Отъезд Чарльза планировался на весну. А королева теперь настаивала на проведении суда над Робертом. Специальный закрытый королевский суд призван был решить его судьбу. Заседания откладывались из-за здоровья Роберта, которое хоть более и не считалось слабым, но, с другой стороны, и не позволяло поднять его с постели.

Помогло отсрочить суд также письмо Роберта. Он в очередной раз пытался убедить королеву в своих самых лучших чувствах и преданности. Секретарь брата отнес письмо и его даже допустили к королеве. Во время беседы с Ее Величеством секретарь заверил королеву, что граф Эссекс раскаивается и будет счастлив разрешить недоразумение, которое между ними возникло. Королева выслушала Уайта благосклонно.

Однако к марту ситуация так и не разрешалась ни в ту, ни в иную сторону. Брат написал еще одно письмо, в котором были такие слова: «Я слышу, как вы, Ваше Величество, говорите: не умирай, милый Эссекс».

Ответов королева не писала, но письма принимала и читала. Проходило время. Признаков возвращения Роберту свободы не наблюдалось. Отношения к нему королева также не переменила. Наконец Ее Величество все же решила положить конец затянувшейся истории. Она, видимо, тяготила не только Роберта, но и Елизавету.

* * *

Вняв мольбам Роберта, вместо закрытого суда «Звездной палаты» королева назначила восемнадцать членов Тайного Совета провести расследование, выслушать обвинение и защиту и высказать свое мнение – не вынести приговор – такое, какое они сочтут нужным.

Пятого июня, в течение нескольких часов, один за другим королевские юристы произносили речи, некоторые изрыгали яд и злобу, не пытаясь их завуалировать красивыми словами. На протяжении всего заседания Роберт стоял на коленях, выслушивая обвинения и даже оскорбления в свой адрес. Это ли не достаточное наказание и унижение?!

После того как выступили обвинители, позволили говорить Роберту. Ему не позволялось встать, и произносить речь в собственную защиту Роберт обязан был на коленях. Я не могла представить брата, который стоит коленопреклоненный перед всеми этими напыщенными лордами, пытаясь защитить свои честь и достоинство.

После суда нам с Дороти вновь позволили навещать брата, и потому мы сразу же узнали, о чем там шла речь.

– Я начал с перечисления совершенных мной ошибок и слов раскаяния. Затем искренне извинился за содеянное. Но когда я перешел к рассказу о некоторых действиях ирландского парламента и о наветах моих врагов, меня остановили. «Вам эти речи не помогут и не принесут ничего хорошего», – сказали мне, я объяснил, что хочу лишь одного: очистить себя от упреков в неверности королеве. Неожиданно я услышал, что никогда меня в этом не обвиняли.

Красноречие Роберта тронуло членов Совета чуть ли не до слез, даже тех из них, кто являлся его врагами и завистниками. Секретарь отвечал первым. Некоторые из обвинений он оставил в силе, но справедливо отдал должное подвигам Роберта и в целом разговаривал с ним с уважением.

– В конце заседания Совет, недолгое время посовещавшись, принял решение, – продолжил Роберт, – исключить меня из членов Тайного Совета, лишить звания фельдмаршала и шталмейстера. Я должен вернуться домой и, как ранее, пребывать здесь в качестве заключенного.

– Как долго? Почему тебя сразу не освободили, лишив всех возможных привилегий? – хором прокричали мы с Дороти.

– Окончательное решение остается за королевой. Ей передадут мнение членов Совета.

* * *

Ее Величество устроило соломоново решение приближенных. Королева явно успокоилась, и мы с надеждой ждали освобождения брата. По прошествии нескольких дней меня даже пригласили вместе с другими фрейлинами и придворными дамами сопровождать Елизавету на свадьбу дочери леди Рассел. Шесть рыцарей несли королеву в красивом, изящном паланкине, сделанном на манер греческой лектики. Ее Величество вообще питала слабость к древнегреческим текстам, одежде, традициям и обычаям.

После торжественного обеда королеву развлекали шестнадцать знатных леди в масках, исполнявших плавный, медленный танец. Одна из «масок» осмелилась подойти к Ее Величеству и предложить присоединиться к ним. Королева славилась умением танцевать. В хорошем расположении духа Елизаветы не осталось сомнений: она согласилась, встала и танцевала довольного долго с улыбкой на лице.

На следующий день после свадьбы я с утра приехала к Роберту.

– Думаю, скоро тебя освободят. Вчера королева находилась в прекрасном настроении и даже танцевала, чего не делала почти год!

– Пенелопа, не торопись, – Роберт остановил мою попытку продолжить. – Вчера, пока ты развлекалась с королевой, ко мне зашли друзья, которым я даровал рыцарское звание. Ее Величество издала указ: считать звания, назначенные мною, незаконными. Она говорит, что предупреждала меня не делать этого. Только в ее власти возводить или не возводить в рыцари.

– Не огорчайся. Рыцарские титулы ты и вправду не имел права раздавать.

– Мои друзья, верно служившие мне во время взятия Кадиса и в Ирландии, получили достойную награду за свои подвиги. В память о Кадисе! – Роберт стукнул кулаком по спинке кресла. Выражение покорности и смирения на его лице, к которому мы успели привыкнуть за год, сменилось гневом и раздражением.

– Никто не сомневается в их подвигах, – поспешила успокоить я Роберта, – королева припомнит тебе еще один или два случая неповиновения и простит, уверена. О «праздных» рыцарях давно ходят разговоры при дворе. Этим должно было закончиться.

Брата удалось успокоить. Он вновь принял скорбный вид и удалился в спальню. Мне оставалось лишь покинуть Эссекс-хаус. Мои обязанности при дворе возобновились, и я отправилась во дворец, куда к обеду собирался прибыть посол Фландрии. Хорошее настроение королевы опять бросилось в глаза. Она распорядилась выстроить всех слуг в длинном коридоре. В комнаты, через которые проводили посла, посадили самых красивых дам и фрейлин. Когда посол заходил в очередные покои, женщины вставали и делали реверанс.

В комнате, отведенной для встречи с королевой, стоял большой стол, заставленный всевозможными закусками. Ее Величество надела великолепное изумрудное платье и выглядела довольной и умиротворенной.

– Ваше Величество, – заговорил посол, – ваши красота и мудрость на самом деле превосходят всех других королей и королев на земле.

Такие слова всегда производили благоприятное впечатление на Елизавету. Она пообещала рассмотреть предложения, касающиеся заключения мира с Испанией.

Друзья доложили Роберту о визите посла, а он не счел ничего лучшего, чем написать жесткое письмо о своем негативном отношении к данному вопросу. Его секретарь отговаривал от такого опрометчивого поступка, но Роберт письмо все-таки отправил королеве.

Однако, казалось, ничто не испортит ей настроения. Даже новости из Ирландии. Чарльз, будем справедливы, справлялся со своей задачей куда успешнее, чем Роберт. Тем не менее граф Тирон окончательно разорвал все устные договоренности, достигнутые с Робертом. Глава мятежников объявил, что ожидает со дня на день помощи из Испании и не намерен продолжать переговоры с представителями английской королевы. Я очень волновалась за Чарльза, потому как он и не собирался их вести. Лорд собирался с Тироном воевать…

И вот, несмотря на заносчивость Роберта, постоянные расходы, в которые королеву вовлекали дела в Ирландии, после заседания суда она только и делала, что развлекалась. Один день королева смотрела представление французского циркача, ходившего по тоненькому канату, который натянули во внутреннем дворе Ричмонда. Другой день она велела привести на ристалище, где обычно проводились турниры, медведей, быка и обезьяну для травли. А уже на третий во дворце проводили пышный, торжественный бал, на котором Ее Величество вновь с удовольствием танцевала.

С другой стороны, в судьбе Роберта пока ничего не менялось. Он оставался в своем доме, друзья продолжали навещать его, а матери и жене приходить к нему запрещалось, а также не дозволялась всякая между ними переписка. Вступаться за Роберта было бесполезно: проведенное расследование полностью удовлетворило королеву, но отчего-то она не спешила с окончательными решениями. Нас это угнетало. Мама старалась держать себя в руках. Тем более что ее муж, Кристофер Блант, бывал в доме у Роберта и постоянно рассказывал Летиции о состоянии его здоровья.

Френсис старалась не отчаиваться, но ее положение в чем-то было хуже маминого. Неопределенность мучила всех. Однако Френсис знала о любовницах Роберта, которым вход в его дом не запрещался. Поэтому ее страдания усугубляла ревность.

– Как ты считаешь, когда Роберту позволят выходить из дома? – мама задавала вопрос, на который я и сама хотела бы узнать ответ.

Так как я оставалась единственным членом семьи, кого еще допускали к королеве, сроить догадки оставалось только мне.

– Надеюсь, скоро. Будем ждать. Хотя это не в характере Роберта. Он постоянно требует встречи с королевой, пишет ей письма.

– А его самочувствие? Улучшается?

– Роберт проводит в спальне почти весь день. Врачи советуют ему не волноваться, иначе его состояние будет лишь ухудшаться. Да разве возможно сейчас оставаться спокойным? – честно ответила я. – Друзья заходят к Роберту, спокойствия это ему не добавляет. Они настраивают его против королевы. Да-да, а зачем? Они ищут защиты у того, кому она необходима самому. Но все привыкли к сильному Роберту, который щедро угощает друзей вином, заступается за них, награждает. Понадобилась помощь ему, оказалось они не в силах поддержать, потому что в глазах королевы выглядят пустым местом, «праздными» рыцарями.

Мама вздохнула:

– Ладно, Пенелопа, расскажи как Чарльз? Скоро ли возвращается домой?

– Письма от него приходят редко. Королева довольна его действиями. Это сейчас главное. Иначе и на Чарльза может обрушиться гнев Ее Величества. Пока она относится к нему снисходительно: он исправляет ошибки Роберта и, может статься, заставит забыть о неудачном походе брата.

– А Рич?

– Муж делает вид, словно меня не существует. Мы редко видимся. Я этому очень рада. Общение с ним для меня ужасно! Детей он тоже видеть не желает. Странно, но поддерживает Роберта.

– Наверное, считает, что опала брата жены для него невыгодна, – отметила мама. – Отчасти так и есть. Предугадать невозможно.

– Чарльз просит развестись с Ричем. Только сейчас королеве не до того. Если я обращусь к ней с подобной просьбой, боюсь, это ухудшит ситуацию.

– Ты права. Разрешение на развод попросишь, когда Роберта освободят. Хотя я сомневаюсь, что тебе его дадут.

– От Чарльза тоже многое зависит. Если он сумеет сделать в Ирландии чудо и победит Тирона, то вернется в Англию героем. А героям прощают любые проступки.

Мы обе замолчали. Говорить не хотелось. Повторять одно и то же несколько раз на день нам то надоедало, то, напротив, слова сами просились наружу. Мама пользовалась моим пребыванием в ее доме и старалась высказаться. Кристофер редко теперь уезжал из Лондона. Он поддерживал Роберта, будучи его близким другом. Мама боялась и за мужа. Кристофер был прекрасным человеком, но слишком открытым и доверчивым. Он не любил придворных игр, часто высказывая вслух то, что было на душе. Судьба его часто переплеталась с судьбой Роберта. Брат искренне любил Кристофера, сопровождавшего его во всех военных походах.

Постоянно с Робертом находился и граф Саутгемптон. Он вновь попал в немилость у королевы, не успев выпросить прощения за предыдущие проступки. Впрочем, к графу относились снисходительно, считая его неспособным ни на предательство, ни на великие подвиги…

* * *

В конце августа Тайный Совет сообщил Роберту: он свободен, но ему, как и прежде, запрещается появляться при дворе. В ответ брат написал письмо, в котором повторял, что будет лишь рад вести уединенную жизнь в Оксфордшире. Однако он умолял членов Совета просить Ее Величество принять его перед отъездом.

Просьбу отклонили: слишком о великой чести, мол, просит граф Эссекс. Да, его свободу более не ограничивают, но возмущение королевы не утихло. Роберт должен понести наказание. И только его близкие могут общаться с ним, никто другой.

– Зачем ты добиваешься встречи с королевой? – спрашивала я Роберта. – Тебе предоставили свободу. Не нужно напоминать о своей персоне и лишний раз злить Ее Величество.

Я искренне не понимала. Переменчивый нрав был известен всем, а уж Роберту и подавно. Конечно, когда королева изволила в последний момент миловать приговоренного к казни, виновному оставалось только благодарить Господа за подобную милость. Но бывало наоборот. Прощенный вздыхал с облегчением, а королева меняла свое мнение из-за какой-нибудь мелочи, гневалась и велела казнить. В случае с Робертом я боялась именно этого. Ему разрешили покидать дом и вообще делать все, что заблагорассудится, кроме появления при дворе. Разве не такого поворота он желал для себя?

– Поцеловать напоследок ее руку – многого ли я хочу? – вопрошал высокопарно в ответ Роберт. – Да, я удалюсь в замок и проведу остаток дней возле жены, матери и детей. Прежде я хочу увидеть свою королеву, свою любовь, женщину, которой всегда буду предан! Я хочу в последний раз попросить у нее прощения и заверить в лучших побуждениях. Никогда не причинял я ей зла намеренно, а враги мои клевещут, не зная угрызений совести!

– Лучший способ заслужить окончательное прощение – тихо удалиться в тень, – возразила я. – Дело забудется. Королева заскучает по тебе и сама вызовет в свои покои. Настаивая на встрече, ты не даешь ей затосковать и раздражаешь упрямством, которое королева порой весьма плохо переносит в своих подданных.

Чудилось, комнаты Эссекс-хауса подстраивались под хозяина. Окна не открывались по нескольку дней. Плотные занавеси закрывали стекла от яркого летнего солнца. Оттого внутри постоянно было сыро, промозгло и темно. Если приходили гости, Роберт спускался из спальни, кутаясь в халат, и велел зажигать свечи. Слугу отправляли в ближайшую лавку за пирогами, приносили из погреба вино. В гостиной становилось чуть оживленнее. Но голос Роберта не звучал, заглушая голоса друзей. Он сидел в кресле внушительных размеров, а не возвышался посреди комнаты над остальными.

Бледность Роберта в комнате, тонувшей в полумраке, сильнее становилась заметна. Глаза поблескивали из-под густых бровей. На столе, который стоял возле кресла, теперь всегда лежали бумага и перо. Роберт стал часто писать письма.

– Ты же не только королеве пишешь, – задала я давно интересовавший меня вопрос. – Кто твои адресаты? Мама и Френсис ничего от тебя не получают.

Роберту явно вопрос не понравился. Он откашлялся, отводя взор.

– Мне не позволяли им писать. Какой прок марать бумагу, если письма им все равно не доставляли бы.

– Сейчас тебя освободили. Ты бы смог даже к ним поехать, а не сидеть в Лондоне без дела.

– С чего ты взяла, что я сижу без дела? – вспылил брат. – Я же сказал, я жду позволения встретиться с королевой! Письма напишу, обещаю, – чуть спокойнее добавил он. – Кроме того, я переписываюсь с друзьями и Чарльзом в том числе.

– С Чарльзом?

– Представь. У него завязалась переписка с Яковом, королем Шотландии. Мы обсуждаем с ним некоторые важные вопросы. Только умоляю, не болтай про это. Ни Дороти, ни маме, ни Френсис. Никому!

– Мало тебе неприятностей, – меня поразило услышанное. – Твои письма наверняка перехватывают и Тайный Совет точно в курсе, кому и куда ты пишешь!

– Нет, если ты не проговоришься, – ехидно заметил Роберт. – Я их отправляю с помощью близких друзей.

– То есть маме ты не можешь написать и передать письмо с помощью близких друзей, а в Шотландию и Чарльзу можешь? – не удержалась я.

– Пенелопа, не лезь куда не просят! Жалею, что сказал тебе. Дело государственной важности. Оставаться в стороне нельзя.

– Тебя только освободили, Роберт! Как ты не понимаешь? Малейшая оплошность – и ты окажешься под арестом. В Тауэре, а не в собственном доме, – я отчаялась объяснить брату, насколько его поступки противоречили здравому смыслу, да и его собственным заверениям в желании отдохнуть от проблем. – Что вас связывает с Яковом? Ты же не король. Ты – один из подданных королевы, причем не в милости.

– Во мне течет королевская кровь. Ты забыла?

О, Боже! Роберт вспомнил о легенде, которую рассказывала мама нам в детстве. Якобы наша бабушка была незаконнорожденной дочерью короля Генриха Восьмого. Ведь одно время Мэри Болейн, сестра Анны Болейн, которая приходилась королеве Елизавете матерью, являлась любовницей Генриха. Ее двое детей, по слухам, зачаты именно от него. Впрочем, сама Летиция всегда повторяла: слухи есть слухи, не стоит обращать на них особого внимания.

– Даже если это – правда, то какую роль тут играет шотландский король?

– Получается, он тоже наш родственник. Значит, мы можем рассчитывать на его помощь. Я обещаю ему трон, он присылает сюда войска, чтобы свергнуть королеву. Затем я предъявляю свои права на корону.

Меня охватил ужас.

– А почему сюда замешан Чарльз? Почему он тебе помогает? – Я искренне не понимала: Чарльз, всегда спокойный, осторожный и рассудительный, вдруг помогает Роберту связываться с королем Шотландии.

– Я его друг, разве нет? Чарльзу проще вести переписку. Он пишет из Ирландии – там за ним следить некому. И когда я передаю письма в Ирландию для Чарльза, их не перехватывают.

– Ты уверен?

– Да, нас поддерживают кое-какие люди. Они перевозят сообщения, не вызывая подозрений. – Роберт неожиданно стал выглядеть куда бодрее, чем вначале моего визита.

– Как твое здоровье? Ты чувствуешь себя лучше?

– Немного. Меня утешает мысль о том, что я не бездействую.

– То есть ты находишься в Лондоне не оттого, что хочешь увидеть перед отъездом королеву. Ты тут плетешь заговор.

– Не совсем. Если Ее Величество примет меня и я добьюсь прощения, то надобность в Якове отпадет.

– Понятно. Уезжать отсюда ты не собираешься. Вовсе не мечтаешь вести размеренную жизнь вдали от двора, интриг и завистников, – печально покачала я головой.

– Есть еще одна причина, – помолчав, тихо произнес Роберт. – Первого октября у меня заканчивается лицензия на продажу сладких вин.

– И?..

– Ее необходимо продлить. Я в любом случае подожду октября. Мой доход целиком зависит от этой лицензии. Посмотрим, как поступит королева.

– Ты полагаешь, она может отказаться продлить бумаги?

– Меня уже лишили наград и званий. Могут лишить и основного дохода. Увидим, простила ли в действительности королева те проступки, которые мне приписывают.

Я вышла от Роберта в плохом настроении. Даже погода за то время, которое я провела у брата, успела испортиться. Небо заволокло тучами. Солнце, приветливо светившее утром, спряталось, не показывая ни единого лучика. Вода в Темзе тоже, как и небо, потемнела. Вдали слева виднелись башни Тауэра.

«Только не туда, – прошептала я, – только не туда, Господи!»

Вдруг я осознала, насколько от поведения Роберта зависит моя судьба. Ведь моя жизнь – это мои дети, Чарльз, мама, Дороти. Все мы очутились в руках брата, который поступал странно и необдуманно. После того как Ее Величество даровала ему свободу, мы вздохнули с облегчением. Вроде самое страшное осталось позади. Но нет. Новые планы Роберта оказались чудовищны. Как Чарльз попал в эту ловушку? Неужели он не понимает, чем грозит тайная переписка с шотландским королем? Неужели он всерьез надеется на успех?

Подул сильный ветер. По небу еще быстрее побежали тучи, словно задались целью успеть в только им ведомое место. Похоже, Роберт также торопился к цели, которую мне не разглядеть.

Слуга терпеливо ждал меня у кареты. Я заставила себя сделать несколько шагов. Во дворец мне ехать было незачем.

– Домой, – проговорила я еле слышно. – Нет, пожалуй, к графине Нортумберленд.

Находиться в одиночестве я не хотела и решила поехать к сестре. Я не собиралась выдавать секреты Роберта, но с Дороти мы могли обсудить и те его дела, которые не касались переписки с Яковом.

Сестра искренне обрадовалась, увидев меня на пороге. Ее второе замужество не стало счастливым. В первый раз Дороти тайно вышла замуж за сэра Джона Перро. Тогда королева гневалась недолго. Сэр Джон некоторое время провел в Тауэре, но его быстро выпустили. А Дороти не лишали свободы вообще. К тому же она осталась при дворе. К сожалению, сэр Джон неожиданно заболел в начале девяносто четвертого года и вскоре умер. К сестре сразу посватался граф Нортумберленд. Граф был приятной наружности, но немного глуховат, а потому говорил слегка непонятно. С другой стороны, он обладал незаурядным умом. Его библиотека считалась самой большой в Англии. Граф увлекался астрологией, алхимией и составлением карт. Его рассказы о луне, солнце и звездах всегда меня интересовали. А вот Дороти никак не могла забыть первого мужа. Графа это расстраивало, но от печали его спасали увлечения. Он часто встречался с друзьями-учеными, проводя с ними по нескольку часов у телескопа…

– Я навещала Роберта, – сразу сообщила я Дороти.

– Когда он уезжает из Лондона? – Сестра знала о полученном освобождении и не сомневалась в скором отъезде Роберта.

– Пока не ясно. Он добивается встречи с королевой. Хочет поговорить с ней напоследок. Она упрямится и не дает согласия. И потом, ты помнишь о его лицензии на вина?

– Конечно, – Дороти кивнула.

– Ее срок истекает в начале октября. Несомненно, Роберт останется в Лондоне, пока не продлит необходимые бумаги. Их продлевает лично королева. Роберт считает, многое будет зависеть от ее решения. Если она его в самом деле простила, то продлит.

– Конечно, для Роберта важно не потерять свой доход, – согласилась сестра. – Но я не сомневаюсь, все будет в порядке. Может, не следует сейчас настаивать на встрече с Елизаветой, дабы ее не злить?

– Дороти, я дала Робину такой же совет. Последует ли он ему, вот в чем вопрос…

* * *

Незаметно наступило первое октября. В течение сентября Роберт безуспешно пытался добиться встречи с королевой. Она предоставила ему полную свободу и постоянно заверяла в своем нежелании разрушить его жизнь окончательно. Однако видеть Роберта Ее Величество не желала. В отношении королевы смешались жесткость и снисходительность, а выбор между этими противоречивыми чувствами она сделать никак не могла. По-моему, ее угнетало негодование, которое она продолжала испытывать, и полная для нее самой неопределенность по поводу того, когда и как вся эта история закончится.

Для Роберта важным моментом оставалось продление лицензии на сладкие вина. Несмотря на отклонения просьб о встрече, он постоянно писал королеве, не жалея высокопарных слов, которые должны были заверить ее в смирении и искреннем раскаянии Роберта.

– Единственное настоящее мое счастье, – декламировал Роберт вслух строчки из очередного письма, – поцеловать вашу руку и хлыст, которым вы меня воспитываете. Я стремлюсь к одному: посмотреть в ваши благословенные глаза, которые всегда являлись для меня путеводной звездой. Я готов, как Навуходоносор, жить со зверьми в полях, есть траву и омываться дождевой водой до тех пор, пока вы не соизволите вновь принимать меня.

– Не слишком ли? – спросила я, выслушав Роберта.

– Отправлю с письмом для Елизаветы лорда Ховарда, – словно не услышав меня, проговорил брат.

* * *

Лорд сообщил, что королева письмо прочла и выразила искреннее удовлетворение состоянием, в котором пребывает граф Эссекс.

– Я желаю лишь одного, – сказала королева лорду, – чтобы слова у графа не расходились с делом. И так как он давно испытывает мое терпение, было бы благоразумно проверить его смиренность. Мой отец никогда бы не стал терпеть своенравия, которое часто выказывал граф. Но я не стану оглядываться на прошлое.

Ее Величество тоже умела высказать свои мысли непросто, вложив в них ей одной ведомый смысл. Тогда нам показалось, он ясен: Роберта простили.

Однако, когда к королеве попало прошение Роберта о продлении лицензии на вина, она поняла, что вдохновило его на письма, исполненные заверений в искреннем раскаянии и в преданности. Ее раздражение и недовольство возобновилось с большей силой. В конце концов она не просто отклонила прошение, но и попросила передать Роберту:

– Чтобы заставить повиноваться, неуправляемое животное следует лишить корма!

Роберт пришел в такую ярость, какую я никогда в нем до этого не наблюдала. В его доме в тот момент находилось несколько человек.

– Старушка сошла с ума! Ее мозг так же скрючился, как и ее тело!

Повисла тишина. Я с ужасом представила себе, что случится после того, как эти слова передадут королеве. А ей обязательно передадут! И дело заключалось не только в несправедливости сказанного: Елизавета отличалась прямой спиной и ясным умом. Главное, она ненавидела любое упоминание о старости или ее возрасте. Кто об этом не знал при дворе! Основным комплиментом для королевы всегда были заверения в том, как молодо она выглядит.

Слова Роберта стали известны королеве на следующий же день. Двор злобно шептался у нее за спиной, ехидно посмеиваясь и над ней, и над Робертом. Падение брата стало необратимо.

* * *

Двери Эссекс-хауса, и так открытые для его друзей, в конце осени вовсе не закрывались. Раньше слуги отправлялись за едой по случаю. Сейчас стол постоянно стоял накрытым. Кто только ни приходил теперь к брату: бывшие солдаты, которые у него когда-то служили, разорившиеся графы, те, кто по самым разным причинам потерял милость королевы. К Роберту стали наведываться священники. Они проводили мессы прямо у него дома, собирая невиданное количество народу, толпившегося внизу в гостиной.

Брат не всегда даже спускался к гостям, оставаясь наверху в кабинете с наиболее близкими друзьями. Я приходила к Роберту ежедневно, будто своим присутствием могла бы что-то предотвратить. Меня пугали собиравшиеся в доме люди, но выгнать я их не имела права. Еще меня настораживала продолжавшаяся переписка брата с Чарльзом. Постоянно находясь рядом с Робертом, я хотя бы знала, о чем в письмах идет речь. Мой разум, казалось, помутился. Страх сковал способность мыслить здраво. Каждый день я шла к Роберту, как на заклание.

– Он сходит с ума, – делилась я с Дороти, единственным человеком, которому доверяла безоговорочно. – Тоска, раскаяние и сожаление сменились на ярость и возмущение. Он совершенно перестал слушать мои доводы и рассуждать разумно. При последней встрече он бормотал странные слова про неповиновение, мятеж и свержение королевы.

Дороти ахнула. А мне скрывать было уже нечего: Роберт перестал осторожничать и делился своими планами с любым, кто заходил к нему в дом. Я видела, как некоторые, услышав речи Роберта, спешно уходили прочь. Долго ли королева будет терпеть подобное?

– У Роберта появились плохие советчики, – продолжала я рассказывать сестре. – Странные люди, которых он внимательно слушает. Его разум пошатнулся. На Роберта страшно смотреть. Он похож на море во время сильного шторма: кричит, ругается и передвигается по дому, как исполинская волна.

– Королева умеет усмирять тех, кто выступает против нее, – встряла Дороти. – Роберт затеял опасную игру!

– Он вовлек в нее даже Чарльза! – не удержалась я от признания.

– Чарльза? – удивилась Дороти. – Он же в Ирландии.

– Они затеяли переписку с шотландским королем. Просят его помощи в обмен на английский трон. Зачем это нужно Чарльзу?! Роберт говорит, он действует как его друг. Но на Чарльза не похоже так рисковать даже ради друга.

После возвращения Чарльза в Англию я узнала: Роберт просил выслать ему на подмогу войска из Ирландии. Чарльз отказался. А Яков вел двойную игру: с одной стороны, он боялся портить отношения с Елизаветой, с другой, не отказывал Роберту на случай, если тот в самом деле соберет много сторонников и выступит против королевы. Чарльз попытался выяснить истинные мотивы шотландского короля, чтобы зря не надеяться на его помощь.

Однако Чарльз находился в Ирландии, и сложная ситуация, которая там сложилась, не позволяла ему в полную силу отдаться делам Роберта. Он и не представлял себе, насколько далеко зашли его планы.

Сильно меня беспокоило бездействие королевы. Неужели до нее не доходили слухи о встречах в Эссекс-хаусе, о письмах, которые пусть не перехватывали, но должны были замечать ее шпионы? Странная тишина, окружившая Роберта, пугала сильнее, чем суета, царившая вокруг раньше. Каждая сторона будто застыла, не приступая к открытым действиям друг против друга. Впрочем, мне доступ во дворец тоже стал закрыт. После отклонения прошения Роберта никто из нашей семьи не имел права показываться при дворе. В Лондоне нас принимали лишь друзья Роберта, такие же как мы опальные фавориты или ослушавшиеся королеву бывшие фрейлины.

Недовольных Ее Величеством оказалось довольно много, но некоторые из этих людей выглядели странно и подозрительно. Брат не обращал никакого внимания на их поведение. Он открыто обсуждал свои планы. Считалось, согласием Якова Роберт уже заручился, хотя шотландский король ничего толком не обещал.

Рядом с Робертом всегда находился граф Саутгемптон. Генри у себя дома, наверное, вообще не бывал: в любое время, когда ни приходила я к брату, заставала графа. Порой он приводил с собой жену. Элизабет не выглядела счастливой. Ее отсутствующий взгляд выдавал мысли, явно витавшие где-то не здесь. А Саутгемптон, как и прежде, не принимал ничего всерьез. Когда я пыталась с ним поговорить об опасных намерениях брата, он лишь махал рукой:

– Роберту надо отвлечься, – твердил Генри. – Роберт обижен на королеву. Сейчас он недолго поиграет против нее. Королева простит в итоге своего любимого графа Эссекса, а он опять бросится к ее ногам.

Мне не верилось в такой счастливый исход. Тучи, которые теперь постоянно висели над осенним Лондоном, казалось, сгустились над Робертом навеки. Состояние здоровья его могучего тела, скорее всего, улучшилось. Но состояние ума омрачилось, и просвета я не видела. Во время любого разговора он срывался, яростно выкрикивая бессвязные фразы или слова молитвы. В комнате будто начинали вспыхивать молнии и греметь гром. Окружающие замолкали и пережидали, пока Роберт успокоится.

Однажды брат позвал меня к себе в спальню:

– Пришло письмо от Чарльза, – помахал он листком бумаги перед моим лицом. – Не хочу, чтобы хоть слово из него услышали мои друзья. Он пишет:

«Ранее, когда вы были в опасности, мой друг, я помогал вам наиболее законным путем из всех возможных. Лицо, о котором мы говорим, действительно, обладает всеми законными правами. Тем не менее он не торопится выйти к вам на подмогу, что вызывает у меня некие подозрения. Уверен, сейчас, когда ваша жизнь вне опасности и речь идет только о восстановлении прав на получение прибыли, дохода, приличествующего тому образу жизни, к которому вы привыкли (что является совершенно справедливым, смею вас заверить), не следует подвергать себя большей опасности, чем прежде. А известное вам лицо ясно указывает в письмах ко мне, что не желает вступать ни в какие предприятия, имеющие целью удовлетворение частных амбиций графа Эссекса».

– Мы готовы выступить, а Чарльз не просто не помогает мне. Он продолжает переписку с шотландским королем, не пытаясь уговорить его выступить. Напротив!

– Удивлена, что Чарльз в принципе впутался в твои дела, – честно ответила я. – Ты подвергаешь опасности всех: свою семью, Чарльза и друзей. Неужели ты сам не видишь, тебе не следует выступать против королевы?! Тебе надо, как ты обещал, удалиться в замок в Оксфордшире, который любезно предоставляет дядя. Роберт, пойми, силы неравны. Ее Величество обыграет тебя.

– Ты не знаешь, за мной стоит весь Лондон. Народ пойдет за мной! Я – их герой! Герой Кадиса! Неурожаи последних лет вынуждают людей бедствовать и искать защиты. Ты не понимаешь, Пенелопа, своим скудным женским умом, какой властью я уже обладаю, – в голосе Роберта зазвучали знакомые гневные нотки.

Я не стала спорить, прекрасно представляя, какой вызову этим нервный срыв. Понятно было одно: Роберт, практически не выходя из дома, уверовал в собственное могущество. Кто убедил его в этом? Явно, Чарльз, даже находясь вдали от дома, уже чувствовал, как неверно поступает Роберт. Однако существовали люди, поддерживавшие брата. Они-то и вызывали у меня подозрения.

* * *

Потеряв посредника в лице Чарльза, Роберт все равно настойчиво продолжал писать шотландскому королю. С изворотливостью, вечной спутницей политической интриги, Роберт свои усилия направил на то, чтобы убедить Якова открыто выступить в борьбе за английский трон.

– Опасность, исходящая от испанцев, не миновала, – рассуждал Роберт. – Я не запугиваю шотландского короля, а говорю истинную правду. Филипп Третий, как и его отошедший в мир иной отец, мечтает покорить Англию. На престол здесь он посадит свою старшую сестру, инфанту Изабеллу.

– Почему Изабеллу? – я плохо разбиралась в хитросплетениях родственных связей между королями. – Разве она является потомком Тюдоров?

– Не важно, Пенелопа! – отмахнулся Роберт, но потом решил объяснить ход своих мыслей: – Да, является. Изабелла – внучка французского короля Генриха Второго, а значит, родственница Тюдоров.

Я молча кивнула, не вдаваясь в дальнейшие подробности.

– Догадываюсь, многие следят за состоянием здоровья пожилой и бездетной английской королевы. Филипп – не исключение. Его старшая сестра – лучший претендент на трон. Сесил поддерживает именно эту сторону, объясняю я Якову. В руках людей Сесила находятся те места на побережье, где скорее всего высадятся испанские солдаты. Яков, не теряя времени, должен прислать посольство в Англию и заявить права на престол.

Вскоре из Шотландии пришел обнадеживающий ответ. Роберт, вдохновленный обещанием в ближайшее время выслать посольство, продолжил свои рискованные встречи с друзьями. На втором этаже Эссекс-хауса теперь собирались не просто ближайшие друзья, а Совет Пяти. Совет, состоявший из самых преданных Роберту людей, конечно, включал в себя графа Саутгемптона и маминого мужа Кристофера Бланта. Руководил Советом сам Роберт.

Заговор тщательно обсуждался втайне от тех, кто находился внизу. Впрочем, полностью секрет сохранить, естественно, не удавалось, ведь Роберт составлял списки преданных его делу людей. С теми, кого включали в список, предварительно разговаривали, намекая на готовящийся мятеж.

К концу года в списке оказалось сто двадцать человек, на которых Роберт и его Совет могли положиться. Планировалось захватить королевский дворец, уговорить или заставить королеву удалить из парламента врагов графа Эссекса, созвать новый парламент, который будет состоять из заранее назначенных Робертом людей.

– Дороти, есть ли выход? – вопрошала я сестру в отчаянии. – Скоро наступит конец. Понимаешь, вечно это продолжаться не будет. От Чарльза пришло письмо лично для меня. Он просит воздержаться от посещения дома Роберта. Но как я могу не ходить туда? Понимаю, я ничем не помогаю своим присутствием. Тем не менее мне так спокойнее.

– Не стоит ли последовать совету Чарльза? – Дороти нахмурилась. – Если ты не станешь там появляться, то просто скажешь, что ничего не знала о готовящемся заговоре. Иначе ты становишься его участницей.

– Меня тянет туда неведомая сила. Каждый день обещаю себе остаться дома или, вот как сегодня, зайти к тебе. Не получается. Проходит немного времени, и я прошу отвезти меня в Эссекс-хаус. Там я брожу по комнатам, слушая разговоры. Иногда присаживаюсь в кресло. Перед глазами мелькают люди. Странные, Дороти, люди. Опасные и словно бы грязные. Они постоянно едят и пьют. Слуги только и бегают в лавку или в погреб за вином. Порой к вечеру приходят женщины. Они громко смеются и флиртуют с гостями. Элизабет, графиня Саутгемптон, среди них. Она заговаривает со мной, а я не понимаю ни слова.

– Элизабет осознает, во что ввязался ее муж?

– Кажется, нет. Она бегает на спектакли, в гости к тем, кто ее принимает, заказывает платья… Графиня развлекается. И происходящее в доме Роберта, по-моему, не воспринимает серьезно. Я вижу, Роберта заманивают в ловушку, и скоро она захлопнется.

– Мама ни о чем не догадывается? – поинтересовалась Дороти. – Мы можем поехать попросить ее вразумить Роберта.

– Мама видит: что-то происходит неладное. Она хочет сама приехать в Лондон. Ее беспокоит не только Роберт. Кристофер активно помогает ему. Он воодушевлен планами Роберта и готов идти с ним до конца.

– А твой муж? Он вроде поддерживал Роберта.

– Сейчас я его не вижу. Рич – не из бездумных храбрецов. Уверена, он не станет помогать Роберту. Хорошо, Чарльза нет в Лондоне. В Ирландии опасно, но здесь еще хуже. Слышала, королева очень ценит действия лорда Монтджоя. Ему удалось невозможное. Спокойный, не склонный к совершению подвигов, Чарльз поступает решительно и добивается успеха. Переписку с шотландским королем он со своей стороны прервал. Ее теперь Роберт ведет в одиночку.

Некоторое время мы сидели с Дороти в тишине. Я вспомнила Филиппа Сидни, свою первую и, скорее всего, последнюю настоящую любовь. Строчки из его сонетов плясали перед глазами и потихоньку по моим щекам потекли слезы. Нестерпимо захотелось вернуться назад в прошлое, где мы так любили друг друга и были безмерно счастливы…

– Не плачь, – Дороти тронула меня за плечо. – С Робертом все будет хорошо. Обойдется.

– Я плачу по прошлому, дорогая, – всхлипывая, бормотала я. – По минувшим дням, которые не вернешь. Неумолимо приближается тот миг, когда ты подумаешь, а ведь все, кого я любила – там, в затянутом дымкой былом. Когда ты заплачешь оттого, что рядом нет человека, который безвозвратно покинул тебя. Сейчас я могла бы остановить брата, оттащить его от пропасти, возле которой он встал, готовясь к последнему шагу. Да только не в моих силах остановить его. А главное, не в его силах остановиться. Я вспомнила Филиппа, Дороти. Где мы потерялись? И существовала ли для нас другая дорога?

И вновь повисло молчание, паутиной окутавшее комнату. Вдруг я ужаснулась: ведь сестра моя тоже любила и тоже потеряла любимого человека. Мы сидели рядом и не знали что делать. Страх заполнял нас обеих, заставляя вспоминать о тех, кого спасти мы не сумели…

– Обойдется, – прошептала Дороти. – Роберт успокоится и забудет про мятеж. Не беспокойся. Ну как иначе? Господь будет милостив!

* * *

Мама приехала к Рождеству. Больше всего ей хотелось увидеть Роберта.

– Почему он не уезжает отсюда? – спрашивала она. – Его давно освободили. Френсис и дети ждут. Здесь Робину не следует оставаться.

На следующий день после приезда мы вместе поехали в Эссекс-хаус. Я предупредила маму о собиравшихся там людях, а Роберту сообщила о мамином прибытии. Я надеялась, он хотя бы в эти дни избавится от своих многочисленных гостей.

Внизу в гостиной царил полумрак. С утра у брата редко кто бывал. Мы присели возле камина.

– Грязно. Слуги плохо убираются, – мама посмотрела по сторонам.

На столе лежали остатки еды, стояли бокалы с недопитым вином. В камине едва теплился затухающий огонь. В комнату торопливо зашел секретарь и помощник Роберта.

– Уайт, здесь следует прибраться, – заметила я. – Распорядитесь, будьте любезны.

Секретарь растерянно посмотрел на Летицию.

– Извините, леди Блант. Мне не сказали, что вы приедете так рано.

Он быстро исчез из гостиной, и вслед за ним вошли два слуги и начали спешно убирать со стола.

– Разожгите камин, – я куталась в теплый плащ и видела, мама тоже мерзнет.

Через некоторое время стало теплее. На столе появились свежие закуски и горячий эль.

– Граф Эссекс скоро спустится, – извиняющимся голосом доложил Уайт.

В дверь громко постучали. Мы услышали, как один из слуг произнес:

– Графа нет дома. Не велено никого пускать.

– Граф распорядился гостей сегодня не принимать, – объяснил Уайт.

«Понятно. Роберт решил не волновать маму, – подумала я. – Значит, он все-таки понимает, какое бы на нее произвели впечатление его так называемые друзья».

– Мама! Как я рад тебя видеть! – в тот же момент спустился и Роберт. В неизменном халате, растрепанный и невыспавшийся.

– Ох, Робин, Робин, ты плохо выглядишь! – запричитала мама, вскакивая из кресла и бросаясь на шею сыну. – Тебе следует уехать отсюда как можно скорее. Лондон ни одного человека еще не делал здоровее.

Я улыбнулась: мама постоянно твердила, что жить за городом, вдали от города и двора, полезно для здоровья. «Благодаря свежему воздуху и отсутствию сплетен я не болею и хорошо выгляжу», – так она говорила мне, утверждая, что вовсе не в обиде на Елизавету, которая ей запретила появляться при дворе.

– У меня появились дела, которые следует закончить, – ответил Роберт. – Надеюсь, уже в новом году все изменится. Чувствую я себя гораздо лучше, чем прежде. Просто не выспался.

– Ты постоянно не высыпаешься, – буркнула я. – Друзей надо выпроваживать пораньше.

Роберт сердито посмотрел на меня:

– Я знаю, тебе мои друзья не нравятся, Пенелопа. Однако они поддерживают в трудную минуту. Когда в мой дом их не пускали, здесь было пусто и неуютно. Мне предоставлена свобода. Сюда могут приходить все кто захочет. Я открыл дом для людей, не имевших возможности приходить сюда во время моего заключения.

– Каковы твои планы? – вновь заговорила мама. – Ты говоришь о каких-то делах. Что ты собираешься делать? – она старалась задавать вопросы спокойно, не выдавая мучившей ее тревоги.

Роберт прошелся по комнате.

– Я собираюсь вернуть себе положение при дворе. Подобающее мне положение.

– Ты же не желал более оставаться среди приближенных королевы! – воскликнула я. – Ты же сам говорил, как хочешь отдохнуть!

– Да. Но ситуация изменилась. Есть люди, которые на меня полагаются. Они зависят от моих решений. Если я уеду, их жизнь превратится в ад. Их жизнь и сейчас печальна! Королева лишает титулов моих друзей. Они теряют свое положение при дворе. Повсюду люди Сесила. Прежде чем уехать, я обязан вернуть им и себе доброе имя. Мы заставим снова уважать нас.

Пока мы разговаривали, в дверь еще несколько раз стучали. Слуги неизменно отвечали одно и то же, не пропуская гостей в дом.

– Мы пойдем, Робин, – мама встала. – Из-за нас ты закрыл сегодня свой дом. Не следовало давать такие распоряжения. Я с удовольствием познакомилась бы с твоими друзьями.

На минуту Робин вновь стал прежним. Он обнял мать.

– Обещаю, скоро мы увидимся. Не волнуйся. Я передам Кристоферу, что ты в Лондоне.

– Спасибо. Он знает. Я отправляла ему записку, – мама прижала к себе растрепанную голову Роберта и посмотрела ему в глаза. – Береги себя, Робин, ради всего святого…