БАЮ
Я только знал, в те дни, в те дни единственные,
Когда был юн, я знал лишь звоны струн,
Лишь орлий крик, огни, и сны таинственные,
Поцеловать, и вбросить в девять лун.
Найдя цветок, сорвать его с медлительностью,
Чтоб взять слегка с цветка цветочный сок,
И вдруг уйти, пленивши ослепительностью,
Чтоб жил в другом намек, всегда намек
И в чем была та сила-чаровательница,
Что мне дала такой изведать путь?
Не знаю, нет Привет тебе, ласкательница,
Ты пела мне. Заставь их всех уснуть
Баюкал я своими колыбельностями,
Качал мечту, качели хороши
Из грёзы — жизнь, с обрывками и с цельностями,
«Баю» любви, к душе «баю» души.
ЭТО БЫЛО
…Это было, это было, и не будет вновь,
Потому что только Сила говорит: «Мой час готовь!»
Потому что даже дети — детства лишены,
И в войну играют в детской, слыша резкий свист
Войны.
Все, что было затаенно, выявилось вдруг,
Гнойность злоб, обид, и гнета, расширяющийся круг.
Там, вовне, готовят пушки, шепчется лиддит,
Здесь, под тенью перекладин пляшет пляску
динамит.
Обезумевшие братья — злейшие враги.
Револьвер, кинжал, и петля. Мсти за месть. И грабь.
И жги.
О, безумны те, что шутят силою Огня.
Бойтесь жизни больше казни, раз убийство шутка дня.
Подождите! Бой неравен. Пресеките нить.
Лучше быть сто раз убитым, чем хоть раз один
убить.
Подождите! Претерпите пытку до конца.
Я клянусь вам, будет праздник Озаренного Лица.
Но в то время как я спорю с вихрями времен,
От расстрелов и пожаров стал весь красный
небосклон.
И в то время как на ниве в маках вся межа,
Мальчик мой принес из детской два блестящие ножа.
ПЕСНЯ ОРЛИНАЯ
Я долго медлил и внимал
Напевам вышнего орла.
Луна была как бы опал,
Лик Солнца был воздушно-ал,
Как будто кровью истекал,
И кровь уж бледною была.
То не был день. Ни день, ни ночь.
Я был на бархатном лугу.
О, пой орел! Пророчь, пророчь!
Пропой: Все было так точь в точь,
В века умчавшиеся прочь,
На Сумерийском берегу.
На многобожном берегу,
В затоне стран, в реке времен,
Где враг был волчьи рад врагу,
И пел кроваво: «Все могу!»
И кедры высей гнул в дугу,
Чтоб был отстроен Вавилон.
Смотри, орел, мы тоже здесь
Воздвигли тридцать этажей.
Мы Шар Земной сковали весь,
У вышних туч мы сбили спесь,
Над Шаром шар пустили днесь,
Превыше свиста всех стрижей.
Смотри, достигнем и тебя,
Орел певучий и седой.
Воздушный флот идет, губя
Тех, кто в лелеяньи себя
Слабее нас. Гляди: дробя,
Мы взрыв бросаем золотой.
Кто смел восстать на наше Мы,
И наше обмежить Хочу?
Внизу там были воинств тьмы,
Но мы прошли быстрей Чумы,
Из нашей облачной сумы
Им выслав пламя — саранчу.
Над Шаром — шар. Весь Шар земной
Единой Воле подчинен.
Еще немного, и с Луной
Мы многоцветной пеленой
Сплетемся в шар один, двойной,
И дальше, в Звездный Небосклон!
Так пел я, клекоту внемля,
Что раздавался с высоты.
Вдруг, словно якорь с корабля,
Орел упал. И вольно, для
Полет, парит — и где Земля!
Я с ним.— Ну, что же, видишь ты?
Я видел. Чем я дальше плыл,
Тем больше таял круг Земли,
Земля была среди светил
Как бы кадило меж кадил,
Меж точек точка, свет могил,
Земные Чары все ушли.
Но, удаляясь от Земли,
Я не приблизился к Луне,
И Звезды Неба шли и шли,
Звезда к звезде, стада вдали,
В снежисто-блещущей пыли,
В недосягаемом Огне.
И вдруг я вскрикнул в звездной мгле,
И вдруг упал орел седой.
Я был в воздушном корабле,—
Лежу разбитый на Земле.
Орлиный дух познав в Орле,
Кому ж скажу я: «Песню спой!»
КОМЕТА
По яйцевидному пути
Летит могучая комета.
О чем хлопочет пляской света?
Что нужно в мире ей найти?
Рисует вытянутый круг,
Свершает эллипс трехгодичный,
И вновь придет стезей обычной,
Но опрокинется на Юг.
Она встает уж много лет,
Свой путь уклончивый проводит,
Из неизвестного приходит,
И вновь ее надолго нет.
Как слабый лик туманных звезд,
Она в начале появленья —
Всего лишь дымное виденье,
В ней нет ядра, чуть тлеет хвост.
Но ближе к Солнцу,— и не та,
Уж лик горит, уж свет не дробен,
И миллионы верст способен
Тянуться грозный след хвоста.
Густеет яркое ядро,
И уменьшается орбита,
Комета светится сердито,
Сплошной пожар — ее нутро.
Сопротивляется эфир
Ее крылатости в пространстве,
Но Солнце в огненном убранстве
К себе зовет ее на пир.
К себе зовет ее, прядет
Вселенски-светлые дороги,
И луны, в страсти — крутороги,
Ведут венчальный хоровод.
Верховная пылает даль,
Все уменьшается орбита.
В Жар-Птицу Ночи — воля влита
Все уже скручивать спираль.
Пол-Неба обнял рдяный хвост,
Еще пронзенья и червонца,
И взрывность рухнется на Солнце,
Средь ужасающихся звезд.
1908. Ночи Зимние
Беркендаль