В Зелёном лесу, куда не взгляни, отовсюду на тебя в ответ взглянут глаза. Глаза совершенно разные: пара маленьких мышиных, пара больших совиных, пара хитрых лисиных или испуганных заячьих, – лес полон жителей. Поэтому когда крот, пообедав, собрался снова выйти наружу, он тщательно обтёр лапы о свою курточку и пригладил всклокоченные волосы на голове. Он никогда не стремился выглядеть хорошо, так как до недавнего времени его вообще мало кто видел, но после событий сегодняшнего утра ему захотелось снова подняться наружу, где, как известно, полагается не оскорблять других своим неопрятным видом.

«Хм… – хмыкнул крот себе под нос, – не могу же я позволить этим глупцам обвинить меня в неопрятности». И с этими словами он направился по подземному ходу туда, где, по его расчетам, должен был находиться выход в лес у берега реки. Несколько дней назад бобры завалили огромным деревом этот ход, поэтому крот не смог выбраться наружу, к воде, а вместо этого вылез во дворе у кроликов. Теперь он твёрдо вознамерился увидеть ту самую широкую реку, рассказ о которой он слышал ещё в детстве.

А ведь до чего же странным был крот, подумает кто-то. Всю жизнь просидел под землёй, исшарил все возможные ходы под лесом, а наружу, где происходит всё самое интересное, так ни разу и не поднялся.

Тщательно отмеряя шаги, выбирая нужный путь на развилках, крот прошёл долгий путь под землёй. Когда он вылез на поверхность, прорыв новый ход в обход поваленному дереву, солнце уже начинало садиться. Красные лучи просачивались меж листвы деревьев и будто поджигали их, поэтому, высунув морду наружу, крот сначала немного испугался, подумав, что лес в огне. Но, не почуяв запаха дыма, спокойно вылез из-под земли.

«Где же река? – подумал он. – Я точно знаю, что она должна быть здесь. Где же шум воды? Плеск волны о берег?» Вместо этого до крота доносилось монотонное дыхание запыхавшихся бобров, которые трудились над плотиной без остановки. Они валили деревья, разгрызали их и тащили, тащили, чтобы возвести стену, которой не видела ещё ни одна пара глаз в этом лесу.

– С дороги! – проронил запыхавшийся бобёр, волоча за собой кусок древесного ствола. Он прошёл мимо крота и чуть было не отдавил ему лапу.

– Грубиян! – прошипел крот ему вслед.

Он всё ещё не мог понять, почему на месте, где его виду должна была предстать широкая полноводная река, сейчас он видел только лишь огромное русло и маленький ручеёк, бегущий по самому его дну. Внешний мир продолжал его разочаровывать.

«Опять понапрасну вылез» – подумалось ему.

– С дороги! – снова услышал он голос уже другого бобра. Тот протащил мимо него древесную ветку. Один из сучков больно щёлкнул крота по носу.

– Безобразие! – на этот раз в полный голос выкрикнул крот. Но бобёр его не услышал, он был слишком занят. И что-то этот «полный голос» у крота получился каким-то тихим, ведь ему ещё никогда не приходилось кричать. Крот посмотрел туда, откуда мимо него один за другим проходили бобры, – там за горизонт утекал ручеёк, который некогда был полноводной и шумной рекой. Он перевёл взгляд в другую сторону и закинул голову высоко-высоко вверх, чтобы увидеть небо. Нужно было посмотреть именно так высоко, ведь совсем неподалёку от крота возвышалась стена огромной плотины.

Вокруг крота кипела работа. Бобрам было совершенно безразлично его присутствие здесь, на их гигантской стройке.

«Взгляну-ка я, что там за этой стеной, – подумал крот и начал искать путь в толпе бобров. – Какие же мужланы, – думал он, и лицо его искривлялось, выражая отвращение. – Большие, сопящие, взмыленные и глупые звери. Только и знают, что работать. Таскают свои деревья взад-вперёд, грызут, грызут, несут, несут. И зачем им прикладывать столько труда, когда можно жить и в доме поменьше? Зачем строить эту громадину? Форменное уродство, ничего примечательного, совершенно ничего…». Пока крот так думал, он успел забраться уже достаточно высоко над тем местом, где в земле зияла дыра его подземного хода. С такого расстояния можно было хорошо разглядеть, как бобры испещрили лес древесными опилками, сколько тропок они проложили, таща по земле древесные ветки, как много их было там, молодых и сильных, старых и опытных бобров. Все они молча выполняли свою работу, и только изредка от кого-нибудь внизу доносилось «с дороги!». А далеко-далеко, туда, где заканчивался лес, и начиналось бескрайнее поле, за самый горизонт убегал маленький ручеёк по руслу, которое было ему очень велико. Всего этого крот не видел, так как зрение у него было плохое, а стёкла в очках исцарапаны пылью. И всё же он чувствовал по шумному дыханию сотен уставших носов где-то внизу, что работа над плотиной кипела нешуточная.

Неожиданно сопение смолкло, откуда-то сверху раздался пронзительный возглас: «Перерыв!», и сотни бобриных лап затоптались на месте, работники побросали на землю свою ношу, перестали грызть древесные стволы, остановили строительство и стали разворачивать корзины со съестными припасами. Монотонное сопение сменилось дружным причмокиванием. Бобры ещё тяжело дышали, но на мордах у них отображалось большое удовлетворение от проделанной работы и вкусной пищи.

«Уселись есть, – подумал крот. – А чавкают-то ещё противнее, чем сопят!». И он продолжил свой путь наверх. Но у самой вершины, когда он уже готов был ступить на верхний ярус плотины, путь ему преградили два огромных бобра.

– Стой! Сюда нельзя! Здесь начальство.

Крот не стал перечить этим господам и благоразумно попятился назад. Отступив на пару шажков, он присел неподалёку от самого края стены и вгляделся вдаль. «Всё тот же жалкий ручеёк, – пробормотал он, – разве что видно чуть дальше». Но ухо его было очень чутким, оно уловило звук, которого никогда доселе не знало. «Что это? – изумлённо подумал крот, – мягкий, шелестящий, прохладный звук, – приводил он на память когда-то давно слышанные им слова, – плеск волны?» – изумлённо пролепетал он и обернулся. О другой край плотины, действительно, бились волны. С того края вид открывался изумительнейший: широкая, синяя, как само небо, река раскинулась по лесу, подтопив кое-где деревья, в серебристой воде играли блестящие рыбки, а над волнами летали, пронзительно вскрикивая белые чайки.

– Да… – протянул голос, который только что сказал кроту «стой», – с того края вид то, что надо.

В этот момент крот вспомнил, что у него открыт рот. Он слегка вздрогнул, ссутулился и сделал вид, что смотрит совсем в другую сторону. Бобры переглянулись с довольной усмешкой на мордах. В них всколыхнулась гордость за творение собратьев.

– Такого вида в Зелёном Лесу нигде больше не отыскать, – протянул один.

– Это верно, – согласился второй.

«Горделивые наглецы», – шепнул крот себе под нос.

В эту минуту бобры прервали созерцание чудесного вида и быстро развернулись в сторону лестницы, по которой наверх поднимался какой-то зверь. Они заметили его издалека, так как шкура зверя не была бурой, как у всех остальных бобров, и её было хорошо видно на древесном фоне.

– Опять этот рыжий? – толкнул один бобёр другого в бок.

– Он самый. Приказано его больше не пускать.

Бобры спустились по лестнице вниз и преградили дорогу лису. Тот в свою очередь попытался сделать вид, что не заметил их. Он быстро поднимался по лестнице, опустив морду вниз, будто считая ступени, а когда уткнулся носом в стену из бобриных животов, извинился как бы мимоходом и попытался продолжить свой путь вперёд.

– Стой. Не велено тебя больше пускать.

– Простите, простите! – встрепенулся лис, – Вы, верно, меня с кем-то путаете. Гилберт! – представился он и протянул лапу одному из бобров. Тот не взял её, тогда лис попытался проделать то же самое с другим, но и второй был непреклонен.

– Виделись! Забыл? – угрожающим тоном произнесли бобры и встали друг к другу ещё теснее.

Лис то и дело пытался заглянуть через их спины, но бобры тщательно пресекали эти попытки.

Когда в стороне лис заметил крота, он поёжился, а затем стал ещё старательнее вставать на носочки и подпрыгивать, чтобы заглянуть через плечи бобров. Крот повернулся в ту сторону, куда так жаждал попасть лис. Там, у края плотины, за большим, богато накрытым столом, сидел бобёр и уплетал за обе щеки разнообразные кушанья. На шее у него была повязана белейшая накрахмаленная салфетка, на которую капали капли и сыпались крошки, когда он жадно вгрызался в богатое угощение. Бобёр обладал небольшим ростом и очень большим животом. Он был так увлечён едой, что не замечал ничего другого вокруг себя. Он только ел, поминутно отрывая взгляд от столаи переводя его на реку, и тихонько с придыханием произносил: «Какой вид!».

Метания лиса стали такими явственными, что бобры-охранники уже собрались удалить его вручную. Они схватили его под лапы и начали раскачивать, но в этот момент лис закричал и запричитал: «Господин Зельден! Господин Зельден! Не дайте вашим громилам меня выкинуть! Что же это делается?! Ай-яй-яй!».

В этот момент господин Зельден как раз допивал последний стакан божественного виноградного напитка и услаждал свой слух криками чаек и плеском волн. Глаза его были слегка прикрыты от удовольствия, поэтому, когда внезапный возглас лиса заставил его открыть их, господин Зельден выказал крайнее неудовольствие.

– Ну что ещё там? – прикрикнул он на бобров-охранников. – Неужели нельзя избавить меня от посетителей хотя бы на время еды?

– Господин Зельден, – отчаянно вопил лис, отпихиваясь от бобров, – это не посетитель! Это я! Ваш верный друг – лис Гилберт!

При звуке этих слов бобёр закатил глаза и разочарованно вздохнул. «Этот просто так не отвяжется», – подумал он и махнул лапой в знак того, что незваного гостя можно было подпустить к нему.

Лис довольно оправил пиджак и отряхнул штаны, приосанился, горделиво задрав нос, намеренно медленно прошествовал мимо бобров и направился к самому хозяину плотины.

– Я знал, я был уверен, что вы не оставите без внимания того, кто помог вам приобрести столь чудесный участок земли у реки, – самодовольно, но всё ещё подрагивающим голосом пролепетал лис.

– Ты как всегда во время, – не скрывая иронии, проговорил бобёр, – как раз к накрытому столу.

– Спасибо, спасибо, – лис сделал вид, что не заметил насмешки в его словах. – Я знал, что вы щедры в своей благодарности со всеми, особенно с теми, кто…

– Ну, выкладывай, чего пришёл? Поесть? Садись.

– Я забежал проведать, как дела на стройке, и вижу, что плотина грандиозна. Только вам под силу было спланировать и соорудить такое! Поэтому я и…

– Садись. Ешь, пей, только избавь меня от твоей болтовни хотя бы сегодня. – Оборвал его бобёр и повернулся мордой к реке.

– Ну если вы так любезны, что предлагаете мне разделить с вами этот чудесный ужин, – привычно начал рассыпаться в любезностях лис, но не докончил фразы, потому что уж очень он был голоден. Дела его в последнее время совсем не ладились, а потому в желудке было пусто. Он с жадностью набросился на угощение, надеясь, что бобёр не видит, с какой скоростью и как неприкрыто жадно он их поглощает. На какое-то время воцарилась тишина. Слышно было лишь, как лис жевал и как кричали чайки.

«Один пресквернейший обжора, – думал крот, – второй – несноснейший и лицемерный плут». Он покачал головой и проводил взглядом чайку, которая пролетела совсем близко от него. «И неужели он теперь сюда только лишь за едой? Видно, дела его, действительно пошли насмарку». Подумав так, крот ухмыльнулся и начал чуть слышно посмеиваться.

– Эй, ты! Уходи-ка отсюда. А то и тебе понадобится поживиться за чужой счёт. А нам перепадёт за плохую работу!

Один из бобров уже направился к нему, но крот не стал дожидаться своей очереди. Он ясно дал им понять, что собрался уходить. В последний раз он обернулся и посмотрел на них, когда уже стоял в самом низу лестницы, ведущей на верхний ярус плотины. «Тюфяки…» пробормотал он. «Гадкий тип», – переглянулись меж собою бобры.

Кроту же предстоял ещё достаточно долгий путь вниз, меж сидевших тут и там на лестницах бобров, жующих и довольно поглядывающих на творение своих лап. Они совсем не замечали крота, так были увлечены едой. Кроту казалось, что он невидимка. Обычно любой зверь тут же подмечал его и стремился либо прогнать, либо исчезнуть сам, а тут – тут он был, словно пустым местом. Он и не знал огорчаться этому или радоваться.

Этот день не понравился никому, кроме бобров. Ни кроту, который снова разочаровался в том, что увидел на поверхности, ни лису, дела которого совсем покатились под гору, ни медведю, который всё ещё не получил желаемого. И только одной маленькой мышке было невыразимо хорошо в этот день сидеть на берегу речки, слушать песни ветра в камышовых зарослях и смотреть на закатное солнце.