Иди Амин — человек, с именем которого связаны представления о жесточайшем терроре, холодящих кровь убийствах, крикливом самолюбовании собственной всесильностью. Что же, и такая горькая глава в истории Уганды была. И не только в истории Уганды. Видимо, Амин олицетворяет другой тип африканских лидеров, приходивших к власти, когда эйфория первых лет после получения независимости уступала место отчаянию и стенаниям по «твердой руке». «Твердые руки» находились — достаточно вспомнить хотя бы императора Бокассу из «Центральноафриканской империи», приговоренного к смерти собственным народом. Но Амин останется среди них самым скандальным, даже экстравагантным в своей бесчеловечности. Любимым героем многих журналистов, живописавших ужасы его правления, — и героем, вернее, конечно, антигероем множества книг. В этих книгах, даже в серьезных академических исследованиях, авторам трудно удержаться от эмоций. Об этом говорят названия: «Жажда убийств», «Кровавое государство», «Привидения в Кампале», «Африканский Гитлер»…

 

Сын колдуньи

Начало истории жизни этого человека приводит нас на крайний северо-запад Уганды — туда, где сходятся границы Судана и Заира. Здесь живут несколько суданских народов, разводящих скот на засушливых местных пастбищах. В маленькой хижине с травянистой крышей шлемовидной формы между 1925 и 1928 годами (большинство исследователей сходятся все же на дате 1925 год) и родился будущий третий президент Уганды Иди Амин. Его отец принадлежал к народу каква, живущему в приграничных районах Судана, Заира и частично Уганды, мать — к другому центральносуданскому народу, лугбара. Ее считали колдуньей, и солдаты из казарм часто обращались к ней за «львиной водой» — чудодейственным напитком, якобы дающим мужчине силу в бою и любви.

Ребенок рождался тяжело, поскольку был необычайно большим — при рождении весил около 12 фунтов (почти пять килограммов). И потом, уже взрослым, он всегда отличался внушительными размерами — весил около 230 фунтов (под 110 килограммов) и имел рост шесть футов три дюйма (больше 1 метра 90 сантиметров).

В детстие Амину не суждено было жить спокойной жизнью пастушонка. Очень рано его мать оставила отца и отправилась странствовать по свету, прихватив с собой сына. Сначала она работала на плантациях сахарного тростника, принадлежащих одной из богатых семей азиатского происхождения — Мехта. Затем связь его матери с неким капралом Королевских африканских стрелков привела мальчика в казармы Джинджи.

Уже тогда, по свидетельствам очевидцев, он отличался стремлением властвовать, применяя для этого физическую силу, поскольку был крупнее своих сверстников. К шестнадцати годам принял ислам. Так Амин стал ассоциироваться с «нубийцами» — потомками тех самых «суданских стрелков», которые составили костяк угандийской колониальной армии. Королевские африканские стрелки — так назывались колониальные войска в Британской Восточной Африке — на марше нередко распевали о «суди» — «суданцах», или «нубийцах» такую песенку:

Амин, живший при казармах и не получивший образования, наверняка быстро выучил эту и другие солдатские песенки — такие, как например, «Туфунге сафари» («Закончим поход»). Его военная будущность была предопределена, и вскоре ему было суждено распевать о «жестоких суди», в том числе и о себе самом, уже в строю.

Пока же 17-летний великан продавал мандази — сладкое печенье — в районе казарм Джинджи. В то время он выучился недурно играть в регби, но едва владеет несколькими английскими фразами, в основном ругательствами, но умеет четко произносить: «Иес, сэр». А вообще он немного говорит на языках каква и лугбара — языках своих родителей, немного на суахили и относительно прилично на «нубийском» — испорченном арабском, на котором до сих пор говорят выходцы из дистрикта Западный Нил в Уганде.

 

В колониальной армии. От капрала до генерала

Итак, с 1946 года он в армии в качестве помощника повара. Это, впрочем, не мешало потом Амину утверждать, что он участвовал в боях второй мировой войны — сражался в Бирме и даже якобы был награжден. Благодаря своей недюжинной физической силе в 1948 году он становится капралом 4-го батальона Королевских африканских стрелков.

По свидетельствам очевидцев, он лез из кожи вон, чтобы проявить себя настоящим воякой: ботинки всегда начищены, форма сидит безупречно. Амин — первый в спортивных состязаниях и первый в карательных экспедициях. Его военной карьере правда, помешало то, что в 1950 году у него впервые было зарегистрировано венерическое заболевание. Это считалось у «высокоморальных» британских офицеров серьезным минусом, но тем не менее лишь задержало, а не воспрепятствовало продвижению Амина по службе. Он служил в Кении во время восстания Мау-Мау, сохранилось много свидетельств его жестокости по отношению к повстанцам. К тому же в 1951–1952 годах он выиграл титул чемпиона по боксу среди Королевских африканских стрелков в тяжелом весе. Вот как характеризует капрала Амина один из его командиров — британский офицер И. Грехэм: «Он поступил на армейскую службу, практически не имея никакого образования; справедливо будет сказать, что до 1958 года (когда ему было около тридцати) его можно было считать абсолютно неграмотным. Во время начального периода восстания Мау-Мау в Кении он был одним из нескольких капралов, которые проявили выдающиеся качества — умение командовать, храбрость и находчивость. Поэтому немудрено, что капрала Иди повысили в звании». В 1954 году, после прохождения курса в военной школе в Накуру, где Амину преподавали и основы английского языка, он получил чин сержанта.

Чин эффенди (уоррент-офицер) он получил лишь в 1959 году, пройдя специальные курсы в Кении. Да и то после нескольких попыток — камнем преткновения для него был английский язык, определенное знание которого требовалось для того, чтобы стать «эффенди».

Тогда же британские офицеры и их жены в Уганде считали своим долгом учить будущих угандийских офицеров хорошим манерам. Тот же Грехэм, который накануне независимости был командиром роты, где служил эффенди Амин, вспоминает, в частности, такой эпизод. Будущим угандийским офицерам было рекомендовано помещать свое жалованье в банк. И вот Грехэм лично везет Амина в банк в Джиндже, которым пользуется сам. В банке Амину с большим трудом втолковывают премудрости, связанные с чековой книжкой и банковским счетом. Но самым трудным оказывается получить образец его подписи. Амин-то привык в армии «расписываться» отпечатком пальца. Ему приходится попотеть и испортить немало бумаги, прежде чем у него получается что-то похожее на подпись. Наконец чековая книжка у Амина на руках, и он заявляет Грехэму, что теперь хочет сделать «небольшие покупки». Эти «небольшие покупки» состояли из заказа двух новых костюмов у портного, транзистора, шести упаковок пива и нового автомобиля — голубого «форда-консула», а также нескольких пижам. Общая стоимость значительно превысила сумму, имевшуюся на счету Амина, и с тех пор до самого отбытия Грехэма из Уганды ни один чек Амина не принимался в уплату без второй подписи — самого Грехэма. «Образованного» таким образом Амина действительно вскоре произвели в офицеры — в 1961 году он получает чин лейтенанта.

Накануне независимости Уганды, в 1962 году, он становится майором. В этом году он прославился жестокостями по отношению к карамоджонгам Уганды и Кении, участвуя в «ликвидации конфликта» между ними и соседним народом покот (сук) из-за скота. Затем «урегулировал конфликт» с другим скотоводческим народом Кении — туркана. В 50-х годах выработались его излюбленные методы обращения с пленными, главный из которых состоял в том, чтобы угрожать воинам лишением знаков мужского достоинства — эта угроза иногда приводилась Амином в исполнение самолично.

Что касается инцидента с туркана, то они жаловались на жестокость Амина еще колониальным властям. Амину грозил суд, и спасло его только личное вмешательство Оботе. Так до самой независимости Уганды Амин прослужил в колониальных войсках, и было уже известно, что после получения независимости он займет место командира своей роты Грехэма.

Так и случилось. 9 октября 1962 года была провозглашена независимость Уганды. Амин оказался одним из немногих тогда офицеров-угандийцев. Его карьере в независимой Уганде немало способствовал и тот факт, что его дядя Феликс Онама стал министром внутренних дел в правительстве Оботе.

В продвижении Амина сыграли роль и другие не зависящие от него обстоятельства. Наиболее вероятным руководителем вооруженных сил независимой Уганды мог стать майор Каругаба — единственный угандиец, обучавшийся в знаменитом военном училище Сандхерст в Англии. Но он принадлежал к народу баганда и к тому же был католиком. Поэтому, когда в 1964 году произошли армейские волнения в казармах Джинджи, Оботе с радостью избавился от Каругабы. Главнокомандующим был назначен Ш. Ополот как более образованный, а Амин, принимавший непосредственное участие в подавлении бунта в казармах Джинджи, — его заместителем. В том же году Амин получил чин полковника. К 1966 году бригадир Амин имел дом в Кампале на холме Кололо с охраной, «кадиллак», двух жен и собирался жениться на третьей.

Официально, вернее, номинально армию Уганды возглавлял ее президент Мутеса II. Вот каким ему виделся Амин в те годы: «Амин был сравнительно простым, жестким человеком. Он бывал во дворце, и я видел, как он довольно успешно боксирует. Позднее Оботе велел ему не приближаться ко мне без особого разрешения премьер-министра, что могло показаться естественным, поскольку я был верховным главнокомандующим. Его взгляд на финансы был прямолинеен — простая солдатская мечта. Если у тебя есть деньги — трать их. Банковские счета на подставных лиц были выше его возможностей, и неудивительно, что среди всех обвиняемых только его банковский счет с трудом поддавался объяснениям».

Кабака тут имеет в виду дело о «конголезском золоте», где Амин наряду с Оботе выступал в качестве одного из обвиняемых. Это дело еще более сблизило Оботе и Амина, и Амин помог Оботе избавиться от неугодных ему министров.

В мае 1966 года именно Амин, сидя в открытом «джипе», возглавлял правительственные войска, штурмовавшие дворец кабаки Мутесы II. Ему же принадлежала идея использовать в этой борьбе артиллерию, но разрешение на ее использование дал Оботе. Важно, что ненависть баганда за эту акцию была направлена на Оботе, а не на Амина как исполнителя, что помогло Амину впоследствии, когда он захватил власть. Со времени штурма дворца Амин стал любимцем Оботе и вскоре был назначен командующим армией.

К 1968 году Амин сумел таким образом организовать набор в армию, что создал себе опору в лице своих соплеменников по отцу-каква. За эти годы отца своего он видел мельком — в том же году. Отец неделю гостил у него в Кампале. Считается, что именно отец добавил к его имени Иди Амин суахилийское слово «дада», что значит «сестра». По другой, Амин получил это прозвище раньше: когда у него заставали нескольких девиц сразу, он объяснял, что они — его сестренки.

Некоторые ассоциируют слово «дада» со словом «женщина», считая, что это прозвище закрепилось за Амином к 1969 году. Тогда, в декабре, Оботе был ранен в результате покушения и просил немедленно сообщить об этом только двум людям — своей жене и Иди Амину, тогда уже генерал-майору. Когда пришли за Амином, он решил, что произошел переворот и его сейчас арестуют. Он сбежал через окно своего дома, схватил первую попавшуюся машину и несколько часов скрывался в одной из казарм за городом, где находились верные ему солдаты. Лишь только узнав, что Оботе жив, он вернулся в Кампалу и навестил в госпитале раненого Оботе. Заодно ему оказали медицинскую помощь: при своем позорном бегстве, перелезая через колючую проволоку, которой был обнесен забор его особняка в Кампале, Амин сильно поранился. С тех пор и стали трактовать «дада» как «женщина» недоброжелатели Амина, намекая, что в этой ситуации он поступил как трус — «по-бабьи».

Опираясь в армии на северян, прежде всего «нубийцев», Амин старается не ссориться с баганда и увеличивает число своих сторонников в армии. Одновременно ухудшаются его отношения с Оботе. Бегство Амина после покушения на Оботе в декабре 1969 года навело президента на мысль о причастности Амина к заговору. Дальше — больше. Амин расправляется со своими противниками и соперниками в армии, что для него одно и то же. Так, убийство 15 января 1970 года, ровно за год до переворота Амина, в Гулу, на севере Уганды, в собственном доме бригадного генерала Окойи и его жены считалось делом рук Амина. Но, как уже говорилось, не исключено, что это убийство было совершено по приказу Оботе.

Оботе понимал, что Амин захватил слишком большую власть в армии и стал для него опасен. Поэтому в сентябре 1970 года Оботе попытался арестовать Амина, но у Амина была своя разведка, и он сумел избежать ареста. Тогда в октябре Оботе вывел людей Амина со всех командных должностей в армии и назначил вместо них своих ставленников из ланги.

И все же Амин был в значительной степени творением рук самого Оботе. Опираясь на армию, Оботе нуждался в нем долгое время и возвысил его на свою беду.

Амину же помогла дружба с израильскими военными советниками, приглашенными Оботе в Уганду. (Позже он круто повернет свою политику, провозгласив себя сторонником арабского дела, и поссорится с Израилем.) Не исключено, что он совершил свой переворот не без помощи израильтян.

Повод к военному перевороту Амина подал сам Оботе своим отъездом в Сингапур. Он все-таки недооценил Амина — его предупреждали, что ехать ему не надо бы, да напрасно. Пишут и еще об одном непосредственном поводе к перевороту: перед самым отбытием Оботе потребовал от Амина отчета в израсходовании 40 миллионов угандийских шиллингов (в то время — около 2,5 миллионов фунтов стерлингов). Амин должен был представить отчет к его возвращению из Сингапура.

Как бы то ни было, переворот произошел очень быстро и почти бескровно. Для его оправдания были подготовлены «18 пунктов», уже цитировавшиеся в очерке об Оботе. Новый глава государства, однако, был слаб в чтении, и по национальному радио этот первый документ аминовского режима читать было поручено другому человеку.

 

Во главе страны. Амин и Буганда

Переворот произошел 25 января 1971 года. После вторичного чтения по радио «18 пунктов» было объявлено: «Власть теперь передана такому же солдату, как и мы, генерал-майору Иди Амину Дада». Действительно, он захватил всю полноту власти. По декрету N 1, опубликованному 2 февраля, Амин становился военным главой государства, верховным главнокомандующим вооруженными силами страны, а также начальником штаба обороны. Он возглавил совет обороны, созданный еще при Оботе, и формирование этого важного органа перешло в его руки.

Свой кабинет министров Амин также переделал на военный лад. Генри Кьемба, занимавший пять лет министерский пост при Амине, вспоминает, что на первом же заседании кабинета Амин присвоил всем министрам офицерские звания. Отныне каждый из них должен был носить военную форму и подчиняться военной дисциплине. Каждому министру был предоставлен черный «мерседес» с надписями на дверях: «военное правительство». На заседании Амин произвел впечатление демократа, давая возможность каждому высказаться.

Вообще, в стране в целом в первые дни после переворота царила эйфория — все были довольны свержением непопулярного правительства Оботе.

Амину нужно было привлечь на свою сторону как можно более широкие слои населения, в первую очередь баганда. Ведь изгнание кабаки в Буганде связывали не только с Оботе, но и с Амином, командовавшим штурмом дворца. Для своей реабилитации в глазах баганда Амин, едва проведя переворот, распорядился перезахоронить прах Мутесы II в Буганде. Похороны были обставлены самым торжественным образом. Над гробом Амин трогательно напомнил слова «короля Фредди» о том, что он в конце концов вернется на землю предков и к своему народу. Более того, некий чиновник из Макерере, по имени Ф. Калемера, разразился поэмой по поводу этого события, названной «Отдадим почести уходящему королю». Брошюра, содержащая помимо самого поэтического опуса список кабак Буганды, была издана моментально — и не случайно. В ней в один ряд с героями африканского прошлого, такими, как знаменитый зулусский правитель Чака и ому-кама Буньоро Кабарега, среди героев настоящего называется, естественно, «редкий человек» Мутеса II, а также… Иди Амин.

Более того, «поэма» содержит такие строки:

Этот бред был, возможно, одним из самых первых образчиков лести тирану. Потом их стало много. Известно ведь: чем больше крови тиран льет в своей стране, тем громче ему словословят. Но тут еще и предупреждения, вернее, запугивания соседних Сомали и Танзании, а также «некоего племени». Скорее всего тут имеется в виду народ ланги, который впоследствии в значительной степени был истреблен Амином. И этот прием не нов для диктаторов — направление всеобщего гнева против какого-либо из народов, дающее выход самым разнузданным проявлениям человеческой нечисти.

Вообще, угандийская пресса времен Амина пестрела самыми разнообразными фотографиями Амина и его высказываниями — хлесткими, грубыми часто до непристойности. А ежедневная программа теленовостей, длившаяся два часа на семи языках, показывала также почти исключительно Амина во всех видах.

На процедуру перезахоронения тела последнего кабаки Буганды прибыл из Лондона его сын Ронни Мутеби, обучавшийся там в частной школе. Во время продвижения похоронной процессии из Энтеббе в Кампалу «мерседес», ч котором ехал молодой «принц», был поднят на руки торжествующими баганда. Кругом царила эйфория. Ведь эти церемонии происходили вскоре после того, как аристократическая верхушка «королевств» была принята Амином и он объявил, что Уганда останется республикой и «королевства» восстановлены не будут.

Тем не менее в августе 1971 года Буганда сделала еще одну попытку восстановить правление кабаки: к Амину была направлена соответствующая петиция, опубликованная в газетах. Одновременно газеты опубликовали петиции аристократии других «королевств» и частей Уганды, резко критиковавшие идею восстановления «королевств».

Первая половина 1971 года проходила под знаком все той же эйфории по всей стране. Амин выпустил из тюрем всех знатных пленников Оботе, в том числе Бенедикто Кивануку (которого сначала назначил верховным судьей, а потом убил). Он много ездил по стране и выступал перед народом. Вот он едет на земли ланги, и один ветеран жалуется ему на погром, учиненный солдатами в доме, — Амин тут же выписывает старику чек на сумму, на которую был причинен ущерб. Восемьдесят молодых ланги при попытке перехода границы арестовываются, и юноши признаются, что они хотели уйти в Танзанию и присоединиться к силам Оботе. «Вас остановили, не дали вам предать родину. Никто не причинит вам никакого вреда», — говорит им Амин.

 

Террор по-аминовски

Но террор уже развертывается. Его первыми жертвами становятся офицеры, оказавшие сопротивление Амину во время переворота. В частности, начальника штаба армии бригадира Сулеймана Хусейна жестоко избивают в тюрьме. Затем его голову доставляют на дом к Амину — резиденцию нового главы государства теперь величают «командный пункт». От сбежавшего охранника «командного пункта» попадает в печать леденящая душу история о том, что днем Амин любит доставать голову Хусейна из холодильника, где она хранится, и вести с нею беседы. В течение трех недель после переворота было убито до семидесяти армейских офицеров и около двух тысяч штатских.

В течение трех месяцев число жертв превысило десять тысяч. Неподалеку от водопада Каруме на реке Виктория-Нил расположен крокодилий садок. Крокодилам скармливают жертв террора. На таком меню эти мерзкие твари становятся все жирнее.

Амин проводил жестокий террор на основе своих собственных декретов N 5 и 8. Первый из них был издан в марте 1971 года. Он предоставлял военным право задерживать любого человека, обвиненного в «нарушении порядка». Когда же жертвы или их родственники попытались обжаловать действия распоясавшейся солдатни, был издан декрет N 8. Он запрещал привлекать к суду «любое лицо, действующее именем правительства (читайте — именем Амина) в интересах сохранения общественного порядка или общественной безопасности», «укрепления дисциплины, законности и порядка».

Террор осуществлялся армейскими подразделениями, где Амин опирался на унтер-офицеров — людей, примерно равного с ним образования и кругозора, видевших в нем «своего парня», Биг Дэдди — Большого Папочку. Сам Амин любил повторять: «Я не политик, а профессиональный солдат. Поэтому я — человек немногословный, и в своей профессиональной карьере я всегда был очень краток».

Он быстро продвигал своих любимцев — унтеров — на офицерские должности, стремительно освобождающиеся за счет уничтожения неугодных. Он никогда не фиксировал таких назначений письменно, а просто говорил:

 «Ты капитан» или: «Ты теперь майор». В результате бывшие сержанты стали командовать батальонами. Так же быстро продвигались по службе и шоферы танков и машин, которых Амин особенно любил. Этот порядок давал пищу для злоупотреблений: ни один интендант не рискнул бы проверить у Амина правильность заявления того или иного новоиспеченного командира о присвоении ему устно нового воинского звания.

Так же быстро продвигались любимцы Амина и в специальных карательных органах.

Это были: тайная полиция (официально называвшаяся Государственным исследовательским бюро), Часть общественной безопасности (такое название получил другой карательный орган, застенки которого располагались неподалеку от центра Кампалы), а также военная полиция. Постепенно обозначились и места скопления трупов, которых становилось все больше — их не захоранивали. Одним из таких мест был лес Мабира неподалеку от Кампалы, в направлении Джинджи. Другим из многих — знаменитый крокодилий садок; мост у водопада Каруме стал называться вскоре Кровавым мостом.

Первыми жертвами террора стали ачоли и ланги — военные и гражданские. По спискам вылавливали людей, имена которых начинались на «О» — это означало принадлежность к народу Оботе и к соседнему народу, составлявшим основу оботовской армии.

Целая серия убийств солдат и офицеров, ланги и ачоли происходит в казармах в разных частях страны. А вслед — первое убийство тех, кто попытался предать эти события гласности. Речь идёт о двух американцах   — Н. Строу и Р. Сидле. Один из них был «свободным журналистом» в Африке, другой   — преподавателем социологии в Макерере. Прослышав в начале июля 1971 года об уничтожении ланги и ачоли в казармах Мбарары и Джинджи, они тут же отправились в Мбарару. Их встретил заместитель командира части майор Джума Айга, бывший таксист. Произошел жесткий разговор, обоих американцев убили, а Джуму позже видели разъезжающим на голубом «фольксвагене» Строу. Трупы закопали в близлежащей воронке от снаряда. Когда же американское посольство поинтересовалось их судьбой, трупы срочно выкопали и сожгли. Сожгли и голубой «фольксваген». Позже, почти через год, по настоянию американцев было назначено судебное расследование. Судья, нашедший следы убийства и признавший виновными аминовских офицеров, был уволен, а результаты расследования объявлены Амином недействительными.

Тем временем убийства продолжались. Людей арестовывали днем и ночью, срывая двери с петель. Жестоко избивали. Или зверски убивали на месте. У солдат, охранявших лес Мабира, затем была разработана такса, взимавшаяся с родственников, желавших разыскать и захоронить трупы своих близких: от 5 тысяч шиллингов (600 долларов) за мелкого чиновника до 25 тысяч шиллингов (3 тысячи долларов) за важное лицо. Ко времени переворота Амина в угандийской армии насчитывалось примерно пять тысяч ачоли и ланги. Через год около четырех тысяч из них было убито. Об убийствах Амин всегда распоряжался устно и иносказательно. Например, он говорил каласи, что означает «смерть» на «нубийском». Или: «Поступите с ним, как с Ви-Ай-Пи» (очень важной персоной. — англ.). Это означало смерть после длительных мучений.

 

Новые друзья. «Прощайте, азиаты»

Второй год правления Амина был отмечен двумя событиями, получившими международный резонанс. Во-первых, разрыв отношений с Израилем и переориентация на союз с арабскими странами. Еще недавно, в 1971 году, Амин совершил в Израиль один из своих первых зарубежных визитов в качестве правителя Уганды. Его встречали министр иностранных дел и почетный караул из 72 человек, у трапа самолета была разостлана красная ковровая дорожка, его принимало все высшее руководство Израиля. А в начале 1972 года последовали яростные нападки Амина на израильскую политику в арабском мире, и к концу марта израильтян в стране не осталось. Правда, они успели вывезти часть дорогостоящего оборудования через кенийскую границу. Акция эта, покончившая с участием израильских военспецев в обучении угандийской армии и превратившая Амина в глазах мировой общественности в «борца против сионизма», ввела в заблуждение правительства многих стран. Тогда ведь в мире еще не знали, что за жестокий режим террора и убийств представляет собой его правление в Уганде. Вместо Израиля ближайшим другом стал ливийский лидер Муаммар Каддафи, которого диктатор посетил в феврале (на израильском самолете с израильским пилотом). Каддафи, заинтересованный в уменьшении влияния Израиля в Африке, пообещал Амину солидную помощь — материальную и военную.

Тогда же началась и насильственная исламизация Уганды. Эту страну, где мусульмане составляли не более 10 процентов населения, Амин объявил частью исламского мира. Мусульманам отдавалось предпочтение при назначении на государственные должности. Например, в кабинете министров в 1971 году было два мусульманина (включая самого Амина;, а в 1977 году уже 14 из 21. То же самое было и в армии и полиции — из 17 частей 15 командовали мусульмане. «Нефтяные деньги», которые Ливия, а затем и другие арабские страны отпускали «борцу с сионизмом» Амину, шли в значительной степени на его личные нужды. Новый дворец, бесчисленные автомобили, оборудованные мощными радиостанциями… И при этом Амин говорил: «Самый бедный человек в Уганде — Иди Амин. У меня ничего нет   — и я ничего не хочу. Потому что иначе я не смог бы справляться со своими обязанностями президента».

Второй крупной акцией Амина было изгнание из Уганды «азиатов». 4 августа 1972 года при посещении одной из казарм на западе Уганды Амин заявил солдатам, что накануне ночью во сне бог внушил ему мысль изгнать из страны всех лиц азиатского происхождения, которые «доят экономику Уганды».

Азиатская община Уганды ведет свою историю от первых кули, которых британские власти ввозили туда еще в начале века. Затем «азиаты» получили определенные льготы в скупке и переработке угандийского хлопка. Постепенно община разрасталась, «азиатам» принадлежало большое количество мелких лавочек и крупных магазинов, промышленных предприятий. К 1972 году в Уганде насчитывалось около 50 тысяч «азиатов», причем только 20 тысяч из них имели угандийские паспорта, остальные имели двойное гражданство или считались подданными других стран, в основном Великобритании. Однако, как выяснилось, Амин не собирался делать различий между «азиатами» с разным гражданством. Было объявлено, что в течение 90 дней все они должны покинуть страну. Был установлен окончательный срок  — 8 ноября. Банковские счета лиц азиатского происхождения арестовывались, а с собой им было разрешено взять только по сто долларов на человека. «Азиатов» охватила паника. Солдаты врывались к ним в дома и под предлогом «помощи в сборе вещей» учиняли грабежи. Разграблялся и багаж отъезжающих в аэропорту. Были случаи, когда «азиаты» для маскировки мазали лица черной ваксой, но это им не помогало — Амин объявил, что за такие дела будет строго спрошено. Как именно «строго спрашивали» люди Амина, в Уганде уже хорошо знали.

По радио передавали песню: «Прощайте, прощайте, азиаты, вы доили нашу экономику спишком долго. Вы доили корову, но не кормили ее». «Азиатов» запугивали, их девушек насиловали. Амин заявил, что те из «азиатов», что не уберутся к 8 ноября из Уганды, должны будут отправиться жить из городов в деревни, чтобы «смешаться с угандийцами и жить их жизнью». Неудивительно, что к 8 ноября 1972 года лишь очень немногие из них остались в Уганде. Беглецов принимали у себя несколько стран, и все же судьба многих из них, лишенных всяких средств к существованию, была трагичной. Любая другая страна оставалась для них чужбиной.

Зачем же Амину нужна была вся эта кутерьма? Откровенно расистская кампания, развернутая им, имела целью добыть средства, чтобы как-то расплатиться с армией за поддержку, главным образом с теми самыми унтер-офицерами, на которых он опирался. Ведь экономика страны была в плачевном состоянии, а расходы на армию росли.

Что же из всего этого получилось? Великобритания тут же приостановила выплату Уганде двухмиллионного займа, а США — десятимиллионного (соответственно в фунтах стерлингов и долларах). Это сразу же повлекло за собой новый этап «экономической войны» Амина — ведь так было представлено изгнание «азиатов». Были «национализированы» и предприятия, принадлежавшие англичанам.

Как же распоряжались изъятой у иностранцев собственностью? Сначала для этого были созданы министерские комитеты, затем Амин заявил, чтобы люди, работавшие в них, отправлялись по своим министерствам, а распределением захваченной собственности будут заниматься военные.

В результате львиная доля добычи досталась аминовским любимцам — унтерам и офицерам. Говорили, что одному, например, досталось около двадцати домов, другому — две дюжины тяжелых грузовиков или автомобилей. Не было никаких спи», ов, никакого учета. Собственность «азиатов» распределялась явочным порядком.

Самого Амина можно было видеть за рулем роскошного лимузина мультимиллионера Мадхвани. Он также взял себе шикарный дворец Мадхвани в Джиндже. Глава государства стал главой грабителей.

Доходило до анекдотических случаев: новые хозяева магазинов не знали, сколько стоят товары, и спрашивали покупателей: «А сколько вы платили за это раньше?» Или, например, за цену мужской сорочки принимался проставленный на ней размер воротничка… Они старались как можно больше утащить домой, не думая о расширении производства. Неудивительно, что все отнятое у «азиатов» практически пришло в запустение — фабрики, аптеки, школы, магазины и др. Исчезли товары первой необходимости. Одно время в Кампале не было соли, спичек, сахара. Это было серьезным ударом по экономике Уганды.

И тем не менее, как это ни удивительным может показаться, изгнание «азиатов» широко приветствовалось в Уганде. Их засилье в экономике страны еще с колониальных времен вызывало недовольство. Теперь же, в независимой Уганде, всякие разговоры о «паразитах с Востока» и об африканизации находили саму широкую поддержку в массах. Когда Амин бросил такой клич, он знал, что его поддержат. Экономические последствия такой «африканизации» стали видны далеко не сразу. Мои угандийские друзья неоднократно подчеркивали, что если бы Амин в своей деятельности как президент Уганды ограничился изгнанием «азиатов», то он навсегда бы остался для масс национальным героем.

Международный резонанс изгнания «азиатов» был достаточно велик. Например, осложнились взаимоотношения с Великобританией. Этот эпизод   — один из примеров блефования Амина на международной арене. Англия поначалу приветствовала его переворот — именно туда летом 1971 года он нанес один из первых своих зарубежных визитов. Тогда его принимали и премьер-министр, и министр иностранных дел, и сама королева. На этот раз Амину было официально заявлено об ущербе британским предприятиям в Уганде в результате «экономической войны». Ущерб оценивался в сумму около 20 миллионов фунтов стерлингов. Тогда  Амин сказал, что готов обсудить этот вопрос, если британская королева и британский премьер-министр Хит лично прибудут к нему в Кампалу. К тому же он заявил, что готов принять от королевы ее полномочия главы Британского содружества наций.

 

Авантюрист, садист и фигляр

Через год, когда заговорили и о компенсации ущерба британских подданных — азиатов, который оценивался в 150 миллионов фунтов стерлингов, Амин основал «фонд помощи Великобритании». В новый фонд Амин внес из своего собственного кармана первоначальный взнос — 10 тысяч угандийских шиллингов, как он заявил, «чтобы помочь Британии пережить охвативший ее экономический кризис». «Я взываю ко всему народу Уганды, который всегда был традиционным другом британского народа, прийти на помощь своим бывшим колониальным хозяевам», — сказал он. Вслед Амин послал телеграмму британскому премьер-министру, в которой говорилось, что экономические сложности Британии досадны для всего Содружества и он предлагает свою помощь в их решении. Это Уганда-то, сама находившаяся далеко не в лучшем экономическом положении, должна была спасти Англию!

Его наглость на международной арене не имела предела: он не явился на очередную конференцию стран Содружества, поскольку не были выполнены поставленные им условия: королева не прислала за ним самолет, экипированный караулом из шотландской гвардии, а генеральный секретарь стран Содружества не предоставил ему пару обуви его 46-го размера! А в ноябре 1974 года Амин предложил перевести штаб-квартиру ООН в Уганду, потому что это — «географическое сердце Африки и всего мира».

А в ответ на протест президента Танзании Джулиуса Ньерере в связи с изгнанием «азиатов» Амин послал ему телеграмму, в которой говорилось, в частности: «Я очень люблю Вас, и если бы Вы были женщиной, то я бы женился на Вас, хотя Ваша голова уже седа».

В сентябре того же года остатки верных Оботе солдат, концентрировавшиеся в Танзании, попытались свергнуть Амина. Это был скорее фарс, так как нападавших была всего тысяча. Амин легко отразил нападение. Это был своего рода подарок для Амина — повод для новой волны террора. По приказу Амина через пять месяцев после этого в разных частях Уганды одновременно совершились публичные казни двенадцати человек. Осужденных раздевали догола, кому-то выкололи глаза перед расстрелом; смотреть на это зрелище сгонялись толпы народа. Всех их обвиняли в том, что они — «партизаны Оботе». До этого в последний раз публичные казни в Уганде совершались полвека назад — в 20-х годах, когда британский колониальный режим чувствовал себя там совсем уверенно.

Изощренный садизм был характерен для режима Амина. Трупы убитых, которые предъявлялись изредка к опознанию или которые, скажем, лодочник у плотины на водопаде Оуэн неподалеку от Джинджи вылавливал по двадцати в день, носили следы самого невероятного насилия. Опубликовано множество фотографий жертв аминовского режима, нормальный человек не выдерживает этого зрелища. Но садизм шел к подчиненным от их Большого Папочки, который намеренно его насаждал. Некоторые считают, что садизм Амина — результат его психической неполноценности, другие же утверждают, что психически он вполне нормален. Как бы то ни было, есть достоверные свидетельства, что Амин не только пил человеческую кровь, но даже ел человеческое мясо. Так, например, Г. Кьемба сам слышал от Амина такие слова: «На войне, когда нечего есть и кто-то из твоих товарищей-солдат ранен, ты можешь его убить и съесть, чтобы выжить». Это говорилось спокойно, как о самом обыденном деле. Или даже так: «Я ел человеческое мясо. Оно очень соленое, даже более соленое, чем мясо леопарда». Садизм Амина обошелся его стране по меньшей мере в четверть миллиона человеческих  жизней  — такова минимальная цифра убитых во время его правления.

 

Государственный муж и супруг

В 1973 году последовала целая серия отставок министров Амина, понявших губительную сущность его режима. Еще раньше наиболее строптивые из них, как например, верховный судья Бенедикто Киванука, лидер Демократической партии, запрещенной, как впрочем, и все другие при Амине, были попросту убиты. (Убийство Кивануки, начавшее террор против политических лидеров, произошло в сентябре 1972 года.) Поэтому новые отставки министров происходили в основном во время их поездок за рубеж, что давало им возможность сохранить себе жизнь и эмигрировать одновременно.

Так было, например, с министром иностранных дел Вануме Кибеди и с министром просвещения Эдвардом Ругумайо, сообщившими о своей отставке из соседней Кении. Ругумайо вслед за своей отставкой обратился к главам африканских государств и правительств. Он писал об Амине так: «Он неполноценен с медицинской точки зрения — у него гормональный дефект. Он расист и фашист, убийца и богохульник, трибалист и диктатор. У генерала Амина нет принципов, для него не существует моральных норм, и он не щепетилен в выборе средств. Если это отвечает его интересам — укреплению его власти или достижению желаемого, будь то женщина или деньги, — он без колебаний убивает или приказывает убить. Он неисправимый лжец как во внутренних, так и в международных делах, и на его слово в делах международных никогда не следует полагаться. Для него не существует норм ни в морали, ни в политике. Он устанавливает свои собственные „нормы", пишет свои собственные „правила" и меняет их по ходу дела. Поэтому предсказать его действия очень трудно. Единственное, что можно предсказать, — это то, что он крайне непредсказуем.

Амин не может просидеть в офисе целый день. Он не может сосредоточиться на каком-либо серьезном деле даже на пол-утра. Он не читает. Он не умеет писать. Все эти неумения, вместе взятые, не позволяют ему участвовать в регулярных заседаниях кабинета, или следить за дебатами в кабинете, или понимать письма, которые пишут ему министры. Короче, он живет вне связи с каждодневной жизнью страны не потому, что ему так нравится, а из-за своей неграмотности. Он редко присутствует на заседаниях кабинета — только тогда, когда он дает указания о делах, касающихся обороны или безопасности страны, или когда он увольняет кого-либо из чиновников. Таким образом, единственным каналом информации о стране, которой он правит, остаются для него его собственные уши. Другими словами, он полагается только на слух и еще, возможно, на зрение».

Надеюсь, читатель не слишком утомился от столь пространной цитаты — уж больно ярко она передает стиль правления этого человека! Естественно, что Амин, как все люди такого типа, патологически ненавидел интеллигенцию. Даже врачей, лечивших его, — он удалил из страны трех врачей-европейцев, обвинив их в том, что они «распространяют политическую гонорею». Немудрено, что интеллигенция старалась убежать из страны. Эмигрировал профессор Семакула Киванука, крупнейший в Уганде авторитет в области истории, немало сделавший для становления национальных кадров историков в университете Макерере. И многие другие — ученые, писатели, представители других интеллигентских профессий. К 1977 году из Уганды сбежали 15 министров, 6 послов и 8 заместителей министров. Практически опустел университет Макерере: в эмиграции оказались профессора, деканы факультетов и лекторы по основным дисциплинам. Остались лишь конформисты, перекраивавшие историю, географические карты и прочее по указке Амина.

Внутри страны важнейшими политическими акциями в этот период были декрет, разрешающий мужчинам брать себе любое количество жен (при этом брак в течение шести месяцев должен был быть зарегистрирован), и запрет на мини-юбки, которые Амин объявил неприличными. Заодно женщинам запрещалось носить парики — «волосы либо убитых империалистов, либо африканцев, убитых империалистами», а также брюки. Этот поборник пристойности сменил за время своего президентства пять жен и около тридцати официальных любовниц, причем некоторые из них были зверски убиты. Тема «Амин и его жены» может составить сюжет для целого порнографического романа ужасов.

Тело одной из этих жен, Кей Адроа Амин, с которой он развелся официально несколькими месяцами ранее, было найдено в багажнике автомобиля расчлененным. Другая, мусульманская жена Амина — Малияму Мутеси — была арестована и подвергнута тюремному заключению якобы за незаконную торговлю тканями с Кенией. После ареста и выплаты штрафа ее отпустили из тюрьмы, подстроив затем автомобильную катастрофу. Но сверх ожиданий она выжила и сумела бежать потом из страны.

 

Деятель международного масштаба

В 1975 году настала очередь Уганды принимать у себя сессию глав государств и правительств Организации африканского единства (ОАЕ). По существовавшей тогда в ОАЕ традиции глава принимающего государства становился на очередной год председателем ОАЕ. Сессия была организована в Кампале с большой помпой. Было закуплено двести «мерседесов», множество «пежо» и «дацунов». В Кампале впервые за долгое время появились мука, яйца, соль, мыло, куры, масло, молоко — но только в отелях и на виллах, предназначенных для гостей. Жителям Кампалы на время сессии было вменено в обязанность носить особые одежды с изображением Амина, эмблемы ОАЕ и карты Африки. Сам Амин по этому случаю сделал себя фельдмаршалом. Правда, независимые государства Африки проявили некоторую сдержанность в отношении сессии ОАЕ в Кампале. Некоторые страны вообще отказались в ней участвовать, другие вместо глав государств и правительств прислали заместителей. На банкете Амин устроил очередное представление: он появился там в кресле, которое заставил нести четырех английских бизнесменов. Все это называлось юмористической демонстрацией «бремени белого человека» (так в свое время британская пропаганда определяла место колоний в империи). При этом Амин цинично заявил: «Европейцы внесли меня на мой прием на своих спинах. Почему они это сделали? Потому, что они посчитали меня блестящим, твердым африканским лидером, способствовавшим лучшему взаимопониманию между европейцами и африканцами».

Во время сессии ОАЕ было еще несколько зрелищ; например авторалли, которое Амин возглавил в своем «ситроене мазерати»; рядом сидела его новая жена — 19-летняя красавица Сара Кьолаба в военной форме. Или воздушные маневры — они должны были изображать воздушный налет на Кейптаун — цитадель расистов ЮАР. На одном из островов на озере Виктория неподалеку от угандийского берега был водружен флаг ЮАР, и МИГи, состоявшие на вооружении военно-воздушных сил Амина, довольно долго бомбами сбивали этот флаг, а затем сбросили на островок флаг ОАЕ.

В начале 1975 года произошел ряд покушений на Амина, неудавшихся, но закончившихся очередными массовыми расстрелами. После одного из покушений жена Амина — Медина была доставлена в больницу со следами жестоких побоев, в том числе со сломанной челюстью, — говорили, что Амин подозревал ее в сговоре с покушавшимися. С тех пор он стал принимать самые невероятные меры предосторожности — менял автомобили, менял свои планы в последнюю минуту, сажал в президентские кортежи подставных лиц из людей, хоть как-то близких ему по комплекции.

В тот год он совершил несколько зарубежных поездок и везде наделал шуму. В Аддис-Абебе демонстрировал в бассейне свое умение плавать и нырять, заявив предварительно, что поведет арабские силы на Израиль и переплывет Суэцкий канал. В Ватикане опоздал на 18 минут на прием у папы римского Павла VI — случай, подобного которому там не могли припомнить. В Нью-Йорке, на сессии Генеральной ассамблеи ООН его встречали посланные заранее 47 угандийских фольклорных танцоров. На заседание он опоздал на 40 минут, произнес приветствие на суахили, затем передал, текст своей речи на английском языке представителю Уганды при ООН, затем добавил к ней окончание на дикой смеси суахили, его родного языка каква и английского еще на десять минут. Форма на нем была, естественно, фельдмаршальская со всевозможными регалиями.

 

Последние авантюры Амина

В 1976 году произошел скандал в университете Макерере. Весной людьми из «общественной безопасности» был убит один из студентов. Затем — главная свидетельница убийства, беременная женщина. Дело об убийстве студента было спущено на тормозах, что возмутило университетскую молодежь. К тому же в Макерере учился один из сыновей Амина — учился «понемногу чему-нибудь и как-нибудь», но имел машину, личную охрану и занимал преподавательские апартаменты, что раздражало других студентов. 3 августа 1976 года университетская молодежь устроила демонстрацию под лозунгом «спасите нас от Амина». Демонстранты были жестоко избиты солдатами и полицейскими. Затем было проведено расследование, в результате которого несколько студентов исчезли из университета навсегда. А спустя несколько дней в Макерере на церемонии выпуска Амин получил степень почетного доктора права «за восстановление в Уганде законности и порядка» и за то, что «дал угандийцам возможность жить без страха».

В тот же год Амин заявил, что Уганда претендует на часть территорий Кении и юга Судана. Что касается Кении, то он требовал «возвратить» Уганде полосу в двести миль от кенийско-угандийской границы почти до самой столицы Кении Найроби. Профессор С. Киванука был вынужден эмигрировать, поскольку отказался исторически обосновать эти претензии.

Но, пожалуй, самым нашумевшим событием 1976 года в Уганде был знаменитый «рейд Энтеббе». Четверо палестинцев похитили аэробус, следовавший из Тель-Авива в Париж через Афины и принадлежавший авиакомпании «Эр Франс». Они потребовали освобождения 53 палестинцев, задержанных в Израиле и нескольких европейских странах. Пилотов заставили приземлиться в Энтеббе.

Амин оказал террористам гостеприимство. Они выходили из самолета для принятия ванны и отдыха, а заложников (на борту было 258 пассажиров) охраняли аминовские солдаты.

Террористы получили от людей Амина автоматы. Израилю был предъявлен двухнедельный ультиматум, срок которого истекал 4 июля. Амин улетел на Маврикий и возвратившись 3 июля, вновь навестил террористов. Надо сказать, что заложников, не являвшихся израильскими гражданами, все же отпустили несколько ранее.

Оставшиеся заложники были похищены. Эта операция считается одной из самых блестящих военных операций за последние десятилетия. Дело в том, что аэропорт в Энтеббе в свое время строили израильтяне. У соответствующей фирмы сохранились чертежи. Но аэродром был слегка модифицирован, и в чертежи были внесены коррективы в соответствии с данными израильской разведки и фотографий со спутников, предоставленных Пентагоном.

В Найроби приземлились три транспортных израильских самолета и группа истребителей. А также два «Боинга-707» — один с 23 врачами и двумя операционными на борту, второй — штабной. Из Найроби три транспортных самолета и штабной «Боинг» взяли курс на Энтеббе. В течение 50 минут все закончилось — заложников увезли, всех семерых террористов и двадцать угандийских солдат убили в перестрелке. Самой тяжелой потерей для Амина были сожженные 11 МИГов — основа его ВВС. Все произошло так быстро, что Амин не успел опомниться.

Когда ему сообщили об этом, он тут же отправился в аэропорт. Первыми жертвами его гнева стали четыре оператора радарного слежения — они были расстреляны на месте. Потом были и другие. Особенный международный резонанс получили два убийства. Дора Блох, 73-летняя женщина, имевшая двойное англо-израильское гражданство, вызвалась быть переводчицей на переговорах. Во время еды она поперхнулась мясом, и ее отправили в Кампалу в больницу, не разрешив сопровождать ее летевшему вместе с нею сыну. Назавтра сыну по телефону сказали, что ее выпишут через день. Однако во время налета на Энтеббе израильтяне о ней забыли. Зато не забыл Амин. В ту же ночь к больнице подъехали две машины «государственного исследовательского бюро» — угандийской модификации «воронка». Дора Блох исчезла. Но не бесследно. Ее труп, обожженный, но узнаваемый, был обнаружен и запечатлен на пленке фотографом из угандийского Министерства информации Джимми Пармой. Парму схватили на улице, пленку засветили, а самого его отвезли и убили в том же лесу Наманве, где он обнаружил тело Доры Блох.

В тот же год Амин спровоцировал инцидент на кенийской границе — операцию панга кали («острый нож» на суахили). Операция провалилась, и Амину пришлось выполнить некоторые условия Кении, в частности снять свои территориальные претензии.

В начале 1977 года новые убийства потрясли Уганду. Амин лично застрелил архиепископа Уганды, Руанды и Бурунди Янани Лувума. В ответ на самые невероятные обвинения, выдвинутые Амином против христианской церкви в Уганде, Лувум и другие высшие церковники написали Амину петицию, в которой критиковался его режим. Гнев Амина обратился на Лувума, принадлежащего к народу ачоли. Согласно правительственному сообщению от 17 февраля, Лувум и двое министров Уганды погибли в результате автомобильной катастрофы. Их обвиняли в заговоре против Амина. На самом деле «пожизненный президент» заставил архиепископа молиться за мир в Уганде и собственноручно застрелил его в своем номере в отеле «Нил». Его и двоих других не было разрешено даже отпеть в соборе Намирембе. Вместо этого их тела были сожжены солдатами. Об этих убийствах стало широко известно, Африка вновь была потрясена. А в следующем месяце, выступая на встрече на высшем уровне афро-арабских стран в Каире, Амин заявил: «В Уганде нет тюрем. Мы все живем в мире и безопасности. Уганда свободна, и ее люди процветают».

Как же «процветала» Уганда и ее люди в результате авантюры Амина?

В том же, 1977 году на армию расходовалось около 65 процентов валового национального продукта, на просвещение — 8, на здравоохранение — 5 процентов. Фермы разорялись. Стоимость жизни в результате хронического дефицита продуктов к товаров возросла за время правления Амина на 500 процентов. Не было удобрений для полей, лекарств для людей. Цены на продукты стали астрономическими: пол-литра молока стоило почти доллар, тридцать яиц — от 7 до 10 фунтов стерлингов, килограмм сахара — 4 фунта стерлингов, буханка хлеба — один фунт, кусок мыла — почти 4 фунта.

Летом 1977 года официально распалось Восточноафриканское экономическое сообщество. К краху его привели политика Амина, успевшего перессориться с двумя другими членами Сообщества — Кенией и Танзанией, экономическая нестабильность самой Уганды. Для страны это было чревато новыми хозяйственными трудностями, ибо Сообщество сложилось исторически, имело определенное разделение труда, общую валюту, даже единую авиакомпанию. В 1977 году Уганда была одной из 25 беднейших стран мира.

А Амин продолжал развлекаться. Его жена Сара как-то упросила охранника открыть холодильник в «ботаническом саду» на вилле президента. В холодильнике оказались отрезанные головы двух человек — бывшего возлюбленного самой Сары и одной из возлюбленных президента. Амин жестоко избил жену, а назавтра радио Уганды сообщило о ее срочном отлете в Ливию для лечения…

В том же, 1977 году Амину было отказано в присутствии на конференции Содружества в Лондоне. Было решено, что если он там объявится, то дальше аэропорта его не пустят. Сам он заявил: «Я поеду в Лондон, и никто меня не остановит… Я хочу посмотреть, насколько сильны британцы, и хочу, чтобы они увидели сильного человека с Африканского континента». Заодно он заявил, что отметит 25-летие правления королевы Елизаветы II: британские граждане понесут его в кресле из Кампалы до аэропорта в Энтеббе — 22 мили! И радио Кампалы объявило об отлете Амина в Лондон, но это было «уткой». А в Лондоне осудили режим Амина, хотя резолюция конференции, по настоянию африканских стран, не назвала его персонально.

В конце года мировое сообщество чуть не вздохнуло с облегчением: поступило сообщение, что Амин при смерти. Оказалось, что ему всего лишь вырезали небольшую опухоль на шее. Он быстро поправился и смог принять участие в казни участников очередной попытки переворота.

 

Война с Танзанией и крах Амина

1978 год принес Уганде некоторое экономическое облегчение: из-за заморозков в Бразилии существенно поднялись мировые цены на кофе. В страну вновь потекли деньги, вырученные за его продажу. Но в октябре почувствовавший себя увереннее Амин двинул свои войска на Танзанию. Это был шаг, оказавшийся для него роковым. Поначалу успех сопутствовал ему — внезапность нападения, использование самолетов и танков дали ему возможность захватить часть территории. Но танзанийская армия предпринимала героические усилия. 25 января 1979 года Амин, выступая по поводу восьмилетия своего переворота, вынужден был сказать: «Сейчас, когда я говорю, танзанийцы находятся в наших пределах». Но это не помешало ему угрожать: «Я — дедушка Дада всех угандийцев. Сегодня я самый известный в мире лидер. Танзания не должна обманываться в том, что может захватить Уганду. Танзанийские солдаты в Уганде сидят на пороховой бочке. У меня у самого есть военный опыт. Прежде чем вступить в бой, я сначала изучу вас от ног, коленок, живота и до ногтей рук. Поэтому, начав сражение, я с точностью до минуты буду знать, когда вас захвачу. Вот почему я говорю, что люди, вступившие на землю Уганды, сидят на пороховой бочке. Их послали сюда на верную смерть».

Амин не сказал, что сражаются с ним не только танзанийцы. Сопротивление ему с каждым днем росло и внутри страны, участились попытки переворотов и покушений на него. Возникло множество антиаминовских организаций, объединившихся в 1978 году во Фронт национального освобождения Уганды.

11 апреля 1979 года пала Кампала, и это был конец режима Амина, еще недавно заявлявшего по угандийскому радио: «Для паники нет никаких оснований. Противник сдерживается в 40 милях от столицы».

Кампала встречала победителей криками: «Мы свободны!», «Убийца, тиран и каннибал всегда погибает!».

А Амин из Джинджи, куда он бежал с эскортом из нескольких черных «мерседесов», успел обратиться по радио к народу: «Я, Иди Амин Дада, хотел бы опровергнуть сообщение о свержении моего правительства мятежным правительством Уганды». Но его уже никто не слушал. Сам он бежал из страны. Люди гадали, как он это сделал. Через Кению? Через Заир?

В конце концов он объявился в Саудовской Аравии, где король Халед предоставил ему пенсию, «кадиллак» и «шевроле». Там же объявились двадцать три из пятидесяти его признанных детей. Остальные двадцать семь остались в Африке (по его собственным подсчетам, у него к 1980 году было 36 сыновей и 14 дочерей). С ним находилась и одна из его выживших жен — Сара. Он изучал арабский и читал по-английски «Историю второй мировой войны». Занимался каратэ и боксом.

Но Амин не оставляет надежды вернуться в Уганду, хотя и пытается ввести в заблуждение общественное мнение.

Январский номер журнала «Нью Африкен» за 1989 год в материале, ставящем под сомнение факт собственноручного убийства Амином архиепископа Лувума, публикует заявление экс-диктатора: «Я больше не интересуюсь политикой, теперь я — бизнесмен». Журнал не успевает дойти до читателей, а телетайпы приносят иную весть. 3 января 1989 года Амин вместе с сыном Али с фальшивыми паспортами объявляются в столице Заира Киншасе. Их тут же задерживают. Хотя в Заире живет одна из жен Амина с детьми, не вызывает сомнений истинная цель его вояжа — Уганда. Ведь он неоднократно заявлял, что хочет создать базу для вооруженного захвата власти в деревушке Кобоко близ заирской границы.

Угандийское правительство немедленно потребовало выдачи Амина для предания его суду. Но Заир отказался сделать это, сославшись на отсутствие соответствующего соглашения. Однако постарался избавиться от Амина и выслать его назад в Саудовскую Аравию, что удалось лишь со второй попытки. 12 января Амина с сыном отправили на частном самолете через Дакар. Но, увы, в сенегальской столице стало известно, что король Халед отказывает Амину в убежище, и тем же самолетом Амин вернулся в Заир. Потребовались дипломатические усилия нескольких глав государств, чтобы уговорить короля принять Амина обратно. В конце января Амин вновь объявился в саудовском порту Джидда, тайно покинутом им в самый первый день 1989 года. Ему вторично было предоставлено политическое убежище с условием, что впредь он не будет вмешиваться в политику, предпринимать тайные вояжи, а главное — будет помалкивать!

Амина часто называли «африканским Гитлером». Когда один корреспондент спросил его об этом уже в изгнании, Амин воскликнул: «Самые великие в истории — Биг Дэдди и Гитлер. Мы — сильные люди. Нельзя, не будучи сильным мужчиной, сделать 36 сыновей».

Амин действительно часто публично высказывал свое восхищение Гитлером. Хотел даже поставить ему памятник в центре Кампалы с надписью «Великий ученик — великому учителю». Но, учитывая, что Гитлер был расистом и в отношении черных, Амин ограничился установкой его бюста в собственном дворце. Его режим часто называют фашистским, а самого Амина — африканским Гитлером. Ученые спорят, можно ли называть подобные режимы в «третьем мире» фашистскими с точки зрения теоретической. Но только ли о германском фашизме напоминает читателю режим Амина? Атмосфера тотального страха, мания преследования у тирана, массовые репрессии, разжигание шовинистических настроений и натравливание одних народов страны на другие, патологическая ненависть к интеллигенции… все это вызывает у нашего читателя и другие, вполне определенные ассоциации.