берега, вовсе не исполненные дружелюбия по отношению к испанцам. Впрочем, «впереди» будет, если удастся отбиться от англичан, круживших возле Армады. Они не отставали, упорно прикрывая английский берег. На всякий случай эскадра Сеймура вновь перестроилась, вернувшись на свою прежнюю позицию возле Дюнкерка. Путь герцогу Пармскому к Армаде был отрезан.

— Суметь бы уйти отсюда живыми, — утро выдалось не просто холодным, но и дождливым. Антонио сидел в каюте у де Лейва, отбивая зубами барабанную дробь, — английские эскадры нас преследуют и идут довольно близко. Отбиваться нам нечем.

— Они не станут ввязываться в бой, — уверенно ответил дон Алонсо. Выглядел он куда лучше своего младшего товарища, хотя усталость сказывалась и на нем, — уверен, их задача — гнать нас на север. Англичане хотят быть уверенными в том, что мы ушли от Англии и возвращаемся домой.

— Шпионы уже наверняка донесли о принятом решении идти обратно в Испанию через Северное море, — возразил Антонио, — и об отсутствии у нас ядер и пороха. Обо всем донесли. Чего им плестись за нами? Все знают. Если плетутся, значит, хотят напасть и разгромить, — пессимизм юноши увеличивался с каждым глотком вина из личных запасов де Лейвы. На голодный желудок оно действовало мгновенно, кружа голову и деморализуя без того упавший боевой дух.

— Шпионы шпионами, но проверить их слова не помешало бы, сам понимаешь. И потом, кто знает, уйдут они сейчас, может, мы пойдем назад, воспользовавшись освободившимся проливом. Нет, уверен, англичане нас доведут до определенной точки, откуда мы точно не повернем назад в Ла-Манш, и отстанут. Чего им ядра расходовать? Не многие корабли Армады дойдут до дома и без боев с англичанами, — де Лейва забрал вино у Антонио, — иди поспи. Путь предстоит тяжелый. Каракка получила повреждения в последнем бою. Залатали их, конечно, как могли. Но учитывая то, что идем мы в шторма и бури, неизвестно, чем все это для нашего судна закончится.

Антонио встал, пошатываясь от выпитого и сильной качки. Прав был дон Алонсо: лучше не станет. Впереди осень и север. Жаркая Испания не скоро предстанет перед взором. Антонио доплелся до своей каюты и упал на сырую постель. Сон не приходил. Тело, измученное постоянной болтанкой, уставшее от постоянной необходимости удерживать равновесие, требовало отдыха. Но разум не давал сомкнуть глаз. Антонио вспоминал весь поход сначала и до конца, пытаясь найти то место, с которого все пошло вкривь и вкось. Никак не укладывалось в голове, что великая Армада проиграла противнику, который толком и не воевал.

— Свалить все на погоду было бы самым простым, — бормотал в полубреду Антонио, глядя в потолок, — а ведь не только ветер виноват. Бывало, мы просто не пользовались случаем. Непростительно медлили. Чего-то ждали, шли не в ту сторону. Почему так произошло?! Может, правду говорил де Вилар: все было известно заранее. Игра, просчитанная на много шагов вперед, — тут Антонио запнулся, — где дон Риккардо? Пора ему бежать с каракки. Не идти же с Армадой на север, подвергая жизнь опасности.

Антонио вскочил с кровати. Его зашатало, но он удержался на ногах. Прицепив шпагу и засунув за пояс ни разу не понадобившийся пистолет, Антонио пошел на палубу. Хлестал дождь. Темно было, как ночью. Молодой человек закутался в плащ и пошел обходить верхнюю палубу по периметру. В голове шуметь перестало, вино выветрилось в одно мгновение. Антонио шел медленно, внимательно вглядываясь в темноту. С плаща стекала вода. Ботфорты не прохудились, но ногам в них все равно было холодно. Невзирая на неудобства, Антонио продолжал путь. Он оглядывал палубу и выглядывал за борт в поисках шлюпки.

— Не спится? — раздался голос из-за плеча. Антонио вздрогнул и обернулся. Де Лейва!

— Прогуляться решил перед сном. А вы?

— А я чем хуже? Тоже гуляю. Прекрасная погода, не так ли? — пошутил дон Алонсо. — Думаешь, сегодня уходить будет? — спросил он серьезно. — Куда ему ждать дольше.

— Сильный шторм. Пойдет ли кто за ним в такую погоду? Ничего не видно, волны порой до верхней палубы доходят.

— Посмотрим. Раз ничего не видно, то и подошедшее судно никто не заметит. Можно улизнуть незаметно, — сказал де Лейва.

— А чего ему прятаться? Ну, увидим мы, как он садится в шлюпку и машет нам рукой.

— Ты не прав. Приказ герцога: любой, кто попытается бежать, подлежит повешению без суда. В рабов-галерников, которые, как крысы, бегут при первой удобной возможности, стрелять. Или тоже вешать. Что удобнее, — скривил губы в жесткой усмешке де Лейва, — дон Риккардо знает, поймаем мы его при попытке удрать с каракки — повесим безжалостно.

Они продолжили путь. Оба молчали, стараясь производить поменьше шума. Вдруг де Лейва легонько пхнул Антонио в бок, показав на едва заметный белый парус, появившийся из темноты. Антонио кивнул. Они вжались в стену. Глаза, привыкнув к темноте, с легкостью различили две фигуры, стоявшие у бортика. Де Лейва вынул пистолет и шпагу. Антонио сделал то же самое. Тяжелый от воды плащ он скинул на пол.

Естественно, заметил их зловредный слуга в неизменных шароварах. Как только две тени выдвинулись из-за стены, он развернулся и выхватил кривой меч. Де Вилар повернул к ним голову и расхохотался:

— Наивные! Я так и думал, будете за мной следить, чтобы не дать уйти с вашей утлой посудины. Черта я вам сдался! Не хотите, чтобы рыбы съели вас, а я остался в живых? Не хотите одни мерзнуть и голодать, добираясь до родного дома? Так мне все равно с вами не по пути. Мне не в Испанию. А так, может, прокатился бы. Но смысла, видите ли, никакого.

Не успели де Лейва и Антонио глазом моргнуть, как слуга выкинул неслыханный фокус. Понять, как он это сделал, было невозможно: подскочив в воздухе в замысловатом кульбите, мавр с помощью веревки вырвал пистолет из рук де Лейвы, одновременно выбив ногой пистолет у Антонио. После адского удара рука у Антонио занемела, оружие улетело за борт.

Де Лейва не стал терять времени даром, слушая речи дона Риккардо. Он набросился на слугу, сделав сразу несколько выпадов шпагой, которая аж засвистела в воздухе. Антонио кинулся к де Вилару, потихоньку отодвигавшемуся к бортику. Через борт была заранее перекинута веревочная лестница.

— Не надейся сбежать! — крикнул Антонио. Мышцы словно ждали, когда им предоставят шанс поработать. Шпага заплясала в воздухе.

Такого выпада Антонио не предусмотрел. Де Вилар оказался превосходным фехтовальщиком. Резко отойдя в сторону, левой рукой он нанес сильнейший удар. Антонио успел отпрянуть.

«Ага, подлец! Дерется левой! — быстро мелькнуло у него в голове, и он тут же постарался перестроить тактику. — По морям я не ходил, зато фехтовать меня научили на славу».

Антонио вспомнил прием, которому его научил отец, и прыгнул вперед. Дождь мешал точно рассчитывать направление ударов, а скользкая палуба не давала сохранять равновесие. Но эти нюансы мешали всем. К тому же де Вилар свой плащ скинуть не успел и намотал его на руку, что давало хоть маленькое, а преимущество Антонио.

В двух шагах бились де Лейва и юркий слуга. Дону Алонсу приходилось несладко: меч против шпаги — сочетание не из лучших. К тому же коротышка бегал, прыгал и взлетал в воздух, не обращая внимания ни на дождь, ни на ветер, ни на скользкую палубу. Чудом удавалось де Лейве уходить от наносимых ударов. Антонио слышал его тяжелое дыхание: все силы уходили на то, чтобы не попасть под обрушивающийся со свистом меч.

На подошедшем к каракке суденышке заметили неладное. Оно болталось на волнах, не решаясь подойти ближе. Дождь усиливался. Даже мавр стал двигаться чуть медленнее. В какой-то момент он подпрыгнул в воздух в очередном кульбите. Антонио сам не понял, как у него получилось сотворить то, что сделал. Прыгнув в сторону слуги, он взлетел чуть не параллельно палубе, вытянул руку вперед и воткнул шпагу прямо в живот вечно усмехающемуся ироду… Злобная ухмылка сползла с лица. Слуга неуклюже присел на одно колено. На палубу накатила волна. Мужичонка попытался отпрянуть от шпаги Антонио, поскользнулся и упал на спину. Каракка наклонилась: мавр размахивал руками, стараясь зацепиться за что-нибудь. Но слишком близко он находился к краю. Вторая волна накрыла его с головой и смыла с палубы.

— Черт возьми! — вскричал Антонио. Де Вилар, воспользовавшись тем, что внимание дравшихся отвлеклось на слугу, достал его шпагой. На рукаве белой рубашки проступила кровь. Рана была незначительной, но правая рука быстро действовать уже не могла.

Дон Алонсо поспешил на выручку. Де Вилар понял, что один против двоих не выстоит. К тому же судно, прибывшее за ним, начало удаляться от «Санта-Марии». Кто бы на нем ни находился, понял, дело нечисто, и счел за благо уйти прочь.

Де Вилара связали и отвели в трюм.

— Поговорим позже, — процедил дон Алонсо, — у нас полно времени. Пока дойдем до Испании, вытрясем из тебя все, что можно.

— Попробуйте, — дон Риккардо посмотрел на своих врагов холодным, равнодушным взглядом, — мне плевать на ваши планы.

Он сидел на грязном полу, с руками, связанными за спиной, в рваной одежде и без капли надежды на обретение свободы. Но на его лице не было страха или отчаяния. Лишь неприкрытая ненависть и презрение.

— Его надо вздернуть на рее, — предложил Антонио, когда они поднялись наверх.

— Нет, убить де Вилара мы всегда успеем. Следует допросить его. Больно он был уверен в гибели Армады. Пусть расскажет, откуда у него такие точные сведения.

12 августа 1588 года Лондон

— Они уходят, — Роберт выглядел уставшим. Дадли проводил целые дни под Лондоном, так как именно он отвечал за защиту столицы. — Угроза миновала.

Елизавета молчала. Армада ушла легко и быстро. Разве такое бывает?

— Ты уверен? Есть ли вероятность возвращения Армады в Ла-Манш?

— Нет. Адмирал Говард сообщает, что испанские корабли прошли залив Ферт-оф-Ферт. Пути назад нет. Но если Ваше Величество прикажет начать сражение, то, скорее всего, от Армады вовсе ничего не останется.

— Не стоит. Они сражаются не с нами. Они сражаются с самим Господом Богом. Зачем нам вмешиваться? Потратим деньги, время. Чего мы добьемся? Того, что добьются ветер и море гораздо меньшими усилиями. Вступать в бой из-за тщеславия? Глупо. Пусть себе идут домой. Путь не простой, не близкий. Эскадры могут прекратить преследование. Если адмирал уверен в том, что им обратно не повернуть, пусть возвращаются.

Графу Лейстеру было хорошо известно, насколько сильно не любила войну Елизавета. Всеми силами она противилась подобному способу разрешать конфликты. Ей вовсе не претило писать сладкие письма власть имущим с уверениями в сестринской любви и искренней дружбе. Сейчас, когда военные действия можно было со спокойной совестью закончить, она не преминула этим шансом воспользоваться. Лавры победителя? Елизавете на них было плевать.

Тайный совет не настаивал на продолжении войны с Испанией. Экономия — вот, что всегда объединяло членов совета с королевой. Мнение совпало: если Армада ушла настолько далеко от берегов Англии, что ей не вернуться при самом благоприятном направлении ветра, то преследовать их не стоит.

— Ну что ж, — Елизавета расправила складки на юбках, — и двух месяцев не прошло, как победа сама преподнесла нам свой ценный дар. Выбивать его с боем не пришлось. Праздновать немного подождем.

Пусть Армада с позором вернется в Испанию. В отличие от Филиппа заранее весь мир мы не будем оповещать о победе. В защите Лондона надобность отпала. Будем следить за продвижением испанцев по Северному морю домой. Не исключено, что часть кораблей доберется, — Елизавета посмотрела на карту, — дойдут до Ирландии, посмотрим. Там следует усилить наблюдение. Кто знает, где придет им в голову попытаться пристать к берегу.

Тут она заметила усталый взгляд Роберта. Конечно, друг детства, вечный фаворит утомился. Задача, поставленная перед ним, была нелегкой, потому что он стоял на защите самого сокровенного в Англии: королевы и Лондона.

— Тебе следует отдохнуть, — заметила Елизавета, — подождем неделю-другую, и когда испанцы скроются за горизонтом, ты сможешь уехать отсюда.

— Все в порядке, Бэт, — граф не желал признавать своей слабости, — но мне приятно твое беспокойство. Пока я останусь рядом с тобой.

Елизавета улыбнулась. Ей тоже было приятно услышать слова Дадли. С кем же еще обедать, ужинать, да и просто вести беседы. Когда Роберт под рукой, на душе становилось спокойнее. Пожалуй, он был единственным человеком из ее прошлого, присутствие которого радовало всегда.

— Раз ты здесь, то приходи к ужину, — королева кокетливо протянула руку для поцелуя. Возраст никак не уменьшал в ней желания нравиться мужчинам…

Северное море

Англичане потихоньку отставали. Стало ясно, бой Армаде они навязывать не будут. Противник сегодня окончательно понял: испанцы обратно не повернут. Самим испанцам от этого не было легче. Им от этого сделалось еще противнее. Все оглядывались назад и видели, что путь в пролив отрезан окончательно. Попутный ветер теперь гнал испанский флот вперед, на север, в холод, в неизвестность. При отсутствии карт капитаны кое-как составили план действий. Медина-Сидония продолжал настаивать на том, чтобы Армада шла вместе единым строем. Командующим армадами разослали указы: как идти, куда идти, градусы, широты, так, как их видели капитаны. Пути назад нет. Только вперед, огибая остров, мимо Шотландии, Ирландии — домой.

Что еще надлежало сделать: разделить провиант поровну на всех на предполагаемое количество дней предстоящего пути. Портов, где бы их приняли, нет. Значит, идти и не останавливаться. Заболевшим — терпеть, священникам — молиться, морякам — слушать приказы капитана. Остальным? Терпеть, как больным, молиться, как священникам, слушать приказы, как морякам.

Конечно, идти единым строем получалось плохо. Корабли находились в разном состоянии. Некоторым требовался ремонт, и идти быстро им не удавалось. Герцог старался уделять внимание всем, но даже после первой ночи на пути домой, несколько судов безнадежно отстали. Паташи перевозили людей на другие корабли, борясь с волной. Капитаны уходили последними, стараясь не оглядываться на тонувшее судно.

Теми, кто отставал, англичане не брезговали. Но шли они вслед за Армадой только до Фрет-оф-Ферта. Далее покинутые командой суда уже никому не были нужны.

Каракка «Рата Санта-Мария рль Коронада», потеряв часть экипажа, все же находилась не в самом худшем состоянии. Де Лейва приказал не делать различий между вельможами и простыми моряками и солдатами. Из собственных припасов он достал все, что можно. Возвращение домой представлялось делом непростым и долгим.

— Вы говорили с де Виларом? — спросил Антонио, улучив свободную минутку.

— Нет, пока не до него, — дон Алонсо выглядел неестественно бледным, — были сегодня задачки поважнее. Дорога нам предстоит непростая.

Антонио внимательно посмотрел на де Лейву. Тот заметил обращенный на него пристальный взгляд.

— Заметно, что я не бодр? — усмехнулся он. — Не обращай внимания. Мой организм привык к подобным переделкам. Воин может проверить себя только на войне. Вот и тебе прекрасный опыт.

— Прекрасный? — возмутился Антонио. — Мы проиграли. Что в таком опыте хорошего?

— Нужно уметь проигрывать. Уметь смотреть правде в глаза, даже такой неприятной. Проще возвращаться домой героем. Попробуй вернуться проигравшим. Попробуй смириться, но не пасть духом, — дон Алонсо вздохнул, — а будет время, подумай над загадкой, которую предложил тебе де Вилар. Почему нет? Толку ему от бумаг уже никакого. Но любопытства ради, было бы интересно посмотреть, чей он на самом деле сын.

О, размышлять теперь времени будет полно. Поговорить с де Виларом? Тоже можно. Он сидит в трюме и никуда оттуда не денется. Разговаривай, хоть каждый день. Честно сказать, Антонио мало интересовало, чьим сыном является Риккардо де Вилар. Все чувства притупились, включая любопытство.

Антонио вернулся к себе в каюту. Он старался лишний раз не тревожить пожилого слугу, который с трудом передвигался по судну, кроме крайней необходимости. Да о чем просить? Какие указания давать? Антонио покрутил головой: тесное помещение не давало простора для фантазии. Сесть на кровать, лечь — вот вся забава.

Тьма окутывала каюту. Фонарь с зажженной свечкой болтался под потолком, освещая небольшой пятачок посреди комнаты. Как он частенько делал раньше, Антонио пошел на палубу развеяться. На этот раз следить было не за кем. Де Вилар сидел под замком, слуга кормил на дне рыб. Антонио даже позавидовал матросам, сновавшим по кораблю. Они зверски устали, но у них были приказы, которые следовало выполнять. Это заполняло голову и душу, не позволяя впадать в отчаяние.

Вокруг вода, вдали берег — одна и та же картина ежедневно. Англичане потихоньку отставали, так что скоро они перестанут вносить в нее какое-то разнообразие. К берегу очень хотелось пристать. Все равно к какому. Просто почувствовать под ногами земную твердь, вдохнуть обычный, не соленый воздух, не слышать плеск волн. Первые дни, когда Антонио находился на каракке, волны навевали на него умиротворение. Сейчас их шелест раздражал.

— Грустишь? — де Лейва тоже, видимо, не хотел оставаться в каюте. — Я проверил припасы. Если нигде не причалим, еды не хватит даже на половину пути. У остальных дела обстоят не лучше. Мясо и рыба закончились на всех судах. Так по крайней мере сообщает герцог.

— Сколько нам идти до Испании? — спросил Антонио.

— Капитан говорит в лучшем случае месяц.

— Мы продержимся?

— У тебя есть другие предложения? — подмигнул де Лейва.

13 августа 1588 года Северное море

Вроде хуже некуда. «Нет, вниз падать можно беспредельно», — философски заметил Антонио, узнав об очередном приказе Медина-Сидонии. Он старался держать себя в руках, но слезы навернулись на глаза помимо его воли, когда любимая лошадь, с которой он делился последними сухарями и водой, полетела в воду.

— Не удалось нам сойти с тобой на берег, — говорил Антонио, не в силах оторвать взгляд от страшного зрелища. Лошади не понимали, что происходит. Почему люди, трепавшие их по гриве, протягивающие сухарь на ладони, нашептывавшие им что-то на своем языке в ухо, почему эти люди сбрасывают их в море? Спросить бы, но лошадиного ржания они не понимали. В глазах животных застыла боль. А море уносило лошадок в тот рай, который не на земле.

— Выхода другого нет, — губы де Лейва искусал до крови. Он сдерживал свои эмоции, но равнодушным остаться не мог, — нам людей кормить нечем. Поить тоже, — он хлопнул Антонио ладонью по плечу, — не смотри. Уйди с палубы.

Антонио помотал головой:

— Я бы свою оставил. Мы бы погибли вместе. Так честнее.

— Приказ герцога. Ни одну лошадь нельзя оставлять на борту.

Проходивший мимо матрос услышал последнюю фразу. Он повернулся:

— Кто отдает такие приказы? — возмущенно воскликнул бородач. — Нам есть нечего. Лошадей хотя бы съели. Но нет! Выбрасывай в воду! Живую еду! Не повезло нам с адмиралом.

Когда матрос отошел подальше, де Лейва произнес:

— А ты говоришь, оставить. Не в море сбросили бы, так съели. Неизвестно, что хуже.

Антонио завернулся в плащ. Отчего его била дрожь, он уже не понимал: то ли от охватившего ужаса, то ли от адского холода. Скорее всего, от того и от другого.

17 августа 1588 года Северное море, близ Оркнейских островов

Чувства притупились. Прошел шок первых дней. После гибели лошадей Антонио иногда ночами вскакивал от стоявшего в ушах непрекращающегося ржания, переходящего в сплошной стон и плач. Морда любимой лошади приближалась ближе, ближе… Когда ее большие глаза начинали смотреть с немым укором прямо в его, Антонио просыпался. Он садился на кровати, обхватив голову руками, раскачиваясь из стороны в сторону.

Но днем Антонио про лошадей не вспоминал. Он тенью ходил по каракке, натыкаясь на таких же, как он неприкаянных, покинутых людей. От холода пар шел изо рта. Потрескавшиеся губы забыли, что такое улыбка, не говоря уж про смех. Рваные, истлевшие рубашки и штаны не согревали, а чего-то потеплее у солдат и матросов не было. По сравнению с ними Антонио в своем неизменном плаще чувствовал, словно он закутан в меха. Хотя по правде говоря, толку от плаща было не много: за ночь он не просыхал до конца, на холоде покрываясь ледяной коркой. А под плащом у Антонио рубашки тоже прохудились. Единственным представлявшим ценность предметом одежды оставались крепкие сапоги.

Де Лейва из всех оставшихся сил пытался поддерживать друзей, собирая их в своей каюте. В прекрасной позолоченной посуде лежали прогорклые сухари, в бокалах плескалось прокисшее вино, скорее напоминавшее уксус. Никто не жаловался: лучше сухари, чем мясо, в котором копошатся черви. К тому же все знали, сухарей и тех осталось мало.

Но одно лишь присутствие де Лейвы поднимало настроение. Он рассказывал истории о своих былых походах, о том, как он выпутывался из разных передряг. Его слушали, забыв на время о безрадостном походе Несчастливой Армады, которому, к сожалению, не видно конца. Антонио в каюте задерживался дольше остальных. Он боялся засыпать и выжидал, пока хватало сил держать глаза открытыми. В конце концов он вставал, пошатываясь, брел к себе и проваливался в жуткий, липкий, неприятный сон.

Де Вилара пришлось из трюма выпустить: там плескалась вода, протекавшая в пробоины. Ее откачивали помпами, но полностью выкачать не удавалось никак. Заделанные паклей и смолой щели текли нещадно. Дона Риккардо поместили в его собственную каюту, не развязывая рук. Некоторые предлагали де Вилара отправить вслед за лошадьми.

— Кормить предателя хуже, чем кормить лошадь, — ругался брат дона Алонсо, — зачем его здесь держать? Толку никакого.

Де Лейва придерживался иного мнения. Он был уверен, де Вилар в итоге ответит на очень важные вопросы. Главным из которых являлся вопрос о причинах поражения Армады. Дон Риккардо молчал, но на земле методы выбивания ответов были поизощреннее. Де Лейва надеялся сдать шпиона лично королю, а тот пусть уж делает с де Виларом, что угодно.

— Не умер бы за время пути, — говорил Антонио, — выглядит плохо: кожа серая, кашляет беспрестанно.

— Хоть перед смертью бы покаялся и рассказал нам правду, — усмехался в ответ дон Алонсо.

Но де Вилар подобных мыслей в голове не держал. Он чертыхался, видя входящих в каюту людей, а после плевал им вслед. Иногда Антонио казалось, брат дона Алонсо прав. Как бы плохо ни выглядел дон Риккардо, сочувствия он не вызывал. Хотя, с другой стороны, та дуэль была единственным светлым пятном во всем путешествии.

Время от времени приходили сообщения от герцога Медина-Сидония. Поговаривали, он заперся в каюте и не выходит на свет божий. В любом случае, ничто ему не мешало продолжать строчить приказы. Вроде хорошее дело — дисциплина, а раздражала на данном этапе пути эта привычка герцога ужасно. В Северном море паташи уже не шныряли от корабля к кораблю. Передавать приказы стало гораздо сложнее. И не только из-за крутых волн, обрушивавшихся на суденышки, предназначавшиеся для связи, но и из-за того, что этих суденышек практически не осталось.

Исчез и кое-кто другой. Капитаны кораблей, зафрахтованных в Голландии, решили не испытывать судьбу. Находясь недалеко от родной земли, они свернули с общего курса. Догонять их было некому.

Так, к семнадцатому августа Армада уже не досчитывалась, как минимум, одной трети своих судов. А семнадцатого после того, как утренний туман рассеялся, герцогу доложили об отсутствии в радиусе видимости еще нескольких кораблей. Приказ о повешении тех, кто отстал от Армады, не отменялся, но разыскивать потерявшихся не стали так же, как и тех, кто сбежал.

— Нас остается все меньше, — заметил дон Алонсо, — скоро вообще вокруг никого не останется.

В самом деле, такая перспектива пугала. Привыкнув передвигаться огромной толпой, Армада неожиданно превратилась в сборище едва плетущихся, разбросанных по морю, разбитых кораблей. Одиночное плавание грозило каждому: держаться вместе не могла ни одна армада, что говорить про весь флот.

— Вы заметили? Похолодало, — отбивая дробь зубами, проговорил Антонио.

— Даже для Северного моря слишком холодно, — кивнул де Лейва, — после утреннего тумана теплее не стало. Люди на каракке мерзнут. Боюсь, до Испании большинство не дойдет.

В тот день все же пришла одна хорошая новость: удалось каким-то чудом захватить два шотландских судна. С них сняли лоцманов. В их задачу вменялось провести Армаду через Шотландию и Ирландию. Лоцманы в восторге от предложения не были, но и выбор им никто не предоставлял. Они остались на флагманском галеоне герцога.

— Смотри, удача нам улыбнулась, — сказал де Лейва, узнав новость, — шансов вернуться становится чуть больше.

Антонио сообщение не вдохновило. Безразличие и апатия окутали его сознание. Даже тело перестало реагировать на голод и холод. Ему хотелось лечь и умереть, безропотно, спокойно и безмятежно. Де Лейва заметил неладное. Он видел, что в подобном состоянии находятся многие: матросы и солдаты лежали, обессилев, на мокрой, промерзшей палубе, забывшись лихорадочным сном. Знатные доны оставались в каютах, не имея никакого желания выходить оттуда на свет Божий.

— Плохо, когда желание жить уходит из тебя, мой друг, — обратился де Лейва к Антонио, — когда смерть напевает тебе сладкие песни, от которых телу становится теплее.

— Дон Алонсо, так жить незачем, — Антонио всматривался вдаль невидящим взором, — всем понятно, мы не дойдем. Армада обречена.

— Ты проиграешь, только когда признаешь себя проигравшим. Не смей сдаваться! Пошли, — де Лейва повел Антонио вниз в каюты.

Оказалось, шли они не к дону Алонсо, а к Антонио.

— Доставай письмо Фредерико, — приказал де Лейва голосом, не терпящим возражений.

— Зачем? — удивился Антонио, немного встрепенувшись.

— Доставай. Будешь мне читать вслух.

Удивляться не было сил. Антонио вытащил из рундука несколько исписанных листков бумаги и протянул де Лейве.

— Вот они. Вам читать все подряд?

— Конечно. Идем ко мне. Моя каюта чуть теплее и соседей у меня не наблюдается.

— Один умер, — равнодушно сообщил Антонио и поднялся с кровати.

У дона Алонсо каюта располагалась поближе к верхней палубе, и в ней не было так сыро, как внизу, куда, видимо, проникала влага от постоянно попадавшей в трюмы воды. Да и солнце, если кое-как грело, то в первую очередь дарило тепло тем помещениям, что располагались выше.

Остаток дня прошел за чтением вслух и обсуждением прочитанного.

— Интересную жизнь вел твой дед! — восхитился де Лейва, дослушав до конца.

Антонио, чуть согревшийся и взбодрившийся, согласно закивал:

— Это ведь краткое изложение! Представьте, как было на самом деле! Что если бы он написал обо всех приключениях! — тут Антонио нахмурился. — А я провалил первое же дело, которое мне поручил король, отправив с Армадой воевать против англичан.

— Ты опять за свое, — де Лейва прекрасно понимал состояние молодого человека. Когда-то давно он тоже рвался в бой и считал жизнь прожитой зря, если не удавалось добиться желаемого. Антонио действительно не повезло. Предприятие, начинавшееся с таким размахом и обещавшее непременный успех, закончилось полным провалом. Разные бывают поражения, но это превзошло даже те, с которыми сталкивался опытный де Лейва.

— Слышите, — Антонио поднял указательный палец, — за стенами постоянно слышны завывания и стоны, ужасающий скрип, рыдания. Наша Святая Мария не довольна, она страдает, как человек.

— Конечно, она страдает. Корабль — это живая сущность, ты прав. Нельзя лишь поддаваться эмоциям и позволять разрушать им тебя изнутри. Жалость — не лучший помощник. Вспомни, как плачет женщина. Она взывает к тебе своими слезами. Ты должен сострадать, но не позволять слезам утопить тебя в горести и печали. Мужчина обязан взвалить на себя груз ответственности. Его разум остается холодным, а сердце горячим. Не иди на поводу у этих стонов. Сохраняй выдержку и мужество. Они тебе пригодятся не раз.

Ненадолго установилась тишина. Волны яростно набрасывались на корабль. Для Антонио постоянный шум воды стал привычным. Когда еще он услышит вместо этого шум травы, шорох листвы? Вместо соленого запаха почувствует запах цветов? Когда вместо истлевшей, грязной, влажной рубахи он наденет белоснежную, чистую, сухую?

Де Лейва прервал его размышления.

— Поднимемся на палубу? — предложил он.

Каких-то других занятий, кроме как спуститься-подняться на палубу, все равно не было.

— Пойдемте, — согласился Антонио, собрав бумаги со стола и запихнув их под камзол.

* * *

Небо рассыпалось звездами. В отличие от южного неба родной Испании такое небо на севере обещало холод. Но как было приятно увидеть сияющие звезды и луну! Не черное полотно из туч, а подмигивающие светящиеся фонарики. Полная луна уже не походила на надкусанный блин. Ее края выровнялись, приняв форму правильного круга. Море, видимо, застыдилось своего разнузданного поведения. Оно чуть успокоилось, угомонив волну. Цвет воды из черного превратился в темно-синий.

— Смотри, я же говорил тебе, все образуется, — промолвил дон Алонсо, — погода налаживается, улучшается видимость. Холод мы переживем. Зато сможем четко ориентироваться в море.

Де Лейва не догадывался, насколько был неправ. Господь Бог даровал им последний шанс полюбоваться на безоблачное, звездное небо на бесконечном пути к дому.

20 августа 1588 года Мадрид, дворец Эскориал

Целые дни он проводил в молитвах.

— Чем заслужили мы, Господи, немилость твою? — вопрошал Филипп, простаивая на коленях по нескольку часов.

Ответ не приходил. Безмолвие растекалось по богато украшенной часовне. Господь отказывался отвечать на вопросы короля. А ведь, бывало, раньше умиротворение приходило быстро. Нечто, не слова, не звуки, появлялось в пространстве и, закручиваясь диковинным вихрем, внедрялось в сознание Филиппа. Он давно перестал размышлять над тем, как Господь дает ему ответы. Вначале это его удивляло. Потом Филипп понял, чудо есть чудо. Не надо пытаться понять то, что пониманию не подвластно.

Но вот уже много дней подряд он ничего не чувствовал и не слышал. Ноги болели после долгого простаивания на коленях. Голова кружилась: в часовне, не имевшей окон, было невыносимо душно. Тем летом в Мадриде в отличие от берегов английских солнце пекло немилосердно. Филипп часами не ел и не пил. Его сухопарая, высокая фигура стала казаться еще более худой и вытянутой.

Ежедневно вести приходили — хуже некуда. Армада раскидана по морю. Корабли садятся на мель возле Фландрии. Англичане немилосердно грабят тех, кто отстает, забирая деньги, драгоценности. Они не брезгуют ничем: ни позолоченной посудой, ни нательными крестами.

— Пираты! Все они — пираты! Неотесанные мужланы — подданные Ее Величества. Награжденные титулами за разбой! — возмущался Филипп, читая послания, не в силах изменить ход событий.

Армада уходит на север. Последние сообщения от герцога: есть нечего, пить нечего, лошади сброшены в воду. Рабы, матросы и солдаты бегут, добираясь до голландского берега вплавь. Остальные мрут, как мухи. Их туда же — в воду. Те, что живы — больны и валяются в лихорадке на мокром сене, проклиная тот день, когда нанялись служить испанскому королю.

Пристать к берегу Армаде негде. В Шотландии их не торопятся встречать с флагами и криками приветствия. Кому они там нужны?

— Яков — очередной предатель веры, еретик. Сын, предавший собственную мать, — Филипп сметал в слепой ярости бумаги на пол.

Он бы хотел написать в Шотландию, просить принять корабли хоть на день, чтобы они взяли провиант, свежую воду и теплую одежду, починили совсем уж крупные повреждения у судов. Но коль Яков предал мать, получив подачки от Елизаветы и ее обычные заверения в любви, предаст Филиппа тем более. Тут же сообщит английской королеве о местонахождении Армады. Учитывая плачевное состояние, в котором она пребывает, захватить Армаду англичанам ничего не будет стоить.

Дальше — Ирландия. Мятежная страна, захваченная англичанами. Советники докладывали: туда соваться тоже опасно. Несмотря на сильное сопротивление со стороны католиков, которые могли бы помочь испанцам, слишком хорошо работают английские шпионы. О том, что где-то причалила Армада, быстро будет известно Елизавете. Дальше — известный сценарий. Еще более ослабевший флот захватят без единого выстрела. Но это лишь в случае, если корабли вообще сумеют причалить к берегу. Ирландское побережье — одна сплошная проблема для моряка, незнакомого с этой местностью. Скалы, рифы, мели, постоянные штормы. Схваченные возле Шотландии лоцманы здесь не помогут.

И что же? Филипп посмотрел на стол. Уставшие глаза отказывались читать дальше. Часть бумаг, упавших на пол, плавно перелетала с места на место, гонимая легким, теплым ветерком. Когда-то на столе лежали документы, содержавшие в себе грандиозные планы.

— Что пошло не так? — вопрошал Филипп. — Где мы совершили ошибку? Сваливать вину на погоду, на ветер глупо. Сам дьявол внес сумятицу в наши головы. Да, именно! Мы не достаточно молились. Мы мало посвятили времени служению Господу нашему.

Он изо всех сил затряс колокольчиком. Секретарь появился в дверях в ту же секунду.

— Ваше Величество, — он поклонился, не смея поднять взгляд.

— Приказываю, — отчеканил Филипп, — по всей стране, в Испании и в отдаленных землях, служить молебны каждый день, днем и ночью, не прерываясь. Непрестанно все должны молиться за скорое возвращение Армады домой.

Король с облегчением вздохнул. Дело сделано. Теперь он спокойно вновь удалится в часовню, чтобы продолжить исполнять собственный приказ.

— Прежде отвечу герцогу, — Филипп пододвинул чистый лист бумаги.

Письмо Алонсо-Перес де Гусман и Сотомайор герцогу Медина-Сидония от короля Испании Филиппа Второго

«С сожалением прочел ваше письмо. Желаю вам скорейшего выздоровления и благополучного возвращения в Испанию. Армада возвращается побежденной, но так было угодно Господу. Не в нашей воле изменить что-либо. Мы можем только молиться. Нашим указом мы повелеваем всем нашим подданным просить Бога помочь Армаде преодолеть остаток пути до дома. Приказ короля следует выполнять также и на кораблях. Распорядитесь соответствующим образом. В Шотландии останавливаться не следует…»

Оркнейские острова

Между Шотландией и островами идти было сложно. В живых осталось два лоцмана из четырех. Они находились на флагманском корабле. Те, кто мог, старались следовать за ним. Но не вся «стая» летела за вожаком. Отбившиеся, слабые выживали самостоятельно. Или не выживали…

Антонио с ужасом смотрел на заболевших. Особенно страшно выглядела цинга: кровоточащие десны, выпадающие зубы, сыпь по всему телу. Людей мучили безумные боли в ногах и руках. Антонио слыхал об этой болезни раньше. Рассказывали, распространена она была сильно на кораблях, ходивших на дальние расстояния. Кроме нормального питания, никакого лечения не придумали. А как раз его-то и недоставало на судах Армады.

— Осторожно, — предупредил де Лейва, увидев, как Антонио разглядывает заболевшего моряка, — не подходи к ним близко. Никто не знает, насколько заразна эта отвратительная болезнь.

Они отошли чуть подальше от так называемого лазарета — участка палубы, предназначенного для болевших. Там лежали все: и страдавшие от холода, и умиравшие от голода, и пораженные цингой, и отравившиеся пищей. Между ними сновали наглые крысы. Лечить людей было нечем и некому. Врачей на Армаду взяли изначально мало. Зато хватало священников. Они и творили свои молитвы над заболевшими.

— Де Вилар жив? — спросил Антонио, давненько не заходивший к дону Риккардо в каюту.

— Жив. Этому ничего не сделается, — де Лейва усмехнулся, — сидит на кровати, судари грызет. Требовал выдать ему вино и еду, которые он лично закупал для себя. Я сказал, сейчас приказом герцога личное стало общим и поделено на весь экипаж, на всех, кто находится на судне.

— Смотрите, берега! — показал рукой на горизонт Антонио.

Тут же послышался крик из «вороньего гнезда» — матрос, дежуривший на мачте, заметил берег по обе стороны от каракки. Капитан поспешил к де Лейве.

— Мы точно не будем причаливать? — спросил он. — Это последний шанс. Дальше — Ирландия. Я слышал, берег там скалистый. Сможем ли высадиться, не уверен. В таком состоянии до Испании мы не дотянем.

— Приказ герцога и самого короля, — покачал головой дон Алонсо, — в Шотландии к берегам не подходить. Идем мимо.

— Скоро даже сухарей не останется. Я уж не говорю про воду. Если не воспользуемся ситуацией, просто умрем все от голода и жажды, — возразил капитан.

Нарушить приказ герцога? Де Лейва размышлял недолго. Медина-Сидония шел впереди. Левантийская армада, точнее то, что от нее осталось, старалась держаться вместе и плелась далеко позади.

— Отправляйте шлюпку. Пусть попробуют закупить хоть что-то, — решил дон Алонсо, — кораблям причаливать действительно опасно. Католиков тут могут встретить как врагов.

Вскоре каракка уже стояла неподалеку от побережья. Шлюпку спустили на воду и отправили за провиантом. Волны чуть утихомирились. Ветер не мешал продвижению в сторону Шотландии. Оставалось ждать посыльных обратно. На палубе царило оживление. Даже тяжело больные поднимали головы, чтобы посмотреть на землю, маячившую неподалеку. Всем хотелось ощутить под ногами не вечно покачивающийся пол, а твердую поверхность.

Наступил вечер, а шлюпка не возвращалась.

— Иногда герцог бывает прав, — де Лейва устал смотреть вдаль. Он повернулся к Антонио, — католиков в Шотландии не ждут. По крайней мере в этой конкретной части страны. Не повезло.

— Могло быть иначе? — спросил Антонио.

— Не все тут поддерживают протестантов и короля Якова. Я рассчитывал на то, что тайные сторонники католицизма окажут помощь Армаде. Маленькая шлюпка — не большой корабль. Она не привлекает к себе внимания. Кто-то мог отважиться погрузить на нее немного сухарей и воды.

Когда стало совсем темно, с «Санта-Тринидад» подали знак: их шлюпка вернулась. Капитан отправил на «Санта-Марию» мешок сухарей и немного воды. Вернувшиеся матросы сказали, что о судьбе второй шлюпки ничего не знают. Они причалили в разных местах. Ветер отнес их довольно-таки далеко друг от друга. Шотландцы не были очень гостеприимны, но провиант продали, велев испанцам быстро возвращаться на корабль.

— Видимо, к нашей шлюпке они не проявили гостеприимства, — прокомментировал де Лейва.

— Будем ждать? — спросил капитан.

— Пойдем с утра, — решился де Лейва, — если шлюпка не вернется к утру, то смысла тут оставаться нет.

— Мы окончательно отстанем от флагмана, — встрял Антонио.

— Не страшно, — отозвался капитан, — толку от них все равно мало. Шотландцы знали путь до поворота в сторону Ирландии. После Гебридских островов идти придется на ощупь. Но раз одна шлюпка вернулась, то может вернуться и вторая. Лишним мешок сухарей не будет.

Антонио задрал голову. Тучки набегали на звезды, небо хмурилось. Капитан заметил его взгляд:

— Погода переменится. Ветер усиливается. Но нас должно относить как раз туда, куда нужно. Главное обогнуть Шотландию и взять направление на юг. Утром видимость улучшится, — капитану хотелось дать шлюпке шанс. Все это понимали и не спорили. В любом случае одна спокойная ночь никому не помешала бы. Корабли Левантийской армады стояли вместе, ожидая дальнейших приказов командующего.

— Больше шлюпок к берегу не направлять, — сказал де Лейва, — риск слишком велик. Стоим до рассвета. Как только рассветет, двигаемся дальше.

Шлюпка так и не вернулась. Бежали моряки, воспользовавшись случаем, или их убили, осталось неизвестным.

3 сентября 1588 года Гебридские острова

Несмотря на предсказания капитана, ветер не очень помогал двигаться в нужную сторону. Несколько дней ушли на борьбу с ветром и штормом. Холод не отпускал. Порции сухарей уменьшились. Испания чуть приблизилась, но не настолько, чтобы можно было хоть на минуту расслабиться. Держаться вместе даже одной армадой получалось все хуже. Каракка в какой-то момент осталась в одиночестве. О связи с остальными речи не шло: крохотные суденышки, использовавшиеся для связи, в бурлившем море были обречены.

— Сейчас начнется самое сложное, — сказал де Лейва, с трудом откашливаясь.

— Вы плохо себя чувствуете, — это был не вопрос, утверждение, — вы слишком много времени проводите на палубе, — заметил Антонио, сам постоянно торчавший на ветру.

— Все в порядке, — де Лейва не желал признаваться в том, что еле стоит на ногах, — о себе лучше подумай. Твое состояние меня не радует.

— Меня самого не радует мое состояние. Причем давно. Чуть не с самого первого дня нашего путешествия на «Санта-Марии». Так почему только сейчас начинается самое сложное? — уточнил Антонио. — Мы в аду. Здесь плохо везде.

— Мы приближаемся к Ирландии. Шотландские лоцманы нам не помогут, не только потому что они находятся на флагмане Медина-Сидонии, а флагман давно потерялся из виду. Помнишь, капитан сказал, они ирландских берегов не знают. Тут — сплошь скалы, спрятавшиеся под водой. Раньше мы на небо смотрели, теперь придется смотреть под воду, — дон Алонсо закашлялся.

Антонио посмотрел на него обеспокоенно. Неестественная бледность покрывала лицо де Лейвы. И без того вытянутое лицо сделалось еще уже. Щеки впали. Усы, всегда залихватски подкрученные вверх, свисали мокрыми, слипшимися, поседевшими волосками. Поблажек себе де Лейва не давал. Он ел так же мало, как все остальные. Из-за нехватки воды горло пересыхало, язык отказывался шевелиться. Антонио понимал, что вряд ли выглядит лучше. Но на собственную физиономию он старался не любоваться лишний раз, засунув зеркальце поглубже в рундук.

— Ты думаешь, я болен, — продолжил де Лейва, — я болен, но болит у меня душа. Сказать тебе честно, до сих пор не верю в поражение Армады. К чему все эти пушки, которые мы тащим о собой на каракке? Воевать нам не с кем и нечем. Они напоминают о былой славе, о мощи флота, который так ее и не доказал. Тридцать пять пушек на борту! У некоторых было по пятьдесят! Что толку от количества! Но когда мы выходили из Лиссабона, казалось, мы победим любого: громадные корабли, несчетное количество солдат…

Впервые дон Алонсо заговорил о поражении таким тоном. Его голос дрожал, глаза печально смотрели куда-то вдаль мимо Антонио. Накрапывающий дождик усиливался.

— Пойдемте в каюту, — предложил Антонио, — не стоит вам стоять под дождем.

— В каюте сыро. Не знаешь, что лучше. Капитан советует в трюмы не заглядывать. С поступающей водой не успевают справляться. Кругом бегают крысы. Раньше я слышал рассказы про то, как они неожиданно появляются на корабле. Вот они, тут как тут. Прятались до поры до времени. Сейчас самая пора выйти из укрытий.

Антонио поежился. Про то, что происходило внизу, он старался лишний раз не задумываться. Де Лейва напомнил ему о запретной теме. Капли дождя начали стекать по спине. Серое небо нависло так низко, что казалось, оно вот-вот сольется с морем, поглотив корабль со всеми оставшимися на нем людьми. Противный, липкий ужас прокрался в душу.

«Помолиться, одно осталось», — подумал Антонио, сжимая крест и медальон. Всякий раз, когда он дотрагивался до них, ему вспоминались родные и прекрасная Розалина. Воспоминания размывались, принимая причудливые формы. Порой, он не был уверен, а не привиделись ли они ему во сне. Разве существовала та, другая жизнь когда-то?

«Так шел я по морю, обреченный находиться среди воды и шума волн. Никогда не ступить на твердую землю — мое проклятие, которое я не знаю, как снять. Чем готов я пожертвовать ради того, чтобы оказаться на берегу? От чего мне следует отказаться? Какую цену заплатить?»

— Ты задумался, — тихо произнес де Лейва, — прости, своими словами я заставил тебя грустить. Я был неправ. Вверим себя в руки Господа. Смиримся с нашей участью. Она такова, какую мы заслужили, не иначе. Больше испытаний, чем мы сможем преодолеть, нам не пошлют.

Они побрели к ступенькам, что вели в каюты, с трудом удерживая равновесие. Качка не уменьшалась. Волны со всего размаху набрасывались на корабль, будто старались сожрать его с потрохами. Вода растекалась по палубе. Ее было ужасающе много — хватило бы напиться всем. Да только один ее недостаток продолжал раздражать тех, кто влачил свое существование на каракке. Вода была неимоверно соленой. Невозможно соленой. Соленой до одури, до головокруженья. Порой Антонио замечал, как кто-нибудь зачерпывал ладонью воду и подносил ее ко рту в отчаянной надежде сделать глоток и не почувствовать соль на губах…

Лондон

Елизавета прогуливалась по парку вместе с Робертом. Она любила долгие пешие прогулки. Ее друг, несмотря на усталость, старался идти рядом, поддерживая беседу.

— Стоит устроить праздник в честь победы над Испанией, — рассуждала Елизавета, — на это не жаль потратить денег. Люди должны видеть, насколько велик подвиг, который совершили солдаты, защищавшие Англию.

— Бэт, ты права, — кивнул Дадли, — когда ты хочешь отпраздновать победу?

— Говорят, испанские корабли где-то возле Ирландии. Скоро остатки Армады дойдут до родины. Можем подождать их возвращения, чтобы победа была полной. С другой стороны, ждать слишком долго не следовало бы. Нам нужно показать свою благодарность народу.

— Давай подождем пару недель, — предложил граф, — не высадились бы испанцы в Ирландии. Там много католиков, которые могли бы их поддержать.

— В Шотландии причаливать не решились. В Ирландии? Ну что ж. Там есть кому вовремя доложить нам об их прибытии, есть кому оказать сопротивление. В крайнем случае отправим туда подмогу. Но ты прав. Подождать немного имеет смысл. Кстати, как ты себя чувствуешь?

— Хорошо. Не беспокойся за меня, — Дадли улыбнулся, но Елизавета заметила, что улыбка получилась у него вымученной.

— Поезжай отдохнуть. Это приказ. Возвращайся к празднику. Две недели как-нибудь постараюсь без тебя обойтись, — королева снова внимательно посмотрела на своего друга, — поезжай обязательно. Обещай мне, что не ослушаешься.

— Не посмею! — улыбка на лице Роберта стала более искренней. Он в самом деле был рад услышать слова Елизаветы. — Пожалуй, поеду на воды в Бат. Прекрасное место. Две недели — срок вполне достаточный для того, чтобы окончательно прийти в себя. Ты точно не будешь скучать?

«Конечно, буду», — хотелось сказать вслух Елизавете. Когда Дадли находился рядом, ей порой казалось, она спокойно может прожить и без него. Но вот когда он отсутствовал, ее тут же охватывала грусть. Настроение портилось. Другие фавориты полностью никогда не могли заменить графа.

— Точно, — уверенно произнесла она.

— Тогда сегодняшний вечер мы проведем вместе, а завтра поутру я выеду из Лондона.

Вернувшись во дворец, Елизавета приказала подавать ужин на двоих в своей комнате. Она не любила больших, парадных залов. А уж с Робертом и подавно предпочитала ужинать наедине в уютной, романтической обстановке.

На этот раз Елизавета готовилась к встрече особенно тщательно. Она перебрала несколько платьев, никак не решаясь выбрать какое-то определенное. Фрейлины бегали из одного помещения в другое, таская тяжелые наряды и раскладывая их перед королевой. Наконец, выбор был сделан в пользу платья из атласа лимонного цвета. На нем были вышиты красные розы с изящными зелеными листочками. Юбка подчеркивала тонкий стан Елизаветы: несмотря на возраст, ее фигуре могла бы позавидовать любая девушка.

С лицом и волосами справиться тоже было непросто, но по другой причине. Своих волос на голове у королевы осталось маловато, и она надевала парики, коих хранилось у нее великое множество. Елизавета встала перед большим зеркалом, в которое она могла разглядеть себя в полный рост, покрутилась немного, взметая над полом широкие юбки, и начала примерять рыжие парики. Сегодня ей хотелось выглядеть великолепно. Собственные кудри, конечно, смотрелись бы лучше, но выбора не оставалось. Королева пристально разглядывала собственное отражение, прилаживая искусственные волосы и так и эдак.

Последний штрих — пудра. Толстый слой лег на лицо, испорченное оспой, которой Елизавета переболела много лет назад. Заодно под пудрой исчезли и веснушки. Они преследовали Елизавету с детских лет, проявляясь на бледной, тонкой коже с завидным постоянством. Вывести ей их не удалось, приходилось запудривать.

Образ был закончен. Румяные щеки были не в моде, поэтому неестественная бледность почиталась за достоинство, а не недостаток. Елизавета покрутилась еще чуть-чуть у зеркала. К облегчению фрейлин в итоге она осталась довольна своим внешним видом.

Слуга доложил, что граф Лейстер прибыл и ожидает в гостиной. Королева величественно выплыла из комнаты. Чувствовала она себя будто на первом свидании: сердце стучало быстрее обыкновенного, голова чуть кружилась от волнения, глаза блестели, а на щеках проступил совершенно ненужный румянец.

— О, Ваше Величество, вы прекрасно выглядите! — Роберт при ее появлении вскочил со стула и поклонился. — Я уже не уверен, что завтра от вас уеду.

Опять ей что-то не понравилось в его лице. Расстраиваться не хотелось, и Елизавета решила отбросить тревожные мысли. Завтра, несмотря ни на какие его заверения, Роберт уедет в Ват, отдохнет, соберется с силами и вернется обратно к ней. У Елизаветы будет двойной праздник: возвращение Дадли и победа над Армадой. Она велит сшить наряд специально по такому поводу. Ну и закажет новый парик. Старые надо все повыбрасывать. Пусть сделают несколько новых. Да, именно так, несколько…

4 сентября 1588 года Лондон

Что-то с утра поселилось в душе и не отпускало. Тревога. Сосредоточиться на подготовке к празднованию победы над испанцами не получалось. Мысли разбегались, перескакивая с предмета на предмет, как порхающие бабочки. Но бабочки все же садились на цветки на какое-то время, а сегодняшние мысли присаживаться отказывались. Елизавета сдалась. У нее было два основных приема, которые помогали справиться с подобной ситуацией. Она либо переводила с латыни и греческого сложнейшие тексты, либо шла на длительные прогулки по парку. Так как погода больше располагала к прогулке, Елизавета начала с нее.

Парк все еще утопал в зелени. Осень не успела вступить в свои права, притаившись и выжидая. Солнце грело землю, чтобы она успела насладиться последним теплом, струившимся с неба. Те цветы, которые распускались в конце лета и в начале осени, радовали глаз. Парк находился в идеальном состоянии — садовники работали, не покладая рук.

Елизавета вспомнила, что буквально через три дня у нее день рождения. Она остановилась посреди аллеи и задумалась. День рождения был для королевы странным праздником. С одной стороны, она, конечно, благодарила Бога за подаренную ей жизнь. Чудо появления на свет Елизавета не анализировала и не рассматривала как нечто рациональное. Чудо есть чудо. Кто бы сейчас любовался природой, вдыхал ароматы цветов? Ну, кто-то бы любовался и вдыхал. Но не она. Кто-то другой.

— То есть вот это все не принадлежало бы мне, — заключила Елизавета. Привычку философствовать она, видимо, приобрела еще в детстве, начитавшись трактатов древних мудрецов, — получается, любой человек с рождением получает в подарок возможность ощущать то, чего в ином случае был бы лишен. Иной случай — это что? — Елизавета задумалась. — Смерть? Нет, человек умирает после того, как родился. Если он вовсе не родился, существовал ли он в другом мире, в другом виде?

Королева присела на скамейку, скорее походившую на небольшой диванчик. Чуть поодаль стоял слуга, готовый броситься к ней по первому же взмаху руки.

— Наверное, существовал, — продолжила рассуждать Елизавета сама с собой, — я бы не родилась, но, например, висела бы звездочкой на небе. Скорее всего, с такой высоты многое видно. А все же не так, как снизу.

Тут Елизавета вспомнила про «во-вторых». Рождение осталось для нее связанным с целым рядом трагедий. Отец хотел мальчика. Ощущение, что тебя не ждали, не из приятных. После казнь матери и смерть остальных жен Генриха. Смерть самого отца, смерть брата и сестры. Елизавета вздохнула. В голову вновь полезли грустные мысли. День никак не желал превращаться в праздник. Настроение не улучшалось.

Королева отправилась в обратный путь. Когда она проходила мимо, слуга поклонился, а затем двинулся вслед за своей госпожой.

— Скоро обед, — пробормотала Елизавета, — полдня прожито, а толку никакого, — она сердилась на себя. Справиться с хандрой не удавалось.

«После обеда сяду переводить», — подумала королева и пожалела, что Роберт уехал. Он бы развлек ее беседой. Общество Дадли ей никогда не надоедало настолько, чтобы искренне радоваться его отъезду.

* * *

За обеденным столом она сидела одна. Только слуги сновали с тарелками, меняя одно блюдо на другое. Несмотря на их аппетитный вид и вкусный запах, аппетит не приходил. Елизавета лениво ковыряла в мясе, в пудинге, отпивала вина, не чувствуя его вкуса. Посреди стола стояла картошка. Елизавета хмыкнула: интересное растение привез Дрейк из своего похода в какую-то дальнюю, невиданную страну. Вспомнив про сэра Френсиса, королева улыбнулась. Ей нравился отважный пират, он же вице-адмирал английского флота. Подобные люди всегда были у нее в почете.

После обеда Елизавете доложили о приходе графа Сесила. Она его не вызывала. Значит, случилось что-то важное.

— Пусть войдет, — позволила Елизавета.

«Вот и нашлись дела, которые меня отвлекут», — подумала она не без облегчения.

Граф Сесил входил в комнату с тяжелым сердцем. Возложенная на него миссия была не из приятных. Он посмотрел на королеву и вздохнул, собирая волю в кулак:

— Ваше Величество, печальные новости.

«Отвлекли, ничего не скажешь», — Елизавета нахмурилась.

— Говорите, — сказала она вслух.

— По дороге в Бат умер граф Лейстер.

Ей показалось, что наступила темнота. Все померкло перед глазами, исчезли звуки, улетучились запахи. Лишь что-то звенело в ушах противным таким звоном бесчисленных колокольчиков.

— Не может быть, — язык плохо ее слушался, — он просто устал. Он ничем не болел. Он просто устал. Вы что-то перепутали.

Сесилу захотелось отвернуться, чтобы не видеть лицо королевы. Все знали о давней привязанности Елизаветы к Роберту Дадли, которую она испытывала к нему с детства. Свое горе королева не скрывала. Страдание отразилось в ее взгляде, в том, как она сжала бескровные губы. Рука лихорадочно что-то нащупывала на столе. Наконец найдя Библию, Елизавета стащила ее к себе на колени и вцепилась в книгу побелевшими от напряжения пальцами…

11 сентября 1588 года Лондон

Елизавета оставалась в спальне неделю. О дне рождения она и не вспомнила. Иногда в дверь ее комнаты стучали, но королева никого не желала видеть. Она лежала на кровати, иногда подходила к столу, чтобы заглянуть в шкатулку и посмотреть на подарки Роберта, а также прочесть его последнее к ней письмо. Силы потихоньку оставляли Елизавету, но ее это не пугало. Смерть даст возможность быть вместе с Робертом. Остальное значения не имело.

Значения не имел мир за окном, где день, как обычно, сменялся ночью. Для Елизаветы наступила сплошная тьма, в которой не видно было ни единого просвета. Жизнь вытекала из нее по капле, прошлое вставало перед глазами и заставляло их наполняться слезами. В ней снова проснулась маленькая девочка, постоянно терявшая близких людей и оттого чувствовавшая себя такой одинокой.

Когда силы почти совсем оставили Елизавету, под напором непонятной, таинственной силы дверь в спальню распахнулась. Свет ослепил королеву. Через мгновения стало ясно, что тайной силой были слуги, под руководством графа Сесила взломавшие замок.

— Извините, Ваше Величество, — Сесил низко опустил голову.

— Вы все сделали верно, граф. Позовите фрейлин. Мне следует одеться. И побыстрее. Англия и так долго оставалась без королевы.

Мир никогда не будет таким, как прежде. Но она ведь поклялась когда-то: ни один мужчина не посмеет разрушить ее жизнь. Даже если он умер…

18 сентября 1588 года Неподалеку от берегов Ирландии

Корабль продолжал идти медленно. Море бурлило, изрыгая пену из своих глубин.

— Вам не кажется, что море ругается? — спросил Антонио де Лейву. — Бранится, сердится. Не хочет нас пускать вперед?

— Зачем вы здесь? Так оно спрашивает? — слегка улыбнулся дон Алонсо. — Отчасти море право. Здесь мы в его власти. Если посмотреть на нас с неба, представь, какими крошечными мы оттуда видимся. А море и с неба огромно. Мы сражаемся сейчас не с морем — с собой. С морем бесполезно. Выиграем битву с собственной слабостью, безволием — есть шанс вернуться. Проиграем самим себе — останемся на дне.

Частенько Антонио поражала мудрость дона Алонсо. Он-то сражение с собой выиграл давно. Он был на каракке единственным человеком, вселявшим в других уверенность и оптимизм.

— Как капитан угадывает, куда направлять корабль? Он говорил, возле Ирландии много подводных скал, — поинтересовался Антонио.

— Матросы вглядываются в воду. Разглядеть тут, правда, хоть что-нибудь задачка не из легких. Причалить пока некуда. В любом случае это опасно: берег тоже скалистый, и ирландцы нас могут встретить враждебно. Англичане имеют большую власть над ними. В письме короля говорилось о том, что ни в Шотландии, ни в Ирландии приставать к берегу не следует. Мы сделаем это в крайнем случае.

Налетевшая волна облила собеседников с ног до головы. Каракку зашатало: шторм усиливался. Снова пошел холодный дождь. Ветер начал завывать сильнее, норовя свалить людей с ног. К Антонио и дону Алонсо быстрым шагом опытного моряка направлялся капитан.

— В трюмах воды полно! — крикнул он, пытаясь перекричать ветер. — Откачивать не успеваем. Оставшиеся сухари мокрые. Есть их невозможно — слишком соленые, а воды почти нет совсем.

— У нас выход один, — прокричал дон Алонсо, — идти дальше.

— Я считаю, нужно причалить на севере Ирландии. До Испании в таком состоянии мы не дойдем. Следует залатать дыры, закупить сухарей и воды. К тому же находиться в море во время сильнейшего шторма опасно. Дно нам не знакомо, идем на ощупь.

Де Лейва задумался. Видимо, тот самый крайний случай настал. Он и сам понимал, что Ирландия — это последнее прибежище на пути домой, последний шанс выжить.

— Вы знаете, где бросить якорь? — спросил он капитана.

— Не уверен. Когда увидим берег, будем двигаться вдоль него. Постараемся найти безопасное место. Как нас встретят, неизвестно. Говорят, в некоторых местах в Ирландии власть англичан не так уж сильна.

— Действуйте, — кивнул дон Алонсо. Больше все равно советоваться было не с кем. Командующий Левантийской армадой умер несколько дней назад. Его тело покоилось теперь где-то возле Гебридских островов.

— Ни одного корабля не видно, — сказал Антонио, вглядываясь в горизонт.

— Надеюсь, некоторые ушли вперед, — ответил капитан, — часть судов мы точно потеряли навсегда. Кто-то, наверное, отстал. Связь с флагманом давно потеряна.

— Нам лучше спуститься в каюту, — предложил де Лейва, — иначе, нас отсюда скоро смоет в море.

— Я остаюсь здесь, — заявил капитан, — мое место рядом с моряками, — он зашагал прочь.

Неожиданно молния разрезала темное небо сверкающим зигзагом. Раскатистым басом загремел гром. Ругалось не только море. Все точно соревновались в том, кто громче и страшнее, кто сильнее умеет пугать. Тучи тоже не желали отставать: они чернели на глазах, собирались вместе большим стадом, позволяя только молнии иногда рассекать их сомкнутые ряды.

В каюте царил полумрак. Свечи экономили. Антонио поменял мокрую одежду на влажную и отправился к дону Алонсо. Одному оставаться не хотелось…

* * *

Из тумана выплыл корабль. Он был похож на галлюцинацию, создаваемую воспаленным сознанием. Все мачты на нем были целы, паруса натягивались, поддаваясь попутному ветру, гордая фигура на носу приветливо, махала рукой. Виделись люди: в добротных, чистых рубахах и штанах, загоревшие, с мужественными лицами и глазами, что излучали тепло. Корабль не боролся с волной. Он легко на ней подпрыгивал, как собака, играющая с ребенком. Разноцветные флаги красиво смотрелись на фоне голубого неба, а прочное дерево, из которого сделали судно, отражалось в лазурной волне…

Брызги дождя и брызги волн смешались, превратившись в адское зелье колдуньи. Антонио провел по лицу ладонью и ощутил на губах знакомый, отвратительный вкус соли. Он похлопал ресницами, помотал головой, стряхивая оцепенение. Никакого голубого неба и в помине, лазурь превратилась в темно-синюю, жуткую кашу с белым налетом пены. Корабль тем не менее приближался. На нем действительно стояли люди, и они в самом деле махали руками. Стало возможно разглядеть название: «Сан-Хуан». Антонио вспомнил здоровый галеон из Португальской армады, вызывавший восторг у всех, кто его видел в порту Лиссабона.

Сейчас галеон превратился в плавучий заброшенный склеп. Повисшие, рваные паруса и сломанные мачты склонились в безмолвной молитве. Деревянная фигура, как измученный раб, повисший на цепях, болталась, не имея возможности принять прежний горделивый вид. Люди, собравшиеся на палубе, мало чем отличались от тех, которые находились на «Санта-Марии». Бледные, с впавшими, воспаленными глазами в тряпье, когда-то считавшемся одеждой.

Антонио побежал в каюту к де Лейве.

— «Сан-Хуан»! — крикнул он, входя в помещение. — Может, у них есть известия от герцога. Может, они расскажут, что сталось с Армадой!

Они поднялись на палубу. Шторм чуть утих, и галеон подошел к «Санта-Марии» совсем близко. Матросы крюками подтянули его к борту. Навстречу вышел капитан «Сан-Хуана». Он перешел на каракку поприветствовать де Лейву, капитана и оставшуюся в живых горстку вельмож.

— Рад бы встретить вас как-то иначе, — начал дон Алонсо, — но обстоятельства превыше моего желания принять вас подобающим образом.

— Что вы, дон Алонсо, это я должен был бы встречать вас со всеми почестями, — возразил капитан, — лучше расскажите, что с вашей армадой.

— Мы хотели прежде услышать ваш рассказ. Впрочем, не имеет значения, — махнул рукой де Лейва, — Левантийскую армаду окончательно разметало во время шторма возле Гебридских островов. Судьба многих кораблей нам не ведома. Но, к сожалению, некоторые гибли на наших глазах. Что касается участи остальных армад, то вы должны знать о ней лучше. Мы отстали возле Оркнейских островов. Армада ушла вперед.

Капитан «Сан-Хуана» вздохнул:

— Какое-то время мы тоже держались вместе. Пожалуй, чуть дольше, чем вы. Приказ герцога, по которому повешение ожидало каждого отбившегося от общего строя, не отменялся. Многие шли за флагманом, выбиваясь из сил. Возле Шотландии Медина-Сидония ведь успел казнить одного из капитанов, посмевшего причалить к берегу, чтобы купить провиант и починить сломавшийся руль. Капитан догнал флагман, но он ослушался двух приказов сразу: не отставать и не причаливать к берегам Шотландии.

Левантийцы переглянулись, но сообщать о собственном непослушании на всякий случай не стали. Капитан их взглядов не заметил и продолжил говорить:

— После того как мы обогнули Шотландию и направились к Ирландии, начались неприятности. Затонуло несколько кораблей, нарвавшись на скалы. Они тут коварные: прячутся под водой, не разглядеть заранее. В последний момент матросы кричат: «Скалы!», а уж поздно. Флагман вроде прошел вдоль ирландских берегов, но я не уверен.

— Как же вы здесь очутились? — спросил капитан «Санта-Марии». — Зачем повернули обратно?

— Когда я увидел, как впереди тонут корабли, велел идти другим курсом, чтобы попытаться обойти

Ирландию с противоположной стороны. Лоцманов, знающих это море, нет. Я просто решил, хуже уже некуда. Почему не попробовать? Но начался страшный шторм, и нас относило и относило от заданного направления. Потом мы заметили вашу каракку и намеренно пошли навстречу. Мы надеялись хоть что-то услышать о судьбе наших товарищей.

В тот день капитаны обоих судов вместе с де Лейва решили обходить Ирландию правее. Крюк им показался небольшим. Воспользовавшись переменой ветра, корабли встали на заданный курс. Состояние их было удручающим. Но всем сесть на один корабль, бросив второй, не представлялось возможным: слишком много народу находилось и на галеоне, и на каракке. Волны относили суда друг от друга, но пока они оставались в зоне видимости.

Антонио чуть приободрился. Все-таки в компании переносить тяготы проще, чем в полном одиночестве. Зародилась надежда, что кто-то из шедших впереди смог преодолеть подводные скалы близ Ирландии. Значит, возможность пройти опасный участок существовала.

Ирландия, городок Лавафелт

Сначала по городу поползли слухи: Армада движется по направлению к Ирландии. В первый момент эта новость вызвала всплеск энтузиазма. Ирландцы подумали, к ним идет сам мессия. Спасение рядом! Армада войдет в порты, разгромит англичан, и католики дружно отпразднуют победу. Затем пошли разговоры о том, что испанский флот находится в плачевном состоянии. Ни о каком спасении речи не идет. Напротив, помощь явно требуется самим испанцам, а это чревато неприятными последствиями. Английские шпионы держали ухо востро. Назначенные Елизаветой наместники готовы были доложить о любом испанце, ступившем на ирландскую землю. Тем, кто осмелится оказать помощь врагам Англии, грозили страшные наказания вплоть до казни.

Умирать никому не хотелось. Поэтому экипажам кораблей, которые шторм прибивал к берегу, в лучшем случае не позволяли высаживаться. В худшем — людей убивали, а с судов уносили все ценное. Шлюпки, посылаемые за помощью, отправляли прочь. Тех, кто добирался с кораблей до берега вплавь, сдавали англичанам, назначенным следить за порядком на бунтующем острове.

Эйлин жалела несчастных испанских мореплавателей. Ее дом стоял на утесе, нависавшим над бурлившим морем. В течение нескольких дней она видела, как корабли разбивались о скалы. Казалось даже, она слышит крики людей. Мурашки пробегали по коже от такого зрелища. Девушке хотелось помочь терпящим бедствие, но она не решалась. Что она может сделать, если куда более знатные и влиятельные люди не смели дать им приют.

Соседи рассказывали в замке, расположенном неподалеку, хозяин разместил целый экипаж потерпевшего крушение корабля. Он скрывал их у себя недолго: англичанам доложили о случившемся. Английские солдаты ворвались в замок и убили всех испанцев до одного без всякого суда.

На корабли отправлялись охотники за наживой. Смельчаки исследовали затонувшие суда, стараясь успеть забрать оттуда драгоценности до того, как это сделают англичане.

— Представляешь, говорят, кораблей у испанцев больше ста! — любившая посплетничать соседка делилась добытой на рынке информацией. — Они все разбиваются вдоль наших берегов! Уже штук шестьдесят разбилось! Тебе видно должно быть хорошо с утеса. Наш дом пониже стоит и подальше от моря. Ничего не разглядишь.

— Кого-нибудь спасают? — спросила Эйлин, заранее зная ответ.

— Куда там! — махнула рукой женщина. — Никому не нужны неприятности. Хотя в основном тела на берег море выбрасывает мертвые. А те, что живы! — она помотала головой. — Ты видела? Они в ужасном состоянии.

— Нет, я испанцев не видела, — призналась девушка, — вниз к берегу давно не спускалась.

— Их принять за нормальных людей трудно. Скорее они похожи на приведения, — начала описывать соседка, обрадовавшись благодарному слушателю, — тощие, бледные, в оборванной одежде, свисающей лохмотьями. Глаза горят безумным огнем. Все они больны. У многих цинга. А, знаешь, она ведь заразная! Зачем нам сдались эти больные испанцы? Чтобы заболеть из-за них или попасть в тюрьму?

Когда соседка ушла, Эйлин снова вышла посмотреть на море. Возле одной из скал торчал нос корабля. Большая его часть ушла под воду. Эйлин прошептала молитву за упокой души погибших матросов и поплотнее запахнула теплый платок из овечьей шерсти: дул сильный ветер.

— Будет опять штормить, — сказала она, — если кораблей в самом деле много, то этот несчастный — не последний разбившийся о наши скалы.

Девушка знала, что говорила. Она жила на утесе двадцать пять лет, и трагедии разворачивались на ее глазах по нескольку раз в год. Побережье возле Ирландии везде было опасным для кораблей, но бухта рядом с городком Лавафелт отличалась особенно коварными водами. Зайти в нее могли только опытные мореплаватели, знавшие Лавафелт, как свои пять пальцев. Чужаков бросало волнами на скалы. Выживали единицы. Конечно, если море успокаивалось и переставало сильно штормить, шансов пройти сложные участки становилось куда больше. Но штормило возле Лавафелта практически постоянно.

Вот и сейчас небо, только утром бывшее голубым и безоблачным, хмурилось. Ветер нагнал тучи, которые грозили разразиться дождем. Где-то вдали над морем уже сверкали молнии. Волны обрушивались на каменистый берег, переворачивая не только мелкую гальку, но и крупные камни.

Эйлин поспешила вернуться в теплый дом. Родители ее давно умерли. А жених два года назад ушел в море и не вернулся. Эйлин ждала его, но сердце подсказывало, он не возвратится. Она привыкла к одиночеству и тишине, которую нарушали лишь завывание ветра, шум волн, да уютное урчание кота, пристраивавшегося к Эйлин на колени.

— Бедные, бедные испанцы, — обратилась девушка к пушистому другу, — интересно, что за страна Испания? Название красивое, — она прикрыла глаза, попытавшись представить себе что-то отличное от Лавафелта. Эйлин нигде не бывала, кроме родного городка, поэтому в голове всплывали лишь картинки из тех немногих книг, что имелись в доме. Но Эйлин была уверена: так настойчиво загадочные испанцы могли идти только в райские кущи. В раю обычно росли деревья с большими зелеными листьями, цвели яркие цветы, а люди ходили в длинных, белых одеждах. Видимо, в Испании было тепло, очень зелено и в отличие от Ирландии безветренно…

Залив Блэксод

«Сан-Хуан» исчез из виду.

— Скорее всего, обогнул остров. Поэтому мы его не видим, — высказал свое мнение капитан, — когда нам удастся сделать то же самое, мы должны снова заметить галеон.

— А какие у нас перспективы? — спросил дон Алонсо. — Пока нас уносит в сторону.

— Да, волны несут нас прочь от берега. Но, может, это и к лучшему. Если бы несло на берег, мы бы разбились о скалы. Главное, с курса мы не сбиваемся. У нас просто займет больше времени поворот на юг.

Антонио подумал о «Сан-Хуане». Его терзали мрачные предчувствия. Раз корабль так быстро пропал, не говорит ли это о том, что он разбился?

— Шторм очень сильный, — крикнул де Лейва, перекрывая грохот волн и завывание ветра, — не стоит ли нам где-нибудь бросить якорь и переждать непогоду? Слишком опасно продолжать двигаться вперед. Впереди ничего не видно, а слева виднеется залив, прикрываемый высоким берегом с двух сторон.

— Ирландцы? — спросил Антонио.

— Мы не будем причаливать к берегу. Встанем поодаль, только чтоб укрыться от ветра. Буря чуть утихнет, пойдем дальше.

Капитан задумался.

— Попробовать войти в залив можно, — наконец сказал он, — беспокоят меня лишь подводные скалы, которыми по слухам здесь испещрено все дно.

— Боюсь, другого выхода нет! Смотрите, что творится: у нас последний шанс войти в залив. Иначе, каракку отнесет в открытое море, севернее. И неизвестно, получится ли на нашем текущем судне в принципе вернуться на заданный курс.

Заливало «Санта-Марию» вовсю. Несмотря на голод, жажду и общую слабость, матросы бегали по кораблю, выполняя отрывистые приказы капитана. Он и сам видел, что оставаться посреди бушующего моря опасно. Огромную, тяжелую каракку крутило и вертело волной, словно она была перышком.

Как только ветер переменился, на корабле спустили паруса, и волны погнали его к берегу.

— Успеем войти в залив? — де Лейва с надеждой смотрел на приближающийся берег.

— Идем очень быстро, — посетовал капитан, — надеюсь, мы не напоремся на скалы. Увидеть их заранее практически невозможно. Если и заметим, то в последний момент, когда будет уже поздно.

Тем не менее моряки изо всех сил вглядывались в даль, пытаясь вовремя разглядеть опасность.

— Странно устроен человек, — пробормотал Антонио, — еле жив, а жить хочет. Силы физические из него вытекают, но дух не сдается и требует продолжения существования для тела.

Де Лейва бормотание друга расслышал, несмотря на оглушающий рев волн и раскаты грома:

— Грешно желать самому себе смерти. Поэтому так велел Господь человеку — борись до конца. Опустить руки всегда успеется. Смотри, мы преодолели половину пути домой. Или даже чуть больше половины. Остался самый сложный отрезок пути. Мы обязаны продержаться. Нет непреодолимых испытаний. Есть лишь испытания, которые человек не хочет преодолевать.

Будто небеса услышали слова дона и решили продолжить проверку на выносливость и жизнелюбие. Корабль дернуло, что есть мочи. Люди попадали на палубу, некоторые упали в воду. Судно накренилось, и те, кто лежал на палубе, с трудом могли удерживаться от падения в море.

— Мель! — закричал один из вглядывающихся в дно матросов.

И без его крика стало понятно, что случилось. Гонимая ветром и волной «Санта-Мария» вошла в залив и тут же со всего размаху напоролась на мель. Антонио барахтался в холодной воде, выискивая взглядом де Лейву. Но народу было в воде столько, что различить кого-то оказалось сложно. Вокруг раздавались крики захлебывающихся людей: не все находившиеся на кораблях умели плавать. Опытные моряки пытались тащить товарищей к берегу. Антонио вытягивал шею, отчаянно пытаясь разыскать дона Алонсо.

Корабль все сильнее кренился на бок. Нос почти совсем скрылся под водой. Те, кто еще оставался на судне, прыгали в воду. Антонио поплыл к берегу: от холода сводило ноги, из-за слабости кружилась голова, а перед глазами плыли разноцветные круги.

Упав на землю, Антонио постарался сесть и сфокусироваться на лицах вокруг.

— Слава Богу! — вскричал он, наконец-то увидев де Лейву. Тот тащил за собой дона Риккардо. — Зачем вы спасли этого негодяя? Самое ему место на дне.

— Я хочу все-таки довести его до Испании. Сведения, которыми он обладает, — бесценны, — отдышавшись, пояснил де Лейва. Он упал рядом с Антонио, — садитесь, дон Риккардо, — обратился он к де Вилару, — берегите силы.

— Спасибо, — огрызнулся де Вилар, — лучше б руки мне развязали.

— Это мы уж сами решим, развязывать вас или нет, — ответил дон Алонсо, — и вообще помолчите. Не до вас.

К ним приближался капитан. Через разорванную штанину на левой ноге у него проступала кровь.

— Вас ранило? — де Лейва попытался встать, но силы оставили его и он снова упал на песок.

— Ничего страшного, — капитан поморщился, — даже не заметил, что меня зацепило. Главное, почти все живы. Нам повезло оказаться недалеко от берега. Я должен извиниться — моя вина. Море казалось глубоким. Мель обычно можно разглядеть: вода меняет свой цвет. А тут — словно над нами решили подшутить.

— Садитесь рядом, — предложил дон Алонсо, — посоветуемся, что делать дальше.

Антонио покрутил головой. Вокруг голый берег, ни домика, ни человека, ни животного…

19 сентября 1588 года Залив Блэксод

Жилье кое-какое нашлось. Развалины заброшенной крепости, расположенной неподалеку от моря, дали приют близким к отчаянию людям. Де Лейва отправил несколько человек на поиски ближайшей деревни. С каракки ныряльщики вытащили все деньги и ценности, которые смогли. Но ни еды, ни питья у выживших не осталось. В деревне надо было умудриться купить хоть какое-то пропитание на пятьсот человек. Задачка трудновыполнимая. Тем более, учитывая настроение ирландцев, в принципе не склонных помогать поверженным испанцам.

Как двигаться дальше, не имея корабля, никто не понимал. Короткое совещание на берегу не дало никаких результатов, и вечером де Лейва вновь созвал своих приближенных. На сей раз они собрались в небольшом помещении, которое в отличие от многих других имело потолок и подобие камина. Камин удалось растопить. Возле огня сушилась обувь и одежда — ну или по крайней мере то, что от них осталось.

— Отправленные за едой солдаты пока не вернулись, — доложил капитан, — если они не придут, завтра нам в любом случае придется отсюда уходить. Долго здесь мы не протянем. В комнатах гуляет ветер, кормить людей нечем. В любом случае мы будем вынуждены искать жилье и пропитание.

— Согласен, — кивнул дон Алонсо, — подождем до завтра и двинемся в путь. Надеюсь, мы уговорим ирландцев оказать нам помощь.

— Мы слишком много от них хотим, — встрял Антонио.

— Что ты имеешь в виду? — удивился де Лейва. — Напротив, мы постараемся обойтись малым.

— У нас пятьсот человек. Всех надо разместить, накормить, — объяснил Антонио, — а главное, нам необходим корабль для продолжения путешествия. Тут, наверное, в деревнях народу меньше, чем нас. Англичане тут же узнают о нашем присутствии. Такое количество человек не спрячешь.

— Ты прав, — де Лейва нахмурился, — у тебя есть другие идеи?

— Нет, — честно ответил Антонио, — пожалуй, не стоит идти всем вместе. Лучше отправлять небольшие группы в разных направлениях в поисках провианта. Заодно, пусть смотрят, нет ли возможности сесть на какое-нибудь судно, которое согласилось бы нас везти дальше.

Дон Алонсо помолчал, а затем объявил о принятом решении:

— Ждем до завтра. Затем разбиваемся на несколько групп. Думаю, так хоть кому-то удастся спастись. Идти всем вместе неблагоразумно, согласен.

В ту ночь Антонио не надеялся сомкнуть глаз. Но усталость взяла свое. Накидав соломы и устроившись поближе к огню, он тут же провалился в сон. Время от времени Антонио просыпался на мгновение, не понимая толком, где находится. Он удивлялся отсутствию качки и снова засыпал.

Разбудили его голоса. Было по-прежнему темно, но выглянув в окно, Антонио увидел, как занимается рассвет. Тучи нависали над морем, которое даже не собиралось успокаиваться. Обломки «Санта-Марии» печально торчали из воды. Антонио вспомнил те несколько месяцев, что он провел на каракке, и грустно вздохнул. Он успел возненавидеть корабль, но и полюбить его как дом родной.

Шум за стеной усиливался. Антонио надел высохшую рубашку и камзол, прицепил шпагу, вместе с которой он накануне вылез из воды на берег, и вышел из комнаты. Когда он подошел к помещению, где остановился де Лейва, Антонио увидел тех, кто был отправлен на поиски деревни и пропитания.

— Отличные новости! — заметив Антонио, заулыбался дон Алонсо. — Неподалеку стоит гукор «Дукесса Санта-Анна». Ему удалось укрыться от бури, не сев на мель и не наткнувшись на скалы. Повреждения у корабля незначительные. Они смогут нас взять на борт.

— Нас всех он не вместит, — возразил Антонио, — гукоры не очень вместительные.

— Другого выхода нет. Пойдем туда, где они остановились. Выбросим пушки и другие ненужные в данной ситуации вещи. Выходим прямо сейчас. Нас обещали накормить тем, что раздобыли матросы с гукора. Неподалеку от них деревня, жители которой встретили их довольно дружелюбно. Долго, конечно, стоять там нельзя. Англичанам быстро доложат о прибившейся к берегу «Дукессе».

Вскоре во дворе крепости собрались люди. Они шатались от усталости и голода, но настроены были решительно. Выбора не оставалось — либо собраться с силами и пройти отделявшее их от гукора расстояние, либо умереть. Экипаж «Санта-Марии» двинулся в путь. Ветер заставлял людей сильнее кутаться в лохмотья и вжимать голову в плечи.

— Как тут кто-то живет? — спросил Антонио. — Богом забытая земля. Вечный холод, ветер и дождь, а вокруг — бушующее море.

— Думаю, так бывает не всегда, — возразил де Лейва, — у них тоже выходит солнце из-за туч. Скорее, это нам не везет. Мы тащим с собой скверную погоду.

— Так или иначе, но это не теплая Испания, — упрямо твердил Антонио, поднимая воротник камзола, — посмотрите, деревьев мало, цветов вообще не видно. Сплошные камни, скалы. Лишь кое-где пробивается трава.

— Не ворчи. Коль поселились здесь люди, значит, на то Божья воля. Нас эта земля приютила. Будем ей благодарны.

Антонио устыдился своих слов и замолчал…

* * *

Прошло три часа. Наконец-то впереди показались мачты «Дукессы». Двадцать пушек уже сняли с корабля. Они стояли рядком на берегу, как брошенные дети, не надеясь на удачу. Они точно знали, их не возьмут с собой. Им больше не стрелять, изрыгая чугунные ядра из своего чрева, не чувствовать запаха гари, не откатываться по скользкой палубе, резвясь и ликуя посреди боевого пламени. Антонио с сожалением смотрел на пушки, встав возле них в ступоре.

— Люди важнее, — тихо произнес де Лейва.

— Я понимаю, — Антонио вспомнил лошадей, падавших в воду, — почему-то гибель людей на меня не производит такого впечатления. Почему-то я жалею лошадей и пушки. Даже шпагу свою жалею. Вчера спасал ее, когда мы на мель сели. Первым делом проверил — тут она, при мне? Шпага деду принадлежала. Фредерико.

Долго разговаривать не пришлось. Распределили еду и воду. Врачи помогали больным и раненым. Де Лейва и Антонио поднялись на корабль.

— Какие у вас планы? — спросил дон Алонсо у капитана. — Сколько будете пережидать шторм?

— Отсюда надо уходить, — капитан нахмурился, — мы закупали провиант в деревне неподалеку. Слухи о нашем корабле скоро дойдут до англичан. Я знаю, так случалось уже с другими. Даже если ирландцы оказывают помощь, потом все равно англичане об этом узнают. Обороняться нам нечем. Силы у людей на исходе. Придется уходить в море. Хотя погода не меняется. Ветер будет относить судно на север. Но я предлагаю сняться с якоря, отойти в сторону и пережидать в другом месте.

Мы можем вернуться туда, где села на мель «Санта-Мария», — предложил Антонио, — крепость стоит заброшенная. Гукору не грозит мель. Капитан теперь дно знает, и судно это больше приспособлено к плаванию по мелководью.

— Мысль хорошая, — похвалил де Лейва, — и идти тут недалеко.

Капитан задумался.

— Я бы пошел дальше. Нас бывает видно с утесов. То есть мы никого не видим вокруг, а нас видят. Корабль увидят точно. Такое случится в любом месте, но в здешних окрестностях нас точно будут искать. И быстро найдут. Двинемся дальше — будет небольшой запас времени.

Капитаны отдали приказ к отплытию. Когда гукору удалось отойти от берега, вдали показались люди.

— Ушли вовремя! — показал на них капитан. Он посмотрел в подзорную трубу. — Англичане!

Гукор отходил медленно, борясь с ветром и волной, мешавшими выйти из бухты. Тем, кто стоял на палубе, было видно, как люди на берегу начали оттаскивать брошенные пушки.

— Видишь, — обратился к Антонио дон Алонсо, — пушки не пропадут. Им все равно, кому служить, своим или врагам. Людям сложнее. Обычно у них существуют понятия о преданности и верности, принадлежности своей родине.

— Но мы не знаем, о чем они думают, — возразил Антонио, — я пушки имею в виду, — пояснил он, — просто они молчат, не умеют говорить. А имеют ли пушки души, которые чувствуют так же, как мы? Возмущаются ли они предательству, совершенному над ними?

Гукору удалось развернуться и пойти прочь от берега. Фигуры на берегу становились все меньше, пока вообще не скрылись из виду. История повторялась, но теперь на «Дукессе»: корабль несло на север. Перегруженный, он с трудом переползал через волны. Усталость, сковавшая людей по рукам и ногам, казалось, огромной тенью легла и на судно. Оно скрипело и ворчало, не желая идти вперед. Словно неведомая сила сдерживала всякие попытки продвигаться на юг. «Ах, вы попали в мои лапы, — твердила она, — я не собираюсь вас выпускать на волю».

Дон Риккардо де Вилар сидел на палубе, связанный. Тут было не до удобств: в каютах разместили больных. Остальные, невзирая на положение в обществе, сгрудились на палубе все вместе. Просохшая за ночь одежда вновь становилась влажной и липла к телу. На небе — ни единого просвета. Будто занавес задернули и спектакль закончился. Солнце откланялось и ушло домой, не планируя больше показываться на сцене.

Через несколько часов борьбы с морем капитан доложил де Лейве:

— Мы прошли гораздо дальше на север, чем намеревались. Пока берег совсем не исчез из виду, попробуем причалить. Риск велик.

— Есть ли у нас выбор? — спросил дон Алонсо.

— Если возвращаться на север, то возможность одна — вернуться к Ла-Маншу. Но там нас, скорее всего, ждут английские эскадры. Не думаю, что они далеко ушли. Пока вся Армада не окажется в Испании или не потонет, они будут стеречь пролив. По всему видно, ветер переменится. Наша задача — переждать немного и продолжать идти на юг вдоль побережья Ирландии. Таково мое мнение.

— Делайте, как считаете нужным, — кивнул де Лейва, — я тоже против возвращения в Ла-Манш. Мы потеряли слишком много времени, дойдя до Ирландии. Если сейчас пойдем назад, потеряем еще больше. Тем более, вы считаете, ветер переменится. Заходите в ближайшую бухту. Мелководье гукору не угроза.

— Нам угрожают лишь скалы, — капитан сдвинул брови, — главное их не задеть. «Дукесса» вся в пробоинах. Одна лишняя дырка — и ей конец.

Мыс Эррис-Хед

Стараниями капитана и матросов гукор повернул к берегу. Бросив якорь возле скалы, защищавшей судно от ветра и сильного шторма, «Дукесса» устало вздохнула. Корабль покачивало на волне. Люди ложились на палубу, чтобы наконец-то отдохнуть. Давно никого не смущала ни сырость, ни холод, ни отсутствие крыши над головой. Небо служило им потолком. Но даже звезды теперь отказывались служить людям светильниками: тучи оставались на своем посту круглые сутки, не желая уходить в сторону.

Оба капитана, де Лейва и Антонио спать не ложились. Они собрались в каюте. На столе лежали сухари и стояло вино. Несколько минут, уставшие до предела, они молча пережевывали простую пищу, наслаждаясь установившейся тишиной. Лишь отдаленный шум моря, доносившийся из-за стен, напоминал о том, где они находились. Казалось, каюта, как ковчег, плывет сама по себе. Весь мир словно забыл о возвращавшихся домой испанцах, обреченных на вечное скитание по морю.

— Завтра посмотрим, куда мы попали и можно ли сойти на берег, — произнес де Лейва, нарушая молчание, — к сожалению, темнота не позволила нам увидеть место, к которому подошел гукор.

— Скорее всего, берег безлюден, — отозвался капитан затонувшей «Санта-Марии», — огней не видно. Мы сможем ненадолго здесь остановиться.

Капитан «Дукессы» покачал головой:

— Не так все просто. Я вам говорил, часто в этих местах ирландцы живут выше, за утесами. Английские шпионы рыскают по побережью. Известно, что Армаду выбрасывает на берега Ирландии. Войско Елизаветы тут немногочисленно. Поэтому шпионы и вынюхивают, не стоит ли усилить оборону.

— Вряд ли мы для них представляем опасность, — буркнул Антонио, — чего нас бояться? Оборванных, больных, практически безоружных?

— На всякий случай, — ответил капитан, — вдруг на каких-то кораблях положение иное.

В беседу вновь вступил де Лейва:

— Все просто. Англичане забирают с кораблей ценности, а их немало. Они убивают тех, кто выжил. Война продолжается. Ослабленную Армаду добивают.

Вторая причина для слежки — ирландцы. Они могут воспользоваться нашим прибытием для выступления против англичан. Мы им не поможем оружием и людьми, но поможем морально. Мы тоже католики, а объединение сил еще никому не мешало. Англичане не дают возможности спасать нас, а значит, и возможности выступать вместе против них.

Дон Алонсо отпил вина и продолжил говорить:

— Как бы ни было, помощи нам ждать неоткуда. Я предлагаю всем не выходить на берег, а отправить туда шлюпку. Несколько человек попробуют найти ближайшее поселение и закупить провиант. Мы должны, как следует подготовиться к длительному переходу по морю. В то же время матросы будут чинить корабль. Пакля, смола — что-то у вас осталось? — обратился он к капитану «Дукессы». — То, что не хватает для ремонта, следует тоже попытаться купить.

— Осталось, — кивнул капитан, — начать латать дыры мы можем, не дожидаясь возвращения шлюпки. Я согласен, выходить на берег слишком опасно. Воспользуемся переменой ветра и пойдем на юг, чего бы это нам ни стоило. Иначе всех перебьют.

— Вы встречались с другими кораблями? — спросил Антонио. — Хоть кто-то дошел до Испании? Есть такие новости?

— Последнее, что я слышал, — это как раз истории о том, как убивают беззащитных испанцев, выбрасываемых на берег. Также мы видели несколько затонувших кораблей. О том, что кто-то дошел до Испании, известий нет. Да и от кого их получать? Герцог на флагмане ушел далеко вперед. Его судно давно никто не видел. Но удалось ли ему добраться до испанского берега? Сообщения от него перестали поступать, когда мы обогнули Шотландию. Шторма в этих местах слишком сильные. Всех разбросало по морю…

— Да, мы слышали, — кивнул де Лейва, — мы отстали еще раньше.

— Тут уже каждый сам по себе, — вздохнул капитан, — наверное, на родине нас ждут только семьи, никогда не теряющие надежду увидеть ушедших когда-то в море родных. Бывало, моряки возвращались домой через несколько лет. Эти истории передаются друг другу. Вечерами их снова и снова рассказывают за столом, прислушиваясь к стуку в дверь.

Антонио вспомнил про своих родственников и прикоснулся к цепочке на шее. Что у него осталось после крушения каракки? Медальоны, крестик, шпага. Слуга давно умер от голода и холода. Рундук затонул вместе с судном и лежит теперь на дне, дожидаясь, пока кто-нибудь не захочет поднять его в поисках сокровищ. Письмо Фредерико, спрятанное на груди под рубашкой, намокло. Листки бумаги с расплывшимися чернилами Антонио замотал в сухую тряпку и опять засунул на место. Больше — ничего. Но он был рад и этому.

— До рассвета осталось несколько часов. Надо отдохнуть. Неизвестно, что случится завтра, — де Лейва встал проводить гостей, — план действий составлен. Утром соберем тех, кто способен двигаться, и отправим на берег.

Антонио расположился на полу в каюте дона Алонсо: места на гукоре не хватало. Он хотел было выйти на палубу привычно посмотреть на небо, но силы его покинули. Веки устало сомкнулись. Сквозь сон до Антонио доносились какие-то звуки. Скоро он перестал на них обращать внимание. Сознание отказывалось анализировать происходившее наяву, подменяя реальность мутными, странными картинками, которые услужливо рисовало воображение.

20 сентября 1588 года Мыс Эррис-Хед

Утром они увидели берег, возле которого встали накануне. Обычный, ничем не примечательный пейзаж: скалы, песок, камни, пожухлая травка. Высоко на холме Антонио разглядел овец. Они рассыпались по возвышенности белыми пятнышками, выделяясь на фоне темного неба.

— Смотрите, раз тут пасутся овцы, значит, неподалеку живут люди, — поделился он с доном Алонсо.

— Овцы могут пастись далеко от деревни, — встрял капитан, — там, где мы стояли вчера, тоже видели овец, но деревню нашли совсем в стороне от животных. Овцы у них приспособились пробираться в поисках травы по скалистым берегам. Удивительно, как не падают вниз.

Вскоре шлюпку спустили на воду. Оставалось ждать возвращения отправленных на разведку солдат. Матросы чинили гукор. Никто не роптал: все понимали, чтобы добраться до Испании, нужно сделать невозможное, превозмогая себя, работая на пределе. Священники творили свои молитвы, врачи ухаживали за больными — каждый делал, что мог. Де Лейва вместе с капитаном посмотрел запасы провианта.

— В мясе черви. Зачем вы держите эти бочки? Их давно следовало выбросить! — возмутился дон Алонсо. — Есть такое мясо — только людей травить.

— Боялся выбрасывать, — оправдывался капитан, — у нас ничего не оставалось. Даже сухари закончились. Тянул до последнего.

— Выбрасывайте, — повторил де Лейва, — сейчас, надеюсь, раздобудем провиант на оставшийся путь. Воду выливайте, — он поморщился, вдохнув запах протухшей, позеленевшей воды.

Антонио вслед за доном сунул нос в бочки. М-да, зрелище было не из аппетитных. Антонио аж передернуло. Конечно, у них в свое время оставались запасы, гнившие в сырых бочках. Но повыбрасывали их быстро. Питаться мясом с червями никому де Лейва не предлагал. Осуждать капитана Антонио не стал. Действительно, когда кормить экипаж нечем, сложно избавляться от еды, пусть и не съедобной вовсе.

Просмотрев запасы, де Лейва поднялся обратно на палубу.

— Возвращаться на гукоре будет непросто, — обратился он тихим голосом к Антонио, — несмотря на выброшенные пушки, людей слишком много. При плохой погоде маневрировать судно сможет с превеликим трудом.

— Выхода нет, — ответил Антонио, — не оставлять же на берегу часть экипажа.

Де Лейва хотел что-то сказать, но закашлялся. Простуда лишь усилилась после позавчерашнего пребывания в воде. Высохшая одежда вновь отсырела. Солнце, чуть выглянувшее из-за туч, не согревало.

— Конечно, мы никого не оставим, — откашлявшись, сказал де Лейва, — капитан сейчас выбросит ненужные бочки. Станет чуть легче.

На берегу показались люди. Антонио пригляделся:

— Наши. По-моему, возвращаются налегке.

— Да, ни мешков, ни бочек, — де Лейва кивнул, — хорошо, живы.

Но новости оказались не самые хорошие. Еще один корабль Армады разбился неподалеку. Тех, кто спасся, сразу сдали англичанам. Судно разграбили. Повсюду искали испанцев. Слухи о причаливавших к берегу кораблях дошли до самых отдаленных мест. Ни ирландцы, ни англичане больше не боялись вторжения испанских солдат. Плачевное состояние Армады стало слишком очевидным. Бояться было некого.

— С нами говорил владелец замка, расположенного недалеко отсюда. Он стоит в отдалении от деревни, — докладывал один из матросов, — господин готов помочь провиантом и приютить на время часть экипажа. Он советует подойти к соседней бухте, — матрос показал чуть севернее, — тут за скалами есть возможность причалить. Подход очень опасный — кругом подводные скалы. Но иначе к замку не подойти. Либо отсюда через деревню, либо, не привлекая к себе внимания, причалив подальше.

— Рискуем? — спросил капитан. — Как в воду не вглядывайся, скалы можно и не разглядеть.

— У нас есть выход? — вопросом на вопрос ответил де Лейва. — Дойдем до Испании в таком состоянии?

Капитан отрицательно помотал головой.

— Шансов практически нет никаких. Мы распределили имеющиеся сухари. Их хватит на два дня, не больше. И то, если выдавать по крохам. Воды — одна бочка. Еще следует закончить латать дыры. Иначе сильных штормов гукор не выдержит.

— Отдавайте приказ уходить в море, — решил дон Алонсо, — чем раньше мы доберемся до замка, тем лучше. Больше шансов уйти незамеченными.

В этот момент грохот волн привлек внимание говоривших. Они обернулись. Море забурлило сильнее. Волны выше самой здоровой мачты обрушивались на скалу, возле которой стояло судно. Будь оно чуть ближе, незащищенное скалой, вся палуба уже была бы залита водой.

— Уходить отсюда опасно, — капитан хмурил брови, дергая отросшую бороду, — бросит обратно на скалы. Разобьемся.

— Ну что ж, рискнем и снова здесь заночуем. Надеюсь, нас так быстро англичане не найдут.

Опровержение этих слов они увидели мгновенно: на берег съезжались всадники. Раздался выстрел из аркебузы. Конечно, стрелявший ни в кого на корабле не попал, но намек был ясен: англичане шутить не собирались. Еще через минуту показались лошади, тянувшие пушку.

— Рубим якоря! — крикнул капитан. — Господь с нами.

Гукор оторвался от сдерживающей силы якоря и опасно качнулся в сторону скалы. Паруса натянулись. Набежавшая волна потянула корабль в открытое море. Она пихала его в спину, крутила, игралась с ним, набрасывалась и отбегала обратно. Короче, творила, что хотела. Людей швыряло по палубе, словно они были предметами без воли, без силы к сопротивлению.

— Надо пытаться подойти к берегу чуть подальше, — прокричал капитан, — если нас так будет болтать, потонем.

Будто в доказательство его правоты, волна остервенело обрушилась на корабль. Он опасно накренился, но быстро выпрямился, стряхивая воду обратно в море. Ветер задул сильнее.

— Сможем причалить? — спросил в ответ де Лейва. — В такую погоду вообще ничего не видно!

— Выхода нет! Спустим паруса, нас прибьет к берегу. Иначе будет относить дальше в море, а гукор полон воды. Откачивать бесполезно — не успеваем. Смотрите! — он показал рукой на темневшее на глазах море.

Волны шли одна круче другой. Раздался крик: людей смывало с палубы. Бороться за жизнь они не успевали даже начать и тонули, повергая в ужас с трудом удерживающихся на судне товарищей.

— Спустить паруса! — капитан не дождался ответа от де Лейвы.

— Нас разобьет о скалы! — крикнул Антонио.

Его не слышали. Корабль успел обогнуть выступавшую из воды скалу и тут же оказался перед следующим выступом. В какой-то момент показалось, судьба смилостивилась над «Дукессой». Он чудом огибал торчавшие глыбы, пытаясь навязать волне свои условия игры. Наконец волне надоело поддаваться. Она вспомнила, что противник неловок, покалечен и слаб. Чуть оттолкнув корабль от ближайшей скалы, волна взяла реванш. Могучей лапой она накрыла гукор. Он на мгновение повис в воздухе, а затем рухнул на бок. Его проволокло по воде, как тряпку, и выбросило что было силы на берег. Крики отчаяния заглушили раскаты грома.

И в этот раз Антонио лежал, вцепившись одной рукой в крестик и медальоны, другой — в шпагу. Он прикрыл глаза, вновь доверив свою судьбу провидению…

Антонио не знал, сколько прошло времени. Очнулся он от холода, пронизывающего до костей. Отовсюду слышались стоны. Он медленно открыл глаза и увидел проклятое черное небо. Оно насмехалось над ним. «Ага, ты надеялся увидеть солнце? Ты надеялся на чудо, но чуда не произошло», — небо издевательски осветилось молнией, сверкнувшей не лучиком надежды, а дьявольской ухмылкой. Антонио сел. По всему берегу были разбросаны тела людей. Кто жив, кто мертв — не разберешь. От гукора почти ничего не осталось. Несчастный корабль разлетелся на мелкие кусочки. Волны не оставляли его даже погибшим. Они забирали деревяшки с собой и выбрасывали их обратно, доламывали мачты, лежавшие на воде, выгребали из трюмов трупы, покачивали бочки, не решив, что с ними лучше сделать.

Поднявшись, Антонио побрел в поисках де Лейвы. Он так привык опираться на помощь старшего друга, что и помыслить не мог о других действиях. Де Лейва, капитан «Санта-Марии» и еще несколько вельмож сидели, прикрытые от ветра утесом. Антонио их обнаружил быстро. Рядом также сидел весь в крови дон Риккардо. «Живучий», — подумал Антонио и пристроился возле большого камня, прислонившись к нему спиной.

— Пришел в себя? — де Лейва попытался улыбнуться, но улыбка вышла уж очень печальной. — Мы не стали тебя тревожить. Врач постоянно проверял твое состояние. Так что умереть незаметно не удалось бы, — дон Алонсо хмыкнул, — капитан «Дукессы» погиб, — продолжил он серьезным голосом, — как и многие другие.

— Вы решили, что мы будем делать? — Антонио было все равно. Но он посчитал необходимым поинтересоваться.

— Пойдем севернее. Искать приют. Вместе с гукором потонули остатки пищи и воды. Удалось вытащить тяжелые сундуки с деньгами. Надеемся, кто-то согласится нам помогать за щедрую плату.

Близился вечер. Де Лейва собрал всех, кто мог идти сам. Не имевших возможности двигаться разместили возле утеса. Их не было видно с моря, и не заметно издалека со стороны земли. Дон Алонсо заметно хромал, его по-прежнему мучил кашель. Но он возглавил поход, опираясь на сделанный из коряги посох.

Процессия, состоявшая из ста человек, двинулась в путь. Они карабкались в гору, растянувшись по всему склону, стараясь не оглядываться назад. Последний корабль, который мог довести их до родины, исчезал из виду. Когда те, кто шел впереди, поднялись на вершину холма, они увидели перед собой замок.

— Это тот, к которому мы хотели идти за помощью? — спросил Антонио.

— Неизвестно. Нас помотало, прежде чем выбросило на берег, — дон Алонсо остановился, поджидая отставших, — отправим несколько человек вперед. Главное, чтобы нас согласились приютить на время.

Пять матросов пошли к замку. Он возвышался серой громадиной на фоне черного неба, окруженный высокой стеной и рвом. Подъемный мост был опущен: врагов тут не ждали. Впрочем, испанцев могли попросту не пустить за ворота. И тут никакой опущенный мост не помог бы.

* * *

Хозяин замка, крупный, рыжеволосый мужчина лет пятидесяти, радушно встретил гостей. Он запросто разместил всех на территории замка, а также отправил слуг за теми, кто остался у моря.

— Готов вас тут держать, сколько угодно, — говорил он во время ужина, — но, боюсь, хоть мой замок и стоит в отдалении от деревень и городов, слухи о вашем пребывании дойдут до английских шпионов.

Гости слушали и ели. Наконец-то на них была сухая одежда, они сидели в теплом помещении, им подавали вкусное мясо и густое рубиновое вино. Вино дурманило и согревало. Думать о будущем не хотелось.

— Я — католик, — продолжал хозяин, не обращая внимания на молчание гостей, — мой дом открыт для тех, кто борется с ересью. Я не страшусь принимать вас, потому что богат и со мной считаются все, включая англичан. Но если меня не тронут, то вас точно убьют, — заключил он бодрым голосом.

Де Лейва оторвался от пищи:

— Мы не желаем стеснять вас и понимаем, что своим пребыванием навлекаем на этот дом неприятности. Мы уйдем, как только найдем способ двигаться дальше, в Испанию. Мы готовы заплатить за корабль, если таковой кто-нибудь захочет нам продать.

Хозяин задумался.

— С кораблем посложнее, чем с едой и вином, — протянул он, — я подумаю. Это нужно сделать незаметно. Незаметно строить корабль невозможно. Незаметно провести более ста человек и посадить их на него тоже невозможно. Сделать так, чтобы корабль незаметно прошел в тихую, безлюдную гавань — невозможно!

За столом вновь воцарилось молчание. Антонио отвык много есть и пить, и его неукротимо клонило в сон. Видимо, также себя чувствовали и другие. Хозяин заметил сонные лица гостей:

— Сейчас решать ничего не будем. Вам следует отдохнуть, набраться сил. Слуги проводят вас по спальням. Помещения для солдат и матросов тоже готовы.

Мягкая кровать приняла Антонио в свои объятия. Он думал, не уснет, переживая заново приключения предыдущего дня. Но усталость и вино подействовали лучше опиума. Антонио уснул, и ему стало наплевать на то, как он окажется дома. Лишь бы подольше оставаться в гостеприимном замке с такими мягкими постелями и теплыми комнатами.

* * *

Утром он проснулся разбитым, словно по нему прошелся табун лошадей. Антонио с трудом встал и подошел к узкому окну. Вдали паслись овцы, лениво передвигаясь по зеленой лужайке. Как ни странно, на небе сквозь облака проглядывало солнце. Оно не сияло по-испански ярко, но Антонио не был уверен, что до сих пор точно помнит, как солнце светит на родине. Так давно он подобного солнца не видал: яркого, до слез слепящего глаза. Небо тоже не отливало лазурью, безоблачно растекаясь во все стороны света. Но сегодня оно не давило непроглядной чернотой. Облака и маленькие тучки пробегали по небосклону, весело резвясь и играя друг с другом.

И самое главное! Антонио не видел моря! Боже, как же он устал от воды, от вечного мельтешения волн, от постоянного шума, который они производили, ударяясь о борт корабля. Он устал от запаха и вкуса соли, от качки… Его окно выходило на холмы и лужайки. Море находилось с противоположенной стороны. И какое это было счастье его не видеть!

За завтраком хозяин замка рассказал о том, что отправил своего приближенного разузнать про возможность покупки корабля. Купцы, постоянно ходившие в другие страны за товаром или продававшие за морем овечью шерсть, знали побережье Ирландии лучше дома родного. Хозяин предлагал нанять торговое судно, а испанцев выдать за экипаж. Опытный капитан довез бы их до самой Испании и спокойно вернулся бы домой, груженный тамошним товаром.

Идея была хороша. Оставалось найти купца, готового за немалые деньги рискнуть. Вместе с доном Алонсо находились представители знатных, влиятельных, а главное, богатейших семей Испании. Деньги, находившиеся в спасенных рундуках, могли бы послужить лишь авансом к куда более щедрому вознаграждению.

К вечеру пришли первые новости.

К сожалению, пока не нашелся желающий вести вас на родину, — посетовал рыжеволосый здоровяк, — но вы тут не одиноки. Есть корабли, которые не разбились о берег, а причалили в целости и сохранности. По крайней мере одно большое судно точно стоит в бухте Киллибегс.

— Где она расположена? — спросил де Лейва.

— Севернее. Чем дальше на север, тем меньше власти у англичан. Вам надо пройти примерно сто восемьдесят километров.

— Далеко, — де Лейва вспомнил о раненых и больных, которые быстро передвигаться не смогут.

— Не близкий путь. Но за неделю пройдете. Я отправлю вперед своих слуг. Они успеют предупредить об опасности, если таковая встретится им на пути. Также они заранее выяснят, стоит ли еще большой испанский корабль в бухте. Мои слуги опередят вас на два-три дня. Но вам стоит выйти, не дожидаясь их возвращения, чтобы не терять времени даром.

Антонио показалось, хозяин, таким образом, хочет от них избавиться. Но роптать на подобное поведение не стоило. Им и так помогали больше, чем они рассчитывали.

На следующий день, рано по утру, испанцы покинули замок и двинулись далее на север в поисках «большого, испанского корабля».

21–26 сентября 1588 года Ла-Корунья, Эль-Ферроль, Сантадер, Сан-Себастьян

Куда там до торжественного строя с поднятыми флагами и громкими залпами пушек. Они возвращались стаей побитых собак, плетущихся, поджав хвост. Так как строй был давно нарушен, оставшиеся от Армады корабли причаливали в разных портах.

Флагман пришел в Ла-Корунью, и герцог сразу же отправился в свое поместье, сославшись на слабое здоровье. Большинство же командующих армадами и капитанов остались с экипажами.

Слабое здоровье беспокоило всех, да только не все имели возможность разъехаться по имениям. Деньги солдатам и матросам не выплатили, идти им было некуда. Бездомные, голодные, оборванные люди расползались по портовым городам. Командиры и капитаны на собственные средства пытались кормить и лечить тех, кто оставался на кораблях.

— Печальное зрелище, — отец Антонио вернулся домой и рассказывал собравшемуся семейству об увиденном. Несколько недель они жили в Ла-Корунье. Услышав о возвращении Армады, семья герцога Перавьо приняла решение ждать Антонио именно здесь. В любом случае полное бездействие тяготило, а тут был шанс что-то начать предпринимать.

— Корабли находятся в ужасающем состоянии. Удивляюсь, как они вообще дошли до Испании, — продолжил дон Диего.

— Тебе удалось узнать что-нибудь о «Санта-Марии»? — спросил герцог Перавьо. — Об Антонио?

Дон Диего взъерошил волосы и вздохнул:

— Нет, к сожалению. Армаду разметало по морю. Корабли давно потеряли связь друг с другом. Я опросил всех капитанов тех судов, что причалили в Ла-Корунье. Никто из них не знает, какая судьба постигла каракку дона Алонсо. Но часть кораблей пришли в другие города. Я намереваюсь ехать туда завтра же ранним утром.

Уставшая от бессонных ночей донна Эвита тяжело поднялась со скамейки:

— Постарайся найти сына, — прошептала она еле слышно и отправилась в свою спальню.

После того как жена ушла, дон Диего вновь начал говорить.

— Я скажу вам правду, — делая паузу после каждого слова, произнес он, — каракка дона Алонсо разбилась о скалы. Один из капитанов видел ее обломки. Каракка в Армаде была единственной в своем роде: перестроенное торговое судно, с высокой надстройкой, в которой располагались каюты, украшенные резными балконами. Главное, конечно, флаг де Лейвы. Капитан сумел разобрать надпись «Рата Санта-Мария Энкоронада». Флаг торчал из воды, лишний раз доказывая принадлежность разбившегося корабля дону Алонсо. Но! — дон Диего стукнул кулаком по столу. — Я все равно поеду в те города, где появились корабли Армады. Гибель каракки вовсе не говорит о смерти сына. Он вполне мог спастись.

— Ты прав, — старший сын кивнул, — если корабль разбился возле берега, люди, скорее всего, выжили, не утонули. Другое судно должно было их забрать. Ведь тот капитан заметил каракку, но не экипаж. Значит, экипаж кто-то подобрал.

На следующий день, как и планировал, дон Диего де Сантильяно пустился в путь. Города, которые он хотел посетить, располагались неподалеку. Самым близким был Эль-Ферроль, затем — Сантадер и самый дальний — Сан-Себастьян. Дон Диего обладал терпеливым характером. Воспитываясь в доме герцога Перавьо, он скорее походил на приемного отца, чем на родного.

Следуя из города в город де Сантильяно, расспрашивал капитанов о судьбе «Санта-Марии» и в конце концов услышал продолжение истории.

— Экипаж каракки спасся на гукоре «Дукесса Санта-Анна». Сведения получены из Ирландии. Англичане знали, что на разбившейся каракке находился сам дон Алонсо де Лейва. Поэтому они попытались разыскать спасшихся людей. Де Лейва был бы для них прекрасным призом. Кроме того, путешествующие с ним вельможи, выходцы из богатейших испанских семей, тоже лакомый кусок. За таких дают богатый выкуп. Мой корабль шел одним из последних. Когда мы причалили в Ирландии, нам рассказали о том, что де Лейву англичане не нашли. Рядом с караккой стояла «Дукесса». Видимо, она их подобрала. Больше некому. Не исчезли ведь они в самом деле.

Теперь дон Диего разыскивал гукор. Он тоже считал, что исчезнуть экипаж, состоявший из почти трехсот человек, не мог. Если бы англичане схватили де Лейву, они бы тут же протрубили об этом на весь свет. Все-таки второй после герцога человек на Армаде. Но следы «Дукессы» терялись. До конца сентября корабли продолжали возвращаться в Испанию. К сожалению, никто о судьбе дона Алонсо и его экипажа ничего не знал.

— Сам король ждет известий от де Лейвы. Он же его любимец. Немногих слушает наш король, а мнение дона Алонсо всегда уважал, — говорил дон Диего отцу и старшему сыну, — будем надеяться. Пока вернулось шестьдесят кораблей. Было в два раза больше. Конечно, многих мы уже не увидим. Но так не могло случиться, чтобы погибла половина Армады.

— Нет, нет, — герцог Перавьо покачал головой, — Армада не проиграла войну. Король прав. Просто, не повезло с погодой. В сражениях с англичанами почти все корабли выстояли. Ветер пригонит домой оставшихся в море. Конечно, путь домой полон опасностей. Надо запастись терпением и постоянно молиться за Антонио…

«Терпение» — слово, которое повторялось изо дня в день во многих семьях. Раз вернулись одни, значит, придут и остальные. Надо ждать, терпеть и просить Господа о помощи.

— Не оставь сына моего, — дона Эвита стояла на коленях перед образом Девы Марии, — ему рано умирать, моему мальчику. Он только начал жить. Не дай ему погибнуть.

27 сентября 1588 года Бухта Киллибегс

Иногда Антонио думал, что не дойдет. Он сжимал медальоны, висевшие на шее, и к нему потихоньку возвращались силы. При нем по-прежнему были шпага и цепочка с медальонами. Как уж он умудрился с ними не расстаться, Антонио не понимал, но особенно на эту тему не размышлял. Он вообще стал принимать события как некую данность, сопротивляться которой бесполезно. Взять, например, переход из замка в бухту. Погода, вечно мешавшая испанцам, тут взяла и переменилась. Солнце не просто выглядывало из-за туч, оно грело! С испанским солнцем местное все равно не сравнить. Тем не менее радовало и такое.

Сложнее приходилось де Лейве. Его нога болела, а кашель не прекращался. Он шел сам, упорно отказываясь от носилок.

— Кто меня будет нести? — усмехался он в ответ на уговоры. — Люди едва двигаются. Тут всех нести надо. Без исключения.

Лучше себя чувствовали голландцы, которые по непонятным причинам не сбежали на родину.

— Может, не успели, может, дисциплина у нас на каракке жестче, — шутил дон Алонсо.

Большинство их соотечественников покинули суда, когда те проходили мимо Голландии. Отчего кто-то сохранил верность испанскому флагу, Антонио не очень волновало. Он видел, что крепким голландским матросам холод был нипочем. Они привыкли к нему дома и бодро переносили тяготы пребывания в Ирландии. Одежда их тоже была более прочной и теплой. Антонио иногда поглядывал на голландцев с завистью.

— Ладно, не переживай. Каждому — свое, — философски изрекал де Лейва, замечая взгляды Антонио, — мы с тобой выжили. Глядишь, и до большого испанского корабля дойдем.

Шедшие впереди слуги хозяина замка в один прекрасный день прислали к дону Алонсо посыльного:

— Все в порядке. Продолжаем идти, — слуга откуда-то знал французский и изъяснялся с доном Алонсо на этом языке с диким акцентом, — но большой корабль в очень плохом состоянии. Зовут его «Жирона».

— Спасибо, — поблагодарил де. Лейва, — «Жирона» — галеас Неаполитанской армады, — объяснил он Антонио, — на нем было более тысячи человек. Такое судно сможет нас взять на борт.

— Ирландец говорит, «Жирона» требует ремонта, — нахмурился Антонио.

— Конечно, требует. Ни один корабль не дошел до Ирландии целым, — возразил де Лейва, — чуда не произошло. «Жирона» не причалила бы к берегу, если бы была в состоянии идти дальше. Я сразу подозревал, что с ней придется повозиться, прежде чем выходить в море. Главное, безопасность. У нас есть письмо к еще одному владельцу замка, некоему Макданеллу. Он католик и известен плохим отношением к англичанам. Соответственно, он сочувствует испанцам.

— У него остановился экипаж «Жироны»?

— Слуга говорит, Макданелл — человек скрытный. По поводу экипажа галеаса ничего не известно. Скоро увидим.

Путь продолжался без приключений. Они старались обходить деревни стороной, не привлекая к себе лишнего внимания. Впрочем, основная надежда была на лояльность ирландцев: все-таки сто человек скрыть сложно. Ночами они разбивали лагерь под открытым небом, падая от слабости и усталости на землю. Еды пока хватало, и голод наконец-то отступил.

По сравнению с морем здесь Антонио чувствовал себя гораздо лучше. Сон на траве смущал его меньше, чем сон в сырой, промозглой каюте на вечно раскачивающемся на волнах корабле. Отсутствие дождя и сырости поднимало ему настроение. По ночам над ним вновь сияли звезды. Луна, перестав таиться, появилась во всей красе, освещая темный небосклон.

— Окажемся ли мы когда-нибудь дома? — спрашивал Антонио у дона Алонсо, когда они находились вместе. — Мне порой кажется, мы навеки застряли в Ирландии. В море мне казалось, мы никогда не выберемся на сушу. Сейчас я не чаю выбраться с этого острова.

— Ты молод и горяч, — де Лейва потирал раненую ногу, — жизнь непредсказуема. Тебе следует набраться терпения.

— Вы мне про терпение уже говорили, — кивнул Антонио, — я стараюсь. По-моему, у меня немного получается. Знаете, небо везде разное. Раньше я думал, оно везде одинаковое. Нет. В Ла-Манше оно было одно, здесь — другое, а в Испании — куда ярче и будто бы выше. Звезды в Испании тоже сияют куда сильнее. Тут вообще хорошо, если сияют. Последние месяцы сплошные тучи. Одна чернота кругом.

— Да, — согласился де Лейва, — столько туч я за всю жизнь не видел. Погода нас не балует. Но смотри, пока мы идем в бухту к «Жироне», светит солнце. Перемены к лучшему. На галеасе нам будет проще. Там паруса и весла — легче противостоять ветру.

Антонио вспомнил сражения у берегов Англии.

— Галеасы не маневренные. Весла нам в проливе не помогли быстро перестраиваться. И потом, остались ли на галеасе гребцы? В основном это рабы из теплой Африки. Они умирали первыми в холодных морях, либо бежали при первой возможности. И погибло их во время сражения немало: ядра часто попадали именно на ту палубу, где они находились.

— Скоро все станет понятно, — заключил де Лейва, — завтра подойдем к замку Макданелла.

* * *

Этот замок совсем не походил на предыдущий. Хозяин явно был победнее. Ров высох, и дно его украшали только лужи от частых дождей. В них сбрасывали помои, отчего они стали вонючими и грязными. Стена, окружавшая замок, местами разрушилась, представляя взору здоровые дыры. Пройдя через мост, отряд де Лейвы очутился в просторном дворе, заполненном людьми. Занимался кто чем. Некоторые лежали на соломе, другие хаотично передвигались по двору. Мужики хватали баб чуть пониже спины и громко хохотали. Бабы взвизгивали, но против такого обращения ничего не имели. Те несколько человек, что были отправлены доном Алонсо в замок, опешили, не зная, к кому обращаться.

— Добрый день, — неожиданно с ними заговорили по-испански. Подошедший поближе человек отличался от ирландцев и более походил на самих гостей.

— Вы с Армады? — человек продолжал говорить. — Мы тут внимательны ко всем, кто входит в замок. Англичане прочесывают окрестности. Сюда не добрались, — он сделал паузу, — пока.

Гости пришли в себя:

— Мы от дона Алонсо с письмом к хозяину замка. Слышали, тут неподалеку стоит испанский корабль.

— Стоит, — подтвердил мужчина, — я его капитан. Дон Педро де Леон, — он чуть кивнул, — неужели де Лейва! Я рад! Но мой корабль не в лучшем виде. Мы стараемся его чинить. Ремонт потребует много времени. Быстро выйти не получится. Короче говоря, оставайтесь здесь. Отдыхайте. Один из вас пусть отведет меня к де Лейве.

Вскоре капитан описывал ситуацию дону Алонсо, разбившему лагерь неподалеку.

— Расположиться всем в замке будет сложно. Нас — пятьсот человек. Кое-как разместились. Спят кто где придется. Еды не хватает. Макданелл не богат. Ему самому не хватает.

— У нас есть деньги, — встрял де Лейва. — Возможно ли закупить провиант?

— Деревня далеко, но туда идти Макданелл не хочет, чтобы не привлекать внимания. Его собственные припасы заканчиваются, а всегда хватало до весны протянуть. Дал нам срок месяц, закончить ремонт «Жироны».

— Месяц?! — искренне удивился де Лейва. — Сейчас — конец сентября, через месяц закончится октябрь. Погода испортится. Выходить в море станет опасно.

«Куда уж опаснее, чем было», — подумал Антонио и вновь обратился в слух.

— Я понимаю. Но вы не видели галеас. Он весь в дырах, руль сломан, почти все мачты тоже надо чинить, латать паруса. Поломаны весла.

— Гребцы у вас остались? — вспомнил о разговоре с Антонио де Лейва.

— Почти не осталось. Я собираюсь сажать на весла любого, кто в состоянии их поднять. Часть пути мы и так прошли чудом. Сил у людей не хватало грести.

— Месяц это очень долго, — повторил дон Алонсо, — нельзя быстрее привести галеас в порядок? Ладно, погода. Нас тут обнаружат за месяц точно.

— Сами увидите, — капитан помрачнел.

— Идемте! — де Лейва поднялся с травы.

«Жирона» покачивалась на волнах. В первый момент Антонио почудилось, что она разбилась о скалы, как и ее предшественники. Приглядевшись, он понял разницу. «Жирона» не выглядела полузатонувшим судном, она стояла у берега на якоре, пытаясь гордо задирать нос. Остальное оставляло желать лучшего. Капитан был прав: починка требовалась основательная…

В замке их уже встречал Макданелл.

— Несколько комнат в вашем распоряжении, — сказал он, — в них нет мебели. Размещайтесь, как сможете. Во дворе и пристройках найдут приют ваши люди.

— Но поводу англичан, — внимательно посмотрел на хозяина де Лейва, — как вы считаете, скоро нас обнаружат?

— Сюда англичане ни разу не заходили, — ответил Макданелл, — мы живем обособленно. Раньше наша семья была богаче. Теперь англичан мы не интересуем. Тем не менее сейчас вовсю ищут испанцев с Армады. Всякое случается.

— Капитану потребуется месяц, чтобы привести корабль в порядок. У нас есть столько времени? Дон Педро говорит, вам нечем нас кормить.

— Так и есть, — кивнул Макданелл, — столько народу мне не прокормить. Попробуем покупать что-то в деревне. Другого выхода нет.

— Мы заплатим, — пообещал дон Алонсо, — нам удалось спасти сундуки с деньгами.

— В деревне подумают, я разбогател. Так быстрее тут появятся англичане. Давайте, несите ваши сундуки, — заключил хозяин, — все равно платить мне нечем.

Началась жизнь в замке Макданелла. Каждый день де Лейва шел к кораблю проверить, как продвигается ремонт. Создавалось впечатление, что судно отстраивают заново.

— Как они дошли до берега? — пожимал плечами Антонио. — Живого места на нем нет.

— И на наших не было. «Жироне» повезло. Не затонула, — дон Алонсо улыбнулся невесело, — хоть есть, что чинить.

Море играло на солнце бликами. Его цвет переменился: чернота сменилась на голубой, ближе к берегу, и синий, дальше на глубине. Чайки летали над кораблем, громко крича на своем птичьем языке. Иногда они стремительно опускались на воду, выхватывая из нее рыбку…

14 октября 1588 года Лондон

Елизавета любила праздники. Но после внезапной смерти Роберта она никак не могла себя заставить начать приготовления к празднованию победы над испанцами. Правда, когда уж начала, то вновь почувствовала знакомое возбуждение. Захотелось показать всему миру, что не следует лезть, куда не просят. Остров подчиняется ей и только ей. Победа была яркой и впечатляющей. Испанский флот развеял ветер и отличная тактика командующих английскими эскадрами. Пусть там их обвиняют в трусости проигравшие. На то они и проигравшие, чтобы винить теперь всех подряд и искать себе оправдание. В любом случае другие страны увидели продемонстрированную Англией силу. Поэтому праздновать победу следовало не стесняя себя в средствах.

Въехать в город королева хотела в колеснице на манер древних римлян. Костюм ей шили под стать: белое с золотой вышивкой платье, в тон накидка и римский шлем с пером. Двор тоже не терял времени даром. Торжество обещало получиться пышным.

С утра Лондон был расцвечен флагами. Люди вышли на улицы встречать королеву, которая следовала из дворца к собору Святого Павла. За колесницей шли приближенные. Прохладный осенний ветер развевал полы праздничной одежды и колыхал флаги. Но погода не мешала толпе приветствовать королеву. Громкие крики приветствия заглушали остальные звуки.

«Страна ликует, — подумала Елизавета, поворачивая голову то направо, то налево, кивая и улыбаясь безликой массе людей, — мы победили, остановили врага. Жаль, Роберта нет рядом». Мысли о Дадли неотступно преследовали Елизавету со дня его смерти. Ей не хватало присутствия давнего друга, и это омрачало ощущение праздника.

Грусть на лице королевы не была заметна тем, кто стоял на улицах. Гвардейцы сдерживали толпу, желавшую протиснуться поближе к дороге, по которой ехала колесница. Задним рядам вообще трудно удавалось разглядеть хоть что-то. Впрочем, они довольствовались малым: размахивали флагами и кричали во всю глотку. Чуть дальше от дороги, ближе к домам, стояли столы с угощениями. После того как королева проезжала мимо, люди с удовольствием принимались за еду. Елизавету и знать после службы в соборе тоже ждал великолепный обед во дворце.

Конечно, королева знала, большая часть кораблей Армады затонула, возвращаясь домой. До Испании добралось меньше половины судов. Шпионы, рыскавшие по Ирландии, докладывали: испанские корабли разбиваются о скалистый берег, экипажи ищут помощи у ирландцев. Вначале Елизавета думала отправить подкрепление малочисленному войску, располагавшемуся в Ирландии. Но сейчас она решила, что этого делать не стоит. Ирландцы не жаловали тех несчастных, которые выбирались на берег. Угрозы испанцы больше не представляли. Они оказывались в Ирландии без оружия, в лохмотьях вместо одежды, истощенные и больные.

Елизавета продолжала улыбаться. Мысли, мелькавшие в голове, не мешали ей наслаждаться процессией. Она давно привыкла не показывать на лице своего истинного настроения. Королева вспомнила, как ехала рядом с сестрой из отдаленного замка в Лондон. Мария собиралась стать королевой Англии, а Елизавета была лишь ее тенью. Восторженные крики толпы уже тогда пьянили и заставляли сердце биться чаще.

«А я добилась своего, — размышляла Елизавета, — теперь все эти люди приветствуют меня. Наверное, Филипп хотел бы быть на моем месте. Чем он сейчас занят? Сидит во дворце и подсчитывает убытки, которые принесла Армада. Вместо великой победы — великое поражение». Елизавета едва заметно усмехнулась. Война проиграна не только в море. Она проиграна испанскими шпионами тоже. Закулисные игры имеют порой даже большее значение, чем сражения. Подкуп, вынюхивание и хитрость — это то, что королева смогла поставить на широкую ногу.

Процессия приблизилась к собору Святого Павла. Площадь перед собором была расчищена от торговцев, зато ее заполнили те, кто пришел поприветствовать королеву. Елизавета вышла из колесницы, и люди закричали еще громче. Продолжая улыбаться, королева величаво прошествовала в собор. Сотни приближенных следовали за ней, ослепляя народ блеском нацепленных украшений. Шуршали юбки, позвякивали шпаги. Главные герои сражений продолжали находиться на кораблях. На сцене вместо них блистали другие…

* * *

— Ваше Величество, с моряками надо расплатиться, — голос адмирала Говарда, как всегда, звучал ровно и уверенно, — опасность миновала. Вы велели распускать экипажи, но морякам не на что даже ехать домой.

— Денег в казне нет, — отрезала королева, — у меня нет возможности выделить требуемые вами суммы. Они слишком велики.

Адмирал сухо попрощался и вышел из зала, в котором проходил праздничный обед. Вслед за ним выскользнул Дрейк.

— Вы уходите так рано? Обед только начался, — поинтересовался сэр Френсис, — что-то случилось?

— Королева отказывается выделить деньги для выплаты жалованья морякам. Они честно служили родине, рисковали своей жизнью. Вы сами знаете ситуацию на судах: моряки голодают, болеют и не имеют возможности вернуться домой.

— Плохо, — покачал головой Дрейк, — что вы намерены предпринять?

— В любом случае я уезжаю из Лондона сегодня же.

— Я с вами. На моих кораблях ситуация похожая. Я собирался платить из того, что удалось взять с испанских судов. Часть драгоценностей и денег пока в Лондон не отправлены, — поделился вице-адмирал.

Елизавета заметила, как два героя битвы с Армадой покинули зал.

«Пусть обижаются, сколько угодно, — подумала она, поджав губы, — кампания закончилась. Флот распущен. Откуда я им возьму деньги?» Несмотря на уверенность в своей правоте, королева почувствовала, как портится настроение. Где-то в глубине души она понимала, что не права. Но единственный человек, который мог ей откровенно об этом сказать в лицо, умер…

На улицах продолжалось веселье. Людям не было дела до тех, благодаря кому состоялся сегодняшний праздник. Говорили, испанское могущество подходит к концу. Великая морская держава на глазах у всего света проиграла и в тот же миг перестала считаться великой.

— Посмотрите, как быстро забывают истинных героев, — сказал адмирал Дрейку, — нас с вами еще вспомнят. Простые матросы будут преданы забвению.

— Такова судьба любого простого человека, — довольно-таки равнодушно ответил Дрейк, — но я, естественно, не отказываюсь от своих слов. Средства для выплаты морякам жалованья мы найдем.

Испания, Эскориал

Мысли о провалившемся морском походе на Англию мешали сосредоточиться на других важных государственных вопросах. Филипп был уверен, англичане не победили. Просто Армаде не повезло с погодой. В следующий раз он учтет все нюансы и сумеет нанести сокрушающий удар по острову. Мечты о реванше неотступно преследовали испанского короля.

— Собрать флот заново. Вот единственно верное решение! — он оглядел полупустую, аскетично обставленную комнату. — Пусть герцог немного отдохнет и поправит свое здоровье. Затем ему будет необходимо опять возглавить подготовку второй Армады к выходу в море. Господь нам не простит, если мы опустим руки и не продолжим бороться за веру.

Филипп посмотрел на донесение, которое ему только что принесли.

— Парму придется отстранить от участия в новом походе, — он вздохнул, — не хочется верить в его предательство. Шпионы лгут? Подставляют герцога Пармского, чтобы свалить вину на него? — Филипп в который раз перечитал письмо. — Якобы Парма состоял в сговоре с Елизаветой и потому не приходил на выручку Медина-Сидонии. Конечно, герцог Пармский не испанец и вполне мог преследовать свои интересы.

По большому счету короля устраивала любая версия, оправдывающая неудачи Армады, кроме той, что упорно представляла Англия. А англичане настаивали на победе: они сокрушили «непобедимый» испанский флот и вовсю праздновали это великое событие. Филиппу доложили о торжествах в Лондоне. Елизавета дождалась, пока практически все уцелевшие корабли вернутся в Испанию, либо разобьются у берегов Ирландии, и официально объявила об окончательной победе. Лучше уж поражение приписывать ветрам и погодным условиям или винить в нем Парму.

Беспокоило короля еще одно: отсутствие дона Алонсо де Лейва. Король ему доверял и был бы не против обсудить возможное предательство Пармы именно с ним. Но каракка де Лейвы затонула. Тому есть свидетели. А что случилось с самим доном Алонсо, никому было неведано.

— Вряд ли англичане взяли его в плен, — бормотал Филипп, — давно бы за такого человека потребовали выкуп. Значит, он либо мертв, и тело его не найдено. Либо — жив и пытается добраться до Испании.

Филипп знал, семьи продолжают ждать пропавшие корабли. Некоторые суда точно затонули, но их экипажи порой пребывали на других кораблях. Чудо еще может произойти, и дон Алонсо вернется с теми, кто следовал с ним. Король поразмыслил и, достав чистый лист бумаги, начал писать письмо Медина-Сидонии. Вначале письма он справлялся о его здоровье, затем написал о планах собрать вторую Армаду. Вновь начав мечтать о крестовом походе, Филипп воспрял духом.

— Что бы там ни случилось с Пармой и де Лейвой, это не должно влиять на искреннее служение Господу. Нужно исповедаться и получить благословение, — король посмотрел на незаконченное письмо и приписал, что советует сделать то же самое герцогу.

Долгий день, проведенный в размышлениях и молитвах, заканчивался…

26 октября 1588 года Бухта Киллибегс

Прошел месяц. Казавшееся вначале вполне выполнимым, стало видеться совсем в ином свете. Корабль пришлось строить практически заново. В условиях наступающей зимы ни капитан, ни де Лейва не решились возвращаться на разваливающемся судне. Хозяин замка кое-как терпел непрошеных гостей, закупая в деревне скудную еду на выделяемые доном Алонсо деньги. Не привлечь внимание к такому количеству людей было нельзя. Но пока испанцам везло.

— Народ у нас молчаливый, — объяснял Макданелл, — попросишь, болтать лишний раз не будут. Тут главная опасность — англичане. Если их рядом нет, то и слухи распространять некому. В деревне основная забота прокормить свою семью. Деньги платите и ладно.

Несмотря на подобное везение, де Лейва понимал, необходимо ускорить выход в море. Моряки и солдаты работали на корабле целыми днями, отвлекаясь лишь на короткий сон и прием небольшого количества пищи.

Антонио постоянно находился возле дона Алонсо на берегу. Он не только наблюдал за ремонтом, но и сам принимал в нем посильное участие. Впервые в жизни Антонио делал что-то собственными руками, и это доставляло ему странное, доселе неиспытываемое удовольствие. Под навесом уже лежали новые весла и руль. Большая часть пробоин были залатаны.

За прошедший месяц Антонио также удалось поговорить с де Виларом. Дон Риккардо все время проводил в выделенной ему комнате замка, находясь под охраной двух солдат, время от времени сменявшихся у дверей. Ничего интересного выяснить не удалось. Де Вилар с наглой усмешкой на бледном, осунувшемся лице утверждал, что выбрал Антонио от безысходности. Надеялся, тот напряжется в сложной ситуации и случайно разрешит загадку.

— Мой отец был уверен, Фредерико не уничтожил документы, а спрятал. А перед смертью передал их сыну вместе с письмом. Твой отец не догадывается об их существовании, ты тем более. Но ведь где-то они хранятся! Вот я и подумал, ты постараешься спасти свою шкуру или из простого любопытства разгадаешь тайну, — объяснял дон Риккардо.

Антонио также попытался выведать, откуда де Вилар знал о судьбе Армады и на кого шпионил. На этот вопрос де Вилар вообще отказывался отвечать:

— Все предрешено на этой земле, — говорил он совершенно серьезно, — и судьба Армады была предрешена. Неужели ты считаешь, люди сами вершат земные дела?

— Но вы не можете знать Божий замысел заранее, — возразил Антонио.

— Почему? Некоторым Господь доверяет свои помыслы, — лицо де Вилара опять скривилось в усмешке, — получить информацию также помогают большие деньги.

— Вам не помогли Господь и деньги спастись, — заметил Антонио, — вы же планировали сбежать с каракки, а в итоге сидите в этой маленькой комнате.

Дон Риккардо вздохнул и промолчал. Антонио махнул рукой и пошел обратно на берег…

Погода весь месяц стояла прохладная, но солнце почти не сходило с небосклона. Доски сохли быстро, люди успели отвыкнуть от сырости и постоянного дождя с ветром. Антонио почему-то не успокаивала подобная перемена к лучшему.

— Словно затишье перед бурей, — поделился он с доном Алонсо.

— Надеюсь, ты не прав, — тот нахмурился, — осталось самое главное: выйти в море и дойти до Испании. Вот тут хорошая погода нам пригодится даже больше, чем сейчас.

Дон Алонсо, и так не отличавшийся крупным телосложением, похудел за месяц еще сильнее. Кашель продолжал его изводить. Рана на ноге не заживала, и де Лейва ходил, сильно прихрамывая.

Порой Антонио казалось, они живут на необитаемом острове, вдали от людей, отрезанные от остального мира. Изредка какой-нибудь корабль появлялся вдали, да и то Антонио не был уверен, а не чудится ли ему он. Маленькая черная точка быстро исчезала, и они снова оставались одни. В замке перед глазами постоянно мелькали одни и те же лица. В деревню испанцы не ходили. Туда Макданелл отправлял своих слуг, чтобы не привлекать лишнего внимания к экипажу Армады.

Каждый день Антонио шел знакомой дорогой от замка к берегу, а вечером тем же путем возвращался обратно. Из предосторожности де Лейва не разрешал уходить далеко от замка, чтобы случайно не наткнуться на тех, кто об их пребывании в Киллибегсе не знает. Взяв кусок мяса и бутыль с вином, Антонио спускался утром к морю. Он помогал таскать доски, смолить бревна, прилаживать залатанные паруса. После захода солнца Антонио брел вверх по холму к замку. Де Лейве приходилось сложнее. Он опирался на палку и тяжело переступал по обсыпавшимся под ногами камням. От помощи дон Алонсо отказывался, упорно преодолевая необходимое расстояние.

С непривычки у Антонио болели руки, прежде не выполнявшие подобной работы. Гудели ноги из-за постоянной беготни по кораблю. Спину тянуло от переноски тяжестей. Но Антонио не жаловался. Напротив, тяжелая работа отвлекала его от неприятных мыслей и позволяла ненадолго забыть о свалившихся на их головы неприятностях.

Последние дни перед выходом в море были посвящены сбору провианта. В трюмы закатывали бочки с той едой, которую удалось напоследок раздобыть в деревне. Грузили воду и вино. Лишнее на галеас не поднимали. Слишком много людей собиралось на нем отправиться в плавание. Все понимали, корабль и без того будет сильно перегружен.

* * *

День, когда они планировали выйти в море, выдался пасмурным. Ветер неожиданно переменился. Волны будто испытывали отремонтированный галеас на прочность. Небо снова заволокли тучи.

— Думал, мы успеем отойти от берега, — посетовал капитан, — вчера еще ничего не говорило о том, что погода испортится.

И правда, опытные моряки, без труда определявшие смену погоды, накануне спокойно смотрели на безоблачное небо и радовались слабому ветру, дувшему в нужном направлении.

— Что вы думаете делать, капитан? — спросил дон Алонсо. — Есть возможность покинуть бухту?

— На веслах мы сможем отчалить, но дальше, — капитан потрепал бороду, — нам предстоит пройти опасный отрезок пути. Если опять начнется шторм, остается вероятность нарваться на скалы и быть выброшенными на берег. Найти капитана, отлично знающего это море, нам не удалось. Жаль, никто не захотел идти с нами. Я бы чувствовал себя увереннее. Так, боюсь, стоит переждать немного.

История повторялась. Выход откладывался из-за погоды.

— Что же происходит, дон Алонсо? — возмутился Антонио. — Явно Господь противится нашему появлению в море. Он не против нашего присутствия на земле. Но как только мы хотим поднять паруса, тут же меняется погода и направление ветра.

Приуныл не один Антонио. Радость от приближающегося возвращения на родину сменилась тоской. Каждый день люди работали, стараясь приблизить срок выхода в море. От их усилий зависело то, когда они попадут обратно в Испанию. Теперь ветер вновь вмешивался в людские планы, наводя в них беспорядок.

— Придется заночевать на корабле, — вздохнул де Лейва, — возвращаться в замок не стоит. Макданелл так был счастлив с нами попрощаться, что испытывать его терпение не самый лучший выход.

Действительно, ирландец вежливо улыбался, но давал понять, что с удовольствием отдохнет от незваных гостей.

Экипаж расположился на палубах и в каютах. Свободного места не осталось бы даже для мыши, так много народу собралось на галеасе. Антонио вновь почувствовал легкое покачивание корабля на волнах.

«Ничего, — подумал он, — скоро домой. Больше меня в море не затащишь».

Ночью разразилась гроза. Дождь, целый месяц скапливавшийся в каких-то тайных небесных бочках, выливался на землю мощным водопадом. Резко похолодало. Спавшие на палубах тут же промокли до нитки. Антонио повезло чуть больше: в каютах просто стало сыро и промозгло. Он мгновенно проснулся от шума, вызванного барабанившим по крыше дождем. Все начиналось сначала.

Антонио выглянул на палубу. Море бурлило, будто устало от вынужденного бездействия. Волны не накрывали палубу, но галеас пока был укрыт от сильного шторма выступом, загораживавшим от него открытое море. Чуть поодаль волны вовсе не пытались заигрывать с берегом, обрушивая на него всю свою мощь. Антонио вернулся вниз и прошел в каюту де Лейвы. Там уже сидел капитан. Непогода заставила собрать совещание посреди ночи.

— Опасно и ждать дольше, и выходить немедленно, — говорил он дону Алонсо, — погода в это время улучшаться не будет. То есть чем мы дольше выжидаем, тем больше вероятность, что мы вообще не сможем отойти от берега. Выходить немедля при таком ветре тоже плохо. Нас легко может швырнуть на скалы.

Де Лейва задумался. Он кивнул вошедшему в каюту Антонио и продолжал молчать. Капитан не тревожил дона. Решение приходилось принимать непростое. Наконец, откашлявшись, де Лейва начал говорить:

— Вы правы, если мы задержимся здесь, то остается только зимовать в Ирландии. А это значит, нас в какой-то момент обнаружат англичане. Обороняться нам нечем. Кроме того, нам надо будет сохранить в целостности галеас. Что с ним случится во время зимних штормов, неизвестно. Придется выходить завтра же.

Рассвет не принес облегчения. Напротив, ветер усилился, тучи полностью заволокли небо, дождь хлестал косыми струями. Антонио вновь почувствовал, как влажная рубашка прилипла к телу. Забытое ощущение постоянного холода, пробирающегося во все щели, своей мерзкой, ледяной рукой проводящего по коже, вернулось вновь.

Гребцы сели на свои места. По команде они дружно налегли на тяжеленные весла. Галеас не сдвинулся ни на шаг. Еще один взмах весел. Корабль с неохотой начал отодвигаться от берега. Ветер пытался задуть его обратно, но гребцы делали свою работу.

— Главное, обогнуть скалы, и тогда ветер нас понесет не к берегу, а в открытое море на юг, — проговорил капитан сквозь зубы, — на самом деле он дует в нужную сторону. Надо лишь миновать опасный участок.

Судно по-прежнему сопротивлялось, что было сил. Скала, которая раньше защищала от штормов и ветра, прошла в страшной близости к левому борту галеаса. Весла ее едва не задели.

— Поднимать паруса рано, — прошептал капитан, — продержаться бы на веслах.

Борьба с волной усилилась. На корабль уже без всякого стеснения шли волны. Гребцы не справлялись — ветер и волны были сильнее человеческих усилий.

— Еще чуть-чуть, — это послышался голос де Лейвы, — пройти мимо тех скал впереди. Потом поднять паруса — и ветер станет нашим союзником.

Галеас умудрился проскочить скалы, на которые указывал дон Алонсо. Капитан выкрикнул команду «Поднять паруса». Ее подхватили матросы, с сумасшедшей скоростью карабкаясь по мачтам. Едва паруса были подняты, ветер надул их и погнал галеас в море. Прибрежные скалы остались позади.

— Рифы! — раздался чей-то крик.

Тут же корабль тряхнуло, словно сказочный гигант взял его в свои ручищи и бросил со всей высоты безумного роста об пол. Вода хлынула в пробоины, мгновенно образовавшиеся в днище. Антонио упал на палубу и соскользнул в воду. В голове промелькнуло одно: третье крушение…