Я родилась в Будапеште в семье служащих. Отца лишилась в детстве, и мать на жалование скромной служащей растила меня. Я окончила гимназию и стала ученицей и помощницей фотографа.
В 1945 году я поступила в Высшую театральную и кинематографическую школу, которую и окончила, получив диплом театрального литработника. Много лет работала как театровед, была научным сотрудником Театрального общества и в то время опубликовала ряд статей о театре.
Писать прозу начала в 1958 году. С тех пор регулярно печатаются в газетах и журналах мои рассказы, очерки и статьи.
Основные мои литературные произведения: романы «Ждем во вторник» (1963), «Отступники» (1967), «Итог» (1969), сборники рассказов «Новогодняя ночь» (1959), «Дятел на воде» (1965), «Траур в пестром» (1973), «Мы строим Вавилонскую башню» (1976), а также социографические очерки «Железная повязка» (1979).
В театре поставили мою драму и три инсценировки. По радио регулярно транслируются мои радиопьесы.
Голос в телефонной трубке
Сегодня ему не мил весь белый свет. В такой день добра не жди. Надо бы зубрить и зубрить, госэкзамен на носу, но браться за конспекты и учебники — ни малейшей охоты. Конечно, самое разумное было бы — завалиться и проспать до завтрашнего утра. Но и сна ни в одном глазу.
Звонит телефон; юноша снимает трубку, спрашивает, кто у телефона.
— Скажем, Каталин Тавас, хотя на самом деле меня зовут иначе.
— Ясно, — включается в игру юноша, — на самом деле вы Елизавета Вторая, королева Великобритании. В таком случае я — Ингмар Бергман, режиссер, всемирно известен.
— Вы — Михай Денеши, — решительно перебивает его девушка.
— Барышня любит читать телефонную книгу? Правда, в списке абонентов значится имя моего отца, но мы с ним тезки. Старик умер два года назад, бедняга, а родительница в данный момент в отъезде, так что, если хочешь, заходи на огонек.
— Поскучать на пару, чтобы потом обоим тошно было?
— А чем плохо? Тем более что адрес тебе известен по телефонной книге. Ну, так ждать тебя?
— Для начала предлагаю перейти на «вы». Теперь все знакомые и незнакомые с ходу говорят друг другу «ты», давайте мы хоть в этом не будем похожи на остальных.
— Как вам угодно!.. Кстати, в другое время я давно бы бросил трубку, как правило, у меня и минуты свободной не бывает. Но сегодня мне абсолютно без разницы, как убить время.
— Да, сегодня денек у вас хуже некуда, Михай. В магазине у вас увели кошелек с деньгами.
Чистый нокаут! Собственно говоря, юноша только сейчас начинает прислушиваться к голосу своей собеседницы. Чуть глуховатый, в старину его назвали бы голосом с хрипотцой, теперь же он самый модерновый и волнующий. Парню подбросили загадку: откуда девушка могла узнать об этой истории с кошельком? Тут возможны варианты, но оптимальное решение — спросить напрямик.
— Ваш кошелек украла я.
— Это у вас профессиональное или вы карманник-любитель?
— Я не делаю из этого профессии. К тому же и кошелек я не вытаскивала у вас из кармана.
Девушка рассказывает все по порядку. В продмаге они стояли рядом в очереди к кассе. Михай был рассеян, глазел по сторонам. У кассы он поспешно расплатился. Их корзинки с покупками стояли на прилавке рядышком, свой кошелек он впопыхах опустил в корзину девушки, а та быстро переложила его к себе в сумочку. Дома она изучила содержимое кошелька: там оказалось шестьсот пятьдесят форинтов, три визитных карточки и фотография для удостоверения с надписью на обороте — «Михай Денеши».
— Счет в вашу пользу: вам известно мое имя, вы знаете меня в лицо, я же не знаю о вас ничего… Скажите хоть, как вас зовут!
— Наивный вопрос! Назвать свое имя после того, как я созналась в краже? Для вас я останусь по-прежнему Каталин Тавас.
Девушка не без подковырки справляется, ощутима ли для Михая денежная потеря. Первое его побуждение — пренебрежительно отмахнуться — мура, мол, перебьемся, но парень вовремя спохватывается: в наше время всяк норовит пустить пыль в глаза, а его от этого с души воротит.
— Да, ощутима. На сегодня — это вся моя наличность. Но должен вас огорчить: я не умру с голоду, в доме есть консервы, картошка, варенье и еще кое-что из жратвы, мать обо мне позаботилась. Даже сигареты и те найдутся, пачки три-четыре.
— Напротив, я огорчилась бы, если бы вам пришлось голодать, — голос в телефонной трубке звучит искренне. — И вообще — у меня и в мыслях нет желать вам зла.
Феноменальная личность, — мелькает в голове у Михая, — с такой не соскучишься. Опасный тип женщины. Чувствуя, что с каждой фразой незнакомка все больше увлекает его, парень досадует.
— Я кладу трубку, — заявляет Михай деланно бесстрастным тоном.
— Самое время, — соглашается девушка так же бесстрастно. — До свидания. — И ни один из них трубку не кладет. Затяжная пауза.
— Послушайте, Катика! — неожиданно вырывается у парня. — Если уж так получилось, что вы для меня сейчас единственный живой голос на весь город и я, хоть тресни, не сумею вас разыскать среди двух миллионов человек, то вы могли бы позволить себе роскошь быть со мной откровенной. Тем более, что вам это ровным счетом ничего не стоит. Скажите, почему вы украли мой кошелек?
— Что верно, то верно! — задумчиво тянет Кати. — Не часто предоставляется такая возможность: говорить правду, не опасаясь последствий… Так вот, почему я украла? Можно сказать, из мести, все началось много раньше, из-за той зажигалки… Как-то раз я проводила отпуск в доме отдыха. Гуляла по территории и на дорожке, среди гравия, нашла дивной красоты золотую зажигалку. Никто не видел, как я ее подобрала… Сама я курю, роскошные вещицы, разумеется, мне не по карману, и иметь такую зажигалку хотелось бы ужасно! Но понимаете, все несчастье в том, Михай… — девушка запнулась, но затем вытолкнула из себя слова, звучавшие как самообвинение, — несчастье в том, что честность моя переходит в патологию! Зажигалку я отдала администратору, а тот объявил за обедом о находке и о том, что нашла зажигалку я. Вот тут-то и началось! Некий почтенный родитель с места не сходя обрушился на дочку: он-де в ее годы не разбрасывался золотыми зажигалками, у него каждый филлер был на счету… Дочь тоже за словом в карман не лезла, так они грызлись при всем честном народе. Должно быть, ссора продолжалась у них в комнате, и там уж страсти разгорелись по-настоящему, потому что несколько дней после этого папаша и дочка не разговаривали друг с другом и оба дулись на меня. Да что там «дулись» — оба просто с ненавистью смотрели на меня… Только зря я рассказываю вам это, Михай, вы все равно мне не поверите!
— Я верю вам, — серьезно отвечает юноша, — и понимаю гораздо лучше, чем вы предполагаете.
— Чепуха какая-то, надо бы выкинуть из головы. Но понимаете, мне и в голову не могло прийти такое: вернешь пропажу, и тебе же это выйдет боком… И это не единственный случай, очевидно, я вообще не способна разбираться в людях, у кого дурь — то надолго. Ну, а сегодня там, у кассы, я вдруг подумала: если уж до сих пор у меня все в жизни получалось шиворот-навыворот, то, глядишь, и кража обернется добром…
— Добром и обернулась! — оживленно перебивает ее юноша. — Прошу вас, скажите ваш номер телефона: вдруг нас разъединят, — я смогу позвонить вам!
— Скажите, Михай, кто вы по профессии? Ваша визитная карточка ничего не сообщает на этот счет.
Юноша выпаливает в сердцах:
— Кончаю философский, возраст — двадцать пять, в университет поступил не сразу, дальнейшие планы — стать всего-навсего школьным учителем, из чего следует, что я олух, потому что лишен честолюбия. Ну, а если моя автобиография представляет для вас интерес, могу сообщить подробности личного плана, назвать имена, адреса, описать характеры и внешность, на это у меня смелости хватит, в отличие от вас!
— У вас очень симпатичное лицо — даже на маленькой фотокарточке, а это так редко получается.
— Назовите ваш номер! Последнее время очень часто разъединяют!..
— Сплошь и рядом! Едва только доверишься человеку, убедишь себя, что он чувствует и мыслит так же, как ты сам, и с тобою хочет быть только потому, что ты ему нравишься… только вообразишь, что встретил настоящего друга… и тут же оказывается, что тот, другой, превыше всего ставит собственные интересы, — эгоист или вообще человек пустой, как дырявый мешок… вот тогда и приходится давать отбой!
— Послушайте, я совсем не такой, ей-богу! И до такой степени не умею отстаивать собственные интересы, что иной раз самому страшно: ведь так вот до конца жизни и останусь растяпой! И пустым меня не назовешь, даю честное слово! Люди вокруг интересуют меня куда больше собственной персоны, так, например, в данный момент меня интересуете вы!
— Рассчитываете подловить меня на ваши самовосхваления? Девица, мол, склонна к сантиментам, дай-ка подыграю ей! Заманю ее и верну кошелек, коль скоро маху дал.
Голос у девушки с заметной хрипотцой, и сейчас хрипота эта кажется вульгарной. Все ясно, — догадывается Михай, — она притворяется, нарочно меняет голос. Какое-то мгновение он колеблется: вывести ее на чистую воду или не стоит, вдруг спугнешь. Затем спрашивает, стараясь, чтобы голос его звучал как можно мягче:
— Если нас разъединят, вы мне позвоните снова? Обещаете?
— Даже не подумаю! И никаких обещаний от меня не ждите! Вообще должна вас предупредить: я легко поддаюсь минутным настроениям.
Юноша выпаливает не раздумывая:
— А вот и неправда! Вы все время стараетесь изменить голос…
Щелчок. Неизвестная собеседница, назвавшаяся Каталин Тавас, оборвала разговор. Юноша теряет терпение, так и хочется грохнуть телефонный аппарат об стену; что он, марионетка? Почему все сегодня происходит против его воли и желания? Но, очевидно, предел терпению еще не наступил, — телефонный аппарат остается в целости и сохранности. Изливая свою досаду, юноша сердито снует по комнате из угла в угол, в сердцах пиная ногой что попало.
Через четверть часа телефон оживает снова. Голос девушки звучит заносчиво, нарочито небрежно.
— Ну вот, сами накаркали, нас и в самом деле разъединили.
— А вы опять бросите трубку, если я скажу, что это вы прервали разговор?
— Нет, не брошу.
— Вы поняли, что я вас раскусил, и обратились в бегство. А потом сообразили, что ваш голос — всего лишь один из двух миллионов вариантов, и тогда позвонили снова.
Девушка отвечает междометиями, давая понять, что слушает.
— А кстати, зачем все-таки вам понадобился мой кошелек?
— Отвечу вопросом на вопрос: вы обратили внимание на старушку, которая стояла перед нами в очереди к кассе?
— Нет.
— А зря! Неужели вы не помните, как кричала на нее кассирша?
— Хоть убейте, не помню.
— Тогда плохи ваши дела! Не заметить такой сцены — просто грех! Впрочем, это, разумеется, самая выгодная позиция.
— Да нет же, для меня это никакая не выгода, а единственный способ самозащиты: я терпеть не могу ходить за продуктами и потому в очереди, в толкотне, стараюсь отключаться.
— Ну, знаете, человеку иногда не мешает сознавать, где он в данный момент находится! В противном случае выходит, что ты — вовсе не утонченный индивид, а бездушный, черствый индивидуалист! — Каталин Тавас распаляется все больше, говорит, не сдерживая своего возмущения. — Это же просто смешно — не замечать, что творится у тебя перед глазами! Кассирша все время подгоняла очередь, подстегивала людей, а дряхлая старушка перед нами еле ковыляла, где ей было подладиться под общий темп. Естественно, и деньги она не смогла быстро отсчитать. И тут кассирша накинулась на старушку: чего, мол, она суется сюда в час пик, делать-то ей все равно нечего, могла бы выбрать другое время для покупок, да ведь этим старикам хоть кол на голове теши!.. До того мне стало обидно, что никто не вступится за старушку. И я сама не решаюсь вступиться! Будь кассирша не такой агрессивной и грубой, я бы, пожалуй, отважилась… А так — нет… Страшно было попасть на язык этой ведьме, для мелких стычек тоже ведь мужество нужно! Против таких, как эта кассирша, надо выступать во весь голос или же…
— Или же? Договаривайте…
— Или подлаживаться под них. По сути, жертвой оказалась не только старушка, но и я. От унижения мне чуть дурно не сделалось. Но я ненавижу выступать в роли жертвы и потому сознательно отыгралась на вас.
Михая так и подмывает ответить, что он, мол, вовсе не чувствует себя жертвой от того, что лишился потертого кошелька со всем его содержимым; такую потерю можно пережить, пусть даже он остался сейчас без гроша в кармане. Но великодушие одерживает в нем верх: пускай себе радуется девчонка! А та, похоже, и вправду рада.
— Понимаете, мне необходимо было украсть ваш кошелек, чтобы я могла смотреть на себя по-другому: я — не жертва, я тоже из породы нахальных и удачливых, которым все сходит с рук и которые плевать хотели на остальное человечество, неудачники для них — все равно что инопланетяне!
— А в других случаях вы обычно вступаетесь за людей?
— Еще как — у себя на работе!.. Но теперь стараюсь избавиться от этой привычки. Стоит вступиться за кого-нибудь, и тут же получаешь сполна: бросаешься, мол, в бой вслепую, не разобравшись толком, кто прав, кто виноват. Видно, уж коль уродился недотепой, то не суйся воевать.
— Кто вы по профессии? Я никак не могу уловить из разговора, у вас поминутно меняется манера речи…
— Профессия у меня довольно редкая, так что раскрывать ее не стоит: по ней вы, чего доброго, еще разыщете меня…
— Послушайте, Кати, давайте говорить как взрослые люди, я все-все понимаю, честное слово! Стоит хоть в чем-то поступиться правдой, и тут же приходится брать на душу более тяжкий грех — это неизбежно. Не удивляйтесь, что я вас так хорошо понимаю: я мог бы порассказать вам немало похожих случаев из моей жизненной практики. Скажу вам больше: мне очень хочется поделиться с вами. А что, если нам встретиться где-нибудь в кафе? Давайте сегодня вечером, у нас еще вагон времени!
— Знаете, сколько мне лет? Три десятка сполна!
— Это, по-вашему, так уж много?
— Страшно много! И потом… у меня был жених.
— Что было, то прошло.
— Пока я для вас — всего лишь голос, один на два миллиона, могу перед вами исповедаться. Могу позволить себе роскошь сказать всю правду, почему он от меня сбежал, этот жених. Потому что я была чересчур верной. — В голосе собеседницы прорываются нотки горечи. — А слишком добропорядочная женщина всегда кажется серой и пресной.
— Ошибочный вывод!
— Напротив, настолько правильный, что применим и по отношению к слишком порядочному мужчине. Более того, сравнение можно логически продолжить. Непогрешимость всегда отталкивает. У людей неизменно возникает вопрос: и чего он затесался среди нас, этот святоша, ведь рядом с ним любое незаметное наше пятнышко вырастает в большое, режущее глаз пятно. А не поубавить ли ему святости?
Михай снова и снова просит ее о встрече. Каталин Тавас не соглашается: знакомиться им теперь — все равно, что после стриптиза церемонно представляться друг другу. Ничего хорошего из этого не получится. Каталин живет одна, и одиночество дается ей нелегко. Сцена в кафе рисуется ей очень ярко: они склонились друг к другу, руки их соприкасаются. Желание человеческой близости становится особенно острым. Ей нужен контакт, нужен замкнутый круг, как замыкают два провода электрическим током. Желание растет и пульсирует с ударами сердца. Как хочется встретить близкого тебе человека и знать, что ты также близка ему. Проклятая тоска! Девушка вздыхает:
— Возможно, сейчас я кажусь вам загадочной, интересной… На один вечер, когда не знаешь, как убить время… А дальше вы скажете: сначала она меня обчистила, потом принялась флиртовать со мной. Но и это все цветочки в сравнении с тем непредвиденным, что наступает, когда портятся отношения. Знаете, с кем мне легче всего? С той категорией людей, которым при случайной встрече можно сказать: «Добрый день, как поживаете? Красивый у вас костюм, он так вам к лицу! Вы немного похудели, но вам это удивительно идет. А знаете, вы очень возмужали с тех пор, как мы виделись в последний раз. Тысяча поцелуев вашей жене». При таких взаимоотношениях можно не бояться их испортить.
Михай парализован чувством бессилия. Но тут выручает мужская логика. С точки зрения тактической, соображает он, может, так оно и лучше… Ведь существует же твердое правило: когда одному чего-нибудь очень хочется, другой — ни в какую… И наоборот.
— Ну что же, не стану настаивать, — небрежно роняет юноша. И втайне надеется.
— О’кей, полный порядок! — откликается Каталин Тавас; теперь тон у нее, как у шестнадцатилетней девчонки, которой все нипочем. — Хелло, малыш, не горюй! Твою фотокарточку я зажму, идет? А шесть с половиной сотен верну по почте. На Западном вокзале почта, наверное, еще открыта, отправлю без задержки, так что нюни не распускай! Ну, всех благ и попутного тебе ветра!
Больше она так и не позвонила.
Перевод Т. Воронкиной.