1

La luna llena… Полная луна…

Иньес, бледна, целует, как гитана.

Те ато… ато… Снова тишина…

Но мрачен взор упорный Дон Жуана.

Слова солгут,— для мысли нет обмана,—

Любовь людей,— она ему смешна.

Он видел все, он понял слишком рано

Значение мечтательного сна.

Переходя от женщины продажной

К монахине, безгрешной, как мечта,

Стремясь к тому, в чем дышит красота,

Ища улыбки глаз бездонно-влажной,

Он видел сон земли, не сон небес,

И жар души испытанной исчез.

 

2

Он будет мстить. С бесстрашием пирата

Он будет плыть среди бесплодных вод.

Ни родины, ни матери, ни брата,

Над ним навис враждебный небосвод.

Земная жизнь — постылый ряд забот,

Любовь — цветок, лишенный аромата.

О, лишь бы плыть — куда-нибудь—вперед,—

К развенчанным святыням нет возврата.

Он будет мстить. И тысячи сердец

Поработит дыханием отравы.

Взамен мечты он хочет мрачной славы.

И женщины сплетут ему венец,

Теряя все за сладкий миг обмана,

В проклятьях восхваляя Дон Жуана.

 

3

Что ж, Дон Люис? Вопрос—совсем нетрудный.

Один удар его навек решит.

Мы связаны враждою обоюдной.

Ты честный муж,— не так ли? Я бандит?

Где блещет шпага, там язык молчит.

Вперед! Вот так! Прекрасно! Выпад чудный!

А Дон Люис! Ты падаешь? Убит,

In расе requiescat. Безрассудный!

Забыл, что Дон Жуан неуязвим!

Быть может, самым Адом я храним,

Чтоб стать для всех примером лютой казни?

Готов служить. Не этим, так другим.

И мне ли быть доступным для боязни,

Когда я жаждой мести одержим!

 

4

Сгущался вечер. Запад угасал.

Взошла луна за темным океаном.

Опять кругом гремел стозвучный вал,

Как шум грозы, летящей по курганам.

Я вспомнил степь. Я вижу за туманом

Усадьбу, сад, нарядный бальный зал,

Где тем же сладко-чувственным обманом

Я взоры Русских женщин зажигал.

На зов любви к красавице-княгине

Вошел я тихо-тихо, точно вор.

Она ждала. И ждет меня доныне.

Но ночь еще хранила свой убор,

А я летел, как мчится смерч в пустыне,

Сквозь степь я гнал коня во весь опор.

 

5

Промчались дни желанья светлой славы,

Желанья быть среди полубогов.

Я полюбил жестокие забавы,

Полеты акробатов, бой быков,

Зверинцы, где свиваются удавы,

И девственность, вводимую в альков—

На путь неописуемых видений,

Блаженно-извращенных наслаждений.

Я полюбил пленяющий разврат

С его неутоляющей усладой,

С его пренебреженьем всех преград,

С его—ему лишь свойственной—отрадой.

Со всех цветов сбирая аромат,

Люблю я жгучий зной сменить прохладой,

И, взяв свое в любви с чужой женой,

Встречать ее улыбкой ледяной.

И вдруг опять в моей душе проглянет

Какой-то сон, какой-то свет иной,

И образ мой пред женщиной предстанет

Окутанным печалью неземной.

И вновь ее он как-то сладко ранит,

И, вновь — раба, она пойдет за мной.

И поспешит отдаться наслажденью

Восторженной и гаснущею тенью.

Любовь и смерть, блаженство и печаль

Во мне живут красивым сочетаньем,

Я всех маню, как тонущая даль,

Уклончивым и тонким очертаньем,

Блистательно убийственным, как сталь,

С ее немым змеиным трепетаньем.

Я весь — огонь, и холод, и обман,

Я — радугой пронизанный туман.