Ли достал из холодильника упаковку пива «Ред дог» из шести банок и, выходя, с грохотом захлопнул за собой дверь. Подошёл к «хонде», размышляя о том, не оседлать ли железного коня и не убраться ли отсюда куда подальше? Мчаться, пока не кончится бензин, деньги или здравый смысл. Затем к нему пришло другое решение. Он ведь может оправиться в ФБР и один. Сдать им Фейт и позабыть обо всем, как о страшном сне. Ведь он действительно ничего не знает. И не сделал ничего противозаконного. И вообще ничего не должен этой странной женщине. В сущности, именно она стала причиной всех его несчастий, страха и балансирования на грани гибели. Сдать её — яснее и проще решения просто быть не может. Так почему бы и нет, черт возьми?..

Ли вышел за калитку и двинулся по тропинке, вьющейся между дюнами. Ему хотелось спуститься к берегу, стоять на песчаном пляже, смотреть на океан и пить пиво — до тех пор, пока в голове не прояснится и он не придумает какой-нибудь замечательный план. Или до тех пор, пока не вырубится полностью. Но все же лучше план по спасению, желательно их обоих. Сам не зная почему, но Ли вдруг обернулся и взглянул на дом. В окне спальни Фейт горел свет. Жалюзи были опущены, но не до конца.

Вот в окне показалась Фейт, и Ли замер. Не опустив жалюзи, она прошла по комнате и скрылась в ванной. Фейт не было с минуту, затем он снова увидел её. Когда она начала раздеваться, Ли завертел головой, проверяя, не видит ли кто, как он за ней подсматривает. Если звонок с сообщением о подсматривающем за дамочкой сладострастнике поступит в полицию, это станет достойным завершением одного из дней в многотрудной жизни и карьере Ли Адамса. Впрочем, в других домах было темно и тихо, так что он мог без опасений продолжать своё занятие. Сперва Фейт сняла блузку, затем — брюки. И продолжала последовательно избавляться от одежды, пока экран-окно не заполнила сплошная нагота. Никаких пижам, ночных рубашек и даже маек — ничего этого и в помине не было. Очевидно, эта высокооплачиваемая лоббистка, вообразившая себя Жанной д'Арк, спала нагишом. Ли довольно отчётливо разглядел кое-какие её прелести, все то, что не скрыло полотенце. А может, она знала, что Ли стоит на улице и подглядывает за ней? И нарочно устроила это шоу? Можно ли расценивать это как компенсацию за его погубленную жизнь? Тут свет в спальне погас. Ли вскрыл банку пива, повернулся и направился к пляжу. Представление было окончено.

Первую банку Ли прикончил, как только вышел на песок. Начался прилив, и заходить в воду далеко не пришлось, мелкие барашки волн лизали ступни. Вскрыв ещё одну банку, он двинулся вперёд, пока вода не дошла до колен. Вода была холодная, но он продвигался все дальше. Когда она закрыла бедра до середины, Ли остановился. Из чисто практических соображений: от намокшего пистолета толку никакого.

Он вернулся на пляж, поставил пиво на песок, стянул пропитавшиеся влагой брюки и пустился бежать. Ли очень устал за день, но ноги, казалось, двигались сами, без малейшего с его стороны принуждения, лёгкие послушно вдыхали и выдыхали воздух, и вверх поднималось облачко пара. Ли довольно быстро пробежал милю. Быстрее, чем когда-либо, — так, во всяком случае, ему показалось. Потом рухнул на песок, судорожно ловя раскрытым ртом влажный воздух. Сначала ему было жарко, потом вдруг пробрал озноб. Ли думал о матери и об отце, о братьях и сёстрах. Потом вспомнил Рене, когда она, совсем ещё маленькой, свалилась с высокого жеребца и начала плакать и жалобно звать на помощь папочку. Но вскоре крики её замерли, потому что на помощь он не приходил. Казалось, Ли увлекал в прошлое стремительный и безжалостный поток, и он окончательно растерялся, не зная, на каком находится свете. Его словно распирало изнутри, он был не в силах хранить в себе это прошлое.

Наконец Ли поднялся и шаткой неверной походкой пошёл к тому месту, где оставил пиво и одежду. Он долго сидел на песке, внимая грозному реву океана, и уговорил ещё две банки «Ред дог». Щурясь, Ли всматривался во тьму. Смешно. Каких-то несколько банок пива, и он так отчётливо видит свой конец вдалеке, там, на самом краю горизонта. Всегда было интересно узнать, когда это случится. Теперь Ли знал. Он умрёт, когда ему исполнится сорок один год три месяца и четырнадцать дней, и бородатый старик на небесах уже вытащил его билетик. Ли глянул в небо и махнул рукой. Большое тебе спасибо, Господи.

Затем он поднялся и двинулся обратно, но в дом заходить не стал. Зашёл во внутренний дворик, положил пистолет на стол, разделся и нырнул в бассейн. Температура воды, по его прикидкам, составляла около восьмидесяти пяти градусов. Озноб быстро прошёл. Ли нырнул на самую глубину, коснулся дна, сделал стойку на руках, выдувая из ноздрей хлорированную воду, всплыл на поверхность и лежал на спине, глядя в небо, затянутое облаками. Поплавав ещё немного, Ли попрактиковался в кроле и баттерфляе, потом вылез из воды и выпил ещё одну банку пива.

Он лежал на мостках возле бассейна и размышлял о своей погубленной жизни и о том, что сделала с ним эта женщина. Ли снова нырнул в воду, проплыл с десяток метров и вылез — на этот раз уже окончательно. Он с удивлением оглядел себя. Вот это да! С чего это он так встрепенулся? Поднял глаза на тёмное окно спальни. Интересно, спит она или нет? И какова в постели? Как поведёт себя Фейт в постели после всего того, что с ним сделала?..

И Ли подумал, что выяснить это следует непременно. Он никому не позволит ломать ему жизнь, а затем засыпать мирным сном как ни в чем не бывало. Нет уж, дудки! Ли снова оглядел себя. Взглянув на мокрую, вывалянную в песке одежду, снова поднял глаза к окну. Быстро, большими глотками, допил остатки пива. Казалось, что с каждым глотком пульс учащается. Не нужны ему никакие тряпки. И пистолет он тоже оставит здесь. А то ещё поднимет пальбу, если что пойдёт не так, а это вовсе ни к чему. Последнюю банку пива, так и не вскрыв её, он перебросил через изгородь. Пусть птички попробуют вскрыть и ловят кайф. Почему все хорошее должно доставаться только ему?

Ли тихо приоткрыл заднюю дверь и, перескакивая сразу через две ступеньки, поднялся на второй этаж. Приготовился выбить дверь в спальню ногой, но тут заметил, что она не заперта. Приоткрыл её, сунул голову, выждал, когда глаза привыкнут к темноте. Но они различали лишь кровать и продолговатый холмик на ней. Продолговатый холмик! Это словосочетание почему-то показалось Ли невероятно смешным. Три быстрых шага — и вот он уже возле кровати.

Фейт смотрела на него широко раскрытыми глазами.

— Ли… — Это был не вопрос, скорее утверждение. Но он так и не понял его значения.

Ли сознавал: Фейт видит, что он голый. Наверное, даже в темноте заметила, как он возбуждён. И Ли одним резким движением сорвал с неё одеяло.

— Ли? — На этот раз в голосе отчётливо слышались вопросительные нотки.

Он оглядел соблазнительные и нежные изгибы её обнажённого тела. Сердце забилось ещё быстрее, кровь так и бурлила в жилах, Ли уже не думал, какую совершает ошибку. Оказавшись в постели, он грубо навалился на неё всем телом. Фейт не сопротивлялась, её тело казалось безжизненно неподвижным. Ли начал покрывать её шею поцелуями, потом вдруг перестал. Что-то здесь не то. Никакой нежности. Фейт не отвечает на его ласки. И тогда он крепко схватил её за запястья.

Фейт лежала молча, не просила его остановиться. И это почему-то страшно рассердило Ли. Он тяжело дышал ей прямо в лицо. Ему хотелось, чтобы она знала: все дело в пиве, а вовсе не в ней. Пусть почувствует, что сама по себе она его не привлекает ни внешне, ни как-либо по-другому, что никаких чувств он к ней не испытывает. Ли превратился в озверевшего пьяного монстра с красными глазами, и Фейт была всего лишь мясом, лёгкой добычей для него. Вот и все, не более того. Он слегка ослабил хватку. Ему хотелось, чтобы она закричала, начала отталкивать его изо всех сил. Это остановило бы его. Но Фейт по-прежнему лежала не шевелясь.

Тут вдруг прорезался её голос:

— Была бы очень признательна, если б ты снял локти с моей груди.

Но это не остановило его. Жёсткий локоть ещё крепче врезался в мягкое податливое тело. Король и крестьянка. «Дай мне, Фейт! Облегчи мои муки».

— Тебе вовсе не обязательно действовать таким образом.

— Что это у тебя на уме, а? — прорычал Ли. Последний раз он так напился ещё моряком, когда служил во флоте, во время краткосрочной увольнительной в город. В висках стучало. Пять банок пива, перед этим несколько бокалов вина — и он пьян в стельку. Видать, стареет, иначе никак не объяснишь.

— Я сверху. Ты, наверное, слишком пьян, совсем не соображаешь, что делаешь, — в голосе её звучал упрёк.

— Ты сверху? Всегда хочешь быть хозяйкой положения, даже в постели? Ну и черт с тобой! — Ли так крепко сжал её запястья, что указательный и большой пальцы сошлись. Следует отдать ей должное, Фейт даже не пискнула при этом, хотя он понимал, как ей, должно быть, больно, все тело напряглось. Ли лапал её груди и ягодицы, грубо месил ладонями бедра и торс. Однако даже не пытался при этом войти в неё. И не потому, что был пьян и алкоголь лишил его этой чисто механической способности. Нет, даже алкоголь не мог заставить его сделать такое с женщиной без её согласия. Глаза он закрыл: не хотел видеть Фейт. А голову опустил ниже, чтобы она вдыхала запах его пота, перегара, похоти.

— Мне почему-то казалось, тебе так больше понравится, вот и все, — пробормотала она.

— Черт побери! — взревел Ли. — Так ты позволишь мне… сделать это?

— А ты хочешь, чтобы я вызвала полицию?

До чего же неприятный у неё голос. Так и врезается в уши, словно дрель, того гляди, прошьёт череп насквозь. И Ли продолжал нависать над ней, так крепко держа за запястья, что на руках у него буграми вздулись мышцы.

И вдруг он почувствовал, как из глаза у него выкатилась слеза, сползла вниз по щеке, одинокая, бездомная и неприкаянная, как и он сам.

— Почему ты не врежешь мне хорошенько, а, Фейт?

— Потому, что это не твоя вина.

И тут Ли затошнило, хватка на её запястьях сразу ослабла. Фейт слабо шевельнула рукой, и он отпустил её, молча, без слов. А потом она коснулась его лица, очень нежно, точно пёрышко упало с неба и скользнуло по коже. И одним этим движением смахнула одинокую слезу. Фейт заговорила, и голос её звучал хрипло:

— Потому что я разрушила тебе жизнь.

Ли кивнул:

— Так если я убегу с тобой, то буду получать это каждую ночь? Эту маленькую подачку, кусочек печенья для верного пса?

— Ну, если это тебе так надо, — шепнула Фейт и резко отняла руку от его лица. Рука безвольно упала на кровать.

Он даже не пытался вернуть её.

Ли открыл глаза и встретился с ней взглядом. Фейт смотрела так печально, даже её поза и поворот головы выражали боль. Эту боль доставил ей он, и Фейт приняла её покорно, молча, без сопротивления. Только тут Ли заметил, как по её бледным щекам медленно ползут слезы. Его так и обдало жаром при виде этих слез, казалось, они пронзили его насквозь, дошли до самого сердца, испепелили его.

Резким рывком Ли оторвался от Фейт, встал с постели, побрёл в ванную. И не успел дойти до туалетного бачка, как его вывернуло наизнанку, и все, что было выпито и съедено, зловонным потоком хлынуло на дорогую итальянскую плитку пола. А потом на пол рухнул и сам Ли.

* * *

Его вывело из небытия прохладное прикосновение полотенца ко лбу. Фейт стояла рядом на коленях и обнимала его. На ней была хлопковая футболка с длинными рукавами. Он видел удлинённые мускулистые икры, слегка искривлённые пальцы на узких сухощавых ступнях. Переведя взгляд чуть ниже, Ли заметил, что грудь его прикрывает толстое махровое полотенце. Его до сих пор подташнивало и знобило, зубы выбивали мелкую дробь. Фейт помогла ему сесть, а потом встать, поддерживая за талию. Только сейчас Ли обнаружил, что на нем спортивные брюки. Очевидно, Фейт умудрилась как-то натянуть на него эти брюки, сам бы он не смог. Голова кружилась так, словно Ли без передышки два дня катался на карусели. Вместе они как-то добрели до постели, и Фейт помогла ему лечь, укрыла простыней и пледом.

— Я буду спать в соседней комнате, — тихо сказала она.

Ли не ответил, даже глаз не открыл.

Потом услышал, как Фейт идёт к двери. И не успела она выйти, как он сказал:

— Прости меня, Фейт. — И тут же судорожно сглотнул слюну. Язык казался ему непомерно большим и шершавым, точно во рту застрял ананас.

Перед тем, как притворить за собой дверь, Фейт чуть слышно промолвила:

— Ты не поверишь, но мне тоже страшно жаль. Может, даже больше, чем тебе.