Декер, задыхаясь, подошел к зданию. Он поспешил к воротам и ввел свой секретный код. Код был не слишком секретным: дата рождения Молли.

Ворота щелкнули, открылись, и Амос зашел внутрь. У всех контейнеров были внешние двери, и он поторопился к стоящему в самом конце. Достал из кармана ключ, но увидел, что замок с его контейнера сорван.

Это было сделано намеренно. Они хотели, чтобы он знал. Амос поднял рулонную дверь, на всякий случай держа в руке пистолет. Но контейнер был пуст. Пуст от людей.

Здесь хранились вещи, которые он забрал из старого дома, поскольку там, куда он переехал, для них не хватило бы места. Но он не мог расстаться с этими вещами. В них заключались материальные воспоминания о жизни, проведенной им с двумя самыми близкими людьми — Кэсси и Молли.

Все вещи были аккуратно разложены по коробкам, надписаны и расставлены по металлическим стеллажам. Декер не мог позволить себе такие расходы, однако он не пропустил ни одного платежа, замерзая и голодая, только чтобы сохранить эти вещи, эти воспоминания нетронутыми. Они отражали его разум — полный вещей, но тщательно упорядоченный, где все можно отыскать с минимальными усилиями.

Здесь стояла коробка, в которую ему нужно было заглянуть. Всего одна.

В дальнем конце, слева, вторая полка, четвертая коробка справа.

Декер подошел туда и замер. Коробка стояла на месте, но ее крышка была открыта. Он снял ее с полки и поставил на пол. В коробке лежали вещи, оставшиеся от его работы в полиции. И среди них — старая полицейская форма, которую он оставил, когда получил повышение до детектива. В управлении бывали дни, когда даже людям в штатском требовалось приходить в форме. Когда он ушел из полиции, форму следовало сдать, но вряд ли ее могли передать кому-то еще. В полиции Берлингтона не было другого человека таких габаритов.

Формы в коробке не было. Кто-то воспользовался ею, чтобы обмануть Нору Лафферти, застать ее врасплох на несколько драгоценных — и в конечном счете смертельных — секунд в том переулке.

«Они знают, где я живу. Они знают, что у меня есть этот контейнер».

Они осквернили его.

Амос мысленно вернулся к тому моменту, когда в последний раз заходил сюда. Двадцать семь дней назад, 1:35 дня. Когда они следили за ним? В тот раз? Или еще раньше?

Декер быстро пошел к воротам, где висела камера видеонаблюдения. Он не думал, что камера чем-то поможет, — и оказался прав.

Объектив камеры был закрашен черным. За ней явно никто не приглядывал, иначе они давно заметили бы, что камера почти месяц ничего не записывает.

Он позвонил Богарту.

Через пятнадцать минут к воротам подъехали несколько внедорожников. Декер впустил их и отвел группу к своему хранилищу.

По пути он давал пояснения. Когда они подошли к контейнеру, команда Богарта принялась за дело, ища отпечатки, следы или любые оставленные улики.

Богарт и Декер стояли бок о бок и наблюдали.

— Почему вы не сдали форму, когда ушли из полиции? — спросил федеральный агент.

Декер прекрасно понимал, к чему идет этот разговор, но ничего не мог поделать. И в определенном смысле Богарт был прав.

— Я должен был сдать ее, — признал Декер. — Но не сдал.

Агент ФБР медленно кивнул.

Декер не знал, вдруг мужик опять сорвется с катушек, но полагал, что перед лицом всей его группы это маловероятно.

— Ну, — заметил Богарт, — эти парни наверняка сообразили, что обмануть Лафферти они смогут только с помощью настоящей формы.

Эта фраза заставила Декера еще глубже почувствовать свою вину, что и было намерением собеседника. Сильнейший удар без физического контакта.

— Форма у вас? — спросил Декер.

— Мешок для улик в кузове.

— Могу я взглянуть?

Они достали мешок.

— Форму и фуражку уже проверили на следы, — сказал Богарт. — Ничего полезного.

Но Декер искал другое. Он ощупывал штанину рядом с отворотом. Примерно в шести дюймах от края Амос нашел то, что искал.

Он показал это Богарту.

— Дырки? — сказал агент ФБР.

— От булавок. Обметочных булавок.

— Обметочных булавок?

— У меня шесть и пять, но слишком длинные ноги, — пояснил Декер. — Парню, который это надел, нужно было подвернуть штанины на фут. В противном случае Лафферти сразу заметила бы, что это не его форма. Тогда я был стройнее, но уверен, парню пришлось туго затянуть пояс и, возможно, заколоть спину. И на рубашке тоже.

Он проверил рубашку и обнаружил на спине, посредине задней планки, две дырочки.

— Вот и вот. И парню пришлось подвернуть манжеты и застегнуть их, чтобы компенсировать разницу в длине рук. А если вложить в большую фуражку прокладку, она подойдет для средней головы.

— И насколько он меньше?

— Примерно пять и одиннадцать. И худой.

— Ланкастер рассказала мне о ваших находках в школе. Ботинки на платформе для роста и какое-то хитрое изобретение, чтобы стрелок выглядел крупнее.

— Вроде футбольных наплечников и накладок на бедра. Заставляет худого человека ростом пять одиннадцать казаться намного больше.

— Мы не смогли ничего выудить из письма, — сказал Богарт. — Этот IP никуда не привел.

— Неудивительно.

Декер посмотрел на нашивку с фамилией.

Декер.

Человек в синем. Человек, которым он привык быть.

Потом Амос кое-что заметил. Тусклое, но, Декер знал это, свежее.

— Взгляните на значок, — сказал он.

Богарт посмотрел.

— Это…

— Это Х. Кто-то нацарапал на значке Х.

— И что он может обозначать? Убийство Лафферти?

— Не знаю.

Он протянул форму Богарту. Агент ФБР взял ее и уставился на деятельность, кипевшую внутри хранилища.

— Как же вы сохранили все эти вещи?

Декер опустил взгляд и сказал скорее себе, чем Богарту:

— Это все, что у меня осталось.

Тот взглянул на него с мимолетным сочувствием. Должно быть, Амос заметил это выражение, поскольку сказал:

— Для таких чувств нет причин. Ты делаешь выбор. А потом живешь с ним.

— Декер, вы не выбирали смерть вашей семьи.

— Я думаю, что человек, который это сделал, считает выбор полностью моим.

— Но это же безумие.

— Да. Это оно.