Планета Лурия. Забытые пещеры. Король Эуи и фея Зима:

— Где мы?

— Мы в Забытых пещерах. Еще в эпоху драконов Фэльфы скрывались здесь во время многочисленных войн. Многое разрушено, огромное количество проходов завалено или потеряно. Внутри тайных пещер спрятаны несметные богатства и артефакты древних магов-фэльфов, но как туда попасть и возможно ли после такого разрушения, никто не знает. Остался целым только этот предел. Мы с сестрами хранили и заботились о нем на такой случай, тут есть все, чтобы прожить годы многим из нас. Здесь, в отдаленной комнате мы сохранили древний трон короля Фэльфов Трилона!

— Я могу увидеть его? Трон?

— Да, он Ваш по праву. Только трое из сестер знают это место, тайную комнату или, скорее, зал. Принадлежал он одному отшельнику — мастеру Фрису. Мастер Фрис был кварком-архитектором. Именно он в свое время выстроил Дворец Цветов. Он был большим другом короля Трилона. Мастер был необычным кварком, он был влюблен в фельфийскую княжну Мэлину, но в войне с драконами она погибла. И мастер стал отшельником. Он поклялся отомстить драконам за смерть возлюбленной. Он построил подземный город в этой скале. Тысячи гномов строили подземные лабиринты, все с одной целью: укрыть Фэльфов и не впустить ни одного дракона. С помощью своих братьев, он выкрал неизвестный магический символ власти драконов и предъявил ультиматум: сказал, что уничтожит этот символ в случае, если драконы не покинут континент. Драконы долгое время пытались разрушить подземный город, осада длилась более тридцати лет, в округе было уничтожено все, что было связано с Фэльфами. Дворец и вся природа были выжжены до тла. В одном из сражений погиб король Трилон. Но в конце концов Драконы смирились и улетели. Мастер Фрис отстроил заново дворец цветов для Фэльфов. Древние маги пробудили Зачарованный лес как основу жизненной магической силы Фэльфов, как его защитника и опекуна. Но Фэльфы стали делить власть после смерти короля, началась кровавая война за престол. Зачарованный лес, на правах отца, лишил всю мужскую половину Фэльфов, крыльев, а женскую — возможности иметь потомство. Заклятие должно пасть, когда будет объявлен новый король. Никто не знал, что все так надолго затянется. Когда-то процветающее королевство было укрыто от всех, в Зачарованном лесу, а все воины были изгнаны. Лишь несколько мастеров эльфов допущены в лес на правах учеников, мастер Тиис — один из них. Мастер Тиис был оруженосцем короля Трилона.

Широкие тоннели были прекрасно освещены янтарными кристаллами, ширина и высота не позволяла взлететь, но вполне легко было передвигаться пешком. Эуи с интересом разглядывал пещеры, некоторые ответвления были необыкновенно красивы — отделаны витиеватой резьбой и фресками. В одном из тоннелей Зима остановилась, несколько секунд разглядывала очередные фрески, затем вдавила фрагменты рисунка и стена стала двигаться вперед, создав два боковых входа в помещение, залитое мерцающим красным, синим и фиолетовым свечением. В глубине обставленного зала, накрытый обтекающим балдахином, стоял трон. Он выглядел как огромный фиолетовый цветок с раскрытыми лепестками. Трон был выполнен из неопределенного материала, казалось, лепестки были живыми и по ним еще течет сок жизни. Прожилки и полупрозрачные концы лепестков, все в них жило и благоухало. Подойдя ближе к трону, Эуи ощутил какой-то трепет и волнение. Балдахин стал исчезать как тающая снежинка. Цвет трона стал постепенно меняться, из фиолетового — в синий, затем — в зеленый, а потом — в красный, и, наконец, окончательно засиял красно-оранжевым свечением. Счастливая Зима покрылась ажурной белизной, румянец на щечках заиграл в ответ цвету трона, весь ее контур засветился ореолом белого света. Она пригласила Эуи сесть на трон.

— Да, он Ваш! Он принадлежит вам по праву! Именно так святился трон, когда к нему приближался прежний хозяин!

Эуи с любопытством приблизился, погладил лепестки трона. На ощупь они были теплыми влажными и бархатными, сидение переливалось всеми цветами замысловатых клеток, как-будто приглашая, заигрывая с ним. Эуи осторожно сел, облокотившись на лепестки. Крылья удобно уложились в другие два лепестка, как раз по размеру нового Короля. Лепестки трона были большими, приятными и удобными. Когда правая рука легла на лепесток-подлокотник, то на продолжении лепестка стали проявляться прожилки в виде замысловатой сетки или схемы с тускло пульсирующими разноцветными вкраплениями мерцающих точек. Этот рисунок заинтересовал Эуи, что-то в памяти возникало в ответ мерцанию. Он слегка дотронулся до одной точки, и она стала расширяться, показывая некий геометрический рисунок. В сознании Эуи возникла подсказка, карта. Да это карта лабиринта! Каждый раз, осторожно прикасаясь к одному и тому же фрагменту карты, Эуи увеличивал схематическое изображение тоннелей и комнат. И, в конце концов, появилось тусклое изображение некоего помещения. Можно было разглядеть крупные предметы и приблизительное убранство. Эуи попытался просмотреть путь. Много, очень много завалов и разрушений. Там, где прохода не было, трон показывал сломанные линии, и на рисунке тут же проявлялись обходные пути, без изломов.

Как много всего. Этот лабиринт еще разгадывать и разгадывать, наверное, годы. Интересно, что это за комната? Размышления Эуи прервала Зима.

— Мой король, я приготовлю ужин, и принесу в тронный зал. Хотите что-нибудь особенное?

— Спасибо, я голоден, съем все что есть!

Зима ушла, а на лепестке засверкало несколько точек. Одна из них горела очень ярко, огненно-красным светом, пульсация от нее грела ладонь. Что бы это могло быть? Эуи слегка коснулся пульсирующей точки, и она постепенно приблизилась, коснулся еще, и вновь проявилась та же комната, только теперь ее можно разглядеть. В самом помещении было необычно пусто, но в центре — стоял огромный, кубический, каменный саркофаг. Камень как-будто просвечивал. Он был серо-стального цвета, и почти не испускал света.

— Таааак, — забормотал Эуи, — судя по многочисленным линиям можно предположить, что это находится где-то в центре паутины лабиринта.

Пульсация в ладони усилилась, и Эуи, в попытке успокоить реакцию трона, прижал точку центром ладони.

Пульсация остановилась, ладонь присосало к лепестку, и через секунду лепестки пришли в движение! Все лепестки подлокотников и подложек ступней стали сворачиваться в трубы, обволакивая Эуи руки и ноги, а затем и другие лепестки стали обнимать и прижимать тело Эуи, двигаясь четко по спирали! Бутон стал быстро закрываться, лепесток за лепестком. Казалось, что этим лепесткам нет числа, и через несколько секунд Эуи оказался завернут и стянут ими как коконом. Открытым оставалось только лицо. Завершал все эту конструкцию балдахин, который вдруг стал расти из ниоткуда. Сначала тонкой паутинкой, а затем жестким и одновременно гибким панцирем. Эуи ощутил свободное падение в пропасть, в темную, мерцающую, пересекающую световыми линиями и полной темнотой! Весь этот калейдоскоп движений и действий длился какое-то время, бесконечно долгое, как показалось Эуи. Постепенно стала наваливаться тяжесть в теле. Затем все затихло и замерло. Странно, но Эуи не испытывал страха или тревоги, у него не возникало желания высвободиться или позвать на помощь. Он замер в ожидании. Перед глазами стала со скрипом и каменным скрежетом двигаться стена. Справа и слева, от краев стены, засерел тусклый свет помещения. Стена остановилась, балдахин и лепестки пришли в движение, постепенно освобождая Эуи от плена. Перед ним все еще была стена. Когда наконец-то освободились руки и ноги, он встал и обошел стену справа, и его взгляду предстал тот самый серый, как будто прозрачный, саркофаг!

— Аааа, — снова забубнил ошалевший Эуи, — так ты не только трон, но и мое транспортное средство по тоннелям подземного лабиринта! А что же спрятано в толще горы, ведь саркофаг — это хранилище?

На четырех гранях куба вырисовывались фрески с изображением огромного глаза со змеиным зрачком, похожего на нитку угловатых бус, рваный диск пламени с черным пятном в центре, старинную карту с материками и не известными для Эуи текстами, и огромное яйцо с сеткой трещин по поверхности. С четырех сторон яйца святились старинные надписи. От них веяло какой-то тревогой. Изображение яйца было настолько реалистичным, что хотелось потрогать, постучать по нему, чтобы проверить его жизнеспособность. Эуи протянул руку к изображению, а рука не нашла препятствия и прошла вглубь куба! Эуи, действительно, ощутил едва теплую скорлупу.

В голове раздался голос юноши, почему-то Эуи отчётливо понимал, это — голос юноши.

— Здравствуй, отец, — пауза, — ты не спешил.

— Отец? Я?

— Ты разве не король?

— Я король, но…, — Эуи задумался, — Я стал тем, кем я стал, не зная, как я им стал. Вот. Могу ли я отрицать чье-либо утверждение, не зная истины?

— Я — истина, отец, я — твой! Ты пришел дать мне жизнь или это просто очередное путешествие в бесконечность? Мой ресурс любви к тебе на исходе, но притяжение такое сладкое и сильное, что объятия твои объединили бы нас навсегда. Я голоден, отец. Мне нужен огонь и твоя мудрость. Я хочу почувствовать силу наших крыльев. И мне нужен опыт, много опыта. Отец, мне холодно.

Эуи увидел картинку-видение: человеческий малыш стоит в кроватке, надрывается, зовет в изнеможении! Уже давно, давно к нему никто не подходит. Нет никого, он рыдает, а сил остается все меньше и меньше! Малыш затихает, садится и смотрит в никуда взрослыми глазами, полными слез. Тихо лепечет что-то себе под нос, утешая и уговаривая себя, но и этот лепет все тише, тише и тише…

Эуи рывком схватил яйцо и прижал его к себе как младенца, крепко обхватив руками и крыльями.

Откуда-то проснулось огромное чувство, любви к нему, к его сыну!

— Я сейчас, сынок, погоди, я сейчас, мы все найдем, исправим…, — бормотал, и бормотал и бормотал, как в бреду Эуи, таращась в пустоту огромными влажными глазами.

В руках Эуи яйцо стало покрываться сеткой огненных прожилок, сама скорлупа стала набухать и увеличиваться в размере. Эуи видел все изменения, но не чувствовал обжигающего огня, исходящего от яйца. Вокруг яйца стало появляться голубоватое свечение пламени. Разрастаясь в размере, пламя вскоре его поглотило и Эуи, превратившись в огромный, пылающий голубым, огненный сноп.

В ушах Эуи сначала гудел, а затем ревел бушующий огонь, который только ласкал его, не причиняя при этом никакого вреда.

Скорлупа стала медленно расплываться в невесомости, плавно отлетая от яйца и постепенно исчезая в пространстве. В руках Эуи остался младенец, крепко прижавшийся к нему, свернувшийся калачиком и мирно спящий с блаженной улыбкой. Голубое пламя стало постепенно исчезать, звуки тухнуть. Осталась только усталость долгого ожидания и радости обретения.

Эуи с изумлением разглядывал младенца, его улыбку, его розовую полупрозрачную кожу, маленький ряд бугорков на спине, сложенные в кулачки ручки и ластообразные ножки. В руках он держал часть себя и новую жизнь. От внезапного счастья его пошатывало, а в голове не рождалось ничего кроме:

— Малыш…мой малыш… малыш.

Немного придя в себя, Эуи стал оглядываться в поисках выдвинутой стены. Нашел, направился к трону, бережно прижимая к груди свою ношу. В своем блаженстве он и не заметил, как исходящий от его тела жар стал опалять лепестки и балдахин, а затем и просто сжигать все, к чему он прикасался! Очень быстро все съеживалось и обугливалось.

Когда до Эуи дошло, что происходит, он вскочил с малышом на руках, оглядывая, свое транспортное средство, но смотреть было почти не на что. Трон выглядел как обуглившаяся головешка.

На Эуи как будто вылили ушат воды.

Что делать теперь? Как выбраться? Малыш — беспомощный и голодный. Сколько еще времени есть у Эуи для того, чтобы успеть накормить маленького и найти ему кров? Эуи стал метаться по комнате в поисках выхода. Пытался больше двигаться, чтобы остыть и попробовать, хоть как-нибудь, реанимировать транспорт.

Выходило все плохо, тревога нарастала, мысли метались от одной нелепой идеи к другой. Нужна помощь! Любая!

И тут Эуи услышал тот же юношеский голос:

— Все хорошо отец, тебе не о чем беспокоиться, я сыт, твоей любви хватит растопить бескрайние ледники севера. А мне надо немного сна, чтобы войти в гармонию с твоей сущностью и с местом моего рождения. Отдохни и ты. Дай возможность твоей душе, на какое-то время, погрузиться в покой, в океан безмолвия.

Эуи сел, прислонился к стене спиной, распластав неуклюже крылья, и почти сразу обмяк, нагнувшись к младенцу с добродушно-растерянным выражением на лице, закрыл глаза и уснул.

Проснувшись, он почувствовал на себе взгляд. Малыш сидел напротив и вглядывался в Эуи пристальными немигающими глазами любопытства.

— Не хотел будить, — услышал в голове Эуи — нам пора идти. Ты истощен, и с твоих крыльев начинают облетать чешуйки.

Эуи представил: лысый, с голыми крыльями Король Фэльфов предстал перед своими подданными! Стало смешно и сконфуженно.

Малыш немного подрос и окреп, сидел прямо, смешно скрестив под себя ножки. На голове его проступали белые чешуйки, носик заострился, и смешно двигался, как будто принюхиваясь. Глаза уже большие, серые, спокойные и пристальные. Все такой же, голый, розовый, местами с белыми чешуйками, говорящий мыслями мудреца, малыш.

— Пойдем, — прозвучало в голове, и малыш юрко развернулся и взлетел, потешно расправив бледно-розовые перепончатые крылья с сеточкой вен. В три взмаха он взлетел на уровень роста Эуи.

Эуи встал, отряхнулся от пепла, еще раз взглянул на безнадежный трон, с сожалением вздохнул, улыбнулся, глядя на машущего крыльями и поджавшего ручки и ножки, младенца. Стал оглядывать комнату пристальным взглядом. Малыш с любопытством наблюдал за ним и через несколько мгновений в голове Эуи прозвучало:

— Нам сюда. Тут начало лабиринта, так оценивал свое творение мастер Фрис. Я многому у него научился. Он забавный, мы с ним дружили, много общались, пока он был отшельником. Сейчас он обитает между мирами, его тело мы увидим в одном из его фантазий зодчества. В нем сочетались бесконечная грусть потери, и любовь к своему делу, граничащая с одержимостью. В одном из пределов лабиринта он создал шутку: огромное беличье колесо. Если попасть случайно в этот тоннель, из него никогда уж не выберешься. Не зная где застопорить колесо, будешь вечно идти по прямому тоннелю, не понимая, что ты в колесе.

— В моей голове сумятица, я никак не могу соотнести твои размеры и срок жизни, с твоими мыслями и стилем общения.

— Хочешь, я буду какое то время канючить и пускать слюни, дергать тебя за мочку уха в попытке получить с нее молока?

— Нет, нет, продолжай так, как ты умеешь! Стереотипы, заложенные в моей памяти, явно тормозят мою эволюцию как личности.

— Благодарю, отец. Я хочу у тебя выпросить имя. И если ты не против, то я бы объединил два имени: твое, как отца, и того, кто поделился частью своей плоти для меня.

— Я об этом не думал, но буду рад твоей помощи в таком выборе.

— Того, кто отдели часть себя для меня звали Тал, твое имя Эуи. Я хочу получить имя Тэуил. Если мой выбор — это и твой выбор, то прошу тебя, соверши стандартный обряд наречения именем. Ты, как отец, своею волей, дай мне имя.

— Я, король Фэльфов, Эуи! Нарекаю тебя, моего сына, именем Тэуил! Принц Тэуил! Вселенная, исполни мою волю, отца!

После этих слов малыш упал на камень, свернулся в позу эмбриона и кожа на нем стала быстро сохнуть. Эуи было бросился к нему, но малыш остановил его мыслью.

— Все хорошо, отец. Я расту.

Все тело малыша покрылось серым налетом и стало потихоньку отслаиваться. Тэуил стал извиваться и тереться об пол и углы между полом и стеной. Через какое-то время он стянул с себя старую кожу, снимая остатки с боков и бедер. Лохмотья кожи и частей роговых чешуек валялись по всему полу. Новая кожа стала белее и роговые чешуйки уже покрывали большую часть спины, головы и предплечий. На пальцах рук и ног появились коготки, широкие и крепкие. Над бровями нависали роговые наросты, крылья явно окрепли и на концах появились маленькие крючки, зацепы. Все чешуйки были ослепительно белые, и от этого он весь был как-будто в инее. Он вырос почти в два раза, переносица расширилась, а нос удлинился и стал более вздернутым.

— Извини отец, я пренебрег одной из знакомых мне традиций — поедание старой плоти. Мне нет необходимости увеличивать силы за счет пищи, чего не сказать о тебе сейчас. И я не предлагаю тебе воспользоваться этим способом, так как поедание плоти младенца может оказаться роковым для самого младенца.

Эуи улыбнулся, он понял, что это шутка. Тэуил тоже улыбался во всю свою широкую улыбку, показывая появившиеся мелкие зубки.

— Идем, — Тэуил провел пальцами по нескольким символам на стене, и та медленно пошла вглубь комнаты. Они вышли из комнаты с саркофагом, Тэуил полетел, а Эуи пошёл за ним в извилистый тоннель. По пути Тэуил обьяснял отцу особенности лабиринта.

— Основной принцип лабиринта Фриза — это полное отсутствие какого-либо принципа с логическим началом, прохождением, и концом пути. При этом, он не должен был быть очень длинным. В связи с этим, мастер Фриз сделал акцент на ловушках и магических фокусах: пугалки в виде монстров, смыкающихся стен, удушливых комнат, пространственные дыры, временные колодцы, невидимые объекты.

Но самое главное его коварство заключается в том, что для меня из лабиринта вообще нет выхода!

Тэуил резко развернулся, в огромных серых глазах блестели слезы.

Эуи подскочил, обхватил мальчишку, стал целовать в острые, как бритва белые чешуйки вокруг глаз.

— Сынок, все хорошо сынок, я что-нибудь придумаю.

— Фриз, при всей совей любви и привязанности ко мне, и мысли не допускал о моей свободе. Он точно знал темп моего роста. Ни один путь не способен выпустить меня на свободу. Тэуил улыбнулся, его настроение резко улучшилось, он продолжил.

— Но есть отличное место! Королевская кладовая! Я там помещусь в любое время. И это не далеко. Ты всегда сможешь приходить ко мне, а когда восстановишь цветочный лифт, так его Фриз называл, то еще и очень быстро. Хотя, кто кроме Фриза, способен исправить тут все? Фриз сказал, что даже если кто-то попытается разобрать гору, то тут все обрушится, станет для всех могилой. Весь его разум всегда оставался с любимой, а месть грызла его, как свирепое чудовище. Он знал, что я в состоянии младенца, я всего лишь пища для короля драконов. Именно так происходит его перерождение, если он не покидает этот мир. Теперь он мертв, потому что выбранную жертву не меняют. И теперь я остался в этом мире с невозможностью его увидеть. Зато я обрел тебя, отец, я обрел любовь. На мне навсегда останется жертвенная белизна чешуи и кожи.

— А мне нравится, такой снежный дракон, красиво! Я люблю тебя сынок!

— Пойдем в хранилище, отец, а то еще две линьки и я перестану помещаться в тоннеле. Твоя любовь делает меня сильнее и больше.

Почему-то все хранилища сокровищ делают до банальности одинаковыми. Огромная пещера с колоннами, заваленная золотом, драгоценными камнями и прочим барахлом. Вместо того, чтобы аккуратненько разложить по полочкам — там камушки, там золото в слитках, там в — изделиях. Ну и дракон, куда без него. Должен же кто-нибудь все это беречь.

В фельфийской сокровищнице все цвело и благоухало. Каменные и золотые бутоны искусно сочетались с живыми, огромных размеров бутонами цветов, переполненных украшениями, свисающими нитками жемчуга и восхитительными, тонкими и изящными подвесками из светящихся драгоценных камней. В пещере было очень светло. Свет лился из многочисленных перламутровых труб. Запахи манили и расслабляли. Пол напоминал водоем с тысячами островком, из которых то там, то тут вырастали цветные, увешенные орхидеями сталактиты, упирающиеся в потолок. Многие живые бутоны были наполнены плодами и семенами. И, конечно, зал был огромен.

Эуи ахнул, увидев всю эту красоту! Тэуил пролетел по залу, знакомясь с увиденным, и скрылся в очередном проеме.

Неожиданно, позади себя Эуи услышал шорох и хлопки крыльев. Восхитительная Зима, румяная и запыхавшаяся, с увесистым свертком в руках, чуть не сбила Эуи с ног.

— Я нашла тебя, мой Король! Ты исчез вместе с троном, а я сразу догадалась, что ты хотел увидеть ее. Сокровищницу. Лететь сюда два дня. Я боялась, ты исчез голодным. Тут много плодов, но я принесла тебе свое угощение.

Она развернула сверток, в котором было много фруктов, кусочки, чего-то пряного и разжигающего аппетит.

Эуи в порыве благодарности обнял Зиму, прижал к груди!

— Спасибо!

Стало так тепло и приятно. Напряженное тело девушки через мгновение вдруг стало невесомым, родным. Эуи растерялся, его благодарность превратилась во что-то совершенно незнакомое и очень родное и близкое, то, что он всегда знал, но забыл. Дыхание перехватило…

Он открыто, с сияющей улыбкой смотрел ей в глаза. Отпустил ее в растерянности и смятении. Схватил из свертка первые попавшиеся фрукты и без разбора, в беспамятстве, стал запихивать себе в рот, глупо улыбаясь.

Зима, смущенная, справилась с ситуацией быстрее и с улыбкой задержала, успокаивая его руки, как малыша стала кормить его, разламывая кусочки фруктов, орехи, давая возможность пережевать, умиляясь каждому мгновению и его повадкам дикаря.

Они, кажется, стали по-новому видеть друг друга, внимательно разглядывая, как после долгой разлуки. К Эуи постепенно стала приходить насыщение и нега. Кружившие вокруг мотыльки создавали танец цвета и умиротворенного настроения.

Вдруг, сначала издалека, за тем все ближе и ближе они услышали переливающийся звук, перешедший в мелодичное пение. Стал проступать смысл песни, а затем и отчетливые слова:

Зима — сама тревога и смятение — вскочила, стала искать глазами, откуда исходит это пение? Это оно, то самое чувство, которое рождалось всякий раз, когда она прижимала к груди младенца, когда она благословляла чужого малыша из приграничных селений. А это ее, милый любимый сыночек!

Эуи тоже встал, его сердце трепетало от неясного, щемящего чувства. Он приобнял Зиму, а она прильнула к нему, продолжая вслушиваться в звуки, вглядываться в пустоту.

Большие голубые глаза Зимы наполнились слезами. Она повернулась к Эуи, не отводя молящих, требующих, вселенских глаз. Он принял этот взгляд своей черной, огромной, дикой и затягивающей бездной. Мгновение длилось вечно, песня лилась уже без слов, нежное детское пение струилось среди бутонов, света мотыльков, капель воды, журчания ручья.

Они оба поплыли, каждый в глаза друг друга. Все ближе и ближе, легкое прикосновение губ — как ток пробежал по всему телу, все наполнилось электричеством. Каждый волосок на теле трепетал от электрических волн. Она, еле дотрагиваясь, стала целовать его губы, он, как ученик, повторял ее движения. Это было так сладко, тепло и прохладно, влажно и обжигающе, хотелось еще и еще. Он хотел больше, он стал жаден, он не мог больше только касаться ручья. Он хотел пить, жажда охватила его целиком. Он притянул ее ближе, еще ближе, они жадно пили и пили друг друга. Его огромные крылья обхватили и укутали ее всю, все ее тело, а ее крылья покрыли их плечи и головы. Переливающийся кокон, то цветной, то белый, вспыхивал, переливался и пульсировал……

А песня все звучала и звучала……

Эуи проснулся от щекотания ресниц, она спала у него на груди. Крылья, как и у него, раскинуты в стороны, ее голое тело — практически невесомо, но от каждой части исходит волна счастливой неги, теплой радости, постоянной чудесной энергии. Они были связаны этой энергией. Эта прекрасная река жизни теперь навсегда объединила их в одно целое, где бы они не находились. Он нашел сокровище и решил посмотреть, чем же он стал обладать, увидеть ее, как мальчишка, украдкой подглядеть линии ее голого тела, и слегка приподнял голову. Она тоже стала сонно приподниматься. Поймала его взгляд, приподняла упругую попку и согнула одну ножку, демонстрируя, соблазняя, весело скосив глазки. Как бы сказала, — действуй, а то убегу. По всему телу Эуи побежали мурашки, и в мужскую часть потекло уже знакомое, приятное жжение и тепло, рождая необузданную силу.

И тут они оба услышали, басовитое фырканье. Эуи, быстро приподнявшись, поспешно прикрыл голую Зиму крыльями. Из его объятий шаловливо выглядывала снежная растрепанная её головка. Они оба одновременно увидели огромную, добродушно улыбающуюся, белоснежную морду дракона. Он лежал, как собака, готовая быстро кинуться за мячиком, как только прикажет хозяин. Позади колыхался огромный хвост, создавая звук разрезаемого воздуха. Из его мыслей протяжно, ласково, прозвучало:

— Пааппаа, маааммаа.

Огромные глаза Зимы стали в два раза больше. Она инстинктивно дернулась в объятиях Эуи, но он крепко удержал её. Эуи посмотрел на дракона, затем на Зиму, и ласково сообщил ей:

— Это мой сын Тэуил, я дал ему жизнь и любовь.

Зима в растерянности заглянула в глаза Эуи, и увидела все его приключения за эти два дня отсутствия. Очередное преимущество общения мыслями. Она обмякла успокоившись. Взглянула на дракона, с вопросительным взглядом:

— Сыын?

Теперь была очередь объясняться ему:

— Мамочка, я тебе все расскажу, когда придет время, ты ведь и сама стала вспоминать. Я нашел тебя! Я люблю тебя, мама! Если ты уберешь из сознания противоречие разницы наших материальных форм, тебе станет гораздо проще вспомнить. А пока, прими меня таким, какой я есть сейчас. Наша встреча, как и все во Вселенной, не случайна. Я расту, мама, сейчас я в самом начале своего роста. И у меня уже не получится спеть тебе песню мальчика о своей любимой маме. Но я научу своего будущего братишку, который родится у вас через три месяца. Я смогу очень многому научить его, драконы не теряют память об опыте поколений. Мы постоянно накапливаем мудрость, пока не оборвется нить рода.

Зима растерянно смотрела на Тэуила. Она смотрела на это, почему-то родное существо в образе зверя, и вспоминала, вспоминала, вспоминала. Она ничего не смогла понять или вспомнить о сыне, но она вспоминала войну, кровавую войну с драконами.

Зима. Она появилась в этот мир на севере, когда драконы захватили почти все континенты. В этой, северной части, им приходилось долго прятаться в холодных пещерах, выращивая растения и цветы там, где ничего не растет и только огромные магические усилия создавали тепло в этом вечном холоде, который пронизывал все насквозь. Они научились создавать, накапливать, хранить бесконечное количество магической энергии. Зима, будучи маленькой порхающей снежинкой, видела ману на расстояниях, не подвластных зрению. В критических случаях приходилось дразнить драконов, вызывая огонь на себя, чтобы согреть землю вокруг пещер. Такие события пронизывали ее пространство и время, в них она выросла и созрела.

И тут сын-дракон. Ирония судьбы? Злой рок? Путь к счастью? Ах, если бы фэльфам и драконам нечего было делить, то жить бы в согласии, и настало бы время мира. Собственно, фэльфы и являются причиной такой вражды. Драконы — пришельцы заняли необитаемый континент, на котором и есть, что только льды и вулканы, пышущие взрывами, паром, серой, лавой. Рай для драконов! Семь поколений драконов растили Тарлина, царя драконов, способного с помощью своих необъятных, золотых, зеркальных крыльев унести их на скопление драконьих звезд. Шли века. Драконов иногда видели в небе фельфийские маги, летали к ним за советом и обменом знаниями. Фэльфы многое получили от этих общений. Хотя драконы неохотно шли на контакт. Драконы научились накапливать знания, это позволило им выживать и сохранять иерархию. И все бы было хорошо, но случилась воина. Война изменила ход истории в сторону взаимного уничтожения. Король фэльфов Рунал, посчитал, что пришельцы должны платить за временное проживание на планете. Чего-то ему не хватило тогда, то ли золота для дворца, то ли бриллиантов для украшений. Драконы отослали посланников в грубой форме. И с этого началась вражда. Огромные усилия многих магов и волшебников были потрачены на выяснение слабых сторон драконов, чтобы начать полноценную войну. Но даже этого Руналу не хватало, он хотел войны немедленно. Драконы наказали фэльфов, разрушив несколько их дворцов. Но при этом не стали уничтожать все, вернувшись на Забытый континент. Предупредили, что в следующий раз будет уничтожено все, и больше фельфам не дадут выжить. И ладно бы на этом все упокоились. Но очередная война фэльфов за власть, перевернула все. Рунал проиграв войну за трон, решил отомстить. Отправившись к драконам, он попытался разрушить кладку яиц драконов, приготовленных для рождения царя Тарлина. Больше драконы не дали возможности фэльфам жить открыто. Им пришлось навсегда прятать свое жилье, сражаться выживать под постоянным страхом. Но на других континентах правили люди, среди них жили кварки, мастера жизни. Вот такого мастера, Фриза, пригласили выстроить тайный дворец фэльфов. С ним случилось прекрасное — любовь. И все бы хорошо, фельфы даже закрыли глаза на союз человека и фэльфийки, но драконы нашли дворец…

Она бросилась на грудь Эуи и зарыдала. Он все услышал, он все чувствовал, он был с ней как одно целое. Он понимал все и не видел выхода. Тэуил тихо, как смог, подошел к ним и обвил их в кольцо своего огромного тела, положил голову перед ними и замер со стеклянным взглядом.

Неожиданно, из ниоткуда, из воздуха вышли два человека. Мужчина в странной одежде и женщина, так же странно одетая.

Тэуил первым поднял ощеренную морду, все пластины на нем встали дыбом, он пристально вглядывался в человека, который улыбался во весь рот и хлопал в ладони. От него совсем не исходило угрозы, или страха, наоборот. Женщина просто наблюдала и была спокойна.

Слезы Зимы моментально высохли, она видела, как от этого человека исходит необъятное количество магической энергии, и даже не столько от него, сколько от его окружения. И, конечно же, она узнала его из мыслей Эуи. Хранитель. А он произвел слова звуки, которые повторяли мысли, из-за этого все общение выглядело как замедленное.

— Эуи! Тебя на пару часов не оставить, ты уже в обнимку с красавицей и драконом, рыдаете. Надеюсь, от счастья?

— Тарлин! Друг! Ты не представляешь, как сильно я рад тебя видеть. Ты прав, мы выглядим жалко. Прошу, прости меня за то, что смог увидеть меня таким. Кто с тобой?

— Она мой друг, ее зовут Слана. Мы были на пикнике, отдыхали, путешествовали, а тут ты колешь меня своей очередной мыслеформой-бедой. Красивый, — огляделся вокруг, — богатый, с красавицей, с ручным драконом. Ну, чего еще желать? И на тебе. Так, рассказывай король-плакса, что тут у тебя опять приключилось, только быстро.

* * *

Эуи мысленно передал мне образами все приключения, и даже частично интимную часть (ну, просто не смог это скрыть) и собственное видение проблемы. После, своими набросками поделилась Зима. От нее интима не прошло, хотя мне интересно было бы увидеть ее точку зрения на этот же вопрос. Терабайты информации вошли в неподготовленный к таким перегрузкам мозг.

— Оох! — Я потряс головой, как будто хотел вытрясти оттуда лишнее.

— Так, лесная фея, я подумаю, что можно сделать. Вы тут в безопасности? Когда свадьба? Как сын тут выживет? Садик ваш не потопчет? Уфффф, много вопросов, извини.

— Все нормально, без тебя свадьбы не будет.

— Да ты только попробуй. Я с женой и сыном, надо же Илюшку на драконе покатать, побратаются.

— Люблю тебя Тарлин, ты всегда меняешь все к лучшему! Мы тут справимся, Тэуил то же. Не переживай за нас.

Тут раздалась громогласная мысль сына.

— Ты — Хранитель? Друг отца? Оох, Хоррошо! Твой сын — хранитель?

— Нет, но скоро я начну его учить, как только хоть чему-то научусь сам.

Слана зачарованно смотрела на все это, растерянно улыбаясь. Как будто нашла клад, а теперь не знает, что с этим богатством делать.

— Нам пора. Зимушка, береги этого дылду-простофилю. Тэуил, научи своего отца хоть чему-то.

— Пока, пока!

Они исчезли так же, как появились, их просто в один миг не стало.