Хоровод времен. Всегласность

Бальмонт Константин

ПЛЯСКА ЗНОЯ

 

 

ОН

Хотя он похож на Огонь, он незрим.

Он был, когда не было жалобы:—«Было».

Века перед ним—как молитвенный дым.

А Солнце и Звезды и Месяц — кадила.

Он смотрит в сердца замолчавших людей,

Где страшные вдруг восстают вереницы.

В зрачках он у тигров, в улыбках детей,

И в малом он горле распевшейся птицы.

 

МЕСТО МОЕ

Место мое — на пороге мгновенья,

Дело мое — беспрерывное пенье,

Сердце мое — из огня,

Люди, любите меня.

Счастье мое — в светловзорной измене,

Сказка моя — и в глубинах, и в пене,

Голос мой манит, звеня,

Звезды, любите меня.

 

ПО-МОРСКОМУ

В Море, с Морем, по-морскому,

Только грому помолясь,

Я баюкаю истому,

Радость знать перунный час.

Было, будет только это,

Радость лета и весны,

Брызги взрывчатого света

С бурно-взрытой вышины.

Радость молний преломленных,

Пир стозвонных павших плит,

Алый храм в морях бездонных,

И в пожаре — Световит.

 

МИНУТКА

Дать,

Взять,

Угадать.

То как друг,

А то как гать.

Вечно дева,

Вечно мать,

Звук напева,

Луч мечты,

Крылья молний,

Это ты.

 

ATOM

Атом — Ангел, вспышка в Море,

Человека не хочу,

Я огонь в немом узоре,

Лучший возглас в разговоре,

В мире битв — молюсь мечу.

Дай мне вечность — опрокину,

Я семь я, и каждый — я,

Не хочу входить в картину

Как черта, и, вольный, стыну,

Но моя мечта — моя.

 

ОТ АТОМА

От атома — до человека,

От человека — до богов,

И в долгий век Мельхиседека

От звона мигов и часов.

От неподвижности — в самумы

Взметенно-зоркой быстроты,

От тиши — в грохоты и шумы,

В разломы цельной красоты.

Да будет. Это все приемлю.

Отец мой — Ум, и Воля — мать,

Но я слепил из точек землю,

Чтоб снова точки разметать.

 

АТОМЫ ВРЕМЕНИ

     Мы в извивных

     Вспевах взрывных,

Мы втекаем в Да и Нет.

     Мы в Безликом

     Лик за ликом,

Иней звуков, прах примет.

     Мы свеченье,

     Зыбь теченья

В Океане мировом.

     Дрожь в намеке,

     Малость, строки,

Буквы в рунах, песнь в немом.

     Мы забытость,

     Глянцевитость

Всеокружного жерла.

     Миг живем мы,

     Но поем мы,

И звучат колокола.

     Мы снежинки,

     Паутинки,

В капле влаги — миллион.

     Он рыдает,

     Не считает,

Но творим мы Небосклон.

     Он смеется,

     В тайнах вьется,

Все же знаем мы, кто Он.

     В лик — от лика,

     В песнь — от крика,

В хороводности Времен.

 

НАЧЕРТАНИЯ

Круговой полет планет,

Их сплетенья в темноте,

Полосой идущий свет

Метеоров и комет,

Ужасающих примет

В говорящей пустоте.

Это все — мои черты,

Начертанья вещих рун,

Это — я, и это — ты,

Чтоб над бездной пустоты

Были звездные цветы

В нескончаемости струн.

 

ОГНЕННАЯ ЖАТВА

Клокочет огненное море,

Горят зловещие румянцы,

На Солнце рушатся в просторе

Вскипанья чувств, протуберанцы.

Что в Солнце в этот миг боролось?

Узнать ли нам, теням пожара!

Но в нем горел гигантский колос,

Свершилась жатвенная чара.

 

СУХОЙ ПЕРУН

Сухой туман, когда цветенье нив

Проклятье дней, хлебов плохой налив

У нив зарницы даже — на счету,

Сухой Перун — сжигает рожь в цвету.

Сухой Перун — роняет в травы ржу,

И чахнет цвет, что радовал межу

Перун желает молний  из зарниц,

Небесных — должен он пьянить девиц.

 

ПОЛОНЯННИК

— Почему ты, дух свирельный,

Вечно носишься, кружишься,

Ни на миг не отдохнешь?

На качели ты метельной,

Вправо, влево, к дали мчишься

— Я — плененный.— Это что ж?

— Надо мной обряд крещенья

До святою завершенья

Не был доведен.

Потому что поп был пьяный

Был он рваный и румяный,

Опрокинул свечи он.

Разукрасил крест цветами,

Говорит: «Веселье с нами

Благовестье бытия».

И вина он налил в воду:

«Это душам даст погоду».

А погода, это — я.

— Что же дальше?— Я влюбленный,

Дрожью звуков полоненный,

В брызгах, в прихотях Огня.

Раб себя, страстей свободных,

Полонянник Чернородных,

Носят Дьяволы меня

Посижу — и вдруг соскучусь,

Погляжу — совсем измучусь.

Где я? Что я? Запою.

Все по новому о старом.

Все бы дальше, все бы к чарам,

Вею, рею, вею, вью.

 

МАК

     Кто маки cpывает,

     Тот гром вызывает,

В Брабанте сказали мне так.

     И вот почему я

     Весь вздрогну, ликуя,

Дрожу, заприметивши мак.

 

ДВЕ РЕЧИ

Есть обиходная речь,

Это — слова,

Которыми жизнь в ежедневном теченьи жива.

А для единственных встреч

Двух озарившихся душ, или тел,

Есть и другая, напевная речь.

Ветер ее нам однажды пропел,

Видя в лесу,

Между трав,

Как в просветленности нежных забав

Любовь целовала красу,

Ветер ее прихотливо пропел,

И закружился, и прочь улетел.

В этот же час

Сад был от яблонь влюбляюще-бел,

И по Земле, в отдаленный предел

Сказка любви понеслась,

В трепете белых, и всяких цветков,

В пении птиц, и люден, и громов.

 

СТРЕЛА

Говорят — полюби человеков.

Хорошо. Только как же мне быть?

Ведь родителей должно мне чтить и любить?

Кто ж древнее — Атлантов, Ацтеков,

Ассириян, Халдеев, Варягов, Славян?

Коль закон — так закон. Нам он дан

Человеков люблю  в ипостаси их древней,

Глаза были ярче у них, и речи напевней,

В их голосе слышался говор морей,

Луной серебрились их струны,

О богах и героях вещали им руны,

И клинопись им возвещала о мощи великих царей.

Но руны, и клинопись — стрелы,

Острия,

Бьющего метко, копья.

Уходите же вы, что в желаниях бледных не смелы,

Человеки, в свои удалитесь пределы.

Лук дрожит. Догони их, вестунья моя.

 

ПЕРЕВАЛ

Справа — горы, слева — горы,

Справа, снизу, там узоры

Задремавших сел.

Слева  кручи, слева  тучи,

Слева слышен зов певучий,

То прорвался ключ гремучий,

И завел,

Мысль повел он по извивам,

В беге срывном и счастливом

Пляшет он по склонам скал,

Вот запал,

Вот юркнул,

В царстве камня потонул,

Снова, ящерицей, глянул,

Залукавил, промелькнул,

Снова скрытности оставил,

Вырос, поднял целый гул,

Закурчавил

Гребни скал,

И от сел,

Миновавши перевал,

Влево — влево он ушел,

И рокочет, не устал,

И от выси в самый дол

Свеже-брызжущую влагу лентой

                    светлою провел.

 

НЕБЕСНЫЙ БЫК

На золотых poгаx

Небесною быка,

В снежистых облаках,

Где вечная река,—

В лазури высоты,

Слились живым венком

Багряные цветы

Над сумрачным быком.

Возрадовался бык,

Возликовал, стеня,

Любить он не привык

Без громкого огня.

Он гулко возопил,

И прокатился гром,

Как будто омут сил

Взыграл своим жерлом.

Прорвались облака,

Небесный глянул луч,

Три сотни для быка

Коров стоят вокруг.

И в празднике огня

До каждой есть прыжок,

И каждая, стеня,

Любовный знает срок.

И сладостен разрыв

От острия любви,

И много влажных нив

В заоблачной крови.

А к вечеру вдали

Зажглась в выси звезда.

И на ночлег пошли

Небесные стада.

 

ВЕДОГОНЬ

У каждого есть ведогонь.

Когда ты заснешь, он встает,

В крылах его дышит полет,

Осмотрится, дунет, идет,

Окреп, улетает, не тронь.

Он волен, когда мы во сне.

И разный нам видится сон.

Вот птица, лазурь, небосклон,

Не мы это видим, а он,

И тонем мы с ним в вышине.

Вот ветер бежит по цветам.

Красивый с красивой, их два,

Бессмертная сказка жива.

Целует. И дышит трава.

Заснувшим так сладко устам.

Вот ссора, чудовищный вид.

С ножом ведогони, беда,

Открылась и льется руда,

Ты спишь, ты уснул навсегда.

Смотри. Ведогонь твой убит.

 

ЕДИНО-РАЗНЫЙ

Мы вносимы

В светы, в дымы,

Мы крутимы

Без конца.

В светозарный

Гром ударный,

В мрак сердец и в свет лица.

Но покуда

Есть Иуда,

Есть и чудо

Для людей.

Светлый мститель,

Искупитель

Омрачающих страстей.

И покуда

Нам отсюда

Изумруда

Светит свет,

Мчит нас белый

Бог — в пределы

Красных солнц и всех планет.

 

СЕМЬ

Из дыханья — камень красный,

Из воздушного — ужасный

По громоздкости бесстрастной.

А из камня, из забвенья,

Из земли, отяжеленья —

Изумрудное растенье.

Из растенья, из ночлега

Тайно-жаркого побега —

Зверь, взглянуть — так это нега.

А из зверя, встал из зверя,—

То богатство, иль потеря,—

Человек, всебожность меря.

Из него, из человека,—

То силач, или калека, —

Бог растет в века из века.

Бог встает, за богом боги,

Бесконечные дороги,

Многи мраки, звезды многи.

Это — шесть, но семь — священно,

Выше бога, неизменно,

Что на Вечном — в миге пенно.

 

ВСЕБОЖИЕ

В водах есть рыбы,— и боги есть рыб.

В воздухе птицы,— есть боги крылаты.

В травах свернулась змея вперегиб, —

Вещий есть Змей, бог любви, хоть проклятый.

Боги лесные — как волки глядят,

Боги ночные — как враны.

Боги дневные — как солнечный взгляд,

Боги бесчасья — слепые туманы.

Люди всегда о богах говорят,

Им отдают все несчетные страны.

Сами богами над Миром мы здесь

Будем,— он наш будет весь!

 

ВЫЗОВ

Бряцать на кимвалах — умерших религий,

Вериги носить — отошедших веков,

И вечно быть в букве, и вечно быть в книге,—

Довольно. Я в бунте. Довольно оков.

Я только оставлю, там в сердце лелея,

Зелено-Перистого Змея себе,

Волшебного Фея, цветистого Змея,—

И вызов бросаю Судьбе!

 

ПЕСНИ БЕСОВСКИЕ

Песни бесовские, песни приязные,

Мысли мирские, плесканья, плясания,

Были вы прокляты, звезды алмазные,

Подслеповатость гнала вас в изгнание!

Гнали вас, пляски Весны хороводные,

Вот и загнали в леса изумрудные,

Любо скликаться вам, птицы свободные,

Сколь вы прелестные, сколь многочудные!

 

ДЖЕЛАЛЬЭДДИН РУМИ

Тот, кто знает силу пляски,

В том, как в вихре, светит Бог,

Ибо смерть он знает в ласке

Алла — гу!

В дальнем, в близком, в вышнем, в низком,

В миге Вечность, в буре вздох,

Знает он любви смертельность.

Алла — гу!

1907 Золотой Сентябрь. Зеленый Океан

Soulac-sur-Mer

Villa Ave Maria