Наверное, я слишком ругаю Роберта. Его характер не был совсем уж скверным. Мы все любили его, как и раньше. Просто жизнь при дворе меняла людей порой не в лучшую сторону. Друзья Роберта имели одну, а то и две любовницы. Рожденные вне брака дети стали обыкновенным явлением. Отцы старались обеспечить их будущее, наделяли титулами. И никого не удивляла подобная ситуация. Елизавета, которую окружали молодые фавориты, стремившиеся выделиться, красивых женщин терпеть не могла. Когда кто-то из фаворитов женился, его наказывали. После прощали. А вот жене приказывали более в королевском дворце не появляться. Исключения из этого правила встречались крайне редко.

Брат был открытым человеком, веселым и жизнерадостным. Он с трудом переносил интриги двора. И может оттого так и стремился на войну – сбежать от лжи и фальши. Роберт тоже лгал, ухаживая за королевой? Не уверена.

– Она напоминает мне маму, – признавался Роберт. – Я вспоминаю детство, разговоры у камина. С Елизаветой интересно. Она очень образованная и умная женщина.

Пожалуй, проблемой Роберта было то, что он хотел оставаться открытым и откровенным с королевой тоже. Он не желал изворачиваться, притворяясь и играя чужую роль. С одной стороны, королеве эти черты характера Роберта нравились. С другой, она считала, он часто переходила границы дозволенного. И, наверное, с этим мнением приходилось согласиться.

* * *

В начале года я, как обещала, уехала в замок в Стретфортшире, взяв с собой детей. Френсис готовилась стать матерью во второй раз. Но если в первый рядом с ней находился любимый муж, то во второй – лишь слуги да я. Френсис, правда, очень обрадовалась моему приезду. Лучше сестра мужа, чем вообще никого. Тем не менее я видела, как с каждым днем разочарование на ее лице становилось все отчетливее: Френсис надеялась, что Роберт к родам приедет домой.

Хозяйкой она была никудышной. Слуги слонялись без дела по замку, в котором царило запустение. За припасами еды и вина никто не следил, за дровами тоже. В некоторых комнатах холодно было, как на улице. И не из-за недостатка средств. Роберт, получив от королевы монополию на вина, мог достойно содержать семью.

– Я не справляюсь, – жаловалась Френсис, еле передвигая ноги. – Видишь, какой у меня живот. Стараюсь лишний раз из комнаты не выходить.

Спорить я не стала. Пришлось погонять слуг, взяв дело в свои руки. Первые недели собственной беременности протекали у меня так же легко, как и две предыдущие. Мне казалось, я естественнее себя чувствую беременной – так привыкла носить кого-то под сердцем.

Одиннадцатого января я стала свидетельницей рождения своего племянника. Френсис родила сына! Роберту в Лондон отправили гонца с письмом. Суета в замке стояла страшная. Слуги бегали, выполняя мои указания: мне пришлось взять на себя управление всем хозяйством. А Френсис пока была слишком слаба, чтобы встать с постели.

– Ты думаешь, Роберт приедет? – спрашивала она меня с надеждой.

Как лучше ответить, я не знала. Но мне хотелось верить, получив вести о рождении сына, брат тут же поедет в замок навестить жену и ребенка.

От мамы вестей ждать было рано. Второй ребенок ожидался примерно через месяц.

Вместо Роберта вскоре пришло письмо. Он выражал благодарность жене за сына, давал полное согласие назвать ребенка в честь него Робертом. Далее он писал:

«К сожалению, дорогие Френсис и Пенелопа, приехать навестить вас я сейчас не могу. Возле королевы держат меня дела государственной важности. Френсис, тебя я полностью вверяю под опеку своей сестры. Тебе, Пенелопа, признателен за помощь моей жене…»

Прочитав послание, мы обе выглядели растерянными. Я не собиралась постоянно находиться в Стретфортшире. Но, увидев неспособность Френсис управляться с хозяйством, я, конечно, не имела права бросить родственницу одну. Френсис тоже прекрасно понимала: вечно я у нее жить не буду. Она ждала мужа, который, судя по всему, в скором времени навещать ее не планировал.

– Он не приедет, – бормотала Френсис, опираясь на подушки.

Пока она так и не вставала из кровати, бледная и слабая от большой потери крови. Врач, навещавший нас, велел ей хорошенько питаться. Но Френсис жаловалась на отсутствие аппетита и несильно прибавляла в весе. Уверена, присутствие Роберта быстро бы ей улучшило настроение.

– Я бы поехала к нему сама. – Френсис рассуждала вслух. – Но мне не дозволено появляться при дворе. Королева велела даже близко не подъезжать к Лондону. «Она должна жить в своем замке, – так она говорила Роберту, – чтоб я ее не видела здесь никогда!»

Оставалось надеяться, рано или поздно Френсис оправится, и я с чистой совестью поеду к матери. Единственным местом, куда мне точно не хотелось ехать, был дом мужа. Узнав, что я снова беременна, он не настаивал на моем скором возвращении. В ожидании выздоровления Френсис я постаралась навести порядок в замке. Хотя бы до весны ей не надо будет думать о хозяйстве.

Когда Френсис начала перемещаться по замку и даже выходить на свежий воздух, я засобиралась в дорогу.

– Извини, дорогая, мне необходимо заехать к маме, – оправдывалась я. – Ей ведь тяжело приходится одной. Кристофер, как и Роберт, должен появляться при дворе. А Летиции там бывать запрещено. Поэтому она тоже часто остается в одиночестве. К тому же мама хочет повидать внуков.

Мне стало не так страшно покидать Френсис, потому что неожиданно из Лондона домой заехал Роберт. В замке при его появлении стало шумно. Дети бегали за ним по дому, играя в войну. Вечерами Роберт веселил нас с женой, рассказывая новости двора. Он сам первый хохотал над своими шутками, и нам ничего не оставалось порой, как только присоединиться к его заливистому смеху. Френсис становилось лучше день ото дня. Но мы понимали, Роберт здесь ненадолго. Вести из Франции приходили безрадостные, и брат упорно настаивал на своем назначении в помощь сэру Норрису.

* * *

К тому времени как я добралась до мамы, туда приехала и леди Элизабет. Несмотря на стремительно приближавшиеся роды, она выглядела красавицей. Неудивительно, что Роберт в нее влюбился. Спокойная, неброская внешность Френсис не шла ни в какое сравнение с ярким, вызывающим обликом любовницы.

Мы никогда не дружили с Элизабет и ближе не стали. Я холодно ей кивала, когда мы встречались за столом. Беседу в основном поддерживала мама.

– Она родит и уедет. Потерпи, – говорила она мне, если вблизи не было Элизабет.

– Сразу не уедет, – ворчала я, памятуя о плохом самочувствии Френсис после родов.

– Эта – крепкая. Да и не в ее интересах оставаться здесь надолго. Могут пойти нежелательные слухи.

– Они и так пойдут, если уже не пошли, – кое-кто при дворе точно знает о похождениях Роберта.

– Мужу она сказала, что поехала лечить водянку. – Мама улыбнулась. – Водянка – самая распространенная болезнь тех, кто хочет скрыть нежданную беременность.

– Мужчины наивны! – я покачала головой.

– Наивны или не хотят видеть правды. Роберт является фаворитом королевы. Не стоит с ним портить отношения. Все в курсе его взрывного характера. Может и на дуэль вызвать. Зачем это обманутому мужу?

Мама рассуждала мудро. О, через некоторое время я восприняла те мамины слова иначе. Пока сам не окажешься в похожей ситуации, не суди других.

Вскоре врач, которому Роберт заплатил за молчание большую сумму денег, «излечил» Элизабет от «водянки». У нас появилось два младенца. Первого, законного, родители назвали в честь Роберта. Второго, незаконного, Роберт единолично нарек в честь нашего отца – Уолтером. Мама ничего не имела против:

– Значит, этому имени не суждено исчезнуть из моей жизни, – мудро рассудила она, баюкая новорожденного.

– А в Робертах мы скоро запутаемся, – пошутила я. – Твой сын Роберт, мой сын Роберт, Роберт Роберта. Будь граф Лейстер жив, у нас их было бы уже четверо.

Как всегда при упоминании имени графа, мама взгрустнула. Кристофер Блант оказался прекрасным мужем, но в сердце у Летиции жила любовь к одному мужчине. Мама постоянно ходила к нему на могилу. Там также покоился их общий сын.

– Меня похороните рядом с графом, – повторяла мама.

А я удивлялась, что королева не стала противиться воле Дадли и позволила маме похоронить его возле нашего дома, а не где-нибудь поближе к королевскому дворцу.

Вскоре нас навестил Роберт. Он еще раз подтвердил желание воспитывать сына. Точнее, заботы по воспитанию взваливала на свои плечи мама. Роберт оплачивал расходы.

В обратный путь в сторону Лондона в марте мы отправились вместе. Брат взялся сопровождать меня и детей: на дорогах Англии было небезопасно. Естественно, я путешествовала с целым штатом слуг. Но с Робертом я чувствовала себя спокойнее.

– Ты не передумал ехать во Францию? – снова задала я ему волнующий всех нас вопрос.

– Нет, конечно – Роберт ненадолго пересел ко мне в карету, и в ней сразу стало тесно. Брат заполнял собой пространство мгновенно. Этому способствовали не только крупная фигура и высокий рост, но и громкий, раскатистый голос Роберта.

– Дела во Франции идут хуже и хуже. Приказы королевы туда либо не доходят, либо их не выполняют. Наварра по-прежнему не в Париже. Испанцы продолжают вести свою политику, поддерживая католиков, стремящихся к власти.

– Чем ты им поможешь? – Я удивлялась самоуверенности Роберта. Он говорил так, словно именно его присутствие поможет Генриху Наваррскому войти наконец в столицу.

Брат удивленно посмотрел на меня:

– Я знаю, какова воля королевы. Ее Величество советуется со мной, прислушивается к моему мнению. Сэр Норрис – опытный воин, но дни его славы позади. Ему следует уступить место другим.

– Френсис тяжело приходится одной. – Я осмелилась напомнить брату о жене, в одиночестве коротающей дни в Стретфордшире. – Тебе бы следовало больше времени проводить с ней.

– Я постараюсь. – Роберт кивнул. – Хотя такова судьба всех женщин. Мы воюем, вы рожаете и растите детей.

– Королева доказывает своим примером: судьба у женщины может быть иной. – Я сама удивилась вырвавшимся у меня словам.

– Ее Величество – удивительная женщина. Бог назначил Елизавету управлять Англией. Она не выходит замуж и не имеет детей. Такова воля Господа. – Роберт перекрестился. – Не сравнивай себя и королеву. Впрочем, она окружает себя умными мужчинами именно потому, что прекрасно понимает, одной ей не справиться.

Казалось, Роберт сам испугался высказанной мысли. Он остановил карету, прыгнул на землю и велел подвести к нему коня. Я закуталась в теплую меховую накидку и посмотрела вслед удалявшейся фигуре брата. Вот каково его мнение. Он помогает королеве в делах государственных. Я вспомнила Елизавету, цепкий, умный взгляд ее глаз, уверенную речь. Казалось, королева все время разыгрывает шахматные партии. Фигурами на доске ей служили приближенные. Кого хотела, того она снимала с доски. Кого-то двигала вперед, не считаясь с правилами.

– Эх, Роберт, главное – не ошибиться. В партиях с королевой пока выигрывала только она сама. Мудрость, терпение и хитрость – не твои козыри, – Роберт меня не слышал. Он гарцевал впереди, удаляясь все дальше от нашей кареты…

* * *

А вести из Франции, и правда, приходили неутешительные. Джон Норрис просил у королевы помощи. Скупостью своей она тоже удивляла многих. Уже отправив войско в поддержку Наварре, казалось бы, надо продолжать начатое. Или вовсе отзывать англичан обратно на родину. Елизавета не делала ни того, ни другого. Создавалось впечатление, что она забыла про изначальные намерения. Решившись потратить некую сумму денег на французскую кампанию, далее королева упорно делала такой вид, словно она ничегошеньки не понимает. Что там от нее хотят? Средства на поддержание войска? Какого войска? Во Франции?

Отчасти, полагаю, Роберт тоже был прав, когда обвинял Норриса в невыполнении приказов королевы. Но он сам и находил этому простое объяснение:

– Пока приказ дойдет до Франции, Норрис уже поворачивает в ту сторону, в которую считает нужным, и успевает пройти большое расстояние. Порой ему там действительно виднее. Послания от Генриха до него доходят гораздо быстрее.

– Получается, на месте виднее?

– Часто так и есть. Ее Величество заваливают письмами с просьбой выслать денег на оплату солдатам. Елизавету подобные мольбы не трогают. Разбирайтесь как знаете.

Видимо, ситуация в итоге сложилась отчаянная. В мае Джон Норрис лично приехал в Лондон. Его встретили холодно. Не судят победителей. Постоянно проигрывающих судят еще как! Королева не забыла о провальном походе Норриса и Дрейка к берегам Испании. Дрейк никогда не терял расположения Елизаветы, потому что продолжал набеги на торговые корабли и приносил в казну доход. Норрису повезло меньше.

Мне сэра Джона было искренне жаль. Я знала его с раннего детства: Норрис вместе с моим отцом ездил в Ирландию. Несмотря на жестокость проводимой им политики, внешне сэр Джон производил очень приятное впечатление. Поэтому я никак не могла соединить в голове образ Норриса-воина и образ Норриса – друга семьи. Служил сэр Джон не только в Ирландии. Он еще сопровождал графа Лейстера в Нидерланды, а также сражался на стороне протестантов во Франции. Повсюду о нем вспоминали как о не ведающем жалости воине. Он не щадил ни своих солдат, ни самого себя. Жениться Норрис не собирался. Единственной страстью его жизни являлась война…

Почти месяц Норрис провел в Лондоне, пытаясь уговорить королеву выделить ему деньги. О, тактика Елизаветы была отменной! Она не любила отказывать прямо, говорить «нет» в лицо. Елизавета делала вид, что раздумывает, советуется с приближенными. Роберту доставляло удовольствие сидеть в ее комнате за столиком с шахматами или картами и обсуждать перспективы Норриса во Франции. Он не советовал выделять средства, он советовал отправить на выручку Генриху себя.

Упорству Роберта можно было позавидовать. Он выпросил у Елизаветы согласие. Но и ему она не говорила о конкретных сроках. Так, при дворе прогуливались без дела два человека, стремившиеся на выручку Наварре. Один ждал денег, второй – взмаха кружевного платка королевы. Оба посматривали друг на друга враждебно. Еще со времен Нидерландов отношения между сэром Джоном и Робертом были прохладными. Норрис недолюбливал графа Лейстера, а, соответственно, Роберт не жаловал тех, кто выступал против отчима. Сейчас противостояние увеличилось. Брат денег у королевы не просил. Ради военной славы он выражал готовность идти сражаться за свой счет. Что ж, продажи вина способствовали продвижению подобной позиции.

Я же занимала себя тем, что посещала все придворные балы и приемы. Замужние дамы обычно не вызывали у королевы гнева и желания отправить их подальше от себя. Она, как правило, мне ласково улыбалась и справлялась о здоровье детей. Такой чести женатые фавориты не удостаивались. Сие являлось привилегией дам.

Иногда я жалела, что мой муж – не сэр Джон или не порывистый Роберт. Тогда бы он рвался из дома, большую часть времени проводя за пределами острова. Несмотря на чуть ли не постоянную беременность, я оставалась привлекательной для мужчин, и за мной ухаживали.

– Ах, вы и есть муза Филиппа Сидни! О, Боже! – Далее кавалер выражал сожаление по поводу ранней смерти великого поэта либо продолжал засыпать меня комплиментами.

Я равнодушно смотрела на говорившего, но вскоре поняла, мужчин такое поведение только толкает на большие подвиги. Казалось, мое сердце застыло. Оно принадлежало детям, матери, братьям и сестре. Мужчины будто жили в другом мире, путь в который навсегда мне преградил образ Филиппа.

До поры до времени при выходе в свет мою беременность прикрывали пышные юбки. Я танцевала и даже выезжала с королевой на охоту. Вот уж кому следовало позавидовать! Елизавета с легкостью держалась в седле и могла запросто провести в нем весь день. Охота ей нравилась. Скорее мужская, чем женская, забава травить животных могла увлечь Ее Величество на неделю, а то и две. Роберт всегда сопровождал королеву. Но улыбка на его лице оставалась натянутой. Стрелять следовало вовсе не в животных, а в людей. Вот – забава! Он сердился, не в силах выдержать затянувшийся период бездействия.

Наступившее лето не способствовало планам брата. Хорошая погода позволяла королеве передвигаться из замка в замок, наносить визиты. Визиты порой такие неожиданные, что после них хозяин просто-напросто умирал! Ведь принять королеву следовало на высшем уровне. Принять успевал, а после отъезда покидал грешную землю. Часто так не происходило. Но подданные побаивались внезапно увидеть на горизонте целую вереницу карет и кучу всадников…

Торжествовать Роберт начал в июле. Поддавшись на его настойчивые уговоры, Елизавета позволила брату выехать на север Франции. Норрис уехал чуть раньше. Средства были наконец выделены.

Мы все переживали за Роберта. Тем более вместе с ним уезжал наш младший брат Уолтер и мамин муж – Кристофер Блант. Поступок Кристофера, пусть и не вызывал у нас одобрения, был понятен. Блант очень сдружился с Робертом и выражал готовность всюду следовать за ним. Любовь к маме удерживала его дома, но он стремился к военным победам, пожалуй, не меньше, чем Роберт.

А вот Уолтер всегда оставался в тени Роберта. Даже внешне они сильно отличались: Уолтер был пониже и куда уже в плечах. Говорил он тихо, тщательно подбирая слова. При дворе его не замечали.

– Я решил, Уолтеру пора отличиться! – провозгласил Роберт, объясняя причину отъезда брата во Францию. – Засиделся он в окружении женских юбок. Ему надо найти занятие более подобающее мужчине.

Да, несмотря на невыдающийся внешний вид, Уолтер пользовался популярностью у женщин. Они флиртовали с ним вовсю. Для Роберта это являлось загадкой.

– Женщин трудно понять, – рассуждал он. – Ничем не примечательный Уолтер вечно распутывает любовные истории. Скоро не останется ни одной девушки в Лондоне, которая не была бы в него влюблена.

Мне легче давалось понимание популярности Уолтера. Он чем-то походил на Филиппа Сидни: тоже поэт с мягким, волнующим взглядом голубых глаз, окутанных темными ресницами. Брат, как и Роберт, получил отличное образование благодаря опекуну – лорду Берли. Но влияние отца на Роберта оказалось куда сильнее. Уолтер, хоть и названный в честь папы, никогда не рвался воевать или стремительно строить карьеру при дворе. Карьера строилась сама с помощью женщин.

И вот зачем-то Роберту приспичило вовлечь Уолтера в настоящие мужские приключения. Потом он никогда не мог себе простить этого непонятного поступка. Мы проводили обоих братьев, выехавших в конце июля из Лондона в сторону Ла-Манша. Напоследок Роберт заехал к жене, навестил маму и присоединился к Уолтеру, чтобы пересечь пролив.

По ту сторону пролива толком ничего не менялось. Борьба Наварры за трон пока не приносила успеха протестантам. Очередная попытка осадить Париж имела временный успех. Испанский король, следивший за развитием событий, велел герцогу Пармскому срочно выйти из Фландрии на помощь осажденным. В августе Генрих Наваррский снял осаду.

Королеву Елизавету в основном волновал север страны. Испанцы всеми силами противостояли Наварре и англичанам. Успех попеременно способствовал то католикам, то протестантам. Но в целом, к сожалению, Генрих куда чаще терпел поражения. Елизавета в письмах Роберту постоянно выражала недовольство его действиями. Мне сложно судить, насколько верными являлись ее приказы своему генералу, насколько верно сам Роберт их выполнял. Важно одно – при дворе слухи о плохом командовании брата распространялись все сильнее. Длительные осады французских городов не приводили к победе. Города не захватывались. Армия бродила по стране, не давая католикам полностью прибрать власть к своим рукам, но и не приближаясь к собственной цели.

Вскоре стало известно о том, что в Испании на французский престол хотят посадить дочь Филиппа, которая приходилась родственницей предыдущему королю Франции – Генриху Валуа. Елизавета вновь начала засыпать письмами Роберта и сэра Джона Норриса. Денег кампания требовала больших. Но королева всячески старалась обойтись без лишних расходов.

В свою очередь Роберт писал домой письма, в которых жаловался на судьбу. Солдаты болели, разбредались по стране, не подчинялись.

«Чего желать от наемников, которым не платят? – писал брат. – Те, кто остаются в строю, голодают или больны. Они не имеют возможности достойно воевать. Испанцы постоянно высылают католикам подмогу. Парме не стоит труда быстро собирать войско и перебрасывать силы в нужное место. Наварра вместо того, чтобы воевать, преследует по всей Франции свою любовницу. Его мысли только это и занимает…»

Наверное, все-таки Генрих еще и воевал. О нем говорили, как о храбром воине, сражающемся наравне с солдатами. Несколько раз его ранили, но он не сдавался. Любовные похождения? Да, французы всегда славились любвеобильностью. Но, глядя вокруг, я понимала: англичане точно такие же. Может, с нашего острова просто вести не доходили до других стран, слухи распространялись чуть медленнее? И надо отдать должное королеве – она никогда не переходила определенной границы в отношениях с мужчинами. Фавориты, комплименты, стихи… Никаких сильных увлечений, никакой явной страсти. После смерти графа Лейстера она не выделяла никого.

Как-то осенью королева заметила меня во время торжественного ужина. Она приблизилась и заговорила со мной:

– Я бы хотела вскоре видеть вашего брата в Англии. От его действий нет большого толку. А вы, я посмотрю, опять готовитесь родить мужу наследника? Прекрасно! Судя по всему, вы не унаследовали легкомысленного отношения к браку своей матери.

Елизавета, не дожидаясь ответа, быстро пошла прочь…

В тот год напечатали и начали с большим успехом продавать в книжных лавках сонеты «Астрофил и Стелла». Почти десять лет назад творение Филиппа прочитала королева, несколько ее приближенных и друзей автора. Теперь про меня снова заговорили:

– Это Стелла Филиппа Сидни!

А мне пришлось опять вспомнить о погибшем возлюбленном…